– …Не по чину! Не по чину рот раззявили! Сперва старый хрыч все по ветру пустил, и этот бзденыш туда же! – этой более-менее внятной тираде предшествовал долгий и прочувствованный монолог боярина Федора. Мишка впервые наблюдал процесс почти мгновенного протрезвления пьяного в хлам боярина под впечатлением от полученной информации по мере ее осознания. Воистину чудодейственное просветление силой лингвистического воздействия на болевые точки в мозгу пациента. Мелькнула дурная мысль, что так, пожалуй, к его многочисленным странностям и репутации колдуна добавится еще и слава нарколога.
Вначале боярин его не признал, только глянул мельком мутными глазами из-за стола, за которым, судя по всему, почти безвылазно пребывал не первый день. Отхлебнул, выплеснув на уже обильно политую брагой бороду и рубаху немалую часть содержимого из кружки, стукнул ею по столу с живописно разбросанными по нему объедками вперемешку с черепками посуды и прорычал:
– То тов...? Ю… ать… на…хр-р…
– Сотник Младшей стражи Погорынского воеводства! – бодро гаркнул Мишка, интерпретировав вопрос (ибо из всего сказанного более-менее ясно определялось только то, что первая часть фразы именно вопрос), как: «Кто таков?». Вторую часть он предпочел не переводить, так как, судя по всему, информации она не несла, а только выражала состояние души собеседника и добрые пожелания гостю. По всей видимости, с вопросом Мишка угадал, так как последовало разрешение:
– Гри!
Ну, он и не стал себе ни в чем отказывать, отрапортовал, как есть: что ввиду чрезвычайных обстоятельств, прибыл в Слуцк в составе конно-ладейной группы, с купеческой экспедицией Никифора, примкнувшей к ним по пути следования в Туров для передачи плененного Городненского князя Всеволода Давыдовича и его супруги Агафьи Владимировны, освобожденной из рук похитителей, Главнокомандующему объединенными воинскими формированиями Туровского княжества для дальнейшей передачи по команде…
Тут-то и началось чудодейственное протрезвление боярина, ибо в его глазах, наконец, отразилось преддверие мыслительного процесса, в результате которого они заметно округлились и стали вполне явственно вылезать из орбит:
– М-м-мы……иш…ка?! – с трудом прохрипел Федор; попытался подняться из-за стола, но не преуспел, а плюхнулся на него животом. Попробовал вновь встать, но только смел часть неопознанных объедков вместе с кружкой, которая покатилась по полу с глухим стуком, и рухнул на лавку. – В… на… хр… тв…ою… бл…!
Закончилось это звукоизвержение почти осмысленным «Пври чо скзл!» Мишка повторил, постаравшись на этот раз изложить более расширенную версию истории о пленении князя и освобождении княгини с детьми. Боярин снова выдал серию малопонятных, но, несомненно, кучеряво задуманных ругательств, видимо, требовавшихся ему для разгона и тренировки, чтобы сформулировать и изложить очередной вопрос:
– Де князь?
После чего еще раз получил в ответ, что княжеская чета прибыла в Слуцк в обществе Младшей стражи и нагнавшего ее в дороге купца Никифора.
Боярин Федор, только что пьяный до изумления, так, что едва сидел, вдруг вскинулся, резко оперся руками о стол и с хэканьем, как штангист-тяжеловес, идущий на рекорд, наконец-то оторвал свою задницу от лавки. Эта попытка оказалась успешнее двух предыдущих, так что на ногах ему, хоть с трудом, но удержаться удалось.
– Ты шта-а-а?!. – каким-то чудом в этой короткой фразе уместился широчайший акустический диапазон, от низкого утробного до переходящего в ультразвук. Впрочем, дальше дело пошло веселей: нависнув всей тушей над столом, выпучив глаза и хватая ртом воздух, как вытащенная сетями глубоководная рыбина, боярин трезвел на глазах и, по мере обретения связности речи, использовал все более и более цветистые эпитеты и метафоры, чтобы сообщить Мишке все, что он думает о нем, о Корнее, всей их родне и ратнинской сотне в целом. Закончил он на патетической ноте: – Все порушили, сучьи выкидыши, мать вашу! ВСЕ! Приперлись! Да кому вы нужны? Воевода… грамота! Князь… Да какой князь?! Ты хоть понимаешь, паскудыш, куда ты влез?
Куда влез, Мишка уже понимал, а вот при чем тут дед и грамота – еще не очень. Осознание глубины задницы, в которую он угодил, пришло еще во время разговора с бронзовым Лисом, перед отплытием. Тогда его внезапно накрыло отчетливое понимание, что же не давало ему покоя все это время, заставляя беспричинно срываться то в истерику, как после известия о «гибели» Егора, то в сомнения относительно собственной компетентности, то в раздражение на отроков.
И причина-то, как на грех, самая что ни на есть обычная, но для управленца его квалификации непростительная – классическое «головокружение от успехов».
До сих пор у него получалось практически все, что он задумывал. Да, не без усилий, порой значительных; да, времени и нервов тоже уходило немало, но ведь получалось же! В четырнадцать лет – опоясанный воин, сотник Младшей стражи, приравненный к взрослым десятникам! Тут поневоле вспомнишь Аркадия Голикова с его «в шестнадцать лет полком командовал» – возгордиться впору. Вот и возгордился, и в результате влип в ту самую задницу: никакой награды нет и быть не может, и ничего, кроме проблем себе на шею, он не заработал.
Ведь знал прекрасно про опасность экстраполяции успехов, но, как порой бывает даже с самыми умными людьми, к себе, любимому, теорию не приложил; не учел, что успехи ему сопутствовали, пока он крутился в привычной среде – в Ратном и в крепости, среди людей, которые его знали. Но сейчас-то Мишка вышел за знакомые пределы не только в смысле географическом. Человеческое окружение стало другим! С князьями разговаривать – не отроками командовать! Управленец вышел за границы своей компетенции, принялся действовать на том поле, о котором пока ничего не знает и знать не может.
Первый звоночек прозвенел, пожалуй, в разговоре с княгиней: Мишка невольно оценивал ее поведение и реакции, исходя из своего знания мотиваций и реакций женщин у власти ТАМ, ничего, по сути, не зная о женщинах у власти ЗДЕСЬ. Не зная, помимо этого, мотиваций князей и тех условий, в которых они те или иные решения принимают, влез в их игру, попытался решать и оценивать, и удивлялся, что ответ не сходится. Едва не влип; хорошо, вовремя сориентировался.
Правда, после осознания прискорбного факта собственного непростительного косяка Ратникова как будто отпустило. Ничего удивительного: такое облегчение, после безуспешных мытарств по беспомощно разводящим руками врачам, приносит правильно поставленный диагноз. Насколько бы ни оказалась тяжела болезнь, но если она в принципе поддается излечению, и надо только назначить правильный курс лечения, пациенту становится легче. Вот и Мишка сразу почувствовал себя увереннее от одной только мысли, что теперь знает, ЧТО именно не так.
«Не бывает безвыходных ситуаций – бывают недостаточно квалифицированные управленцы. Нельзя, говорите, было князя трогать – надо было тихо обойти его на переправе и следовать дальше по своим делам? Мол, велено вам было лордом Корнеем ляхов преследовать, ну и преследовали бы себе – там и добыча, и слава воинская.
А его светлость… А хрен бы с ним, пусть бы помирал в той избушке, может, и не помер бы, в прежней истории-то он, кажется, вполне себе прожил еще сколько– то там лет. Да и княгиня с детишками, судя по всему, ТАМ не погибла – иначе бы такая трагическая кончина от рук подлых убийц непременно нашла отражение в летописях. Но если ее выкупили благополучно, да ввиду сопутствующих не шибко красивых обстоятельств, хоть и вынужденного, но все-таки предательства шантажируемого супруга, вполне могли вопрос и замять, в конце концов…
Вот-вот, вы еще возьмитесь исследовать теорию искажения причинно-следственных связей в контексте влияния действий неучтенных ранее cубъектов на пространственно-временной континуум. Самое время. В конце концов, какая вам-то половая разница: было оно так ДО вашего появления, или вы себе сами это невольно организовали? В любом случае, раз вы уже вляпались в процесс, так его и используйте. И извольте думать, как его перенаправить, чтобы он не только не смел вас, но и послужил вам на пользу.
Так что хрен вам, а не «мимо пройти»! «Мимо» – это если бы вы тихо сидели на пятой точке и пределом жизненного успеха считали боярский титул, ну, может, присоединение к дедовым владениям (пока, кстати, чисто условным), еще парочки гектаров пашенных земель и сколько-то деревенек на пять-десять домов каждая. Тогда и впрямь, на фига бы вам тот князь сдался? Но, позвольте вам заметить, в таком случае и эти перспективы стали бы для вас весьма отдаленными, ибо свой шанс вы бы прохлопали, а судьба таких ошибок не прощает.
А то, что шанс сей сопряжен с риском потери головы и прочими неприятностями, так на то он и шанс: большой выигрыш вероятен только в результате большой игры и сопутствующего ей большого риска. Так что либо сиди, клопов за печкой дави в тепле и безопасности, либо думай не задницей, а той самой головой, которой рискуешь, пока она еще при тебе. И, между прочим, сэр, теория управления, как и всяческая теория вообще, дает хороший результат только при правильном ее приложении к практике, а на практике вам никто лабораторные условия создавать не обязан, и решать, что именно, когда и куда применять и есть настоящее искусство управления».
А всего-то и надо было – вспомнить про «черный ящик». Когда управленец имеет дело с объектом управления с неизвестными параметрами (вот как Мишка здесь с князьями), единственное, что ему остается – это осторожно воздействовать на объект и внимательно следить за реакцией, ибо только по ней и можно сделать хоть какие-то выводы о том, что происходит в упомянутом «черном ящике», то есть, в данном случае, в голове у князя или княгини. Воздействовал – посмотрел на реакцию – сделал вывод. Вполне может быть, что и неправильный, но это станет ясно только после следующего воздействия, если объект отреагирует не так, как ожидалось. Значит, придется что-то менять в управленческом воздействии, но только один параметр, иначе не отследишь, на какие изменения реагирует объект.
К примеру, уверился князь Городненский, что пленивший его отрок мало того что опасен, так еще и колдун. Менять впечатление сразу по всем направлениям рискованно: или не поверит князь, или отреагирует как-то непредсказуемо, да еще, не дай бог, с запозданием, когда Мишка уже и ждать той реакции перестанет. Так что приходится управленцу менять за раз только один параметр, в данном случае, показать Всеволоду, что не колдун перед ним вовсе, а прекрасно образованный в разных областях молодой человек.
Случай, как водится, благоприятствует подготовленным, а к совместному путешествию с княжеской четой Мишка готовился от всей души, попутно лишний раз удостоверяясь, что грамотное решение проблемы дает выигрыш сразу по нескольким направлениям.
То ли удар Веселухи поспособствовал прояснению в мозгах, то ли еще что-то – не суть, но только и боярич Михаил, и умудренный жизненным опытом управленец куда-то делись, а вместо них появился молодой и азартный яхтсмен, только что выигравший международную гонку на Балтике. Вот этот-то шалопай и сорви-голова и вспомнил рассказы наставников из Ленинградского яхт-клуба, щедро делившихся с салагами опытом, в том числе и военным.
Он упоенно носился по пологому берегу, находясь, казалось, сразу повсюду и везде успевая. За ним, как хвост у кометы, то разрастаясь до пяти-шести человек, то уменьшаясь до одного взмыленного Роськи, носились подручники.
Роська, после того как преодолел оторопь от вновь открывшихся талантов боярича, потребовал у Кузьмы немедленно перековать в походной кузне все трофейное оружие на детали, необходимые для установки на корме нормального румпеля вместо правила, а после стоял у кузнецов над душой, пока ему не дали по шее, чтобы не бубнил под руку.
В результате избу-катальню имени княгини Агафьи разобрали, соорудив вместо нее две нормальные надстройки: кормовую, повыше, для князя, баб и контуженого Егора. Носовая получилась поменьше, почти лежачая, но в пути не до роскоши. Хотя ладью княгине построили знатную – не боевую, конечно, но и не пузатую купеческую. К ней бы хороший двигатель, узлов 11-12 делала бы: длина, как известно, бежит. А обводы у неё, да для гладкой, без волны, воды – классные, как будто дипломированный инженер-кораблестроитель на компьютере считал. Осталось только добавить кое-какие штрихи, чтобы получилось модифицированное плавсредство, пригодное для эвакуации.
Первым делом вдоль плоского днища ладьи набили длинный брус, получив суррогат фальшкиля – чтобы уменьшить боковой дрейф. Паруса, после некоторого размышления, Мишка решил не менять, потому как осенью преобладающие ветра здесь северо-западные, а общее направление движения – на юго-восток, так что значительную часть пути получат ветер от галфвинда до бакштага (то есть, от полветра до попутного).
Мачту перенесли вперёд, для улучшения устойчивости судна на курсе и его управляемости – все равно
с надстройками очертания ладьи и без того получились из ряда вон выходящими; авось примут их издалека за невесть как попавших в верховья Немана совсем уж чужестранцев, а подпускать к себе кого-то близко Мишка не собирался. Ну, и еще пригодилось кое-что полезное из прежнего яхтенного опыта для облегчения пути вверх по течению причудливо петляющей реки, а убеждать и уговаривать никого не пришлось – статус командира за бояричем все признавали безоговорочно и поперек не лезли.
Илья попытался было сунуться с каким-то вопросом, но поймал взгляд Арсения и передумал. Сами же ратники из десятка Егора наблюдали за всеми Мищкиными действиями пристально и к его объяснениям прислушивались внимательно, но только переглядывались между собой; если и обсуждали что-то, то келейно. Роська – второй после Егора в отряде «специалист по судоходству» – самозабвенно и восторженно соглашался с любым предложением крестного, сам Егор пребывал пока не в том состоянии, чтобы вникать в детали, а когда придет в себя, спорить поздно.
Разделиться все-таки пришлось: коней очень хотелось спасти, ну, хоть сколько-то, тем более что совсем безнадежным это предприятие, несмотря на все терзавшие его сомнения, Мишка уже не считал. Насколько он помнил, в Великую Отечественную примерно в этих же местах почти в это же время года совершали рейды по немецким тылам аж целые гвардейские кавалерийские корпуса Доватора и Белова: книгами про войну, в частности про генерал-майора Доватора пацаны его поколения зачитывались так, что никакому Толкину не снилось. Пускай к середине двадцатого века плотность населения стала существенно выше и общее состояние экономики иное, но ведь и не триста коней Младшей стражи – там тысячи кормить приходилось, да и не на прогулку гвардейцы выходили – и то потери составляли всего от одной трети до половины конского поголовья. Жалко лошадей, конечно, но ничего не поделаешь.
Общая картина казалась уже не столь удручающей: основной путь пешей группе предстоял не через дикие леса, но вдоль Немана, а всякая большая и судоходная река, являвшаяся по совместительству зимой санным трактом, традиционно кормила немало народу. Хватало по берегам весей, где можно купить все необходимое и нанять проводников-лоцманов, а в подходящих местах специально обученные меланхоличного вида лошади привычно тянули ладью бечевой – этот заработок кормил их хозяев так же, как волок тех, кто жил вдоль него.
В общем, не так все оказалось страшно, как пророчил Роська, хотя с греблей пришлось помучиться, конечно: то "леща пускали", то в воду зарывались. Ничего удивительного – парни почти все хоть и выросли рядом с реками, но силенок на тяжелые весла, даже и попарно, не хватало, да и не привыкли лесные жители к большим ладьям. Хорошо, под Пинском уже потренировались, когда пришлось удирать от погони.
Когда вышли в сам Неман да повернули против течения, скорость движения сразу упала, зато появился ветер. Бакштаг – почти в корму – и как раз такой, как надо: не слишком слабый, так что не пришлось необученному экипажу ловить каждое его дуновение, и не слишком сильный – даже если и лопухнется кто, то ни паруса не порвет, ни ладью на воду парусами не положит. Веслами приходилось только поправлять ход, а румпелем управлять намного проще, чем правилом. Сразу хорошо пошли, весело, хотя река – не море, с парусами приходилось работать чуть ли не каждые пять минут, но все равно гребцам отдых.
Всеволод Городненский за прошедшие дни заметно окреп: садиться он, правда, пока не решался, но уже и на бок поворачивался сам, и на локте привставал, с любопытством наблюдая за Мишкиной кипучей деятельностью. Разумеется, князь не мог не оценить сноровку молодого боярича при управлении плавсредством, да и непривычные паруса от его внимания не ускользнули.
– Откуда у тебя столь необычные познания, сотник?
«Вот она – возможность скорректировать один из параметров. Ну, теперь только не переборщить!»
– Наставники у меня хорошие, княже, – Мишка отозвался заготовленной впрок фразой. – У нас в Ратном по любому делу мастер найдётся. Вот хотя бы десятника Егора взять: много лет по рекам да морям ходил; и воевал, и торговал успешно. Да и покойный отец Михаил, священник наш, – вслед за Мишкой благочестиво перекрестились и его слушатели, – в море неоднократно бывал и с нами, учениками своими, знаниями сиими щедро делился.