— Его убили североамериканцы… — не слишком уверенно сказал Путилов — или германцы. Ни тем, ни другим проблемы с коммунистическим Папой не были нужны.
— Это мы так думаем. А что — если его убили по каким-то другим мотивам? Идем дальше. Второй Папа — бывший краковский архиепископ, это уже прямой вызов нам — и как раз, аккурат перед началом польского мятежа. Но если так — кто и зачем его пытался убить? Ведь его реально пытались убить, не инсценировали покушение — Папа выжил только чудом и возможно — заступничеством Господа. В этом убийстве обвинили нас — но думаю, мы все трое знаем, что мы этого не делали, верно ведь?
— Верно — сказал Путилов — только это никому не доказать.
— А и не надо доказывать. Правый — не доказывает, он просто знает о том, что он прав. Но вот знать правду — необходимо, а мы так и не позаботились ее знать, нам было важно отбиться от обвинений. Третий папа, интронизированный не так давно. Погиб менее чем через год — бывший германский епископ — как он оказался на папском троне? Нынешний — бывший римский кардинал, стоило ему войти в Коллегию и Папа преставился, а его избрали, при том что его стаж в конклаве был минимальным, он был самым младшим из кардиналов Конклава. Мы вообще что-то знаем о том, что происходит в Ватикане на самом деле?
— Дела церковные — сказал Николай, который вообще-то был помазанником Божьим — только их нам и не хватало.
— Не слишком ли много совпадений?
— Совпадений достаточно — согласился Путилов — но я все равно не верю. Просто поляки нам вредят в очередной раз, вот и все. Поляк — он же католик.
— А Вахрамеев? Он поляк? А сэр Джеффри Ровен? Он поляк? А Альварадо? Он и близко — не поляк. Всех этих людей объединяет не национальность — а религия! И эта же самая религия — при последней сдаче получила каре тузов. Не настораживает?
— Сэр Джеффри Ровен, удалившись от дел, почему-то стал католическим священником.
— Проверить всех по религиозным убеждениям? — задумчиво сказал Путилов — господи, у нас и в анкетах то этого нет.
— Это решение, но не лучшее и не первостепенное — сказал я — это охота на ведьм, причем вслепую. Нам только своими руками пятую колонну в стране создать не хватало. Защищаться надо — нападая.
— Южная Америка? — сразу просек Николай, он имел вкус к геополитической игре и играл так жестко, как наверное не играл никто со времен Петра Первого.
— Она самая. Вся она — превратилась в зону враждебного противостояния. Там играют все, кто не лень. Но выигрывает пока — Мануэль Альварадо.
— Мы держались в стороне от этих мерзостей — сказал Николай — почему мы должны менять политику?
— Потому что если мы этого не сделаем — выиграет враг. Я никак не могу понять место Священной Римской Империи в этой истории — кто кем и как манипулирует. Но манипулирует — какого черта германцы держат там пять авианосцев, какого черта они столько сил вкладывают в явно враждебный континент.
— Они воюют против Альварадо — напомнил Путилов
— Как то плохо воюют. Совсем не так, как могут воевать немцы. Я не предлагаю не вмешиваться. Я предлагаю сломать игру. А сломом игры будет — смерть Альварадо. Ставки сделаны на него, если его не будет — придется переигрывать и переигрывать импровизируя. Тогда то мы и поймем — кто на чьей стороне играет. И воспользуемся допущенными противником ошибками.
— А если мы получим ответный удар? — спросил Путилов — только католического терроризма нам не хватало вдобавок к исламскому.
Вопрос повис в воздухе.
— Я полагал — сказал после недолгого молчания Николай — что происходящее в Южной Америке никоим образом не затрагивает интересов Государства Российского и Моих интересов. И что в интересах России, в интересах сохранения жизни русских людей, достатка и спокойствия в обществе — держаться как можно дальше от схватки. Теперь я вижу, что ошибался и следует больше внимания уделить Латинской Америке. Господин Путилов?
— Я дам соответствующие указания — мгновенно сказал Путилов
— Вот и отлично. А теперь, господа разведчики, позвольте вас несколько… отвлечь от мрачных конспирологических теорий.
Николай достал устройство Нева… такие в последнее время носили очень многие, что-то вроде сотового телефона, но на абсолютно ином принципе. Сотовый телефон постоянно на связи, но его можно отследить через вышки сотовой связи. Это устройство работает через wi-fi, зону коллективного Интернета, которая в городах охватывает уже все улицы и общественные здания. Это менее удобно, чем сотовый телефон, потому что если абонент на природе, вне зоны покрытия — до него не дозвониться, но зато через устройство Нева абонента выследить невозможно, оно пассивно и никаких сигналов не подает. Кроме того — с этого устройства можно выйти в интернет, посмотреть сводку событий, курсы акций на бирже, набрать какое-то сообщение с помощью виртуальной клавиатуры, сделать фотографию и короткий видеоролик, и многое другое.
— Итак… господа разведчики и шпионы, двадцать восьмое марта этого года, двойной теракт в Багдаде, восемьдесят убитых, больше двухсот раненых. Четырнадцатое апреля — еще один теракт, на сей раз в Константинополе, больше шестидесяти погибших. Первое мая — поджог портового терминала в Карачи. Полностью дестабилизировалась обстановка в Афганистане, мы вынуждены вести там бои и имеем только за этот год двести шестьдесят семь погибших — это только военные, я не считаю гражданских и местных жителей, которые тоже мои подданные, вашу мать! — Николай говорил негромко и спокойно, но это яснее всего показывало, как он взбешен — мы обещали принести мир на Восток, но его там нет! Я обещал принести мир Империи — но его нет и в помине! Теракт за терактом, взрыв за взрывом! Все это — дело рук генерала Абубакара Тимура, который стал из тирана, который тиранил и терроризировал целую страну героем сопротивления! Все это — дело рук британцев, которые на своей территории создали террористические лагеря, весь север Индии буквально кишит террористами! Я могу получить базы для нашего ВМФ на западном побережье Африки и вывести свой флот в открытый океан. Я могу послать людей на Луну и приказать готовить там постоянный лагерь и проекты добычи гелия-3. Но я ничего не могу сделать с террористами, которые убивают мой народ!
Это было не просто упреком. Это было обвинение нам, дворянам, в бездействии и пренебрежении интересами Государства и Престола. Путилов — дворянин в первом поколении, я — потомственный дворянин, но это обвинение в равной степени тяжело для нас обоих.
Для Путилова — обычным было бы сказать «работа ведется», в принципе так говорит любой чиновник, который делает какую-то работу, тратит казенные деньги, а результата пока что не видно. По моим расчетам Путилов был в фаворе, но он не осмелился это сказать. И правильно — потому что такие слова — признание в собственном бессилии.
— Итак, господа, полагаю я вывел вас из конспирологического угара? В таком случае, я готов выслушать ваши предложения по ситуации, реально угрожающей России.
Путилов не осмелился посмотреть на меня — потому что в таком случае он бы себя унизил и еще раз расписался в собственном бессилии и в том, что я, как профессионал — выше его. Но он молчал, и я знал, что он ждет моего слова.
— Ситуация с исламским терроризмом — сказал я — и нашей борьбой с ним напоминает мне охоту машины на комара. Конечно, если машину разогнать сильно, и если комар окажется в это время над дорогой, на нужной высоте, его просто размажет по радиаторной решетке или лобовому стеклу. Но чаще всего — комару удается увернуться. А вот мы — тратим изрядное количество бензина, вынуждены часто ремонтировать машину, и рискуем кого-то сбить при резком маневре и превышении скорости. Ласточка, подвижная, умная и быстрая — расправится с комаром в два счета, потому что это ее пища. При этом все, что ей потребуется — это пара взмахов крыла.
Николай снова забарабанил пальцами по столу, давая понять, что раздражен и ждет конкретики.
— В девяносто втором году нашей группе удалось расправиться с опаснейшим террористом того времени по имени Осама Бен Ладен, причем мы вышли на его след и уничтожили меньше чем за месяц… да что там за месяц — за пару недель. Это была наша пища, точно так же, как пища ласточки — комары. Мы делали то, что считали нужным, никого не ставили в известность о своих планах и имели поддержку. Полагаю, что в этом случае следует поступить так же. Небольшая группа профессионалов, не привязанная ни к каким бюрократическим структурам, не отчитывающаяся ни перед кем, при необходимости преступающая закон — потому что генерал Тимур и его люли преступают его вольно и при любой возможности. Плюс поддержка — опытная группа спецназначения, мобильная, расположенная на передовой базе или на авианосце. Собственный транспорт, чтобы ни у кого не простить и средства разведки. На этом — полагаю, все.
— Да, полагаю всё — сказал Николай Третий — и полагаю, что вы, сударь, сумеете сформировать такую группу.
— Да, безусловно.
— Тогда — я жду письменного вхождения на мое имя. Что нужно, в каком объеме, когда. Мне надоело слышать про терроризм, это то, что мешает нам двигаться дальше. Я все сказал, господа…
Мы с Путиловым встали. Николай пошел к двери, махнул рукой, приказывая Путилову следовать за ним. У самой двери остановился.
— Две вещи. Первая — вы, князь, можете оставаться в этом доме столько, сколько сочтете нужным. Вторая — вы, господин Путилов, выделите группу толковых людей, чтобы проверить подозрения князя Воронцова. Лучше всего — пусть этим займется контрразведка МВД, а вы проверьте людей, которые будут этим заниматься. Обвинения, выдвинутые князем Воронцовым чрезвычайно серьезны, это обвинения в заговоре и государственной измене. Мы не можем пренебрегать такими сигналами, и обязаны сделать все для безопасности России…
Несмотря на то, что Николай позволил мне оставаться в Ливадии — я решил выехать отсюда на следующий же день. Пару дней я решил провести в Воронцовском дворце в Одессе, а дальше — вероятно надо будет посетить Санкт Петербург и направляться на Ближний Восток. Или — в Афганистан, возможно даже в Белуджистан, в Карачи.
До Одессы я доехал быстро и не без лихости — экипаж баварских моторных заводов, пусть и несколько устаревший это позволял. Сворачивая во двор своего дворца, я заметил стоящие у парадного машины. Это еще кого принесло…
Машин было три. Все три — бронированные Интеры, часто встречающиеся на Востоке у нефтяников и газовиков. Такими же машинами пользуются спецслужбы — им не приходится отчитываться за расход топлива.
Подошел к первому же «бодигарду», прикрепленному, стоящему на ступенях. Интересно — кто их вообще пустил сюда.
— Чем обязан?
— Ваше Высокопревосходительство?
— Собственной персоной. Чем обязан?
— Вас ждут, Ваше Высокопревосходительство. В доме, в гостиной. Дама.
Ксения… Вот только ее тут и не хватало…
— Их Высочество?
— Не могу, Ваше Высокопревосходительство, извините.
Хотя… странная для Ксении манера визита, она предпочитает принимать гостей, а не наносить визиты. И странный кортеж… она почему-то с небрежением относится к армии, к безопасности, вообще ко всему к этому. В ее понимании это что-то вроде игры… детский сад, только автоматы настоящие. Они считает, что любого противника можно перехитрить, переинтриговать, подавить морально и разорить.
Машинально пригладив волосы, вошел в гостиную — это скорее не гостиная, это холл, как в петербургских домах, по этикету в отсутствие хозяина дома гостю или гостье вполне позволяется переждать здесь. Уже не такая молодая, но все еще потрясающе красивая женщина в строгом сером костюме от Дреколла, поставщика двора Габсбургов, с бриллиантовым шифром фрейлины Двора отвернулась от окна, у которого она стояла…
Юлия…
Я ненавидел… не ее, себя — потому что когда я ее видел, я терял над собой контроль. Это и в самом деле так… не для красного слова сказано. Говоришь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что говоришь. Делаешь… и вдруг понимаешь, что не думаешь, что делаешь. С Ксенией, матерью моего сына была подростковая интрижка, переросшая во что-то большее и закончившееся ребенком… да и неумеренное желание Ксении контролировать и интриговать… она до сих пор помнила и навещала меня… даже в госпитале навещала только для того, чтобы проверить — не порвался ли еще поводок. А вот с Юлией было другое… то, что я описал.
— У тебя интересная машина… — сказала она — редкая. Откуда она?
Машина у меня и впрямь была интересной и редкой. Вряд ли в Крыму была еще одна такая, а может — и в Империи. Коллекционный экземпляр, спецзаказ. Олдсмобайл 98 Ридженси Брогэм, модель восемьдесят второго года, черный металлик с хромом, в максимальной комплектации с обтянутой кожей верхом, с декоративными спицами на колесах и покрышками с белой боковиной, с заказным кожаным салоном вместо тканевого, с дополнительными хромированными деталями. Это от отца… отец был американофилом, имел друзей среди американцев и заказал эту машину. Но поездить на ней не успел: когда она прибыла в Крым — отца и мать взорвали в Багдаде. Террористы. А может — и не террористы. Я не верю официальной версии и кто это сделал — обязательно дознаюсь. А потом — расквитаюсь…
— Это от отца. Он не успел на ней поездить. Его убили…
Пришел в себя я, когда мы были уже в малой гостиной, и перед нами — стоял серебряный поднос с чайным набором. Что было до этого, какие глупости я сказал, и какие сделал — не помню, хоть пристрелите…
— Майкл был у тебя? — спросила она, глядя мне в глаза. У нее была такая манера — смотреть прямо в глаза… Ксения наоборот избегала такого. Господи… только вот сейчас этого сравнения не хватало. Еще ляпну лишнее…
— Был. Он уехал?
— Да.
— Напрасно.
— Он уже взрослый…
Я помолчал, подбирая слова.
— Мне… не хотелось бы, чтобы он занимался тем, чем занимается.
Юлия улыбнулась
— Отец — вице-адмирал флота, разведчик. Мать… кем он может быть, как ты думаешь?
— Именно поэтому.
Да уж…
— Как он относится ко мне?
— Сам спросить не мог?
— Спросил.
Юлия помолчала, собираясь с мыслями
— Я ему объяснила… как смогла. Но ты должен понять — он американец. Стопроцентный, настоящий американец. Мы с тобой — чтобы с нами не произошло, были и останемся русскими. Он же американец… пусть он знает русский язык, какое-то время прожил здесь — он американец и ему… сложно все это понять.
— Ты рассказала ему про Бейрут?
— Рассказала…
Вопрос в том, как это понять. То, что произошло в Бейруте — это не служение Родине, это кошмар. Это какой-то злой вихрь, изломавший, искалечивший наши судьбы, разрушивший наши ориентиры и моральные ценности, сделавший нас… Мы все — после Бейрута не станем прежними, потому что что-то сломалось. Сломалось там, в Бейруте и этого уже не исправить. Мы дорого заплатили за Бейрут.
И продолжаем платить.
— И как он это воспринял?
— А сам как считаешь?
Черт…
— Я попытался дать ему понять… Не знаю, что из этого вышло. Не знаю, что вообще из всего из этого выйдет.
Не знаю, сколько я сидел в каком-то оцепенении — пока рука Юлии, коснувшаяся моей руки, не вывела меня из морока
— Может, займемся делом…
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду дело…
Юлия сдвинула в сторону поднос, положила на стол небольшой, изящный, ручной работы портфель — и только сейчас я заметил, что он у нее есть.
— Я приехала по делу. Из Санкт-Петербурга.
— Какому делу?
— У него есть имя. Генерал Абубакар Тимур.
Святые отцы…
— Какое отношение ты имеешь ко всему к этому?
— Такое. Его Величество, Николай Третий призвал меня ко двору. И объяснил, что моя работа не закончена. Он… умеет говорить убедительно. Так что теперь я — не только фрейлина Ее Величества. Но и начальник отдела специальной документации министерства иностранных дел в ранге товарища министра. И тайный советник при Дворе.
Я достал устройство Нева — купил по дороге, уже подключенное, начал набрать номер.
— Не надо…
Вот уж — нет. Я тоже — человек.
— Слушаю — раздался знакомый голос. Wi-fi теперь был везде.
— Подонок ты — только и смог сказать я
Николай расхохотался и повесил трубку.
Наверное, это и в самом деле смешно. Со стороны.
А вообще — Николай изменил кадровую политику отца очень сильно. Отец укреплял институты и держался проверенных кадров. Николай тасовал людей как карточную колоду, а на институты и стабильность ему было наплевать. Его принцип, как я уже понял — не человек для должности, а должность для человека, он подбирал не людей на должность — а просто людей, а потом давал им полномочия, при необходимости безжалостно кроя и перестраивая бюрократические структуры. От этого — как я уже успел понять — в чиновном Петербурге зрело недовольство — привыкшим сидеть в тихом болоте чиновникам было неуютно. Все помнили отдел специальной документации по Герштейну, Евсею Ароновичу, хитрому и осторожному еврею, который любил прикидываться этаким еврейским добрым дядюшкой — но тем, кто на это купился было не позавидовать. Он досидел на своем месте не до пенсии, а до инсульта, после чего его сменил на его посту его товарищ,[96] Моисей Тамаркин, тоже еврей еще тот. Ему еще сидеть и сидеть было — но оказывается, Его Величество имел на этот счет совершенно другие виды. Теперь — ОСД возглавляет очаровательная фрейлина двора, и все воспринимают это как дикость или очередной фаворитизм, перешедший границы. А на самом деле, у Юлии едва ли не лучший опыт, чем у меня… почти двадцать лет работы на холоде,[97] в самой сердцевине североамериканской политической машины. Конгресс САСШ, Госдепартамент, министр обороны — сердечный друг и самое логово неоконов. Внешность не слишком умной барышни, очаровательный английский акцент… и двадцатилетний опыт выживания в волчьей стае. Ох, не завидую тем, кто пойдет против нее.