Она кивнула, лежа рядом со мной. Больше никто не сказал ни слова. Сзади надоедливо ворковал голубь. Я взглянул на часы. Было 5.27, и тени быстро удлинялись, солнце висело над самыми деревьями, и я гадал, что делать с диафрагмой, если оно скроется. В этот миг взорвалась первая шумовая граната; ткачики в кустах защебетали, рядом со мной засвистел скворец, а голубь вдруг умолк. Вдалеке за люггой шум моторов изменился: водители прибавили обороты. «Цессна» спикировала еще раз, не более чем в миле от нас. Гон начался.
— Ветер благоприятный, и света еще достаточно. — Голос Кэрби-Смита звучал спокойно, без тени волнения. — Расслабьтесь и смотрите на середину излучины. Видите вон ту дюну, пересеченную тенью от дерева? Примерно там я уложу вожака. Тогда уже вся группа будет на открытом месте.
Я подкрутил фокус и оглянулся на лежавшего рядом с Мери Эйба. Его камера торчала над ее плечом, и я подумал, собирается ли он снимать отстрел. Вой грузовиков нарастал, взорвалась еще одна граната, послышался визг, трубные звуки, крики людей, удары о борта машин.
— Уже скоро, — пробормотал Кэрби-Смит, вперив взор в дальний берег люгги и чуть выставив вперед тяжелое ружье. Его здоровая рука лежала на прикладе рядом с затвором. На противоположный берег выехал грузовик и остановился. Два человека неподвижно сидели в кабине и ждали. Низко прошел самолет, и вдруг вдалеке, в люгге, появилась серая громадина. Слон двигался быстро. Уголком глаза я увидел, как Кэрби-Смит поднял ружье и прижал его к плечу. Животное остановилось на берегу и, задрав хобот, принялось нюхать воздух открытого пространства люгги. Все смолкло, даже птицы. Затем слон двинулся вниз по берегу, теперь уже медленно. За ним показались спины, растопыренные уши и покачивающиеся хоботы других слонов.
В этот миг кто-то выстрелил. Это был не Кэрби-Смит: выстрел донесся из люгги. Раздался пронзительный визг, и старая слониха понеслась обратно вверх по склону. Я едва мог уследить за ней. Потом я увидел, как развернулись и остальные слоны. Они трубили и визжали. Кэрби-Смит выстрелил, и у меня заложило уши от грома его ружья. Но старая слониха даже не вздрогнула, и мгновение спустя серые громадины исчезли из виду. Послышалась пальба, шум запускаемых моторов, и вдруг над люггой взвилось пламя. На мгновение в небо взмыл огромный огненный шар, потом он исчез, уступив место плотной и тяжелой дымовой завесе.
— Боже! — Кэрби-Смит выронил ружье. — Это один из грузовиков!
Он вскочил и, подхватив карабин, ринулся к «лендроверу». Я тоже встал и, сжав курок своей камеры, побежал за ним. Эйб и Мери повалились в кузов, и мы с ревом помчались по люгге к плотному облаку дыма, по-прежнему стоявшему над бушем впереди.
Проехав излучину, мы увидели грузовик. Его почерневший остов был окутан маслянистым облаком, все четыре покрышки пылали. Из-за жара мы не могли приблизиться, а помочь без воды и огнетушителей было невозможно. Оставалось лишь стоять и смотреть, как он горит. В кабине остались два человека.
— Почему они не выпрыгнули? — спросила Мери.
— Варио, наверное, застрял за рулем, — ответил Кэрби-Смит. Он стоял с плотно сжатыми губами и хмурился. — А вот Джило был совсем мальчишка, очень проворный… Он свободно мог отскочить подальше.
— Если только не умер еще до того, как загорелся бензобак, — шепнул Эйб мне на ухо. — Кто-то стрелял. Я начинал свою карьеру газетным репортером и видел массу несчастных случаев. Но не припомню, чтобы люди сгорали, даже не попытавшись выбраться из пожарища. А это — открытый грузовик. — Он кивнул на Кэрби-Смита. — Каранджа его предостерегал. Майор — охотник, он скоро поймет, что к чему.
Кэрби-Смит склонился, изучая землю, потом выпрямился и погасил фонарик.
— Искать пулю на гравии — безнадежное дело. Думаю, это был трейсер из старого «ли энфилда» (Английская винтовка образца 1917 года, приспособленная для стрельбы трассирующими пулями (Прим. пер.).).
После того как тела были преданы земле, Кэрби-Смит отвез нас обратно в лагерь. Этой ночью напряженность здесь ощущалась почти физически. Думаю, Кэрби-Смит велел своему водителю не болтать, но разве можно скрыть такое в маленькой группке людей?
Вернулся патруль. Они обнаружили следы людей вперемешку с отпечатками копыт носорога и остатки лагеря, который, по мнению опытных следопытов, был обитаем еще прошлой ночью. После этого все африканцы в нашем лагере уверились в том, что носорога хитроумно науськали на одну из палаток, равно как и в том, что кто-то (вернее всего, браконьеры, которые охотились за бивнями и были заинтересованы в срыве официального отстрела) поджег грузовик. Все это мы услышали от Каранджи.
— Много лет назад, когда я впервые работал с Тембо, а он — егерь этого района, мы ловим очень плохого браконьера, который прячется в секретной норе в скалах на Маре, — закончил он.
— Вы думаете, теперь и сам ван Делден затаился там? — спросил его Эйб.
— Может быть. — Каранджа замялся. — А может, он где-то еще теперь. Но это есть хорошее место прятаться. Когда мы пленяем того браконьера, если бы с нами нет информатора говорить, где это место, мы никогда не находим его. Есть только два пути подхода.
— А что будет утром? — спросил Эйб. — Патруль снова поедет на поиски?
Каранджа кивнул.
— Они отбывают на рассвете.
— В какую сторону?
— Вверх на Мару.
— Итак, вы им все рассказали.
Каранджа помолчал, потом медленно кивнул.
— Что я могу сделать? Если я не сотрудничаю… — Он беспомощно развел руками. — Зачем он это сделал? Это безумно — убивать людей потому, что они стреляют слонов.
— Значит, вы уверены, что это был ван Делден?
— А кто еще? Кто, кроме Тембо, сделает такую сумасшедшую вещь? Если теперь его заберет армия… Может быть, вы едете с патрулем, мистер Тейт?
— Вы не хотите, чтобы его смерть легла на вашу совесть, так?
Каранджа неохотно кивнул.
— Если бы вы были с патрулем, мистер Финкель, репортер, представляющий Си-би-эс, тогда, я думаю, они будут более осторожны.
Эйб глубоко задумался, наконец он принял решение.
— У меня есть идея. — Он поднялся и потянул за собой Каранджу. — Пойдемте прогуляемся и посмотрим, где сегодня ночью стоят караульные. Ты, Колин, оставайся здесь, я потом расскажу, что придумал.
Уголком глаза я заметил какое-то движение, потом рядом со мной села Мери.
— Что думает Эйб Финкель? Кто это сделал?
Мне было жаль ее. Она знала, что сделать это мог только один человек. У меня не было для нее никакого ответа, кроме молчания.
— Ты считаешь, что я должна была ехать с ним? Что я всему виной? Но это ничего не изменило бы: он не стал бы меня слушать.
— Что теперь говорить? Ты здесь, и все.
— Ты ничего не понимаешь?
— Нет, не понимаю, — ответил я. — Будь ты с отцом…
— Он мне не отец.
Потрясенный, я уставился на нее.
— Но там, в усадьбе…
— Он дал мне имя и вырастил меня, но он мне не отец. Ты должен был догадаться. Мой отец — Алекс. Теперь понятно? Я не знаю, как мне быть в таком положении. Мне нужна помощь. Я думала, что стоит им поспорить всласть на конференции и конфликт будет исчерпан. Я ошиблась. Они как две стороны одной монеты, оба одержимы сознанием собственной правоты… Но того, что случилось сегодня, ничем не оправдать. Ты должен как-то положить этому конец.
— Я?!
— Ты и этот американец. Вы единственные люди, способные их разнять.
Я молчал, не зная, что сказать. И тут из темноты вышли Эйб и Каранджа.
— Часовые начеку, — сообщил Эйб. — Нас дважды окликали. Вероятно, вы могли бы нам помочь, Мери. Если пожелаете, конечно.
— Да.
Они быстро обговорили детали. Сразу же после полуночи Мери приблизится к часовому, пожалуется на расстройство желудка и уйдет в буш. Она пробудет там достаточно долго, чтобы часовые забеспокоились, потом закричит и бросится бежать. После вчерашнего нападения носорога этого будет довольно, чтобы мгновенно взбаламутить весь лагерь.
— Ну, — спросил меня Эйб после ухода Мери, — что ты намерен делать — идти с нами или остаться и снимать завтрашний отстрел?
Я посмотрел на Каранджу, который сидел, скрестив ноги и сжав ладонями колени. Я не понимал, почему этот человек готов рискнуть своей карьерой и жизнью. Когда я спросил его об этом, он просто ответил:
— Я должен. — И добавил: — Много лет, и я почти забываю, как я люблю этого человека.
А что движет Эйбом? Что заставляет его так рисковать ради едва знакомого человека?
— Почему ты это делаешь? — спросил я, и он улыбнулся своей слабой улыбкой, которая всегда так злила меня.
— Я не желаю быть с охотниками. Я на стороне слонов, ясно?
— Не надо было ему убивать этих людей, — сказал я.
— Не надо? А как еще он мог остановить резню? Как еще спасти слонов от истребления?
— Я должен. — И добавил: — Много лет, и я почти забываю, как я люблю этого человека.
А что движет Эйбом? Что заставляет его так рисковать ради едва знакомого человека?
— Почему ты это делаешь? — спросил я, и он улыбнулся своей слабой улыбкой, которая всегда так злила меня.
— Я не желаю быть с охотниками. Я на стороне слонов, ясно?
— Не надо было ему убивать этих людей, — сказал я.
— Не надо? А как еще он мог остановить резню? Как еще спасти слонов от истребления?
— Ему достаточно было направить вожака в другую сторону.
— Это сегодня. А что будет завтра, послезавтра, потом? Поблизости стоят рефрижераторы, где-то пустует холодильный комбинат. Один человек против целой шайки профессиональных охотников, которых поддерживает армия. Словом, я иду. Здесь мне делать нечего: Кэрби-Смит не в состоянии дать мне то, что я ищу тут, в Африке. А ван Делден, я думаю, сможет. — Эйб поднялся на ноги. — Со мной ты или нет — решай сам.
Луна стояла довольно высоко, но ее свет едва просачивался сквозь полог листвы. Мы шли между стволами высоких деревьев и перекрученными веревками лиан, сквозь непроницаемую стену кустарника. Сердце у меня колотилось. Мы карабкались вверх, следя за лучом фонарика Каранджи, карабкались два часа кряду без передышки. Я слышал судорожное дыхание Эйба. Иногда он спотыкался. Мои кофр и камера становились все тяжелее, плечи ныли. Мы останавливались и слушали, нет ли погони, но до нас доносились только обычные ночные звуки.
Что-то зашевелилось на берегу, и мы вздрогнули, когда животное, ломая кусты, убежало в чащу.
— Куай, — сказал Каранджа. — Буйвол.
Мы миновали предгорья и уже были на самой Маре. Здесь тропа стала пошире, под деревьями было влажно, утоптанную землю испещряли следы слонов.
— Долго еще? — выдохнул Эйб.
— Час, — ответил Каранджа. — Два часа. Долгое время, как я был здесь.
Мы двигались дальше, вглядываясь в сумрак, каждое мгновение ожидая увидеть маячащий среди деревьев силуэт слона. Внезапно мы очутились под скалистой стеной, и Каранджа остановился. Луна была низко на западе и заливала светом гору. Белесые выветренные пики виднелись на фоне звезд. Я заметил, что листья деревьев колышутся, потом услыхал треск сучка. Каранджа попятился, ощупывая рукой поверхность утеса.
— Ndovu, — прошептал он. — Лучше, если мы влезем в скалу.
В скале была расщелина, и, пока мы забивались в нее, шум усилился. Послышался тонкий писк, треск веток, потом все стихло. Внезапно внизу под нами появилась серая масса. В лунном свете тускло блеснули бивни, мелькнул высоко задранный хобот. Когда слон остановился, я понял, что это самка: за ней шли два слоненка, один уже почти взрослый, но второй не больше пони. В маленьком хоботке он держал ветку и пытался запихнуть листья себе в пасть. На крохотной мордочке застыло выражение сосредоточенности и растерянности. Слониха встревоженно растопырила уши, в брюхе у нее заурчало. Детеныш уловил тревожную нотку, бросил ветку и исчез из поля моего зрения. Мать загнала его под брюхо и повела, подталкивая ногой. Старший побежал вперед, но слониха, взвизгнув, шлепнула его хоботом, загоняя на место. Мгновение спустя тропа внизу опустела.
— Видел? — выдохнул Эйб. — Когда она растопырила уши? Наверное, это просто игра света… У нее двое детенышей, младшему не больше двух-трех месяцев. И идут на север. Этих же слонов мы видели с дороги на Баринго. Ван Делден полагал, что ими движет врожденный инстинкт, но к северу отсюда только пустыня. Каранджа, куда же они идут?
— Майор думает, в Эфиопию. На реку Омо, может быть.
Мы вышли на поляну, Каранджа вгляделся в лес на противоположной стороне.
— Пустыню им не пересечь. Они и так уже измождены, да и детеныши с ними. Эти слонята…
Резким «тс-с!» Каранджа заставил его замолчать. Он остановился и напряженно смотрел вперед. Мы сбились в кучу и прислушались, но все было тихо, неподвижный воздух пронизывал лунный свет, тропа убегала через поляну под темную сень кедров. Потом мы увидели размытый контур, движущийся к нам. Вернуться в расселину мы уже не успевали, а с обеих сторон нас окружал плотный кустарник.
Каранджа схватился за ружье, я слышал, как щелкнул взводимый курок. Услышал это и слон: он расправил уши и задрал кверху кончик хобота. То ли он учуял нас, то ли увидел, не знаю. Но его левый глаз блестел в лунном свете, и у меня было такое ощущение, словно слон глядит на меня. Сердце у меня забилось, во рту пересохло. Словно прочтя мои мысли, Каранджа зашипел:
— Даже если он нападать, не двигайтесь.
Он сделал несколько шагов вперед и остановился, держа ружье навскидку. До слона было меньше ста ярдов. Наверное, он заметил движение Каранджи: слон изогнул хобот и издал дикий трубный звук, многократным эхом прокатившийся по скалистым стенам над нами. В лунном свете зверь казался исполинским. Я так напряженно разглядывал его, что у меня создалось впечатление, будто слон занял собой всю поляну.
— Пугает, — шепнул Каранджа, но голос его дрожал, и я ему не поверил. Зверь покачивал правой передней ногой, расшвыривая листья и сломанные ветки, и то сгибал, то выпрямлял хобот.
А потом слон подогнул хобот под бивни и напал на нас.
Двигался он медленно и неуклюже, но все равно расстояние между нами сокращалось слишком стремительно, и, как это ни невероятно, не было слышно практически ни звука. Я стоял как вкопанный, каждое мгновение ожидая выстрела. Но Каранджа вспрыгнул на поваленное дерево и поднял ружье высоко над головой, глядя на слона. В десяти ярдах от нас тот вдруг остановился и принялся неистово мотать головой, ломая хоботом кусты. Потом слон замер и вновь издал трубный звук, а затем вдруг сник, кожа на боках повисла складками, проступили кости, уши откинулись назад, хобот расслабился. Слон покачал головой, словно досадуя на себя за неудачную попытку принудить нас к отступлению, а потом медленно повернулся и почти беззвучно двинулся вниз по склону, задрав хвост и голову.
Каранджа шумно облегченно вздохнул, и я понял, что он был менее уверен в себе, чем хотел показать.
— Долгое время я вижу, как слон ведет себя таким образом. Тембо зовет это… — Он нахмурился и нервно рассмеялся. — Я не помню, как он зовет это.
— Молодец! — Эйб смеялся и хлопал Каранджу по спине. — Но как вы могли знать, что он не затопчет нас насмерть?
Каранджа пожал плечами. Теперь он был доволен собой и сиял.
— Есть самец, — ответил он. — И не уверен в себе. Вы видите его качать ногой, а потом пыжится, и слышите, как он трубит. Нечасто самцы нападают всерьез. Самки — да, особенно когда у них есть молодняк. Не самцы.
Мы обогнули основание утеса и услышали плеск воды.
— Теперь недалеко, — сказал Каранджа.
— Думаете, он все еще там? — с сомнением спросил Эйб. — Ведь отсюда чертовски далеко до той люгги, где он сорвал отстрел.
— Восемь миль, может быть. Это ничто. Мы лезем вверх теперь.
Каранджа начал карабкаться на скалу, нащупывая ногами опору. Камни образовывали скользкую лестницу под углом в 45 градусов. С тяжелыми сумками и камерами мы взбирались довольно долго. Футов через двести поверхность выровнялась. Было почти совсем темно: луну заслонила черная скалистая вершина, лощина в скалах сузилась до размеров трещины, мы слышали шепот падающей воды. Нас окружали громадные валуны, все тонуло во мраке, не чувствовалось ни ветерка.
— Ну и где же тайник? — шепотом спросил я. Каранджа покачал головой.
— Вы остаетесь тут, пожалуйста. — И он полез в глубь трещины. Вдруг кто-то тихонько позвал нас.
— Мистер Финкель. — Голос, доносившийся из темноты, звучал тихо и едва различимо на фоне слабого шума воды. — Теперь вы одни, не правда ли?
Я увидел очертания головы ван Делдена на фоне звезд; борода и струящаяся шевелюра белели во тьме, тускло поблескивали стволы ружья. Он тихо сказал что-то в темноту, отдавая распоряжения.
— Теперь придется выбираться отсюда другим путем, а это дальше. — Он взглянул на часы. — Я намеревался уходить в три, а уже четвертый час… — Ван Делден заколебался, и Эйб встал на ноги.
— Куда вы намеревались отправиться?
— Тут есть семья слонов, которую надо гнать, иначе ее застигнут в районе отстрела.
— Не время вам беспокоиться о слонах. Ваша единственная надежда — побег. Отправляйтесь на побережье…
Ван Делден покачал головой.
— Отъезд не входит в мои планы. Я нужен этим слонам и хочу знать, куда они идут. Если удастся выгнать их из района отстрела и потом пойти за ними… — Он быстро отвернулся и тихо позвал Мукунгу, потом заговорил с ним на его языке. Мукунга закивал и исчез внизу за скалами, на которые мы карабкались. Двигался он быстро и бесшумно, как кошка.
— Мукунга прекрасно имитирует льва, — сказал ван Делден. — Самцы почти не реагируют, но слонихи с детенышами держатся от львов подальше. Он их погонит, и будет лучше, если он сделает это один.