ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись вторая. - Вера Камша 26 стр.


Те, кто был отделен от проклятой свечи залитым кровью алтарем, не пострадали. Годой и его помощник произносили какие-то слова на непонятном, но красивом языке. Нараспев, словно читали молитву или стихи. Они продолжали говорить, пока умирали люди, затем остановились. Сразу. Очевидно, заклинание имело силу, только пока жертвы жили.

Тарскиец зевнул, и Фредерик ощутил приказ — пойти, привести себя в порядок, поесть и выйти во двор. И он сделал это! Смыл кровь в келье убитого монаха, деловито привел себя в порядок, не забыв подобрать воротник и ленты в тон апельсиновому колету, съел больше, чем ел обычно, и, улыбаясь, спустился по лестнице. У пояса графа висела шпага, за спиной кинжал, но все попытки вытащить их, чтобы убить чудовищного союзника или хотя бы свести счеты с собственной жизнью, ни к чему не привели. Все с той же блаженной улыбкой он сел на коня и до сих пор едет рядом с тарскийцем, а сзади на своем муле трусит епископ, которому Триединый и аскетическое прошлое помогли не больше, чем Фредерику Койле его владение оружием.

Глава 4 2229 год от В. И. 4–5-й день месяца Влюбленных Арция. Окрестности Лаги

1

Дорога была в два ряда обсажена каштанами, защищавшими путников от неистового солнца, в котором так нуждались виноградники. Теперь вековым исполинам предстояло замедлить бег знаменитой таянской конницы. Если это удастся. Если наспех сколоченный отряд, который приходится считать армией, сумеет выиграть еще день, то… Дальше Луи не загадывал, он разучился думать о том, что будет послезавтра, через месяц, через год, с головой окунувшись в насущные хлопоты — где найти людей и оружие, в какой пригорок или овраг вцепиться, как уйти из-под удара, как и куда ударить самому.

Он почти не спал, ел урывками, сутками не слезал с седла, сам не замечая, как превращается в воина и вождя. Впрочем, теперь его такие мелочи, как репутация, не волновали. Сын Эллари еще раз осмотрел позицию и довольно усмехнулся. Годится! Чтобы идти дальше, Годою нужно завладеть дорогой — прорубаться сквозь виноградники, которые по местной традиции разделены широкими канавами, значит превратиться в пьяных черепах, к тому же рискующих из-за каждого куста получить по голове. Регенту позарез нужна дорога, и вот ее-то и нельзя отдавать. Нижняя Арция с ее редкими деревушками и городками осталась позади, Годой вплотную подошел к сердцу империи, где за каждым поворотом или большое село, или город.

Конечно, теми жалкими силами, которые удалось наскрести, такую орду не остановишь, но ее можно придержать, пока люди не укроются в Пантане, куда Годой вряд ли полезет, или не уйдут в Кантиску или Мунт, о которые, как очень хотелось верить принцу, узурпатор обломает зубы. Значит, будем держаться. Если все пойдет хорошо, подоспеет арцийская армия, и можно будет отбиваться, пока не подойдет Архипастырь, а затем еще и Мальвани, после чего с Годоя полетят его красно-черные перья. А пока держаться, держаться и снова держаться!

Луи не думал о том, что будет, если император струсит и затворится в Мунте. Это было слишком страшно для сотен Лошадок, лежащих на пути тарскийско-таянского войска. Если бы не дожди, на месяц задержавшие убийц, странные дожди, потому что на Среднюю Арцию не упало ни капли, империи бы уже не было… Но ливни прекратились столь же неожиданно, как начались, Хадна вошла в берега, дороги подсохли. Теперь на пути Михая Годоя остались только они… А арцийцы, похоже, не понимают, какая беда к ним идет, — ковыряются в своих виноградниках. Да и с чего бы верить дурным вестям, если они привыкли к хорошим? Хорошо хоть с «Котами» повезло.

Этот веселый полк за излишнее пристрастие к женскому полу, без которого стать полноправным «Котом» считалось невозможным, был выставлен с позором из столицы в провинцию. К счастью, командир «Котов» Жак-Здоровяк, прозванный так по канонам армейского острословия — после того как медикус вытащил из его спины атэвскую стрелу, Жак кашлял кровью и не мог обходиться без варева из каких-то вонючих трав, — был старым приятелем Матея и поверил всему, что тот рассказал.

«Коты» встали под знамена Луи еще до того, как Гийом с Толстяком привезли приказ маршала. Они и стали ядром маленькой армии, которой пока везло. Арцийцы уже неделю успешно кусали Годоя за пятки, всякий раз умело ускользая от удара. За это время сыну Эллари удалось поднять и несколько гарнизонов лежащих в стороне от Новой Таянской дороги городов, где дотягивали лямку поседевшие и погрузневшие отцовские сподвижники. Слух о том, что Луи с Матеем зовут «своих», не одного ветерана заставил вытащить из сундука ставший тесным мундир и отправиться навстречу стерве-судьбе. Луи не успел оглянуться, как под наспех сшитыми знаменами с нарциссами и его личной, довольно-таки глупой сигной — золотой дракон на черном поле — собралось около восьми тысяч. Это было невероятно много и до невозможности мало.

Конечно, без Матея и Жака принц уже сложил бы свою красивую голову под каким-нибудь цветущим по случаю весны кустом, но ветераны знали, когда надо уходить, а когда держаться, и, глядя на них, Луи потихоньку начинал разбираться в военном деле. Смерти он не боялся, а вот не справиться, не дождаться поддержки…

— Сколько отсюда до Кантиски? — Он старался говорить спокойно.

— На день меньше, чем вчера. — Матей невесело усмехнулся. — Феликс придет, можешь быть уверен. Быстрее, чем это сделает он, не пришел бы и сам Датто. Но нам все равно не продержаться…

— Ты не ждешь Базилека? — Лицо Луи было почти спокойным.

— Франциск пишет, что его с места не сдвинуть. Разве что Феликс предаст придурка анафеме и уведет тех, кто захочет пойти. Нашим это, разумеется, знать не обязательно.

— Наверное… — Принц оглядел позиции и нарочито равнодушно обронил: — Как думаешь, скоро?

— Думаю, да. — Матей посмотрел на дорогу. — Главное, чтобы не побежали те, что слева…

— Тогда я к ним?

— Иди, — махнул рукой Матей, — дело хорошее. — Но когда принц, спешившись, легко зашагал к пикинерам, которым вскоре предстояло увидеть над собой оскаленные лошадиные морды и блестящих медью всадников, ветеран шумно вздохнул. Парень быстро учится, очень быстро, но успеет ли он стать тем, кем должен… Эллари тоже прочили блестящее царствование.

2

— Думаю, идти дальше не стоит. — Маршал с удовлетворением оглядел широкое Лагское поле. — Лучше не придумаешь!

— Не нравится мне тот холм… — Архипастырь с неодобрением махнул рукой в сторону Морского тракта. — Если они в него вцепятся, ложками не выскребешь…

— Годой и так задержался, — откликнулся Ландей. — Конечно, наступай мы, эта горушка была бы как кость в горле, но будь я проклят, если не заставлю их полезть первыми. Наше дело — оборона. Их меньше, хоть они и злее. Пусть прорываются, пока не надоест.

— А ты уверен, — Феликс с сомнением оглянулся на расцвеченный множеством сигн отряд имперских знаменщиков, — что наши любезные нобили удержатся от искушения?

— Я их удержу, — огрызнулся маршал. — Будут ждать как миленькие. Бароны, это что… Вот от Марциала любой пакости ждать и впрямь можно. Он меня раскусил, теперь держи ухо востро…

— Раскусил?

— Да. Я как-никак маршал Арции. Идет война, так что изображать из себя придурка я, знаешь ли, больше не могу. Ну да ладно, сначала разобьем Годоя, Марциал с его братцем подождут! Не до них сейчас, да и этот «мила-ашка», — Ландей попробовал придать своему рыку сюсюкающую игривость, — повел себя на удивление прилично… Даже по морде Бернару залепил при всей гвардии.

— И все же я на твоем месте спровадил бы его подальше. Резервом командовать, что ли. И приставить к нему кого-нибудь на всякий случай не мешает. Мальвани не подошел еще?

— В паре диа. Проклятые дожди его задержали… Над Лисьими горами море вылилось. Ни пройти, ни проехать… Хотя почему проклятые? Если б не это, Годой давно торчал бы у Мунта… Странные это дожди, кстати, были. Фронтеру и Нижнюю развезло, а южнее ни облачка, все на корню сохнет.

— Франсуа, — Архипастырь ласково потрепал по шее своего коня, — предоставь думать о чудесах моим клирикам, Проклятый их побери. Наше дело — война. Давай-ка лучше еще разок подумаем. Вроде бы все верно рассчитали, и все же…

— Ну, давай проверим.

Они проверили. Все было правильно. Арцийская армия была заметно больше войска Годоя, хотя в ней изрядную часть составляли сельские и городские ополченцы, не слишком преуспевшие в воинской науке. Зато с артиллерией и мушкетерами у империи дела обстояли много лучше, чем у захватчика. Если бы против Арции стоял покойный король Марко или его старший сын, несравненная таянская кавалерия уравняла бы шансы, но маршал знал, что уцелевшие «Серебряные» ушли в Эланд, а оставшиеся кавалеристы вряд ли горят неистовым желанием сложить головы за узурпатора. Нет, в том, что касается артиллерии и конницы, арцийцы впереди. Беспокоила пехота. Эти самые гоблины, о которых приходилось судить по письмам Максимилиана.

Франциск помнил, что при Анхеле Светлом именно пехота добывала победу, другое дело, что теперь чванливые бароны предпочитали держать кавалерию…

— Вся беда в том, что мы давно не воевали по-настоящему, — проворчал маршал.

— Так ведь и Годой не воевал, — отозвался Архипастырь.

— Ты уверен, — для Франциска Феликс, какие бы одежды он сейчас ни носил, оставался другом юности, от которого можно не таиться, — что все решит оружие? Я о том, что пишет Матей.

— Мне кажется, да. Эти дожди, если в них и было что-то странное, помогли нам, а не им.

— Так-то оно так, но все равно как-то не по себе.

Феликс промолчал. Не признаваться же, что и у него на сердце лежит большая холодная жаба. Хуже нет, чем делиться перед боем дурными предчувствиями. И что это нашло на Франсуа?

— Сам не знаю, что на меня нашло, — пробормотал маршал. — Старею, что ли…

Неприятный и непонятный разговор прервал Генрих, сообщивший, что из выдвигающегося в направлении Морской дороги авангарда доносят: впереди идет бой.

— Неужели все-таки Мальвани? — быстро спросил Феликс.

— Не похоже. Думаю, Матей.

— Против целой армии? Он не самоубийца.

— Правильно. Поэтому они до сих пор и живы. Что ж, воспользуемся подарком судьбы. Авангард поддержит сражающихся. Чтоб до завтрашнего утра ноги Годоя здесь не было. А мы пока укрепим вон ту высоту. Пригодится…

3

— Ты все понял? — Времена, когда подобный вопрос в устах Матея вызывал у Луи желание схватиться за шпагу, давно канули в небытие. Принц развернул карту и со страстью отлично знающего урок студиозуса принялся рассказывать:

— Вот здесь, на холме, у нас укрепленный лагерь с самыми большими пушками и самыми глупыми ополченцами, подкрепленными мушкетерами и конным полком «Ловцов жемчуга», за лагерем в овраге находятся резервы под командованием этой сволочи Марциала. Они вступят в битву после того, как Годой прорвет, если прорвет, первую и вторую линии обороны.

— Лучше бы до этого не дошло, — проворчал Матей. — Лично я думаю, паршивец увязнет во второй, ну да береженого и судьба бережет.

— А береженый конь первым с копыт и валится, — дерзко тряхнул темно-каштановой головой принц, но злости и раздражения в его голосе не слышалось. Скорее желание слегка поддразнить, но Матей в пикировку не вступил.

— Ты лучше скажи, кто начинает.

— Начинают они, — охотно ответил Луи, — мы будем в обороне, пока они не начнут выдыхаться.

— И запомни — вперед пойдем только по приказу!

— Да запомнил я, это уже и сорока бы затвердила. — В голосе наследника Эллари на мгновенье мелькнула прежняя задиристость, но он быстро справился с собой и, чтоб не продолжать неприятный разговор, зачастил: — На передней линии у нас мушкетеры и легкая артиллерия, которые должны встретить атакующих прицельным огнем. Скорее всего, те также начнут с перестрелки, но потом пустят вперед пехоту, чтобы сломать нашу оборону. Тут главное, как ты и сказал, устоять. «Гончие Арции», «Райские птицы» и «Старые быки» стоят справа за второй линией, слева — бароны и тому подобные графы. Да, в центре второй линии — ополченцы, слева наемная пехота, но без Марциала, а на правом фланге — церковники. Тарскийцы попытаются взломать нашу оборону, которая начнет поддаваться в центре.

— Ландей устроит все в лучшем виде, — подтвердил ветеран.

— Нужно добиться, чтоб Годой бросил в бой таянскую кавалерию, думая, что наступает переломный момент. Тогда маршал резко отойдет вправо, где за перелеском можно спокойно перестроиться, а таянцы окажутся под обстрелом из лагеря. В это время с двух сторон нанесет удар регулярная кавалерия, и маршал спустит с цепи наших дорогих графов с их конными дружинами, которые большей частью будут ждать в лесу. Правильно?

— Правильно, — подтвердил Матей. — А что делаем мы?

— А мы стоим на этом дурацком пригорке и прикрываем южан, вместо того чтобы драться, — ворчливо сообщил принц.

— Не волнуйся, — отрезал его собеседник, — драки на твой век хватит. Только помни, если убьют меня, убьют только меня, а вот попав в тебя, попадут во всю Арцию.

— Глупости, — отмахнулся принц, — ничего с нами не будет. И вообще пришло время спросить с них за Лошадки…

— Ты, я вижу, решил мстить по всем правилам. — Ветеран кивнул на розовую девичью ленту, повязанную на эфес шпаги.

— Да, — коротко кивнул Луи, — по всем правилам и до конца.

Глава 5 2229 год от В. И. 5–6-й день месяца Влюбленных Арция. Окрестности Лаги Седое поле

1

— Если тут бывать колодец, его нужно искать. — Криза умоляюще смотрела на Романа. — Мы искать одна сутка. Только.

— Хорошо, — кивнул эльф, — отчего бы не поискать… Днем больше, днем меньше…

— Мне не нравится твоя мысля. Ты не делать, что хотел. Но ты не виноватый. Просто все не так.

— Это ты правильно сказала, все действительно не так. И это мне очень не нравится! Ладно, — Рамиэрль поправил заплечный мешок, — пошли искать твой колодец.

— Он не мой, нет, — запротестовала орка и легко побежала за Романом вниз по пологому склону, сверху поросшему сочной травой, сквозь которую чем дальше, тем чаще пробивались странные серебристые стебли.

Горы захлебывались поздней весной, щебетом птиц, звоном ручьев, дурманящими запахами черемухи и диких нарциссов, а здесь по-прежнему пахло полынной горечью, и седые шелковистые травы медленно сгибались и разгибались под порывами неощутимого ветра. Сердце эльфа вновь сжалось от боли, еще более острой, чем в первый раз. Волна горечи захватила и понесла его куда-то. Роман не понимал, что с ним творится, все мысли куда-то делись, остались одни чувства, ощущение невосполнимой утраты, тоска по несбывшемуся и еще ощущение непонятной вины.

— Я не виновен перед вами, Древние, — эльф сам не осознавал, что говорит вслух, причем на староэльфийском, который меньше всего подходил для того, чтобы разговаривать с мертвыми богами Тарры, — я оплакиваю ваш конец и сожалею о нем. Всем, что мне дорого, клянусь, что сожалею. В наш мир пришла беда, мы перед ней как дети в лесу. А вас нет, наши боги ушли, и мы одни перед лицом Ройгу…

Криза молча следила за своим спутником. Таким она его еще не видела. Эльф стоял на озаренном ярким предвечерним солнцем склоне и что-то говорил на непонятном языке, хоть некоторые слова и казались смутно знакомыми. Временами Роман надолго замолкал, словно выслушивая ответ, но, кроме Кризы и него самого, здесь не было ни души. Ни птиц, ни зверей, ни водившихся в изобилии в этих краях каменных ящериц и золотистых горных кузнечиков.

Криза устала и присела на теплый камень. Она и раньше не сомневалась, что Роман — волшебник, а значит, умеет говорить с духами. Интересно, скажут ли ему духи Седого поля, где находится колодец Инты? Неужели его кто-то засыпал?

…Жалобный тягучий крик вырвал орку из задумчивости; крик, казалось, раздавался отовсюду, словно кричало само поле. Криза ошалело завертела головой и увидела стаю птиц. Они приближались с запада, против солнца, и потому одновременно казались черными и обрамленными сверкающим серебряным ореолом. Девушка вспомнила, что прошлый раз они видели эту же стаю, — издавая щемящий, надрывающий сердце клич, она медленно проплыла над головами и исчезла за пятиглавой вершиной Великого Деда.[18] На этот раз птицы вели себя по-другому. Сильно и ровно взмахивая огромными сверкающими крыльями, они направлялись прямо к путникам.

Кризе стало страшно. Она позвала Романа, сначала вполголоса, потом громко, потом отчаянно закричала, но чуткий от природы эльф, поглощенный своим непонятным разговором, даже не обернулся.

Птицы все приближались, и девушка, не соображая, что делает, схватила лук и пустила стрелу в вожака. Промахнуться она не могла — странные, похожие одновременно на огромных лебедей и орлов крылатые создания были уже совсем близко, а орка запросто сбивала белку в прыжке. Но стрела так и не попала в цель. Она вообще никуда не попала, а просто исчезла. Та же судьба постигла и вторую стрелу. Криза невольно вскрикнула и, как в раннем детстве в ожидании наказания, сжалась в комок, прикрыв руками голову в ожидании удара. Крылья зашумели прямо над ней, птичьи крики стали короче и резче — стая напала на Романа, за которого она десять тысяч раз была готова умереть, но ноги не желали сходить с места. Что-то древнее, могучее и властное велело орке оставаться там, где она есть. Девушка боролась, но с таким же успехом можно бороться с приливом или стрелять против сильного ветра.

Наконец ей удалось поднять ставшую неимоверно тяжелой голову. Хлопанье крыльев и крики к этому времени стали глуше, отдаленней. Открыв глаза, Криза ошеломленно смотрела, как подгоняемый стаей Роман быстро шел, почти бежал в сторону гор. Белоснежные крылья, спины и шеи в солнечных лучах сверкали тем же расплавленным серебром, что и трава под ногами. Девушка облегченно вздохнула: опасность ее другу не грозила, просто птицы куда-то его вели, объясняя дорогу доступным им способом. Слегка поколебавшись, орка поглядела на брошенное снаряжение и побежала за эльфом.

Назад Дальше