Внезапно осознав, что их атакуют, двое оставшихся Белых Шрамов устремились к своим реактивным мотоциклам. Первый увидел, как к нем приближается Бракс — он выдернул из тянувшихся вдоль машины ножен зазубренный цепной клинок и с резким боевым кличем описал им кружащуюся дугу. Браксу пришлось бросить инструмент и скользнуть по гальке на бок, но Белый Шрам быстро выпрямился. Однако на него налетели Аркан с Чармианом, один из них врезался в космодесантника выпуклым наплечником, а другой потянулся к оружию.
Когда третий Белый Шрам добрался до мотоцикла, Исидора не оказалось поблизости. Вместо того, чтобы тянуться к оружию, Шрам подпрыгнул и оседлал машину. Маневр был исполнен с изяществом и уверенностью рожденного в седле, и прежде, чем Альфа легионеры смогли что-либо сделать, Белый Шрам пригнулся и развернул ускоряющийся мотоцикл обратно к скалистой горловине.
Клинок Сетебоса с легкостью прошел сквозь глотку сопротивляющегося пленника.
— Исидор, заглуши его передачи, — рявкнул сержант, указывая окровавленным острием ножа. Исидор скользнул мимо двух легионеров, которые все еще боролись с противником на базальте, и подобрался к коммуникаторам мотоцикла.
— Есть! — крикнул он.
Сетебос наблюдал, как уходящий мотоцикл мчится на волю. Зантин поднял болтер, но сержант положил на ствол оружия керамитовую ладонь. Никаких удобных, но неблагозвучных перестрелок с характерным звучанием обоюдного болтерного огня, которое выдаст присутствие на Фемусе IV других космодесантников. Как всегда, Альфа Легион останется неслышимым, незримым и неизвестным.
— Крайт!
— Да, сержант.
— Давай.
Детонаторы сработали. Установленные в стене кратера сейсмические заряды разнесли огненный камень на стеклянистые обломки. Со склона вулкана посыпался щебень, который подпрыгивал и дробился, катясь в ущелье. Спасающийся мотоциклист заметил опасность. Он попытался повернуть, но там банально было недостаточно места. Космодесантник сжался сбоку и соскочил с седла, с лязгом заскользив броней по вулканическому сланцу. Реактивный мотоцикл врезался в растущую стену из расколотых камней и падающих обломков, превратившись в краткую вспышку света, звука и перекрученных осколков.
Сетебос увидел, как Белый Шрам пополз по черной гальке и поднялся на ноги. Он побежал уверенными механизированными шагами, давя песок под ногами.
Разлитая магма приближалась.
Взрыв, который был организован так, чтобы прозвучать, как любое другое жестокое извержение вулкана, открыл раскаленные шлюзы. Поток светящейся смерти хлынул по склону в направлении Белого Шрама. Альфа легионеры наблюдали, как вздувающаяся лава поглотила скат, а затем затопила горловину, как и задумывали Крайт с Исидором.
Поток захлестнул пораженного космодесантника, сбил его с ног и швырнул наземь плечом и лицом вперед. Какую-то секунду Белый Шрам бился, его незапятнанный керамит горел, а потом все — ранец и остальное — скрылось под чавкающей поверхностью со вспышкой энергетического разряда.
Чармиан поглядел на сержанта.
— Сэр?
Теперь они втроем прижимали оставшегося Белого Шрама лицом к дну ущелья.
— Давай быстрее, — прошипел Сетебос, и указал остальным членам отделения на слегка более легкий откос на противоположном склоне.
Белый Шрам выкрикивал пленителям яростные оскорбления, однако они продлились недолго. Чармиан с двух сторон взялся механизированными перчатками за голову космодесантника и резко крутанул ее вбок. Раздался хруст перелома, сопротивление Белого Шрама сменилось безвольным оседанием, и легионеры отпустили его.
Отделение «Сигма» двигалось вверх по скалистому склону, а каньон позади них светился. На смену месту краткой битвы пришла извергнутая река пламенной погибели, которая стерла с лица планеты все свидетельства присутствия Альфа Легиона.
— Стоп.
Сетебос внезапно замер. Легионеры заняли позиции, высматривая на почерневшей местности новых зеленокожих.
— Еще Шрамы? — обратился к сержанту Исидор, но Сетебос прижимал перчатку к боку шлема, прикрываясь от грохота вулканических извержений, который прокатывался по истерзанной земле.
Через мгновение он снова повернулся к ним.
— Нас отзывают. Что-то особенное. Меня снабдили координатами точки эвакуации.
Исидор утвердительно кивнул, но прочие лишь посмотрели на сержанта невыразительной оптикой шлемов.
— Давайте двигаться. Если нам повезет, то через час мы уберемся с этой скалы.
Оператус Гидра-Пять: Истекшее время?3/-633.19//ДРУ Мир-улей Друзилла — улей Хорона.
Мать назвала ее Ксалмагунди. Подземная каста назвала ее Погибелью — за те бедствия, которые она навлекла на людей. Пришедшие за ней сучьи иномирцы называли Ксалмагунди «духовным топливом» и «ведьмовским отродьем». Ее противоестественный дар убил их всех.
Смерть погнала ее наверх. Она оставила позади подулей, заваленный щебнем и телами. В бытность маленькой девочкой она слабо представляла, как контролировать свои аномальные способности — предметы вокруг нее, казалось, двигались по собственной воле. Буйно, если таково было ее настроение.
То, что начиналось как фокус, чтобы поразить детей касты, вскоре вызвало ужас на лицах подульевиков. Она была отклонением даже среди жителей Дельва, где кожа была пепельного цвета и нетронутой лучами солнца, глаза — крупными и черными, и где обездоленные влачили существование в изгнании. Когда подростковые вспышки гнева вызвали толчки в подземном мире, ее отвергли даже пещерные сородичи.
Они прогнали ее историями об ее прошлом. Они поведали Ксалмагунди об ее ужасающем появлении на свет — о том, как еще будучи вопящей новорожденной, она разрушила мать изнутри, круша кости и разрывая органы. Все благодаря проклятой силе безрассудного детского разума.
Бродя из одного пещерного сообщества в другое, Ксалмагунди была уродом среди уродов. Чтобы притупить одиночество, вновь пришли слезы, но вместе с ними также и злоба с ненавистью. Окружавшее ее ночное царство превратилось в охваченный сотрясениями кошмар, и казалось, будто содрогалась сама тьма. Толчки прошли по хрупким основам улья, и верхний мир рухнул на нижний.
В ту ночь Дельв, который был домом подземной касты дольше, чем кто-либо мог припомнить, стал всего лишь очередным стертым в пыль слоем истории улья.
Пока она продвигалась к шпилю, за ней охотились. Сотрясения улья ощущались по всему городу, и нашлись те, кто занялся выяснением их неестественного происхождения. Ксалмагунди научилась контролировать свои эмоции и телекинетический кошмар, который порой накатывался вместе с ними. Ее внешность, казавшаяся многим ульевикам тревожной и ужасной, продолжала привлекать к ней внимание властей. Однако когда им не удалось задержать ее, и достаточно много людей стало свидетелями опустошительной мощи ее дара, пришли иномирцы.
Иномирцы со своими собственными талантами: безмолвные сестры, в присутствии которых предельные способности Ксалмагунди исчезали, и под взглядом которых было мучительно существовать. Она слыхала, что Сестер послал сам Император, и это действительно подтверждали их превосходные доспехи и вооружение. Ксалмагунди была не в силах понять, что могло быть нужно от нее Императору Человечества. Учитывая, что он прислал своих немых вооруженными до зубов, она не могла полагать, что причина была сколько-нибудь благой.
Убийство продолжалось. Отделение за отделением Сестер гнали ее по жилым кварталам и индустриальному ландшафту фабричных труб, однако никому из них не удалось завладеть добычей.
Ксалмагунди уставилась в огонь. Она наблюдала, как мерцают и пляшут языки пламени. Ее лагерь когда-то был какой-то виллой, жилым особняком офицера Имперской Армии или дворцового чиновника. Ветер свистел в обветшалой кладке и вокруг крошащейся мебели. Псайкер поплотнее натянула изодранный плащ — она привыкла к подземному теплу подулья и отапливаемых печами заводов. Чем дальше она продвигалась к шпилю, тем сильнее мороз впивался в тонкую бледную кожу.
Она пришла к шпилю Пентаполис именно потому, что он был давно брошен. Улей Хорона получил свое название благодаря пяти малым шпилям, которые выросли вокруг основного центра, будто корона, однако сотни лет назад его опустошила смертельная эпидемия. Каждая попытка заново колонизировать шпиль оканчивалась возрождением болезни, и требовались новые меры по изоляции Пентаполиса и очистке его от зараженных обитателей. Так что теперь шпиль-призрак оставался на горизонте предостерегающей легендой — он был слишком большим, чтобы его снести, и слишком свежим в памяти, чтобы предпринять очередную неизбежную попытку заново заселить и освоить драгоценное пространство.
Ксалмагунди потерла висок. У нее болела голова. Возможно, она слишком долго глядела в огонь…
Ксалмагунди потерла висок. У нее болела голова. Возможно, она слишком долго глядела в огонь…
Нет. По ней прошла дрожь осознания. Головная боль сперва была едва заметной, но неуклонно нарастала, как будто в мозг медленно входил нож. Ей уже приходилось чувствовать подобное раньше.
Времени не было.
Ксалмагунди перепрыгнула через огонь и помчалась по брошенной вилле. Она была легкой и гибкой, однако недолгая жизнь в качестве объекта охоты также сделала ее быстрой и сильной. Она была не одна в здании — в этом она была убеждена. Мгновением позже это подтвердилось, когда тонкие стены виллы пробили горячие лучи дневного света, и заряды болтеров раскидали по всей комнате осколки рокрита. Ксалмагунди заставила себя подняться.
Ее преследователи окружили строение, перемещаясь за стенами виллы. Теперь казалось, будто ей в мозг воткнули шесть ножей. Боль была мучительной, и в парализующей агонии она не могла найти дорогу к той части самой себя, на которую обычно полагалась в подобных обстоятельствах. Той части разума, в которой страх и разочарование плавно переходили во внезапное телекинетическое разрушение. Она могла думать лишь о том, как переставлять ноги. Нужно было уходить. Не только для того, чтобы ее не разорвал огонь болтеров, но и чтобы избавиться от накладывающегося друг на друга влияния сестер.
Стены по обе стороны от Ксалмагунди взорвались, когда по ней открыли стрельбу еще двое невидимых нападавших. Вилла превратилась в смертельную западню, средоточие перекрестного обстрела — даже на бегу она ощущала, как шальные заряды дергают развевающийся позади плащ.
Разрушенная кладка начала падать на пол, и показались охотники на Ксалмагунди: золотистые видения в шлемах с плюмажами, украшенные белым и багряным. Они держали яростные болтеры и гнали Ксалмагунди по вилле.
Она вырвалась из тени на крышу приподнятой террасы и ослепла от неожиданного дневного света — ее большие черные глаза жительницы подземного мира были сверхчувствительны даже к скудному солнцу Друзиллы. Она затормозила и остановилась, выставив тонкую руку перед накрытым капюшоном лицом, и ей пришло на ум, что все это могло входить в план Сестер. Она была быстрой и ловкой, но не могла уйти от болтерного заряда на открытом пространстве. Посреди битвы, когда воздух обжигали камни и выстрелы, ее инстинктом было убегать. Ни один снаряд не смог достать ее в хаосе, а теперь, когда она оказалась на террасе, болтерный огонь полностью прекратился. Ксалмагунди не могла отделаться от ощущения, что ее загоняют точно так же, как подульевики пробивались по туннелям, направляя верминипедов в ожидающие сети товарищей.
Небо над ней издавало рев. Было нелегко смотреть в покрытые яркими пятнами небеса, однако над крышей виллы парил транспорт, или какой-то челнок. Когда ее зрение прояснилось и приспособилось к друзиллианскому дню, она приложила ко лбу ладонь и увидела, как вооруженный транспортник закладывает вираж для очередного захода. В открытой двери на борту челнока сидела пристегнутая безмолвная Сестра — на ней был шлем с целеуказателем, а в руках Ксалмагунди видела длинный ствол какой-то экзотической винтовки.
Губы псайкера сморщились от ярости. Будь им это нужно, Сестры Безмолвия убили бы ее, однако им гораздо сильнее хотелось усыпить ее, будто опасное животное, для путешествия к драгоценному Императору. Ксалмагунди не собиралась попадать в плен, словно трофей на стену для рожденного в шпиле.
Она вновь бежала, босые ноги колотили по истертым камням террасы. Он ощущала позади других сестер — им мешали доспехи, однако отчаянно хотелось преуспеть там, где потерпели неудачу предыдущие группы. Транспортник завершил разворот и спускался к ней. Ксалмагунди видела силуэт снайпера в шлеме, свесившегося с борта челнока. Бегущий псайкер внезапно бросилась вправо, так что несколько выстрелов винтовки отскочили от камня, и снайпер оказался не на том краю корабля, с которого можно было бы выстрелить снова.
Ксалмагунди бежала по полосе препятствий разрушающейся архитектуры. Она перемахнула через декоративную стенку, а затем нырнула в проем, оставшийся на месте нескольких разбитых и выпавших балясин. Рассыпающееся сооружение обеспечивало ей прикрытие, но, что более важно, замедляло закованных в броню Сестер Безмолвия, которым приходилось карабкаться через препятствия с тяжелым боевым снаряжением. Перекатившись, она толчком вскочила на ноги и помчалась к краю террасы.
Транспортник наклонился набок, становясь вровень с приподнятой платформой, и Ксалмагунди ощутила, как снайпер выверяет выстрел. А также ощутила кое-что еще — облегчение от того, как из горящего разума удаляются ножи — мало-помалу, один за другим. Она отрывалась от Сестер. Ксалмагунди не хотела рисковать, оборачиваясь.
Было важно каждое мгновение. Каждый шаг. Последний шаг был важнее всего.
Ксалмагунди бросилась с края приподнятой террасы в пустоту вовне. Капюшон откинулся, плащ захлопал вокруг, и она почувствовала, как поспешный выстрел снайпера просвистел мимо уха. Ксалмагунди начала махать руками, ноги задвигались в воздухе, тонкое тело псайкера мчалось вниз, мимо бессистемной архитектуры шпиля Пентаполис. Под ней была громадная пристройка улья Хорона — покрытая смогом электростанция, над которой вздымался венец малых шпилей. Она быстро неслась навстречу.
Взглянув вверх, Ксалмагунди увидела, как транспортник нырнул за ней. Сестры стоял на краю террасы, безмолвно наблюдая, как псайкер падает навстречу смерти. Улетая от них, она ощущала, что внутри нее что-то возвращается, как будто ампутированная конечность восстановилась, полностью готовая к работе.
Она закрыла глаза и пожелала катастрофы.
Южный торец шпиля задрожал. Нагроможденное сооружение сотряслось от верхушки до основания, взметнув в воздух дождь рокрита, разорванных балок и кусков кладки, гротексно напоминающих горгулий. Словно сжимающее столб шпиля давление, волна разрушения с мощью титанического взрыва заполнила все небо обломками и колоссальными плитами здания. Находившаяся уже далеко наверху терраса согнулась и рухнула.
Ксалмагунди изменила угол падения и, словно кошка, упала на первый из крутящихся кусков лишь для того, чтобы через несколько мгновений соскользнуть с гладкой поверхности и улететь прочь. Когда она забиралась на другой, ее планы нарушила третья гигантская скрепа, которая врезалась во временную платформу, расколов ту на части под ногами и вынудив Ксалмагунди рассечь ее надвое силой разума.
Забираясь на деформированную опорную колонну, псайкер позволила себе на мгновение сконцентрироваться на отступающем транспортнике и бьющихся телах Сестер, которые летели навстречу смерти среди рухнувших сооружений. Несколько мгновений псайкер падала вместе с разрушением, а затем ухватилась за движущиеся завитки пролетающей мимо секции стены и вцепилась в них, чтобы выжить. Она была удачлива — дар наделил ее выдающейся телекинетической силой. Тем не менее, он не дал ей выдающихся рефлексов, и любой из падающих обломков камня или металла мог мгновенно раздавить ее, или же проломить хрупкий череп в миг невнимательности.
Внизу Ксалмагунди видела устроенный ей хаос. Основание шпиля-призрака заваливало раздробленными остатками рухнувшего южного торца, и навстречу ей вздымалось облако пыли. Камнем падая сквозь дымку, псайкер напрягла свой разум, концентрируясь на замедлении неудержимой массы огромного объекта. Лицо исказилось уродливым оскалом, когда она повелела чудовищу спускаться помягче. Прочие колоссальные блоки с грохотом пролетали мимо лишь для того, чтобы разбиться о растущую гору щебня у подножия шпиля.
Разум псайкера заболел от усилия.
Несмотря на противоестественное влияние Ксалмагунди, гигантский фрагмент все равно ударил с невообразимой силой, швырнув псайкера вниз, на рокритовую платформу, которая выступала сбоку бездействующей дымовой трубы. Невероятным образом она приземлилась на ноги, но тут же ощутила, как в ноге что-то подалось, и ее насквозь пронзило раскаленной добела болью.
Она упала, покатившись вниз по ступенькам платформы, и мир превратился в тошнотворный калейдоскоп. За его пределами для нее существовал лишь оглушительный белый шум падающей кладки.
Внезапно мир перестал вертеться, она резко остановилась на ржавой металлической лестничной площадке. На голове было несколько глубоких ран, онемевшая рука висела сбоку. Единственное, чего ей хотелось — остаться лежать на месте и умереть.
Снова взглянув на верх лестницы, она увидела, как громадный обломок изогнутого смятого рокрита проломил платформу, будто та была сделана из бумаги, и за ним последовало хлещущее переплетение поддерживающих кабелей, которые понеслись к лестничной площадке. Она заставила себя подняться, но тут же снова упала с воплем боли — нога была раздроблена, в нескольких местах из плоти торчала кость. Изо всех сил стараясь сконцентрироваться на ноге и игнорировать множество других болей, боровшихся за ее внимание, она заскрежетала зубами и выпрямила кости, наложив на разбитую конечность телекинетическую шину. Острые осколки втянулись обратно в разорванную мышцу, и, по крайней мере, стало возможно попытаться встать.