— Нет, — Кимани стукнул ладонью по столу, глаза его почти вывалились из орбит. — Разумеется, о поголовном истреблении нет и речи. Я лично давал указания мистеру Кэрби-Смиту, и он совершенно точно изложил их собравшимся.
— Тогда еще один вопрос: вы лично давали приказы по отстрелу в Серенгети во время войны?
— Нет, тогда у нас было военное правительство.
— Я получил указания от армии, — спокойно сказал Кэрби-Смит. — А что?
Но ван Делден не обратил на него внимания и продолжал смотреть на Кимани.
— Майор Кэрби-Смит получил задание кормить армию. Точно так же, как теперь он получил задание кормить кочевников на севере. Он говорит, что все будет сделано по науке. Знаете, какой смысл он вкладывает в слова «по науке»? В его устах они означают полное истребление.
— Чепуха! — Кэрби-Смит раскраснелся, улыбки и обаяния как не бывало. — В чем только вы меня не обвиняли! Все эти обвинения беспочвенны, все! Но приписать мне истребление диких животных — это…
— Тогда спросите Кимани, почему он опоздал ровно настолько, чтобы отложить открытие конференции на сутки, а посещение Серенгети вообще отменить? Да если б делегаты поехали в Серенгети…
— Завтра я вас туда отвезу, — быстро вставил так и не севший на место Кимани. — Любой желающий, будь то делегат или репортер…
— Отвезете к озеру Лгария?
Кимани замер с разинутым ртом. Потом он посмотрел на Кэрби-Смита и быстро сел.
— Нет, — сказал ван Делден, — никого туда не повезут, ибо стоит вам увидеть Серенгети, и поднимется такой крик…
— Вы ничего об этом не знаете! — Кэрби-Смит вперил взгляд в ван Делдена. Они стояли лицом к лицу, глядя друг на друга из разных концов зала. — Конечно, животных убивали…
— Все антилопы гну, все зебры, все газели уничтожены во время бессмысленной бойни!
— Вы преувеличиваете, Корнелиус. Вы были на Сейшелах и понятия не имеете, что представляла собой здешняя война. Весь район к югу отсюда был сплошным полем боя. Войска надо было кормить…
— Убито миллион животных. — Резкий голос ван Делдена громом рассыпался по залу. — Всеобщая бойня без разбора! Убийство ради убийства!
Кимани вновь вскочил на ноги, повернулся к ван Делдену и закричал, не обращая внимания на зал:
— Это ложь! Отстрел велся по экономическим соображениям! Убивали столько, чтобы хватило армии, не больше. — И он добавил высоким громким голосом: — Я знаю, почему вы выдвигаете все эти обвинения. Вы досадуете на власти за то, что вам не разрешили остаться в стране. Вы где-то скрываетесь и не можете ничего знать о положении дел.
— Я видел Серенгети. — Корнелиус ван Делден обвел тяжелым взглядом делегатов. — Я видел то, что никогда не позволят увидеть вам — кладбище миллиона великолепных зверей. Грузовики окружали перепуганных животных, и их косили из ружей, когда они беспомощно сбивались в кучки, так плотно, что их кости так и лежат грудой.
— Вы лжете! — вскричал Кимани. — Я прикажу арестовать вас!
— Я лгу, да? — Ван Делден извлек из кармана кипу фотографий и, быстро пройдя по рядам, раздал их делегатам. — Человек может лгать, но фотография — никогда! Эти снимки были сделаны вчера утром «поляроидом». Взгляните на них. Поголовное истребление! — загремел он. — А вы сидите тут, и этот человек дурачит вас, внушая мысль, что отстрел будет «по науке». У майора есть контракт и холодильный комбинат.
Ошеломленные делегаты молча передавали друг другу фотографии. Один поднялся и спросил Кимани, могут ли они отправиться к озеру Лгария завтра же, чтобы увидеть все «своими глазами». В ответ на это министр закричал:
— Нет! Это гнусная ложь. Подделка.
Все заговорили разом. Объективы камер метались от делегата к делегату, и я заметил, как Каранджа с улыбочкой наблюдает за Кимани, словно радуясь конфузу своего министра. Кэрби-Смит снова встал и начал говорить что-то об изменившихся условиях. В Серенгети, мол, шла война. Но никто его не слушал, делегаты возбужденно переговаривались между собой. Сэр Эдмунд стучал пепельницей.
— Прошу соблюдать порядок, господа. Предлагаю сделать перерыв. Конференция возобновит работу через четверть часа, в более спокойной атмосфере.
Заскрипели стулья. Репортеры обступили ван Делдена, хватали фотографии, совали их ему и снимали его крупным планом с этими фотографиями в руках. Воцарился ад кромешный, и рядом со мной раздался дрожащий голос Мери Делден:
— Зря он это сделал. Зря повернул дело так, чтобы свалить всю вину на Алекса… — Она умолкла, когда Кимани стал проталкиваться на веранду, неистово сигналя руками охранникам, которые стояли, опершись на свои винтовки. — Боже мой, они загнали его в угол!
И она быстро двинулась через зал, проталкиваясь сквозь толпу. Наконец Мери оказалась рядом с Кэрби-Смитом. Майор разговаривал с сэром Эдмундом, и я видел, как он повернулся и склонил голову, чтобы лучше расслышать то, что говорила ему девушка.
Кен схватил меня за руку.
— Ты можешь достать мне еще пленки? У меня почти кончилась, я не успел снять, как они хватают его…
Но было уже поздно. Кимани тащил за собой капитана. Тот выкрикивал приказания, и охранники сбегались к нему со своих постов вокруг усадьбы. Хлопнул выстрел, сухой как щелчок кнута. Все на миг умолкли. Сначала я подумал, что это палит какой-нибудь воинственный солдат, но теперь и за домами слышались крики: «Ндову! Ндову!» Еще один выстрел, потом визг, и вдруг из-за последнего строения показался какой-то качающийся серый контур. Слон волочил одну ногу, хобот его был задран кверху. Увидев нас, стоявших толпой перед столовой, он остановился. Хобот раскачивался из стороны в сторону, ловя наш запах, огромные уши развевались как паруса.
Внезапно я увидел глаза слона, маленькие, глубоко сидящие в больших впадинах позади вздернутых бивней. Бивни были крупные, но туловище слона состояло, казалось, из одних костей. Я едва успел подумать, что несчастное животное вот-вот сдохнет от голода. Вдруг слон затрубил, и звук этот оборвался на визгливой ноте страха. Потом он вновь двинулся в нашу сторону, голова и хобот раскачивались, словно слон не знал, куда ему повернуть.
Никто не был затоптан лишь потому, что Кэрби-Смит сохранил присутствие духа. Пока мы стояли, словно истуканы, не способные сдвинуться с места от удивления, он бросился вперед, вырвал у одного из охранников винтовку и, оставив нас за спиной, выскочил наперерез слону. Вскинув винтовку к плечу, он сбалансировал ее, положив на затянутую в перчатку руку, выждал мгновение и выстрелил. Серый мешок с костями, даже не вздрогнув, продолжал двигаться вперед. Вдруг колени слона подломились, и он рухнул на грудь: голова поникла, бивни зарылись в землю, оставив в дерне глубокие борозды. Слон замер и медленно завалился на бок.
Солдаты мигом ринулись на него. Они громко вопили, в руках у них были ножи, похожие на атрибуты какого-то колдуна. Другие орудовали штыками. Истосковавшиеся по мясу охранники принялись неистово кромсать тушу. Долговязый капитан тоже был там, и лишь Кэрби-Смиту удалось навести некое подобие порядка. Он криками вызвал тех солдат, которые прежде были следопытами, и добился правильной разделки туши. Затем он созвал делегатов, собрал вокруг себя и показал им левую заднюю ногу слона, на которой был намотан кусок толстой проволоки, врезавшейся в плоть.
— В прежние времена, — сказал Кэрби-Смит, — такими делами занимались браконьеры. Но теперь браконьерства как такового не существует вовсе. Убить животное ныне может кто угодно… — Он замялся, потом торопливо заговорил снова — Это матерый старый самец, знавший, что такое человек, и не боявшийся ходить сюда на водопой. Вчера ночью он шарил тут по мусорным бакам. Вероятно, это тот самый слон, которого любили фотографировать туристы. Но он угодил ногой в проволочную петлю, прикрепленную к бревну, в старую браконьерскую ловушку, и был обречен на медленную мучительную смерть. Проблему гораздо удобнее решать чисто, с помощью винтовки.
Я увидел растерянную Мери Делден, она рыскала глазами по толпе, и я подошел к ней.
— Где он?
Она покачала головой и нахмурилась. Рот ее превратился в тонкую полоску, в глазах стояли слезы.
— В чем дело? — спросил я. Мери уставилась на меня.
— Неужели ты не понимаешь?
— Что?
— Боже! — выдохнула она. — Я же ему говорила, что вокруг пруда ходит слон, таскающий за собой громадное бревно! Ты не помнишь? Навозник, помет… Дождь смыл следы, но мы слышали визг в ночи, слышали тот звук — как будто что-то волокли… Он воспользовался этим слоном, чтобы пробраться в усадьбу, а теперь с его же помощью улизнул отсюда. Слона пригнали его помощники. Он принес его в жертву, чтобы отвлечь внимание. Боже, всемогущий, какое бессердечие!
Теперь я все понял. Понял не план побега, придуманный ван Делденом, понял другое: люди, сколь бы ни были они преданы делу охраны диких животных, тем не менее используют этих животных в своих целях. Ван Делден — чтобы скрыться. Кэрби-Смит — для поддержания делового предприятия. Кимани — ради упрочения своих политических позиций, а делегаты, что съехались сюда со всех концов света, люди добросовестные и верные делу, находятся здесь потому, что животные — неотъемлемое условие их высокого общественного положения.
— Неужели ты не понимаешь?
— Что?
— Боже! — выдохнула она. — Я же ему говорила, что вокруг пруда ходит слон, таскающий за собой громадное бревно! Ты не помнишь? Навозник, помет… Дождь смыл следы, но мы слышали визг в ночи, слышали тот звук — как будто что-то волокли… Он воспользовался этим слоном, чтобы пробраться в усадьбу, а теперь с его же помощью улизнул отсюда. Слона пригнали его помощники. Он принес его в жертву, чтобы отвлечь внимание. Боже, всемогущий, какое бессердечие!
Теперь я все понял. Понял не план побега, придуманный ван Делденом, понял другое: люди, сколь бы ни были они преданы делу охраны диких животных, тем не менее используют этих животных в своих целях. Ван Делден — чтобы скрыться. Кэрби-Смит — для поддержания делового предприятия. Кимани — ради упрочения своих политических позиций, а делегаты, что съехались сюда со всех концов света, люди добросовестные и верные делу, находятся здесь потому, что животные — неотъемлемое условие их высокого общественного положения.
— Покуда они будут ломать копья, споря о том, имеют ли люди и животные право вечно жить в состоянии войны, давайте и мы совершим побег, — предложила Мери.
Она схватила меня за руку и, спотыкаясь, побежала вперед. Ослепленная злостью на все человечество, она беззвучно плакала.
Только в воскресенье мы наконец вернулись в Найроби. Понимая, что поездка на участок, отведенный под предполагаемый резерват, разрядит напряженность, которая возникла после утренних событий, Кимани лично потащил делегатов на ближайшее поле битвы — то самое, через которое мы проезжали по пути в Серенгети. Здесь под проливным дождем он прочел нам лекцию о проблемах, созданных армией, которая воюет без коммуникаций, без связи с портовыми городами, и питание ее всецело зависит от запасов на месте…
Дождь шел всю ночь и продолжался в пятницу утром, когда мы втиснулись в мокрые укрытия, чтобы посмотреть, как нам было обещано, на диких животных в районе резервата. У промокших зверей был унылый вид, но к тому времени нас уже так занимали собственные неудобства, что, казалось, никому уже нет особого дела до того, откуда взялся столь представительный набор животных. Как и следовало ожидать, участники конференции проголосовали за план помощи.
В тот же вечер мы уехали.
Места для нас были заказаны в отеле «Норфолк». Он располагался далеко от центра города и был окружен уютным парком. Возможно, поэтому «Норфолк» был единственной гостиницей, открытой для постояльцев: все остальные отдали под армейские казармы или правительственные учреждения. Репортеры провели полночи в очереди к телефонам, но разговоры обрывали при первой же попытке передать материалы, которые можно было расценить в той или иной степени вредные для режима. Упоминать ван Делдена и говорить о его снимках запрещалось.
Нас с Кеном поместили в одну из комнат швейцарского домика. Прежде тут были большие раздвижные окна, выходившие на лужайку, но теперь стекол не осталось, и, когда наступила ночь, тьма словно навалилась на нас.
— Эйб уже вернулся? — спросил я. Сразу же после завтрака тот ушел гулять в центр города. Кен покачал головой.
Теперь, когда мой сценарий обрел некое подобие формы, я хотел получить ответ на один вопрос. И получил.
— Если ты ищешь Мери Делден, то я ее не видел.
— Она была на ленче?
— Не заметил. Может, закусила бутербродами у себя в номере, как ты.
Тогда я отправился на поиски Эрда Линдстрема, но тот был озабочен только Эйбом.
— Не верю я этому летчику, — твердил он. — Это их парень, наемник. Деньги у него в кармане, и теперь…
— Думаешь, Эйба могли арестовать?
— Не знаю. Эйб достаточно ловок, но в этой сумасшедшей стране всякое возможно.
— Что ты намерен делать? — спросил я.
— На прощание Эйб сказал, чтобы я не волновался и улетал. — Линдстрем пожал плечами и пристроился в хвост толпы, ожидающей отъезда на аэродром. — Не впервой ему меня разыгрывать. Наверное, что-то наклевывается: его аппаратура еще в номере, и я оставил ему маленькую камеру и всю неотснятую пленку. Передай ему, ладно? Надеюсь, он не застрянет тут надолго. То же касается и тебя.
Он повернулся и двинулся следом за остальными к автобусу. Потом все сидели с закрытыми дверцами и ждали; Каранджа привалился к борту автобуса, держа в руках лист бумаги. Рядом стояли двое караульных.
— Из-за чего задержка, мистер Каранджа? — голос сэра Эдмунда звучал мягко. Каранджа не ответил.
— Мистер Каранджа! — повторил сэр Эдмунд командирским тоном, и это возымело действие: Каранджа обернулся. — Я спрашиваю, из-за чего задержка?
— Один американец не присутствует, — ответил Каранджа и крикнул: — Кто-нибудь знает, где есть мистер Финкель, представляющий Си-би-эс, пожалуйста?
В свете огней виднелись белки его бегающих глаз. Вот их взгляд остановился на мне. Каранджа приблизился.
— Вы вместе с мистером Финкелем в усадьбе. Где он теперь?
— Понятия не имею, — ответил я. — Да и мисс Делден тоже исчезла.
— Про мисс Мери я знаю. Это Финкеля я ищу.
— Где она? — потребовал я. — Что сделали с ней ваши люди? Она под арестом?
— Она вам не говорит? — он помялся, потом сказал: — Уехала с майором Кэрби-Смитом.
Я уставился на него.
— С Кэрби-Смитом? Вы уверены? Он кивнул.
— Теперь вы скажите мне, где есть этот человек Финкель?
— Я не знаю.
— Думается, — вмешался сэр Эдмунд, — вы должны отпустить автобус, а уж потом звонить начальству. Возможно, в министерстве знают, где он.
— Для министерства время слишком позднее.
— Тогда позвоните в полицию безопасности, но этих американцев надо отвезти к самолету немедленно, пока я сам не позвонил мистеру Кимани.
Не знаю, что тут сыграло свою роль — то ли имя Кимани, то ли давняя привычка повиноваться, но Каранджа безропотно велел водителю следовать в аэропорт. Те, кто остался, молча смотрели на отъезжающий автобус. Все двинулись к Карандже, его поглотило море встревоженных лиц, посыпались вопросы о рейсах и сроках вылетов.
Каранджу выручил сэр Эдмунд. Он взял его за руку и, подняв откидную доску конторки, провел в расположенный за ней кабинет директора. Когда они вновь вышли оттуда, Каранджа улыбался.
— Теперь все устроено, — объявил он. — Вы все уедете правительственным автобусом в аэропорт в двадцать три часа.
— Все еще беспокоишься за мисс Делден? — спросил. Кен.
Я покачал головой, чувствуя смущение и не понимая толком, какое мне дело до того, что Мери уехала с Кэрби-Смитом.
Во время нашей последней встречи в усадьбе Мери выглядела постаревшей. Я вспомнил ее слова: «Он всегда был таким — безжалостным, эгоистичным. И вечно исчезал в буше. Не было у меня настоящего отца! Как же мне любить такого человека? Я ненавижу его». По лицу ее ручьями текли слезы. Потом она резко отвернулась и ушла в дождь, спотыкаясь, будто слепая.
И теперь она с Кэрби-Смитом, человеком, бывшим полной противоположностью ее отца, охотником-промысловиком. Где она может быть сейчас? У него в доме в Ка-рене?
Я вышел на лужайку. Балкон номера Эйба был хорошо виден. Там, как и во всем остальном доме, было темно. Значит, он не вернулся.
Из комнаты швейцарского домика хлынул свет, показался темный силуэт человека. Лишь мгновение спустя я понял, что это в моей комнате. Человек вылез через разбитое окно на лужайку.
— Это ты, Колин? — раздался голос Эйба. — Кен сказал, что ты где-то тут.
Он говорил легко и спокойно, без тени волнения.
— Где тебя черти носили? Каранджа из-за тебя хотел задержать автобус, но потом сэр Эдмунд…
— Я не полечу с остальными.
— То есть?
— Я остаюсь здесь. И ты тоже… если хочешь. Ну и длинный выдался денек, — пробормотал он, потягивая питье. — Первым делом я заглянул с проверкой в консульство, чтобы узнать, передал ли летчик твою пленку в целости. Оказалось, что да.
Он посмотрел в уличную тьму и потер рукой глаза. У него был усталый вид.
— Меня забрали, когда я выходил из здания.
— Кто забрал, полиция?
— Полиция или армия, не знаю. Они были в цивильном: темные брюки и белые рубахи без ворота. Меня не спрашивали, что я делал в консульстве, просто впихнули в старенький «пежо», тщательно обыскали и повезли в центр города, когда не нашли того, за чем охотились. Но вместо кутузки я очутился на Нгонг-роуд, на первом этаже шикарного ресторана, который снабжается с черного рынка. Это, как выяснилось, был старый клуб «Найроби». Окна выходили на лоджию, и там, на солнышке, восседал Кимани со стаканом в руках.
— Чего он хотел?
— Пленку, разумеется. Кимани. не дурак и догадался, что и как ты снял. К тому времени я уже знал, что это политический динамит. Федерация крепко давит на Штаты, требуя полного дипломатического признания. Они хотят, чтобы тут было не только американское консульство, но и посольство. Вот почему они согласились провести конференцию по диким животным. В конце я заключил с Кимани сделку. — Эйб взглянул на меня и улыбнулся. — Это была самая малая из всех возможных уступок: ленч оказался превосходный, а внизу меня поджидали эти гориллы.