Это Алеша ногой аккуратно подпихивал осколки разбитых бутылок под несчастную этажерку.
Востроносенькая журналистка вопросительно улыбнулась нам смущенной, деликатной, и какой-то, очень иностранной, улыбкой. Мы со Старковой поспешили тихо занять места на таких же пустых ящиках, нашедшиеся вдоль стены.
– Продолжим! – кивнул волосатый гигант. Девушка нажала клавишу на магнитофончике.
– Скажите, Борис! – начала девушка, неправильно ставя ударение в имени. – Творчество кого из ваших, как это сказать – brothers in arms – собратьев по запрещенной музыке имеет ваше уважение?
Вдобавок ко всему, у девушки одна ноздря была проколота серебряным колечком. Я впервые в жизни видел иностранного корреспондента. Неужели они там все такие?
Еще я обратил внимание, что в другом углу этой комнаты были свалены разные приспособления, свидетельствующие, что здесь не только пьют, но иногда даже записывают музыку. Там стояли подставки к микрофонам, большой барабан. Валялись в беспорядке всевозможные шнуры. И лежала простая акустическая гитара.
– Последнее время настоящих рок-музыкантов в России не осталось, – авторитетным тоном вещал волосатый Борис английской журналистке. – Макаревича с его «Машиной времени» я перестал уважать после того, как Андрей взялся работать на официальной эстраде – прежние идеалы были принесены в угоду пошлому массовому вкусу. БГ в Питере окончательно ушел в эксперименты. «Урфин Джюс» или «Високосное лето» – вообще пропали из виду. Короче, русский рок сегодня – пустыня. До чего доходит, представьте Дороти: в Ленинграде в какой-то кочегарке появился даже кореец! Так что он теперь тоже – русский рок? – усмехнулся новоявленный гуру, делая многозначительную паузу, чтобы раскурить косяк.
Журналисточка кивала головой, как бы молча поддакивая, и хлопала ресницами наивных глаз. «Интересно, насколько она понимает по-русски? Половину рассказа, наверное, не соображает? Трудно, наверное», – еще подумал я про себя.
– Так что кроме нас, в русском роке на сегодняшний день никого не осталось, – подвел итог Борис. – Группа «Паноптикум», где я лидер-гитарист, фронт-вокалист, автор всех текстов песен и музыки… Судите сами!
Журналистка продолжала строить «гуру» восхищенные глаза.
Но в этот момент за нашей спиной кто-то смачно провел пальцами по струнам гитары. Я даже вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Это Алеша, скучая, набрел на инструмент и немедленно захотел подержать его в руках. Он поставил одну ногу на ящик, чтобы опереть на колено гитару, легонько перебрал аккорды и смачно запел:
– В осенний день! Бродя как тень! Я затесался в винный синдикат…
– Алешка! – расплылась в улыбке Маша Старкова, как только его неповторимый голос прозвучал под сводами этого мрачного склепа.
– Извините, не удержался! – весело пожал плечами певец.
– Ну, все! – взревел гуру. – Ты кого вообще привела? Что это за гопники?!
Он вскочил во весь свой немаленький рост. Длинные волосы мотнулись из стороны в сторону. От резкого движения качнулось пламя свечей и тени заметались по комнате.
– Это Алеша Козырный, – сообщила Маша Старкова. – Помнишь, я тебе рассказывала?
Но татуированный рокер уже видимо вошел в состояние аффекта. Или собирался изобразить ярость на глазах иностранной журналистки. После Алешиной выходки с гитарой, наши шансы организовать совместную запись устремились к нулю.
– Момент! – вдруг тоненько воскликнула журналистка. Она повернулась к застывшему с гитарой Алеше и спросила, тщетно стараясь сохранить правильный выговор: – Ви ест Козырной? – ударение снова подвело ее.
В ответ Алеша только еще энергичнее ударил по струнам.
– О-о! Russian folk music? Шансон? Да? – стриженая журналистка мгновенно оказалась возле Алеши, и уже энергично трясла его руку приветствием.
– Это у вас, милая, называется шансоном. А у нас просто – блатняк! – попытался отшутиться обескураженный таким напором Алеша.
– Дороти Стаффорд, информационная служба ВВС! – обрадовано представилась девушка. – Вы famous! Знаменитость!..
Вот только рокер, минуту назад дававший ей интервью совсем не обрадовался этому обстоятельству. Он явно собирался выкинуть нас отсюда. А тут возникала незапланированная проволочка.
– Дороти! Это же похабный жанр! Это вообще не искусство! Пошлятина всякая, – заявил он.
Но иностранная журналистка моментально утратила к нему всякий интерес. Она уже строила глазки Алеше, настойчиво усаживая тощего и сутулого певца перед микрофоном на то самое место, которое только что занимал мощный «гуру».
– Я прошу вас об интервью!.. – разулыбалась девушка, подвигая микрофончик поближе к Алеше.
- Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю, сплясать мое последнее танго! – подмигнул в нашу сторону Алеша Козырный, сопровождая слова перебором струн. – Вот дела? На Аргентину это было не похоже… – пропел он, не выпуская из рук гитары, словно это был последний спасательный круг в безнадежной ситуации.
Между тем, Борис, набычившись, направился к Маше Старковой. Он встал прямо перед ней и спросил:
– Я тебе говорил, что между нами все кончено?! И не надо за мной бегать все время!
– Это я-то за тобой бегаю? – опешила Маша. – Вот дела!
Мне все меньше нравилось, как эти типы здесь разговаривали с Машей. К тому же, пообщавшись с ней всего пару часов, я тоже начал кое-что понимать. Например, сейчас, по ее интонации, я понимал, что этот волосатый урод действительно врет, как сивый мерин.
Но они не дали мне шанса вмешаться, ушли в уголок выяснять отношения. Между тем, Алеша давал свое первое интервью, причем сразу же – всемирно известному английскому радио. О чем он, похоже, совершенно не задумывался.
– Расскажите о себе? Почему вы поете именно эти песни? И как относятся к вашему творчеству официальные власти и партийные структуры КПСС?
А журналистка-то оказалась ушлой, не взирая, на неформальный вид, отметил я про себя.
– Я родом из трудного беспризорного детства. Очень рано пришлось начать зарабатывать себе на хлеб. С пяти лет мы со старшей сестренкой пели на вокзалах и пристанях, – начал рассказывать Алеша, наконец, откладывая гитару. – Хорошее было время. Солдатские эшелоны шли через всю страну с запада на восток. Солдаты-победители возвращались из Германии, сирот не обижали, кормили армейской тушенкой. Вот так, куются истинно народные певцы. В пятнадцать лет меня приняли в Ленинградскую филармонию. Да, знаете ли – я был там самым молодым артистом, меня считали вундеркиндом…
«Что он плетет?» – подумал я. Смутно представляя себе Алешино прошлое, я все-таки точно знал, что детство у него было вполне благополучное. Даже, кажется, в институт он умудрялся поступить. Словом, бурные события в его биографии, если и происходили, то не так давно. А уж про филармонию – было и вовсе откровенное вранье…
– А почему вы тогда поете подпольные песни, а не выступаете на эстраде?
– Из-за несчастной любви! – выпучил глаза Алеша. – От меня была без ума звезда советской эстрады Эдита Пьеха. И я, надо сказать, платил ей взаимной любовью. Она почти забеременела от меня! Это трагедия всей моей жизни, – потихоньку входил в раж Алеша. – Голубчик! Посмотри – нет ли у нас, чего-нибудь выпить? – обратился он, обернувшись к козлобородому.
И тот, как ни странно полез куда-то в закрома и извлек бутылку водки.
– Не могу вспоминать прошлое без слез, – заявил внимавшей девушке Алеша. – Дело в том, милая Дороти, что у нас в России конец у всякой любви обязательно бывает трагическим…
По ходу интервью Алеша успел зубами сдернуть жестяную крышечку с бутылки. И плеснул водки в стоявшие на столе стаканчики. Себе и корреспондентке. Девушка взяла стакан, чокнулась с Алешей и выпила, после чего поморщилась немного оторопело.
– Так вот, о нашей любви с Пьехой узнал директор филармонии. Похабник и прелюбодей. Ёсиф Моисеевич Шмеерзон его звали. Отвратительный тип! – продолжал сочинять Алеша. – И что же он удумал! Пьеху отправил на БАМ – непрерывные гастроли в тайге в течении года. А для меня он подстроил удивительную подлость. На большом концерте ко дню милиции мне по его приказу намазали микрофон чесноком. А у меня же аллергия на чеснок!.. Давайте, милая Дороти выпьем, чтобы вы никогда не маялись аллергией!
Юная англичанка попыталась слабо протестовать, но Алеша был непреклонен и они быстро выпили по второй.
– И вот, представьте – Большой кремлевский дворец… Меня объявляют: «Выступает молодой, но очень талантливый артист Ленинградской филармонии!..». А мой выход был как раз между Леонидом Осиповичем Утесовым и Клавдией Шульженко – чтобы налицо была, так сказать, эстафета поколений. И вот я выхожу, в сияющих лучах рампы. Беру микрофон! И!..
Алеша так увлекся, что на глазах у него выступили слезы, и подрагивали уголки губ. Я поймал себя на том, что тоже начинаю верить в эту историю. Алеша, выдержав трагическую паузу, продолжил:
Алеша так увлекся, что на глазах у него выступили слезы, и подрагивали уголки губ. Я поймал себя на том, что тоже начинаю верить в эту историю. Алеша, выдержав трагическую паузу, продолжил:
– У меня перехватило горло, дыхание! Чувствую – не могу петь! А передо мной полный зал! А в первом ряду сидят все товарищи из политбюро. Брежнев, Суслов, Громыко… А петь я должен был «Яростный стройотряд» – песню про строителей БАМа! И не смог! Так что мою внезапную аллергию посчитали идеологической диверсией на глазах всего политбюро! Хотели дать срок. Спасло только то, что был несовершеннолетним – все-таки самый молодой артист филармонии – вундеркинд считался! Но путь на эстраду с тех пор мне навсегда закрыт…
– Смотри не накликай – петь не могу! – покачала головой слышавшая Алешину импровизацию Маша Старкова.
– А как же ваша возлюбленная Пьеха? – грустно поинтересовалась журналистка.
– С Эдитой мы больше не виделись, – смахнул слезу Алеша Козырный.
– Sorry! Мне надо перевернуть кассету, пленка кончилась, – с очаровательным акцентом попросила журналистка.
Пока девушка возилась со своим магнитофончиком, Алеша поймал мой взгляд, кивнул на англичанку и тайком изобразил жест, означавший полную уверенность относительно того, что их отношения скоро перейдут в интимную стадию. Певец как бы интересовался моим мнением, типа – ничего, что она такая стриженая? Мне было неловко отвечать.
– Почему в России так любят эти ваши нелегальные песни? Как вы считаете, Алексей? – снова спросила журналистка.
– Так просто Россию не понять, – насупил брови Алеша. – Дороти, мы с тобой в разном градусе, тебе надо меня догонять, – заявил он. – Иначе у нас не возникнет взаимопонимания.
– Догонялки? Я знать, это такая русская игра? – смущенно улыбалась сильно раскрасневшаяся журналистка.
– Точно, игра! – согласился Алеша. – Ты пока выключи свой магнитофон. А ты, найди мне тарелку поглубже, и хлеба сколько-нибудь! – велел он козлобородому. – Сейчас объясню правила игры.
Алеша вылил остатки водки в тарелку, покрошил туда же корку нашедшегося черствого хлеба и вооружился гнутой алюминиевой ложкой. Жестом матерого кашевара певец зачерпнул жуткое месиво. Зачем-то осторожно подул на ложку, снял пробу, оценивающе пожевал губами и причмокнул от удовольствия.
– Вот! Ее-то родимую и будем кушать! – радостно сообщил вошедший в раж Алеша. Глаза его сверкали. – Отведайте, Дороти! Такого вам в Англии не подадут! Старинная русская еда! Тюря! Рецепт давно утрачен, его знают только несколько знатоков. Один, к счастью здесь – это я.
Алеша аккуратно зачерпнул еще ложку месива и потихоньку двинулся к девушке, бережно подставив под ложку ладонь, чтобы не уронить ни капли. Начиная понимать, что ей предлагается, англичанка в ужасе отшатнулась.
– Дороти, кого вы слушаете! – во всю мощь изрядных легких заорал забытый без внимания «гуру» – Они же вас дурачат! – Он выхватил со стола миску, при этом водка с хлебом плеснула через край, в помещении резко запахло алкоголем. – Нашли, кого слушать! Сами жулики, и песни у них жульманские, низкопробные. Вы меня разочаровали Дороти! Вам на самом деле плевать на настоящее искусство! Вам гопники интереснее…
Алеша, из-под носа которого только что выхватили миску с водкой, добытой таким изощренным способом, с досадой бросил ложку, и поднял гитару. И с протестом глядя прямо в глаза несостоявшейся рок-звезде, похабнейшим тоном запел:
– Жулик будет воровать! А я буду продавать! Мама, я жюлика люблю!..
Англичанка звонко рассмеялась. Видимо, оценив сцену и без досконального знания русского языка.
– Вот так Алеша небрежно, и не со зла, опускает самолюбие единственного человека, который мог бы нам помочь с записью! Вот это его самый большой талант! – подвела итог Старкова. – Теперь, на помощь не стоит рассчитывать.
Словно подтверждая ее слова, осмеянный «гуру» в ярости повернулся к Старковой.
– Ну, что, довольна? Вот такие гопники тебе в самый раз?! У них и отсасывай «в темном переулке»!
И вот тут я уже не стал сдерживаться. Папина школа наконец-то пригодилась и сработала автоматически. Нырок влево и удар в подбородок. Этот детина еще пролетел метра полтора, прежде чем рухнуть на батарею бутылок в углу. Огонь свечей, потревоженный движением, снова затрепетал. По комнате метнулись тени. Лежа на бутылках, рокер поднес ладонь к разбитому рту и посмотрел на кровь.
– Сука! – бросил он Старковой, не вставая.
Я шагнул вперед.
– Не надо, Сережа! – остановила меня Старкова. – Хватит с него. Но приложил ты его классно. Давно пора было кому-то это сделать. Пошли отсюда.
Уже в переулке мы простились с англичаночкой, которая выскочила из склепа вместе с нами.
– А как вы это повезете через границу и таможню? – поинтересовалась Старкова.
– Что-нибудь придумаю. Спрячу в кассету группы «Песняры» или Аллы Пугачевой. Отличный материал! Russian underground! Первый класс! – улыбнулась в ответ девушка, уверенными движениями заталкивая магнитофон в небольшой заплечный рюкзачок, который впору было носить школьнице, а не профессиональной «акуле пера». В следующий момент она уже бодро шагала от нас в темноту переулка.
9
Когда мы вернулись к дому, когда поднялись на площадку, и Маша уже открыла ключом дверь своей квартиры, Алеша вдруг спохватился.
– Эх, зря англичанку в гости не пригласили! Не по-русски как-то получается, – посетовал он.
– Ага, чтобы тут у меня при дочери разврат устроил? – подняла брови Старкова. – Смотрите у меня, чтобы сейчас не звука!
– Как она? – спросил Алеша, разуваясь в прихожей как можно тише.
– Катюха-то? – переспросила Маша. – А что ей будет? Растет как на дрожжах. Петь уже начинает понемногу. В музыкальной школе педагог ее вундеркиндом считает. Сейчас спит уже, наверное. Представь, сама из музыкалки пришла, сама ужин разогрела, спать легла – умница моя!
На цыпочках мы пробрались на кухню, мимо закрытой двери в комнату, где, очевидно спала девочка. На кухонном столе еще красовались остатки нашего дневного угощения.
– Ох, мужики, что же с вами делать! – вздохнула Старкова. – Нельзя вам туда идти завтра. Сердцем чую – нельзя! Это может плохо кончиться…
– Ты пойми, Маш! – горячо перебил Алеша. – Первый раз мне кто-то предлагает делать то, что я хочу. Первый раз кто-то видит во мне не просто скандально-подпольного шансонье, а настоящего певца. И неужели ради этого не стоит рискнуть? Пусть даже и жизнью? Для меня тут и риска-то на самом деле нет – иначе все равно сопьюсь, ты же знаешь. Так и буду мотаться по своему «золотому треугольнику»: Питер-Москва-Киев. Там спел «Мурку», там «Гоп-со-смыком», пока не свалюсь где-нибудь?.. Вот ты говоришь, глупость делаем? А у меня другого выхода нет. Спасибо, вот, Сереге – он деньги собрал!
Но в этот момент из комнаты, двери в которую были закрыты, раздался недовольный тоненький голос.
– Мам! – крикнула девочка. – Ну что вы так орете!
– Не будем, Катюша, спи! – спохватилась Старкова, прикрывая кухонную дверь. – Видал, какая примерная? В десять часов уже в кровати, еще на мамашу покрикивает, воспитывает, – с нежной гордостью пожаловалась Старкова.
– Знаешь, если вот сейчас не решусь – значит, я правда настоящий раб, и других песен не заслуживаю, – на полтона ниже, громким шепотом продолжал Алеша. – Представь сама, что тебе бы сейчас время назад открутить? И сделать так, что ты сможешь петь, как раньше? Неужели бы не рискнула?! Песни поёшь, хоть немного? – поинтересовался Алеша.
– Иногда, на кухне, – с грустной улыбкой призналась Маша.
Она в этот момент собирала наши грязные тарелки. Поставила их в раковину, пустила воду. И вдруг потихоньку запела.
– Думы окаянные, мысли потаенные…
– Бестолковая любовь! Головка-то забубенная! – подхватил Алеша.
– Тоже знаешь эту песню? – радостно удивилась она.
– Я все народные песни перелопатил, – с апломбом заявил Алеша.
– Фигня! – прыснула Старкова, – это авторская песня. Юлий Ким сочинил! – и, не прекращая мыть посуду, продолжила петь. – Все вы думы помнитё! Все вы думы знаетё!
– Так по что ж вы мое сердце этим огорчаете! – уже во весь голос весело допел Алеша.
И даже я, будучи совсем дилетантом, мгновенно оценил, как идеально гармонируют их голоса, как красиво звучит то, что эта парочка так легко выдала небрежным экспромтом.
– Ма-ам!!! – снова раздался скорбный вопль из комнаты. – Вы опять шумите?!
– Все, моя ласточка!!! – оглушительно пообещала Маша, и внезапно закашлялась. Громко, взахлеб, мгновенно задохнувшись. Лицо ее покраснело. Не прекращая кашлять, Старкова выбежала из кухни. И только хлопнула дверь в ванной комнате.
– Что с ней? – удивился я.