— Ты считаешь, что такой воин позволил бы победить себя колдовством? Считаешь, что он мог быть таким слабым? — спросил он.
Десаан затряс головой, пытаясь загладить вину, которую не совсем понимал.
— Нет, повелитель.
— Прочь! — слова со скрежетом покинули губы Ферруса. — Пока я не вышвырнул тебя.
Десаан отдал честь и круто повернулся.
Сантар собрался последовать за ним, но Феррус остановил его.
— Не ты, Первый капитан.
Сантар остановился и выпрямился.
— Я воспитал слабых сыновей? — спросил Феррус, когда они снова остались одни.
— Вы знаете, дело не в этом.
— Тогда почему мы в тупике? — Гнев примарха остыл, когда он прошелся по перевернутому стратегиуму. — Я слишком долго отсутствовал на фронте, мои братья отвлекли меня. Вы стали покладистыми, послушными. Я чувствую недостаток целеустремленности в наших рядах, нехватку воли, и это отдаляет нас от нашей цели. Эльдарская магия — не моя забота, а вот обнаружение и уничтожение узла — да. Мы должны обладать внутренней стойкостью, чтобы побороть ловушки. Я возглавляю эту кампанию, и мои братья не превзойдут меня. Мы — сила, пример для всех. Репутация этого Легиона, моя репутация не будут опорочены. Больше никаких задержек. Действуем быстро. Если понадобится, оставим дивизии Армии позади. Ничто не должно мешать нам в достижении победы.
Сантар нахмурился, когда увидел, что решимость на лице Ферруса обратилась в меланхолию.
— Десаан служит вам непоколебимо, как и все мы. Вы взрастили сильных сыновей, мой примарх.
Феррус смягчился. Он опустил руку тяжелую руку на плечо адъютанта.
— Благодаря тебе я становлюсь сдержаннее, Габриэль. Думаю, ты единственный, кто способен на это.
Сантар почтительно склонил голову.
— Вы оказываете мне честь своей похвалой, мой примарх.
— Она заслуженна, мой сын. — Феррус отпустил его, оставив плечо онемевшим. — Десаан — хороший солдат.
— Я передам ему ваши слова.
— Нет, я сделаю это. Так будет лучше.
— Как пожелает, мой примарх. — Последовала содержательная пауза, и Сантар задумался над тем, что он собирался сказать далее.
Феррус снова повернулся к нему спиной.
— Расскажи о своих тревогах. Мои глаза могут быть холодны, но не слепы.
— Очень хорошо. Будет ли мудро оставить наших союзников? Нам может понадобиться их поддержка.
Голова Ферруса быстро повернулась, и он внимательно посмотрел на Первого капитана. Спокойное поведение примарха испарилось, когда в его глазах вспыхнуло что-то раскаленное и непредсказуемое.
— Ты сомневаешься в моих приказах, адъютант?
В отличие от своего менее опытного капитана Сантар не колебался.
— Нет, примарх, но вы сам не свой.
Любой другой, кроме Сантара пострадал бы за такую прямоту. И действительно, Первый капитан пережил тревожный момент, пока примарх следил за его реакцией. Кулаки Сантара сжались, молниевые когти готовы были выскользнуть, когда инстинкты воина взяли вверх.
Ярость Ферруса погасла так же быстро, как вспыхнула, и он уставился в темноту.
— Мне нужно сказать тебе кое-что, Габриэль. — Феррус встретился взглядом с капитаном. — Я должен признаться, но об этом должен знать только ты один. Предупреждаю, не говори об этом никому…
В последних словах примарха таилась скрытая угроза, а по челюсти Ферруса пронеслась нервная дрожь. Первый капитан терпеливо ждал.
— Я недавно видел странные сны, — пробормотал Феррус. Для него это было абсолютно нетипично, и это встревожило Сантара больше чем любая угроза применения силы. — О пустыне из черного песка и глазах, следящих… холодных глазах рептилии.
Сантар не ответил. Он никогда прежде не видел своего примарха уязвимым. Никогда.
— Мне вызвать апотекария, милорд? — в конце концов, спросил он, когда заметил, что Феррус трет шею. Едва видимая из-за края горжета кожа была натерта.
— Раздражение, только и всего, — сказал Феррус, хотя его голос говорил об обратном. — Это место, эта пустыня. Здесь есть что-то…
Теперь Сантар ощутил настоящее беспокойство и захотел спешно закончить кампанию и отправиться на новую войну.
— Легион может уничтожить узел без посторонней помощи, — уверенно заявил он. — Плоть слаба, мой примарх, но мы не будем ее рабами.
И словно солнце, вышедшее из-за туч, Феррус просветлел и снова стал самим собой. Он сжал плечо Сантара, причинив боль Первому капитану.
— Созови капитанов Легиона. Я поведу нас на врагов, и покажу, насколько сильны сыны Медузы, — пообещал он. — Я принял решение, адъютант. Ничто не остановит меня. Ничто.
Когда Габриэль Сантар ушел, Феррус вернулся к своим раздумьям. Ничто, даже перспектива битвы не могло поколебать его гнетущего настроения. Как наковальня на шее, оно тянуло его все глубже в бездну. Он был уверен, что Фулгрим смог бы облегчить ношу, но Финикийца не было здесь. Вместо этого он должен вести войну вместе с этим своевольным ублюдком Мортарионом и мягкосердечным Вулканом.
— Сила… — сказал он, словно произнесение слова дало бы ее. Он потянулся серебряными пальцами и схватил рукоятку Сокрушителя Наковален.
Он сокрушит эльдаров, уничтожит их психический узел и выиграет кампанию.
— И сделаю это быстро, — добавил он шепотом, вырвав молот из ремней.
Хотя Феррус никогда не признал бы этого, для него война не могла закончиться достаточно быстро.
Укрытые в вестибюле из белой кости две фигуры могли говорить без опасения, что их подслушают. Многое нужно было обсудить, и многое лежало на чаше весов.
— Я различаю две линии, — сказал один лиричным и звучным голосом. — Сходящиеся на данный момент в одной точке, но они скоро разойдутся.
Другой сплел вместе тонкие пальцы и ответил: — Я тоже их вижу и точку, в которой они расходятся. Он не прислушается к тебе. Ты тратишь свое время.
Хотя он был категоричен, первый собеседник не казался взволнованным.
— Он должен, в противном случае подумай о цене.
— Другие могут не согласиться. — Через минуту второй медленно покачал головой. — Ты видишь вторую стезю, на которой он на самом деле не существует. Судьба закроет эту дверь для нас.
— Ты видел это?
— Я видел его. Он должен выбрать, все должны выбирать, но его решение уже принято, и не в нашу пользу.
Теперь тон первого собеседника отметил легчайший оттенок раздражения.
— Как ты можешь быть уверен?
— Ничто не бесспорно, тем не менее, альтернатива маловероятна, но железные ноги не сменят свой путь без сильного импульса.
Первый откинулся назад.
— Тогда я обеспечу его.
— Это не будет иметь никакого значения.
— Я должен преуспеть.
— И, тем не менее, у тебя не выйдет.
— Но я должен попытаться.
Биона Хенрикоса из Десятой роты Железных Рук не воодушевило жалкое состояние дивизий Армии. Люди были похожи на призраков, пропахших потом и покрытых соляной коркой. Они были изранены и истекали кровью, и были медленными. Беспредельно медленными.
Даже клавы скитариев Механикума и батальоны сервиторов пострадали, главным образом из-за слабости их элементов из плоти. Несколько сотен кибернетических существ были оставлены ржаветь на пути следования армии; выбывших из числа сааванских масонитов тоже бросили там, где они пали в разорванной армейской униформе и они были похоронены только по прихоти случайных песчаных бурь.
Временный лагерь был поспешно разбит несколькими оставшимися бригадами трудоспособных рабочих сервов. Лазареты занялись тепловыми ударами и хроническим обезвоживанием.
Хенрикос подсчитал больных и раненых солдат, лежащих на сеточных и парусиновых койках в палатках — их были сотни. За исключением редких жалобных стонов, они уныло молчали. Он не задержался, не обращая внимания на группы доганских истязателей, опирающихся на пики под тентами, свисающими с бортов «Химер»; на отчаянные попытки механиков-водителей охладить двигатели машин; на тихие проклятья людей, счищающих со своего оружия комья утрамбованного песка. Один седой полковник, жующий пластинку табака, коснулся фуражки, приветствуя космодесантника. Он выглядел измученным, как и его люди. Но когда Железнорукий прошел сквозь толпу покрытых волдырями, обгоревших солдат, которые едва могли говорить пересохшими губами и раздувшимися языками, он почувствовал толику сострадания.
Это место было не для людей. Это был ад, а следовательно, место для таких выкованных среди звезд воинов, как он. В отличие от большинства своих братьев, Хенрикос не обладал полным комплектом бионических усовершенствований. Его руку удалили и заменили механическим подобием, согласно ритуалу Легиона, но остальная часть Седьмого сержанта была органической. Он подозревал, что частица сочувствия, которое он испытывал, пришла от этого пристрастия к биологии.
Хенрикос задумался, что если его более кибернетические братья положили на алтарь механической силы и стойкости больше, чем просто слабость плоти. Не отказались ли они также и от части своей человечности?
Хенрикос отбросил мысль, но она все же осталась в его подсознании.
Палатки лазарета уступили место меньшим шатрам, которые предоставили тень целым батальонам, но мало спасали от такой ужасной жары. Фляги быстро передавались по кругу, но даже целая цистерна не смогла бы утолить жажду одного солдата, не говоря уже о целых дивизиях. Блюстители дисциплины стояли прямо и непоколебимо, как пример своих обязанностей, но даже эти обычно стойкие офицеры слабели. Хенрикос увидел, как один упал на колени, после чего снова поднялся.
Старый полковник пел, но немногие, кроме ветеранов подхватили грубую песенку.
В общем и целом это было печальное зрелище, а ведь они — только авангард; еще больше солдат из состава главных сил все еще тащились по пустыне.
В конце выровненной песчаной площадки, которую быстро засыпали наносы, показалась командная палатка. Когда Железнорукий подошел к ней, у входа стояли на страже двое изнуренных масонитских преторов.
Хенрикос не потребовал пропустить его и даже не удостоил взгляда солдат, проигнорировав их. Он вошел в палатку и в нос ударил спертый воздух. В углу парусиновой палатки стоял вентилятор, установленный на самый холодный уровень. Работающая на пределе квадратная машина вибрировала и выла.
Пятнадцать человек в офицерской форме, выглядевшие не лучшим образом, вытянулись перед вошедшим сержантом.
Один из них — генерал, судя по богатству униформы и сидящему на его плече ручному ястребу с цилиндром для сообщений, шагнул вперед. Он держал инфопланшет и открыл рот, чтобы заговорить, но Хенрикос заставил его замолчать поднятой рукой. Он умышленно использовал кибернетическую.
— Снимайтесь с лагеря, — сказал он прямо. При такой эмоциональности Железнорукий мог говорить бинарным кодом. — Все.
Заговорил второй офицер с испуганным лицом. Его кираса была снята, а мундир расстегнут. Он явно предпочел бы остаться.
— Но, милорд, у нас только…
Хенрикос счел те три секунды, что он позволил говорить офицеру, как уступку, которую он не повторит.
— Никаких исключений. Легион наступает, а значит и вы. Соберите свои дивизии или же можете обсудить свои возражения с этим. — Он постучал по кобуре с болтером на бедре. — Это приказ Лорда Мануса.
Только главный медикус был непреклонен.
— Если мы выступим сейчас, наши больные и раненые погибнут. — Он осмелился бросить сердитый взгляд через свои очки в проволочной оправе. К счастью для него Хенрикос не воспринял это как вызов его власти.
— Да, погибнут, — сказал Железнорукий, очевидная дрожь сожаления в голосе удивила его.
Офицеры сели, или точнее рухнули. Хенрикос взял инфопланшет и одним взглядом изучил информацию.
Затем он вышел.
Перед ним раскинулась пустыня, подобно позолоченному океану, отшлифованному солнцем.
На вершине серповидного холма Феррус Манус изучал предстоящий маршрут. Вместе с ним была группа офицеров, в то время как ряды легионеров ждали внизу.
Примарх взглянул на географический гололит, проецированный с планшета в руке Сантара. Он изучил широкие дюны, базальтовые пещеры и бесконечные песчаные равнины в зеленом монохроме, после чего повернулся к пустыне.
— На горизонте ничего… — пророкотал он, но затем прищурился, словно различив то, что только он, благодаря хваленому генетическому происхождению мог увидеть. — Но в воздухе есть помутнение, возмущение…
— Вероятный теплообмен, милорд, — сказал Рууман, всматриваясь в выжженную долину бионическими глазами. Гироскопические фокусирующие кольца стрекотали и щелкали, фасеточные апертуры клацали снова и снова в различных конфигурациях, когда новые спектры накладывались на его зрение. — Который предполагает наличие аванпоста или бастиона.
— Я тоже вижу, — сказал Десаан, анализируя обстановку через визор. — Вероятно, аванпост каким-то образом замаскирован.
Сантар рассмотрел долину через магнокуляры. Она была покрыта скалами цвета кости, отбеленными солнцем. Некоторые выступали из земли как пальцы скелета или группами, напоминая грудную клетку какого-то огромного, но давно умершего хищника. А также символы; ему казалось, что он видит рунические узоры в расположении скал.
— Он должен быть там, — сказал Феррус, прервав мысли Первого капитана.
Пылевой вихрь медленно кружился по дну долины. Сантар посчитал, что увидел крошечные звездные вспышки в клубящемся облаке и неестественные тени, которые не могли быть вызваны солнцем. Он моргнул и все исчезло, но пылевой вихрь сгустился.
Сантар выключил гололит и отдал планшет одному из немногих действующих сервиторов, а магнокуляры вернул Шадраку Медузону.
— Даже если мы поспешим, наше продвижение по долине будет медленным, — сказал он, оценивая все тактические варианты. — Но обход вокруг впадины займет еще больше времени.
Рууман провел быстрое вычисление своей бионикой.
— Четыре целых восемь десятых километра от места спуска, Первый капитан.
Сантар кивнул Железнотелому, но обратился к примарху.
— Возвышенность дает больше преимущества, но вынудит нас двигаться колонной. В долине наши части смогут рассредоточиться, но будут дольше времени находиться под воздействием врага. В ней есть что-то невидимое для меня… угроза.
Феррус оглянулся через плечо.
— Суеверие уже заразительно, адъютант? — спросил он, словно поделившись знакомой шуткой с Сантаром. Примарх часто делал это.
— Доверьтесь моим инстинктам, примарх.
— За которые я не могу порицать тебя. — Попытка Ферруса примириться не затронула его холодных глаз. Он тоже смотрел на долину, словно уже увидел то, что Сантар описал, но решил проигнорировать. — Меня больше не задержат. Мы пойдем по долине.
— Послать сначала скаутов для разведки? Мы не знаем что там.
— Нет ни одного, — ответил Медузон, держа в опущенной, расслабленной руке болтер. Черты его узкого лица были острыми, как клинок, и когда капитан нахмурился, это впечатление усилилось.
В разговор двух капитанов вмешался голос Биона Хенрикоса. Сержанта вызвали на импровизированный совет для того, чтобы выступать от имени дивизий Армии, поскольку ни один из их офицеров не смог сделать это и при том достаточно быстро для нетерпеливого примарха. Хенрикос был коренастым воином, с развитой мускулатурой, но пластикой мечника. Свидетельством этого был медузанский клинок, пристегнутый к бедру.
— У меня есть предложение, милорд, — сказал он, опустившись на одно колено, но задрав подбородок и выпрямив плечи. Бион получил звание сержанта недавно, и впервые обращался напрямую к своему повелителю и примарху.
— Встань, — сказал Феррус, неодобрительно взглянув на выказывающего почтение сержанта. — Ни один из моих сыновей не должен преклонять колени передо мной, сержант, если только он не просит прощения.
— В рядах Армии есть скауты — доганские истязатели, — сказал Хенрикос, поднявшись.
— Мы потратим впустую время, — вмешался Десаан.
Хенрикос повернулся к нему.
— Люди имеют важное значение здесь.
Десаан неодобрительно посмотрел на единственный бионический имплантат сержанта.
— Да, этот камень на наших благородных шеях тянет нас в болото. Они не нужны. Доверяй железу, не плоти.
— По-твоему я не доверяю? — Хенрикос старательно сохранял свой тон нейтральным.
Если бы глаза Десаана могли прищуриться, они бы это сделали.
— В тебе слишком много плоти, Бион, слабости, которая затуманивает твои мысли.
Хенрикос ощетинился в ответ на очевидное пренебрежение. Он сжал челюсть.
— Могу заверить тебя, брат-капитан, я отчетливо вижу.
Громкий смех, жесткий и полный буйного веселья снял напряженность, как молот, раскалывающий наковальню.
— Вот это дух, мои сыновья, — прорычал примарх, — но придержите свой пыл для врагов. Нет смысла затуплять клинки друг о друга или мой адъютант посрамит вас обоих перед братьями легионерами, не правда ли?
Выговор был строгий, но лишенный настоящего гнева.
Медузон примирительно шагнул вперед, пока дальнейшие резкие слова между офицерами не вызвали новую перемену настроения примарха. Взгляд капитана смягчился и теперь мог только колоть, а не пронзать.
— Мы можем подождать армейские дивизии и объединиться с ними здесь. Вероятно, доганцы будут в авангарде.
Хенрикос кивнул, соглашаясь.
— Это воодушевит их и даст им цель, — сказал он, не обращая внимания на неодобрительное выражение лица Десаана.
— А какова наша цель? — спросил Феррус Манус. В вопросе примарха звучала резкость. — Задержек было достаточно. Больше никакого ожидания, — раздраженно рявкнул он. Долгий, глубокий выдох покинул его сжатые губы.