– Опустить гранатометы, это ни к чему! – негромко приказал он, когда окончательно уверился, что слух его не подвел: в сторону ручья по узкому горлышку небольшой балки, со всех сторон поросшей молодым лесом, неспешно катил агрегат с бензиновым двигателем.
– Пильщики… – невольно подумал Лечо и улыбнулся, когда представил едущих на стареньком «ЗИЛе» местных лесорубов. – Что ж, хорошо, можно будет попытаться узнать что-нибудь полезное. Да и так… – Лечо не закончил свою мысль, ибо не мог признаться даже самому себе, что ему просто хочется побряцать оружием, покрасоваться перед этими «бабами», прячущимися под паранджой собственных жен.
Того, что среди добропорядочных чеченцев может оказаться пособник русских оккупантов, Лечо не боялся. Даже если и так? Что с того? Пока предатель или предатели смогут передать сведения о его отряде русским, пройдет много времени. Не кинутся же они сразу на глазах у всех докладывать своим хозяевам? Конечно, нет, побоятся. И кого побоятся? Его, Лечо. Его и таких же, как он, борцов за веру и свободу Ичкерии.
Меж тем грузовик, выкатив в каменистое русло ручья, сбавил скорость, запрыгал по камням, подбираясь все ближе к текущей посредине сухого русла наполненной водой протоке. Чтобы видеть происходящее, Лечо подобрался поближе к берегу, раздвинув куст, осторожно выглянул и тут же отпрянул назад: по руслу, почти не выбирая дороги, ползла армейская водовозка.
– Тихо! – Лечо повернулся к своим моджахедам и накрыл рот ладонью. Почти в тот же момент грузовик скрипнул тормозами и остановился. Все еще не понимая, что здесь может делать русская машина, Лечо махнул рукой: – Занять позиции! – И сам, распластавшись на земле, пополз к краю речного берега.
А русские, теперь Лечо уже видел, что их всего двое, беззаботно вышли из автомашины и подошли к урезу воды. Правда, у одного в руке был автомат, но что он значил против отряда Бакриева и внезапности нападения? Ничего, пшик. Лечо улыбнулся, а тот, который с автоматом, нагнулся и попробовал рукой холодную, слегка мутноватую воду. Второй же без раздумья скинул ремень и начал расстегивать стягивающий брюки ремень.
– Да эти твари сюда купаться приехали! – внезапно осенило все еще ждавшего какого-то подвоха главаря рассыпавшейся по речному берегу банды. – Так чего же мы медлим?
Брючный ремень бойца еще не был окончательно расстегнут, когда безмятежную тишину леса прорезала отрывистая автоматная очередь. Следом за ней ударили еще несколько коротких и длинных очередей. Склонившийся к воде офицер дернулся, взмахнул руками, начиная подниматься, но, так и не успев распрямиться, качнулся вперед и ткнулся окровавленным лицом в речную гладь. Поскольку почти все моджахеды целили в державшего оружие лейтенанта, у водителя машины еще оставался хоть какой-то шанс уцелеть. Он бросился к машине, где лежал его ствол, споткнулся, оказался за небольшим гребнем, снова вскочил и, наконец-то получив в спину сразу три пули, повалился под переднее колесо своего автомобиля.
– Прекратить огонь! – не видя цели, потребовал Лечо. Цекнула последняя очередь, щелкнул одинокий выстрел, и наступила тишина.
– Махамед, видео! Вы двое – за мной! – воодушевившись легкой победой, Лечо поспешно отдавал приказы. – Сосламбек, Дага, наблюдать! Остальные в лес. Не стоять!
Всем своим видом выражая мужественную решительность, Лечо широко зашагал в сторону уничтоженных иноверцев. Но идти широким, мужественным шагом по выворачивающимся из-под ног камням оказалось не так-то просто. В конце концов, чтобы не семенить, Лечо был вынужден перейти на легкий бег. Упавшего офицера он не опасался. Вокруг него было столько оранжево-розовой мути, что можно было не сомневаться, что он мертв; а вот второй пока оказывался вне поля зрения Бакриева. И хотя он был совершенно уверен, что до кабины с оружием тот не добрался, все же искорки страха заставляли нервно сжимать и отпускать касающийся спускового крючка палец. Вдруг у русского в карманах куртки лежит случайным образом оказавшаяся там граната?
Но опасения, терзавшие Лечо, оказались напрасны. Светло-русый парень лежал под колесом машины, не сдвинувшись после своего падения ни на сантиметр. Он был мертв.
– Готов! – с уверенностью заключил Лечо и сам, не дожидаясь помощи от бежавших сзади и тревожно озирающихся по сторонам подчиненных, потащил убитого назад к реке.
– Снимай! – приказал он стоявшему с видеокамерой наготове Махамеду. Тот шагнул чуть в сторону, выбирая лучший ракурс, и включил видеосъемку.
– Готово! – радостно возвестил Махамед. – Заснял.
– А так? – весело предложил все сильнее и сильнее входящий в раж Лечо. Он подбежал к телу убитого солдата, подхватил его под мышки, приподнял, удерживая на весу, прижал к груди, вытащил из разгрузки нож, опустил на лицо маску.
– Снимай! – крик-приказ, и острое лезвие заскользило по безвольно откинутой шее.
Лечо засмеялся, отбросил от себя труп с располосованным окровавленным горлом, продолжая смеяться, встал на грудь убитого ногой, нагнулся, точным уверенным движением вогнал острие клинка между позвонками, сильно нажал, слыша и чувствуя, как потрескивают расползающиеся хрящи, чуть повернул лезвие, таким образом раздвигая и до конца отделяя позвонки друг от друга; потом повел ножом на себя, дорезая правую половину мышц шеи, и сразу же бросил острие в обратную сторону, теперь уже перерезая шею до конца.
– Футбол? – схватив голову за короткие волосы и едва удерживая ее в руках, Лечо расхохотался. Затем, видимо, устав держать и боясь, что просто уронит, кинул ее себе под ноги и смачно приложился носком ботинка. Голова крутанулась и, отлетев на каких-то полтора метра, застыла в неподвижности.
– Уходим! – Лечо сплюнул себе под ноги.
Кайф схлынул, и в душу невольно стал заползать запоздалый холодок страха – до ближайшего блокпоста было совсем недалеко, там не могли не слышать выстрелы. И кто знает, возможно, сюда уже едет бронегруппа. Собственно, самой бронегруппы Лечо не слишком-то и боялся – подъезд к реке пролегал по заросшей лесом балке, и у его воинов было чем ее встретить. Но ведь русские, напоровшись на засаду, могли успеть вызвать артиллерию или, того хуже, авиацию. И тогда отход становился проблематичным. А в этой жизни Лечо больше всего боялся именно авиации. Однажды он видел, как обрабатывали склон «Су-25», слышал разрывы, видел взлетающие вверх перекрытия подземных убежищ. И оказаться под огнем вражеских бомб и снарядов ему не хотелось ни в коей мере.
– Уходим! – поторопил он своих людей, чувствуя, как судорожно начинают дрожать его колени. – Все, на базу! В лагерь, на отдых! Никаких больше действий! Уходим!
Дальнейшее продвижение группы больше напоминало драп. Лечо гнал и гнал своих боевиков, стремясь как можно быстрее уйти от места только что совершенного «деяния».
Старший прапорщик Ефимов
Привычка фешника выдавливать из себя сведения буквально по каплям меня бесила. Мы уже вышли на финишную прямую, когда он, остановив группу, сообщил мне точные координаты базы. Оказалось, что изначально указанная им точка находится значительно восточнее от только что сообщенной – ошибся или сделал специально? Я спрашивать не стал. Он, похоже, тоже не горел желанием вести продолжительные беседы и потому поспешил вернуться на свое место в боевом порядке, а я шагнул к присевшему за кустом Тушину.
– Чи. – Он повернулся ко мне лицом. – Старшего тройки ко мне.
Пулеметчик кивнул и поспешил передать команду дальше.
– Саша, смотри! – Я расстелил перед присевшим на корточки Прищепой карту. – Нам вот сюда.
– А разве… – Его рука потянулась к точке на карте, определенной ему ранее.
– Нет, – я отрицательно покачал головой, – нам сюда. «Клиент» передумал. Мы сейчас здесь. Берешь азимут двести девяносто градусов и топаешь. Только, Саш, смотри, идешь медленно. Понял? Очень медленно. Услышишь, увидишь, заподозришь, сразу останавливай группу. Сомневаешься – зови меня. Все ясно?
– Здесь база? – Интересный вопрос он задал, самому бы знать точный ответ.
– Должна быть, действительно должна, по всем раскладам, должна быть. Вот только почему сюда, на эти квадраты, раньше БР не давали?
– Большая?
Я не захотел ему врать.
– Если есть, то да – приличная.
– И мы, что…
– Разберемся. Только иди, как никогда, осторожно. Не спеши. Понял?
– Понял.
– Давай, – и снова, в который уже раз, – не спеши. Время у нас есть.
– Я понял! – Прищепа оперся на приклад и поднялся на ноги.
Мы спустились с хребта, пересекли узкую, сильно захламленную сухостоем низину, взобрались на очередной хребет и двинулись дальше, строго придерживаясь выбранного направления.
Через полчаса я снова тормознул группу. Следовало скинуть рюкзаки с лишним имуществом и дальше проводить поиск налегке, ибо наличие «чехов» уже чувствовалось даже «невооруженным» нюхом. Впрочем, что конкретно учуяло мое подсознание, оставалось загадкой. Но чувство тревоги появилось. Возможно, оно было вызвано знаниями, полученными от фешника, а возможно, что-то приходящее из прошлого опыта подсказывало, что пора тянуться к предохранителю.
Через полчаса я снова тормознул группу. Следовало скинуть рюкзаки с лишним имуществом и дальше проводить поиск налегке, ибо наличие «чехов» уже чувствовалось даже «невооруженным» нюхом. Впрочем, что конкретно учуяло мое подсознание, оставалось загадкой. Но чувство тревоги появилось. Возможно, оно было вызвано знаниями, полученными от фешника, а возможно, что-то приходящее из прошлого опыта подсказывало, что пора тянуться к предохранителю.
– Старших троек ко мне! – шепотом потребовал я и, сняв рюкзак, уселся на него сверху.
Вскоре один за другим начали подтягиваться мои разведчики. С масками на лицах выныривая из-за деревьев, из-за расступающейся листвы кустарников, они чем-то напоминали призраков. Не было слышно ни одного звука – ни шороха листьев, ни дыхания идущих, только фигуры, как тени, да топорщащиеся за спиной горбы рейдовых рюкзаков. Наконец собрались все.
– Впереди база, поэтому сделаем так: вон там есть небольшая канава, – я показал в сторону зарослей шиповника, – в каждой тройке освобождаете один рюкзак. Выложить из него все: тряпье, жратву и складировать ночники, тротил и мины, и его – с собой. Боеприпасы в мародерники. Вынутые вещи разложить по двум другим остающимся здесь РР.
– А может, их просто на коврик выложить, а на обратном пути забрать? – предложил Довыденко, после чего остальные командиры троек глянули на него, как на сумасшедшего.
– Ты что, дурак, что ль? – шикнул в его сторону Калинин. – Хрен его знает, как мы назад пойдем! Может… времени не будет.
Мне показалось, что Калинин хотел сказать, что побежим, но потом передумал.
– Все, молчим! – остановил я готовую начаться перепалку, ибо Довыденко стал что-то бухтеть в ответ сержанту, а тот, в свою очередь – разевать рот, и пришлось его одернуть. – У кого нет мародерника, тот оставляет под второе БК рюкзак. А все вынутые шмотки уложить в один.
– Да они разве влезут? – снова встрял со своими сомнениями Эдик.
– Утолчете. А времени при отходе, возможно, действительно не будет. Пункт сбора здесь же, запасной – на месте предыдущей ночевки. Существует вероятность, что отходить придется по тройкам. Внутригрупповая связь – с первым выстрелом. В случае нашего обнаружения действовать по моим командам. Эфир не засорять, только по теме. Всем все ясно и понятно? Вопросы есть?
– «Чехов» много? – Вопрос, заданный Калининым, интересовал всех.
– Неизвестно. – Я почти не кривил душой; полученные от фешника сведения вполне могли оказаться далекими от реальности. – Сейчас самое главное – не засветиться. Если база существует, – особого акцента на слове «существует» я не делал, но то, что базы может и не быть, бойцы поняли, – то после ее обнаружения вначале будем вести наблюдение и, лишь все досконально выяснив, совершим налет. Не раньше! – Тут я сообразил, что сказать мне больше нечего. – Короче, орлы, топайте к своим тройкам, детали потом. Шмотки сюда. Начало движения… – я взглянул на часы, – через пятнадцать минут.
– Пошли, – заторопился Калинин, подталкивая Довыденко в нужном направлении.
– Пошли, – согласился с ним Эдик и, насупившись, побрел к своему тыловому дозору.
Все еще остававшийся подле меня Кудинов хмыкнул, что-то тихо сказал Прищепе, после чего тот улыбнулся, шутя ткнул снайпера кулаком в грудь и потопал в противоположную от остальных сторону. Кудинов же в ответ на тычок улыбнулся, при этом ранние морщины на его лбу на мгновение разгладились, и тоже заторопился к своей тройке. А я, проводив его взглядом, закинул за плечи рюкзак и, не застегивая грудную перемычку, приготовился идти дальше. Но прежде чем начать движение, было необходимо выйти на связь и передать «Центру» очередные липовые координаты.
Подполковник Трясунов
Обещанные Ханкалой прокуроры приземлились после обеда. «Ми-8» ненадолго завис над обозначенной дымами площадкой, подсел на траву и, пока ведомый наворачивал над ним круг, высадил своих пассажиров. После чего набрал обороты и понесся вперед и вверх.
Подполковник Трясунов, прикрыв ладонью глаза от налетающего ветра, с интересом разглядывал прилетевших. Обвешанные оружием качки, они скорее напоминали служащих какой-нибудь суперкрутой и суперсекретной конторы, а уж никак не обычных следователей военной прокуратуры. Впрочем, прилетевшие не слишком-то и пытались изображать из себя ревностных служителей слепой Фемиды.
– Подполковник Нарышев, – без обиняков представился первый из спрыгнувших.
– Подполковник Трясунов, – в свою очередь отрекомендовался командир отряда и без обиняков, чтобы сразу расставить все точки над «i», спросил: – Цель вашего визита?
Возможно, эта фраза прозвучала излишне прямолинейно и даже дерзко, но если она и показалась таковой подполковнику Нарышеву, то он сделал вид, что этого совершенно не заметил. Во всяком случае, когда начал отвечать, его голос не выражал никаких эмоций.
– Мы по делу подполковника Тарасова.
– Я так и думал. – Трясунов закинул за спину автомат (зачем он брал его с собой на площадку приземления – было непонятно). – Идемте.
После чего повернулся и пошел по тропинке, ведущей к небольшой дыре в проволочном ограждении.
– Надеюсь, вы получили указание оказывать нам максимально возможное содействие?
Спрашивая, Нарышев слегка лукавил. Ему было прекрасно известно, что не далее как двумя часами раньше в отряд поступило указание от вышестоящего командования о необходимости оказания содействия прибывающим, вплоть до выполнения отдаваемых ими приказов.
– Да, – бросил, не оборачиваясь, комбат и, уже не скрывая своей неприязни, произнес: – Все будет в лучшем виде. Кстати, стол в столовой накрыт, и если…
– Нет, – перебил его вновь прибывший подполковник, – мы только что пообедали. Приготовьте нам, пожалуйста, отдельную палатку и будьте добры заблаговременно сообщить о готовности эвакуационной колонны к выезду.
– Палатка уже приготовлена, о времени и месте эвакуации вы будете осведомлены заранее.
– И вот что еще: «Лесу» о нашем прибытии настоятельно рекомендуется не сообщать.
– А Тарасов? – задал вопрос комбат, имея в виду, каким тогда образом сообщить об их приезде ушедшему с группой подполковнику.
– Нет. Сюрприз будет, – ответил Нарышев, и его губы тронула едва заметная улыбка.
– Сюрприз так сюрприз, – не стал настаивать Трясунов, и больше за оставшиеся сто метров пути ни он, ни подполковник Нарышев, ни его спутники не произнесли ни единого слова.
А когда гости, отказавшись еще и от предложенной бани, отправились в свою палатку на отдых, подполковник Трясунов ушел к сто сорок второй и стал дожидаться очередного сеанса связи с группой старшего прапорщика Ефимова.
– Перейди на запасную, – скомандовал комбат и, услышав подтверждение от находившегося на связи Каретникова, выглянул в приоткрытую дверь кунга. Поблизости никого не было. Когда же он вновь взял в руки тангенту, запасная – секретная, частота отряда была выставлена.
– Лес – Центру, прием. – Голос комбата звучал негромко и чуть устало.
– На приеме, – тут же отозвался Каретников.
– Давай старшего, прием.
Узнавший комбата по голосу радист, естественно, не стал уточнять, для кого потребовался старший, а повернувшись лицом к возившемуся с рюкзаком Ефимову, тихонечко позвал:
– Вас комбат.
Старший прапорщик кивнул, отпустил рюкзак и, одернув нижний край горки, поспешил к позвавшему его Каретникову.
– Старший Леса – для Меркурия на приеме.
– Серега, – комбат чуть ли не впервые назвал Ефимова по имени, – у нас тут по твою душу кое-какие деятели приехали… – Тут комбат, словно опомнившись, уточнил: – Кстати, твой Турист далеко? Прием.
– В лесок отошел, – улыбнулся Ефимов. – Позвать? Прием.
– Наоборот.
– Понял. Так что насчет деятелей? Прием.
– Если коротко, приехали встречать Туриста, но сообщать ему или тебе о своем появлении запретили. Как понял? Прием.
– Понял. Мои действия?
– По мне? Что-то тут нечисто. Так что ты там поаккуратнее с Туристом, а то мало ли.
– Ваш приказ о беспрекословном подчинении отменяется? Прием.
– Нет, все в силе. Но смотри… действуй по обстановке. Как понял?
– Понял, – отозвался Ефимов.
Все сказанное комбатом походило на сказочную задачку: «Пойди туда, не знаю куда». Только здесь: «Делай так или не так, на свое усмотрение, но в случае чего я тебе никаких команд не отдавал». Так что было толку с сообщенной информации? Хотя, как говорится, за беспокойство спасибо. Только что с этого беспокойства? Хотя нет, Сергей вдруг понял, что он не прав. Трясунов не отдал никакой команды не потому, что не хотел отвечать за отданные приказы, а единственно потому, что не считал любой из своих приказов единственно верным. Сказав «действуй по обстановке», он дал ему, Ефимову, карт-бланш на принятие любого решения, которое в случае чего был готов подтвердить своим приказом.