Катерина. Можешь не беспокоиться. Я тебя не выдам. Но вот позволю ли его зарезать?.. Неизвестно.
Офицер. Почему?
Катерина. У нас с тобой разные интересы, капитан. Честь мужчины на острие шпаги, ее всегда защитишь. А меня он превратил в потаскуху, это труднее исправить. (Пауза.) Ночью город будет взят. С войной покончено. Все разбредутся. Он придет сюда, и я спрошу его, как он намерен со мной поступить. Если он оставит меня при себе...
Офицер. Гёц оставит тебя при себе?! Да ты с ума сошла! Что он станет с тобой делать?
Катерина. Если он оставит меня, ты к нему не прикоснешься.
Офицер. А если он тебя прогонит?
Катерина. Что ж, тогда он твой. Если я крикну: «Ну, пеняй на себя!» — выходи из укрытия, он в твоих руках.
Офицер. Не нравится мне это: не люблю, когда дело зависит от юбки.
Катерина (все это время посматривавшая наружу). Ну что ж, тогда тебе придется встать на колени и просить его о пощаде. Вот он.
Герман быстро прячется. Катерина смеется.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Гёц, Катерина, Герман в укрытии, позже Франц.
Гёц (входя). Чему ты смеешься?
Катерина. Своим снам. Видела тебя мертвым, с кинжалом в спине. (Пауза.) Ну, он заговорил?
Гёц. Кто?
Катерина. Поп.
Гёц. Какой поп? Ах, да, конечно.
Катерина. Значит, сегодня ночью?
Гёц. Тебя это не касается! Сними с меня сапоги!
Катерина снимает с него сапоги.
Конрад убит.
Катерина. Знаю. Весь лагерь об этом знает.
Гёц. Дай мне вина! Это нужно отпраздновать.
Катерина подает ему вино.
И ты тоже пей.
Катeрина. Не хочу.
Гёц. Пей! Черт возьми, сегодня праздник.
Катерина. Чудесный праздник: начался убийством, кончится побоищем.
Гёц. Самый лучший праздник за всю мою жизнь. Завтра я отправлюсь в свои поместья.
Катерина (взволнованно). Так скоро?
Гёц. Так скоро! Вот уже тридцать лет, как я мечтаю об этом Больше и дня не стану ждать.
Катерина кажется встревоженной.
Тебе нехорошо.
Катерина (овладевая собой). Ты заговорил о своих землях, а тело Конрада еще не остыло.
Гёц. Вот уже тридцать лет, как я владею ими тайно. (Подымает свой бокал). Пью за свои земли, за свой замок. Чокнись со мной.
Она молча поднимает бокал.
Говори: пью за твои земли!
Катерина. Нет.
Гёц. Отчего же, девка?
Катерина. Они не твои. Разве, убив брата, ты перестал быть незаконнорожденным?
Гёц смеется и хочет ударить ее. Она уклоняется от пощечины и хохочет, откинувшись назад.
Земли передаются по наследству.
Гёц. Да меня хоть озолоти, я не принял бы наследства. Своим я считаю лишь то, что беру сам. Ну, будешь ты пить, не то рассержусь.
Катерина. За твои земли! За твой замок!
Гёц. Пусть по замку ночами бродят разгневанные призраки.
Катерина. Конечно, комедиант. Что бы ты стал делать без публики? Пью за призраков! (Пауза.) Итак, мой милый, твое лишь то, что ты сам взял.
Гёц. Только это.
Катерина. Но кроме замка и поместий ты владеешь еще сокровищем, которому нет цены, ты как будто совсем о нем позабыл.
Гёц. Что за сокровище?
Катерина. Это я, мой дорогой. Разве ты не взял меня силой? (Пауза.) Что же ты намерен делать со мной?
Гёц (глядя на нее, думает). Заберу с собой.
Катерина. Заберешь с собой? (Шагает в нерешительности.) Зачем ты берешь меня с собой? Чтобы поселить потаскуху в историческом замке?
Гёц. Да, и положить тебя в постель моей матери. (Пауза.)
Катерина. А если я откажусь, если не пойду за тобой?
Гёц. Надеюсь, ты не станешь отказываться.
Катерина. Ага, значит, увозишь меня силой? Это мне нравится. По своей воле мне идти за тобой стыдно. (Пауза.) Почему ты всегда стремишься силой взять то, что тебе, быть может, отдали бы даром?
Гёц. Чтоб знать, что я получу свое, хоть и не добром. (Подходит к ней.) Взгляни на меня, Катерина! Что ты скрываешь от меня?
Катерина (быстро). Я? Ничего!
Гёц. Ты с некоторых пор переменилась. Ведь ты меня все так же ненавидишь?
Катерина. Будь спокоен. Все так же.
Гёц. И все еще во сне мечтаешь меня убить?
Катерина. Не раз за ночь.
Гёц. И ты всегда помнишь, что я осквернил и унизил тебя?
Катерина. Всегда.
Гёц. Ты с отвращением переносишь мои ласки?
Катерина. Они меня приводят в дрожь.
Гёц. Великолепно! Если бы ты сказала, что испытываешь блаженство в моих объятиях, я тотчас же прогнал бы тебя.
Катерина. Но...
Гёц. Я ничего не хочу принимать, даже любви женщины.
Катерина. Почему?
Гёц. Я слишком многое брал от других. Вот уже двадцать лет, как все милостиво дают мне подачки. Жалуют даже воздух, которым дышу. Незаконнорожденный должен целовать кормящую его руку. О! Теперь я буду давать сам! Как я буду щедр!
Франц (входя). Посланец его преосвященства здесь.
Гёц. Пусть войдет.
Франц уходит.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и банкир.
Банкир. Я — Фукр.
Гёц. Я — Гёц, а ее зовут Катериной.
Банкир. Счастлив приветствовать столь великого полководца.
Гёц. Рад приветствовать столь богатого банкира.
Банкир. Я принес вам три превосходные вести.
Гёц. Архиепископ победил, мой брат мертв, его имение стало моим Не так ли?
Банкир. Совершенно верно. Что ж, я...
Гёц. Отпразднуем это. Вы выпьете с нами?
Банкир. Мой желудок больше не переносит вина. Я...
Гёц. Не хотите ли эту красивую девушку? Она принадлежит вам.
Банкир. На что она мне — я слишком стар.
Гёц. Бедная Катерина! Он тебя не хочет. (Банкиру.) Может, вы предпочитаете мальчиков? Я пришлю вам вечером к вашей палатке.
Банкир. Нет, нет! Никаких мальчиков! Никаких мальчиков. Я...
Гёц. А что вы скажете о ландскнехте? Есть у меня один — рост шесть футов, лицо заросло волосами — ни дать, ни взять Полифем.
Банкир. О! О! Только не...
Гёц. В таком случае мы одарим вас славой. (Зовет.) Франц!
Франц появляется
Ты проведешь банкира через лагерь. Пусть солдаты кричат. «Да здравствует банкир!» Пусть кидают вверх шапки.
Франц уходит.
Банкир. Я вам весьма обязан, но мне хотелось бы сначала побеседовать с вами наедине.
Гёц (удивленно). Но разве мы с самого начала не наедине? (Показывая на Катерину.) Ах, она? Ну, она вроде комнатной собачонки, говорите без стеснения.
Банкир. Его преосвященство архиепископ всегда отличался миролюбием, вы знаете, что ваш покойный брат повинен в этой войне...
Гёц. Мой брат! (С яростью.) Если бы эта старая кляча не довела его до крайности...
Банкир. Господин...
Гёц. Позабудьте о том, что я вам сейчас сказал. Я был бы вам признателен, если бы вы не касались имени моего брата. В конце концов я ношу по нему траур.
Банкир. Итак, его преосвященство решил отметить воцарение мира исключительными мерами милосердия.
Гёц. Браво! Он решил открыть тюрьмы?
Банкир. Нет.
Гёц. Желает ли его преосвященство, чтобы я освободил от наказания тех солдат, которых решил покарать?
Банкир. Несомненно, его преосвященство этого желает. Но задуманная его преосвященством амнистия носит более широкий характер: его преосвященство желает распространить ее на жителей Вормса.
Гёц. Ах, вот как!
Банкир. Его преосвященство решил не карать их столь строго за временные заблуждения.
Гёц. Что ж, превосходная мысль.
Банкир. Неужели мы договорились? Так быстро?
Гёц. Да, договорились окончательно.
Банкир (потирает руки). Значит, все обстоит отлично; вы — разумный человек. Когда вы намереваетесь снять осаду?
Гёц. Завтра все будет кончено.
Банкир. Завтра? Это все-таки немного рано. Его преосвященство желает вступить в переговоры с осажденными. Если ваша армия пробудет под стенами города еще несколько дней, это облегчит переговоры.
Гёц. Понятно. А кто же будет вести переговоры?
Банкир. Я.
Гёц. Когда?
Банкир. Завтра.
Гёц. Невозможно.
Банкир. Почему?
Гёц. Катерина, сказать ему?
Катерина. Конечно, мое сокровище!
Гёц. Ты ему и скажи. Я просто не смею, это его слишком огорчит.
Катерина. Завтра, банкир, все горожане будут мертвы
Банкир. Мертвы?
Гёц. Все.
Банкир. Все мертвы?
Банкир. Все мертвы?
Гёц. Умрут все. Этой ночью. Видите ключ: это ключ от города. Через часок мы начнем их убивать.
Банкир. Всех? Даже богачей?
Гёц. Даже богачей.
Банкир. Но вы одобряли милосердие архиепископа...
Гёц. Я его и сейчас одобряю. Он оскорблен и он священнослужитель — вот две причины для прощения. Ну а зачем должен прощать я? Жители Вормса меня не оскорбляли. Нет, нет, я солдат, значит, должен убивать. И буду убивать, как велит мне мой долг. А архиепископ пускай прощает, как велит ему его долг. (Пауза.)
Банкир начинает смеяться. Катерина и Гёц тоже смеются.
Банкир (смеясь). Вы любите посмеяться.
Гёц (смеясь). Только это я и люблю.
Катерина. Не правда ли, он очень остроумен?
Банкир. Весьма. Он очень хорошо ведет свое дело.
Гёц. Какое дело?
Банкир. Вот уже тридцать лет, как я руководствуюсь одним принципом: корысть правит миром. Люди оправдывали передо мной свое поведение самыми благородными побуждениями, я слушал их одним ухом и говорил себе: ищи корысть!
Гёц. Ну, а когда вы ее находили?..
Банкир. Тогда мы принимались толковать.
Гёц. В чем же моя корысть?
Банкир. Ну, знаете ли...
Гёц. В чем же все-таки?
Банкир. Не торопитесь. Вы принадлежите к очень трудной категории людей. С вами нужно вести дело осторожно.
Гёц. Что за категория?
Банкир. Вы идеалист.
Гёц. Что это такое?
Банкир. Видите ли, я разделяю людей на три категории: те, у кого много денег; те, у кого совсем нет денег, и те, у кого денег немного. Первые хотят сохранить то, что у них есть, — их корысть в том, чтоб поддерживать порядок. Вторые хотят взять то, чего у них нет, — их корысть в том, чтоб уничтожить нынешний порядок и установить другой, который им будет выгоден. И те и другие — реалисты, это люди, с которыми можно договориться. Третьи хотят уничтожить общественный порядок, чтобы взять то, чего у них нет, и в то же время сохранить его, чтобы у них не отобрали то, что у них есть. Это значит, что они на деле сохраняют то, что уничтожают в идее. Это и есть идеалисты.
Гёц. Бедняги! Как их спасти?
Банкир. Перевести в другую социальную категорию. Если вы сделаете их богаче, они будут защищать установленный порядок.
Гёц. В таком случае сделайте богатым меня. Что вы мне предлагаете?
Банкир. Земли Конрада.
Гёц. Вы мне их уже дали.
Банкир. Это верно. Помните ли вы, что обязаны ими доброте его преосвященства?
Гёц. Неужели вы считаете, что я об этом забыл?
Банкир. У вашего брата были долги.
Гёц. Бедняга! (Крестится, нервно всхлипывает.)
Банкир. Что с вами?
Гёц. Пустяки: привязанность к семье. Значит, у него были долги?
Банкир. Мы могли бы их оплатить.
Гёц. Мне в этом нет никакой корысти, поскольку я не намеревался их признавать. Это нужно его кредиторам.
Банкир. Рента в тысячу дукатов?
Гёц. Ну а мои солдаты? Что, если они откажутся уйти с пустыми руками?
Банкир. Еще тысяча дукатов для раздачи войскам. Этого хватит?
Гёц. Это слишком много.
Банкир. Значит, мы договорились?
Гёц. Нет.
Банкир. Две тысячи дукатов ренты. Три тысячи. Больше я не дам.
Гёц. Кто от вас этого требует?
Банкир. Чего же вы хотите?
Гёц. Захватить город и уничтожить его.
Банкир. Ну я еще могу понять желание захватить город. Но, черт возьми, зачем вы его хотите уничтожить?
Гёц. Потому что все только и хотят, чтобы я его пощадил.
Банкир (подавленный). Должно быть, я ошибся...
Гёц. Верно... Ты не сумел найти, в чем моя корысть... Посмотрим, в чем она. Ищи, ищи же! Но только торопись: ты должен обнаружить ее быстрей, чем за час. Если ты за это время не отыщешь ниточки, чтоб дернуть за нее марионетку, я заставлю тебя самого пройтись по городу — ты увидишь, как вспыхнут пожарища.
Банкир. Вы обманываете доверие архиепископа.
Гёц. Обманываю? Доверие? Вы, реалисты, все на один лад. Когда вам больше нечего сказать, вы начинаете говорить языком, взятым напрокат у идеалистов.
Банкир. Если вы снесете с лица земли город, вам не достанутся земли Конрада.
Гёц. Держите их при себе! Моя корысть, банкир, в том и была — получить эти земли, пожить на них. Но я не так уж уверен, что человек действует ради корысти. Берите их себе. Пусть его преосвященство усядется на них задницей... Я принес в жертву архиепископу своего брата, теперь от меня еще хотят, чтобы я сохранил жизнь двадцати тысяч смердов? Я жертвую жителей Вормса загробной тени Конрада. Пусть жарятся в пекле в его честь. Ну а в поместье Гейденштамов пусть селится архиепископ, если захочет. Там он сможет посвятить себя сельскому хозяйству. Это ему пригодится. Сегодня ночью я намерен его разорить. (Пауза.) Франц!
Появляется Франц.
Возьми этого старого реалиста. Позаботься о том, чтобы ему были отданы все почести. Когда он вернется в палатку, скрути ему покрепче руки и ноги!
Банкир. Нет! Нет! Нет!
Гёц. Что?
Банкир. Поверьте, жестокий ревматизм. Ваши веревки меня убьют. Хотите, дам вам слово не покидать палатку?
Гёц. Твое слово? Сейчас твоя корысть диктует тебе это слово, а вскоре твоя корысть велит тебе нарушить его. Ступай, Франц, и не забудь затянуть узлы покрепче!
Франц и банкир уходят. Тотчас же раздаются крики: «Да здравствует банкир!» Сначала крики слышны вблизи, затем они звучат все дальше и постепенно стихают.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Гёц, Катерина, Герман в укрытии.
Гёц (хохочет). Да здравствует банкир! Прощайте, земли! Прощайте, реки и поля! Прощай, замок!
Катерина (смеется). Прощайте, земли! Прощай, замок! Прощайте, портреты предков!
Гёц. Не жалей ни о чем. Мы бы там смертельно соскучились. (Пауза.) Старый дурак! (Пауза.) Зря он бросил мне вызов.
Катерина. Ты злишься?
Гёц. Не твое дело. (Пауза.) Зло на то и зло, чтобы портить всем жизнь, и прежде всего тому, кто его делает.
Катерина (робко). А если ты не возьмешь город?
Гёц. Если я не захвачу его, ты станешь хозяйкой замка.
Катерина. Я об этом не подумала.
Гёц. Конечно, нет. Можешь радоваться: я захвачу город.
Катерина. Зачем?
Гёц. Ради зла!
Катерина. Зачем делать зло?
Гёц. Добро уже сделано.
Катерина. Кем?
Гёц. Господом. А я люблю выдумку. (Зовет.) Капитана Шена ко мне! (Стоит у выхода из палатки, выглядывая наружу.)
Катерина. Что ты разглядываешь?
Гёц. Город. (Пауза.) Хочу вспомнить, была ли луна.
Катерина. Когда? Где?
Гёц. Такая же ночь была в прошлом году, когда я брал Галле. Я стоял у входа в свою палатку и разглядывал дозорную башню над крепостными стенами. Утром мы начали штурм. (Возвращается к ней.) В любом случае я уберусь отсюда прежде, чем подымется вонь. Сяду на коня — и прощай!
Катерина. Ты? Ты уедешь?
Гёц. Да. Завтра, до полудня, никого не известив.
Катерина. А что будет со мной?
Гёц. С тобой? Зажми нос и моли бога, чтоб ветер не дул в эту сторону.
Входит капитан.
Две тысячи под ружье! Полки Вольфмара и Ульриха! Пусть через два часа будут готовы следовать за мной. Всю армию поднять по тревоге! Выполнять, не зажигая огней, и без шума!
Капитан уходит.
До конца акта будут слышны приглушенные звуки подготовки к бою.
Итак, крошка, не быть тебе владелицей замка.
Катерина. Боюсь, что нет.
Гёц. Ты очень разочарована?
Катерина. А я и не верила.
Гёц. Почему?
Катерина. Потому что знаю тебя.
Гёц (в порыве). Ты? Знаешь меня? (Умолкает и смеется.) Выходит, я тоже должен быть предусмотрителен. Тебе, должно быть, пришли в голову разные мыслишки насчет того, какой ко мне нужен подход: ты за мной наблюдаешь, ты меня разглядываешь.
Катерина. Собака тоже глядит на епископа.
Гёц. Но собаке кажется, что у епископа песья голова. Какая голова у меня? Песья? Рыбья? Голова шлюхи? (Он глядит на нее.) Иди в постель!
Катерина. Нет.
Гёц. Да иди же, говорят тебе...
Катерина. Ты никогда не был так настойчив.
Он кладет ей руку на плечо.
И никогда так не торопился. Что с тобой?
Гёц. Тот Гёц с головой шлюхи подает мне знак. Я хочу уподобиться ему. К тому же тревога побуждает к любовным утехам.
Катерина. А у тебя тревога?
Гёц. Да. (Проходит в глубину палатки, садится на кровать, повернувшись спиной к спрятавшемуся офицеру.) Ну, иди сюда.
Катерина. Иду! (Подходит к нему и силой заставляет его встать. Садится на его место.) Я твоя! Но скажи мне сначала, что будет со мной?