— Вам обязательно надо научиться этому. Или хотя бы не показывать, что это вам не нравится. Хотите достичь успеха — делайте так, чтобы вас видели. Покупательница желает видеть руки, создавшие то, что она покупает.
— Но условия диктует только она, — парировала я. — Даже Пуаре при всем его влиянии никогда не удостоится приглашения в ее дом, никогда не будет представлен в ее обществе. Как только покупательница покидает его ателье, он для нее больше не существует.
— И тем не менее он всегда рядом. Лично наблюдает, даже когда примерка без корсета.
Звякнул колокольчик, и Люсьена вернулась в магазин.
— Подумайте об этом, — бросила она через плечо, призывая меня к благоразумию. — Он оказывает на них влияние, даже когда отсутствует. Нужный человек в нужное время и с правильным подходом может оказать большее влияние, чем вы себе представляете. Хотите добиться того же?
Я изумленно смотрела ей вслед. Да, хочу. Больше всего на свете. Но держать свое ателье, к моему глубокому смущению, оказалось совсем не то, что я себе воображала прежде. Исполняя заказы, я работала не покладая рук. Люсьену мне сам Бог послал, ей удалось переманить двух помощников Мейсона Льюиса, они помогали в нашем производстве, но мы с ней постоянно и яростно спорили обо всем: о ценах, фасонах, методах торговли и демонстрации изделий. Мне хотелось продавать как можно больше шляпок. Когда Эмильена с толпой своих подруг приходила к нам — о, эта милая Эмильена с ее неизменной веселостью и способностью подбодрить и утешить! — я позволяла им брать сколько душе угодно, рассуждая так: если все будут видеть их в моих шляпках, то и другим тоже захочется. Одна из ее подруг, актриса, даже на сцене играла в моей шляпке, и об этом писали в популярной газете «Comeodia Illustré»; и конечно, такая бесплатная реклама должна была принести свои плоды.
— Да, — бушевала Люсьена, — конечно, обязательно принесет плоды! У нас появится толпа всяких там актрисок, у которых нет настоящего вкуса, но которые хотят получить все даром. У нас что, благотворительный фонд? Последняя проверка бухгалтерской книги показала, что у нас нет денег не только на материалы, но и на зарплату мне и вашей сестре.
Мы препирались с ней, как уличные торговки, кричали так, что Антуанетта не выдержала и тоненьким голосом запела песенку, которую когда-то я исполняла в кафешантане в Мулене, и мы сразу же замолчали.
— «Я потеряла моего бедного Коко, Коко, мой миленький песик, — пела она, — потерялся неподалеку от Трокадеро. Вы, случайно, не видели моего Коко?»
Я расхохоталась, согнувшись пополам, Люсьена, сдерживая смех, прижала ладонь к губам, и вдруг мы все трое грянули хором: «Ко под Тро… Кто видел моего Коко?»
Однажды вечером мы с Боем сидели в «Кафе де Пари», и он наконец удосужился спросить, как идет мой бизнес.
— Чудесно, — ответила я. — Зарабатываю кучу денег, появилось много знакомств. Все идет как по маслу, успевай только работать в мастерской и выписывать квитанции.
Я не хотела признаваться, что не высыпаюсь, что могу уснуть прямо за столом, уронив голову в тарелку с супом, что ноги мои покрылись волдырями и болят, а пальцы на руках не разгибаются, и мне кажется уже, что у меня не руки, а птичьи лапы. Все должно быть или хотя бы казаться просто чудесным. Сам-то Бой, похоже, легко шел от успеха к успеху, а потому не поймет, насколько я ошеломлена.
— Это правда? — Он разглядывал меня без малейшей тени улыбки на губах. — Коко, почему ты меня обманываешь? Я внес гарантийный залог на твой банковский счет, чтобы покрывать расходы магазина, и мне предоставляют официальный отчет о балансе. Ты опять превысила кредит, в пятый раз за несколько месяцев.
Сердце мое гулко застучало, тошнота подкатила к горлу.
— Как такое могло случиться?
— Такое бывает, — сухо ответил он, — когда мы тратим больше, чем зарабатываем.
— Но я… я же каждую неделю кладу на счет деньги. И банк не стал бы мне выдавать, если бы их у меня не было.
Он вздохнул:
— Они выдают тебе деньги, радость моя, потому что я их даю. Твои вклады не покрывают расходов. Их едва хватает на жалованье мадам Рабате.
— Значит, ты хочешь сказать… я тебе задолжала?
Он посмотрел прямо в мои наполненные ужасом глаза. Я отодвинула стул, шатаясь, отошла от столика, стоящего посередине заполненного ресторана, схватила пальто и шляпу и выбежала на улицу. А там лило как из ведра, стояло осеннее ненастье, превратившее город в болото. Я побрела по улице, ослепшая от дождя и текущих по лицу слез ярости. Я не слышала, что он идет за мной, не воспринимала его криков, пока он не схватил меня за руку и не развернул лицом к себе. Мокрые волосы прилипли к его голове.
— Коко, прекрати сейчас же! Будь благоразумна. Это всего лишь бизнес.
— Да, но это мой бизнес! — Я выдернула руку. — Мой! Мой, понимаешь? Я не хочу быть содержанкой у тебя или у кого другого, все равно. Я не об этом тебя просила. И мы с тобой так не договаривались.
Он стоял не двигаясь, и потоки дождя лились ему на плечи.
— Я же говорил, что буду помогать, если ты позволишь. Не хочешь помощи, так и скажи.
— Помогать? — Я рассмеялась, и смех получился отвратительный, грубый, мне вдруг стало ужасно стыдно, когда я поняла, что променяла одну золотую клетку на другую. — Однажды ты сказал мне: все, что человек не заработал сам, ему не принадлежит, что это всегда можно у него отобрать. Не это ли означает твоя помощь? Выходит, ты можешь закрыть мое ателье, когда только тебе захочется, да?
Глаза его потемнели, и я поняла, что Бой тоже разозлился, а это с ним бывало редко, но если бывало, успокоить его было нелегко.
— Ты меня очень обидела. А что еще хуже, ты обидела нас обоих. Не можешь вести дело как надо? Не получается? Прекрасно! Ты и не должна это делать. Найми бухгалтера. Делай только то, что у тебя получается лучше всего, а цифрами пусть занимается тот, кто знает, как с ними обращаться. Но чтобы я никогда больше не слышал, что я у тебя собираюсь что-то отобрать. Я этого не потерплю!
Я сразу размякла, промокшая одежда всей тяжестью давила на плечи, мне стало дико холодно от непрерывно льющихся с неба потоков воды.
— Ничего подобного я не говорила, — промямлила я и отвернулась.
— Нет, говорила. Я же сказал тебе: я не Бальсан. То, что я даю, ты потом вернешь. Я уверен. Хочу только, чтобы до тебя это дошло. Чтобы ты поверила мне. Не важно, сколько я вложу денег, главное, ты веришь в свой талант и говоришь искренне.
Я закусила дрожащую губу:
— Я все верну. До последнего сантима.
— Надеюсь. — Он задумчиво посмотрел на меня. — Ты очень гордая, таких, как ты, я еще не встречал, но не забывай: ты все равно всего лишь женщина. И хотя я люблю тебя за это, твоя гордыня принесет тебе много страданий.
Всего лишь женщина… Неужели он смотрит на меня такими глазами? Видит перед собой беспомощное создание, которое во всем от него зависит? Было страшно даже подумать об этом. Он такой же, как Бальсан, только Бальсана я не любила, а в него влюблена, и против этого у меня нет никакой защиты.
Бой обнял меня и повел обратно к машине. Когда на следующий день я пришла в ателье, то собрала весь персонал:
— Я не могу швыряться деньгами направо и налево, они не растут на деревьях. С этого дня я лично буду следить за всеми расходами. И еще, — добавила я, бросив быстрый взгляд на довольное лицо Люсьены, — бесплатных шляпок больше не будет.
Это был маленький шажок, принимая во внимание мое умение сорить деньгами, но и он нелегко мне дался.
Деньги давали мне свободу. И эту свободу я не собиралась больше бездумно транжирить.
3
Летом 1911 года Бой повез меня отдохнуть на курорт в Довиль.
Он настоял на этом, несмотря на то что мне очень не хотелось оставлять свое ателье. Дела мои постепенно шли все лучше, отчасти благодаря суровому образу жизни: я работала по пятнадцать часов в сутки, частенько не ложилась спать и ночью. Клиентура неуклонно росла, как и качество ее, к куртизанкам и актрисам прибавились и дамы из общества, пользующиеся услугами Пуаре. Заказывая у него платья по последней моде, эти дамы считали, что их наряды идеально гармонируют с моими шляпками. Правда, знатные дамы из haute monde[19] оставались в рабстве у Ворта и других модных ателье, одевавших их с головы до ног, и меня пока обходили стороной. Но другие, которым меньше было чего терять, хозяйки салонов, где радушно принимали художников и других представителей богемы, уже передавали друг другу мою простенькую белую визитку. И вот однажды, во время тщательного просмотра еженедельных счетов, я наконец увидела, что наступил перелом и я могу отдать часть долга Бою. А скоро и совсем перестану зависеть от его поддержки и кредита.
Он ничего не сказал по этому поводу, впрочем, должно быть, и так видел официальный отчет банка с балансом, который пришел в его офис. Я по достоинству оценила его прозорливость, способность наблюдать за ходом моих дел и не злорадствовать, что он оказался прав. И когда он предложил немного отдохнуть, я хоть и неохотно, но согласилась.
Довиль оказался поистине целебным бальзамом для меня. Он был расположен в Нормандии, на самом побережье пролива Ла-Манш. В Довиле было множество шикарных ресторанов, гостиниц, казино и длинных променадов. Здесь я отдыхала так, как нечасто позволяла себе: каждый день купалась в купальнике с открытыми руками и плечами, а по вечерам мы обедали в нашем люксе отеля «Нормандия», окна которого выходили на пирс.
Однажды вечером я попросила Боя встретиться с ним за обедом в казино. Уже несколько вечеров мы проводили там время в компании его друзей, которые тоже жили в Париже, но раньше я их не встречала. Эти люди всегда приветствовали Боя с такой фамильярностью, что я только стискивала зубы от злости. Среди них были и длинноносые, увешанные сверкающими драгоценностями красавицы. Лениво помахивая веером, они пристально разглядывали меня. Я отчетливо представляла себе, как они безжалостно оценивали эту торговку, с которой связался Артур Кейпел, да еще был настолько бестактен, что взял ее с собой. И я твердо решила показать им, кто я такая на самом деле.
В одном бутике в центре города я купила белое шелковое платье, изящно облегающее фигуру, присобранное на талии, идеально подходящее для жарких вечеров. В Париже я таких платьев не видела. К нему я надела длинную нитку жемчуга, подаренного мне Боем, волосы зачесала назад и изящным узлом завязала на затылке, стянув плотной лентой, и вот в таком виде я неторопливо прогуливалась по комнатам казино; моя длинная шея и руки успели загореть, глаза я слегка подкрасила, чтобы оттенить их блеск.
Бой ждал меня за столиком. Увидев, что я приближаюсь, он встал и, хитро улыбаясь, выдвинул для меня стул. Вокруг нас за соседними столиками расположились представители haute monde, лакомясь кто икрой, кто лососиной в мятном соусе. В ведерках со льдом остывало шампанское. Я остановилась, наметила себе жертву, потом наклонилась к Бою и прикоснулась губами к его щеке. И тут же услышала, как по залу прошел шелест, словно стены превратились в ткань. Это тревожно зашушукались посетители, и все глаза обернулись в мою сторону, когда я села не напротив Боя, как это было принято, а рядом с ним.
Остальные стулья вокруг нашего столика, как я того и хотела, оказались свободны.
После обеда все собрались в зеркальном салоне, чтобы познакомиться со мной. Я была в ударе, обаятельна и остроумна, расточала улыбки, словно в подобном изысканном обществе я вращаюсь каждый день с утра и до позднего вечера. В минуты опасности женщины обладают поистине сверхъестественной интуицией, и к концу вечера меня уже буквально осаждали, желая получить мою визитку, со всех сторон слышались горячие обещания по возвращении в Париж немедленно посетить мое ателье.
— Вы такая смелая, — говорили они, — ваша кожа просто бронзовая. А вы не боитесь, что от солнца появится сыпь? Нет? А какое на вас платье, и этот жемчуг… О, дорогая, просто потрясающе! Так вы говорите, делаете шляпки? Боже мой, мы просто обязаны на них взглянуть. Так надоело все обыкновенное, как у всех.
Когда мы вернулись домой, Бой задумчиво наблюдал, как я распускаю волосы и они падают на спину.
— Думаю, ты будешь выглядеть изысканней с короткой прической, — сказал он.
— Не все сразу, — улыбнулась я. — Не пугать же до смерти толпу с первого раза.
— Кого пугать, их, что ли? — прорычал он, прошагал через всю комнату ко мне и обнял. — Да знаешь, кто ты? Ты настоящая львица, вот ты кто. Ты способна всех их проглотить живьем, и тебе мало будет.
Он был прав. Эти доверчивые овечки не способны удовлетворить мою алчность.
Но это было только начало.
* * *Мы вернулись в Париж, и Бой сказал, что отвезет меня в ателье. Мне не терпелось вернуться к работе, не терпелось узнать, сколько за время моего отсутствия появилось заказов, и как следует подготовиться к наплыву новых посетительниц, который я уже предвкушала. Я нисколько не сомневалась, что все дамы, с кем я познакомилась в Довиле, скоро явятся ко мне.
Однако, вместо того чтобы ехать прямо на бульвар Мальзерб, Бой направился в район Вандомской площади, где торговали дорогими мехами, драгоценностями и парфюмерией, и по очень престижной улице Сент-Оноре выехал на улицу Камбон, куда выходила задняя дверь отеля «Риц». Бывший дворец XVIII века, превращенный в роскошный, известный своей исключительной изысканностью и дороговизной отель. Бой остановил машину перед зданием белого цвета, с лепниной над классическим фасадом в виде гирлянд и головок херувимов.
— Что это? — озадаченно спросила я.
Он полез в карман и достал связку ключей:
— Я подписал договор об аренде. Задняя комната и мезонин твои. Время пришло. Пора.
С зажатыми в руке ключами я молча прошла в свои новые владения. Следуя за мной, Бой только усмехался. И вдруг раздались аплодисменты. Как сквозь туман я увидела прилавки и витрины со шляпками, расположенные в черно-белой симметрии в тон интерьеру, а рядом Антуанетту, Люсьену и наших продавщиц Анжелу и Мари-Луизу; они встречали меня, и в их глазах светилась искренняя радость.
Я обернулась к Бою, но он был уже на улице, лишь помахал мне рукой, сел в машину и уехал.
* * *Вот так я открыла Дом моды Шанель. Новый адрес был достаточно престижный, чтобы приманить сначала богатых жен и дочек, встреченных в Довиле, а за ними потянулись графини и разные принцессы. В 1912 году мои фотографии за рабочим столом появились в «Comoedia Illustré», а в популярном журнале «Les Modes» меня назвали оригинальным художником.
Дела мои весьма оживились, но приходилось много работать и постоянно все контролировать. Мы с Боем стали видеться реже в нашей квартире на авеню Габриэль: мимолетный поцелуй, чашка кофе, быстрые объятия на кровати — и каждый бежал по своим делам. Он вкладывал много денег в угольную промышленность, тревожные сообщения из-за границы пророчили скорый конфликт с Германией и резкий взлет цен на топливо. Я сосредоточила все внимание на том, что мне было ближе, прикидывая глубину непрекращающейся вражды между Пуаре и Вортом. Вечером все расходились по домам, а я оставалась в мастерской и экспериментировала, сочетая между собой блузки, жакеты с поясами и свои излюбленные прямые юбки. Одних шляпок мне уже было мало, во мне просыпался интерес к другим предметам одежды. Я могла бы расширить дело, места хватало, но по договору об аренде мне запрещалось продавать платья на улице Камбон, поскольку в этом здании уже была одна портниха — злобная старая карга, которая любила совать свой нос в мое ателье, грозить пальцем и каркать: «Если я увижу у вас хоть одно платье, то добьюсь вашего выселения».
Что же делать?
И снова решение проблемы пришло от Боя, хотя на этот раз все получилось нечаянно. Он уехал по делам в Англию и вернулся с полными чемоданами всякой всячины, которую в Париже невозможно было купить. Рыбацкие свитера из грубой пряжи, кардиганы из шотландки нежных расцветок, пуловеры из прочной материи под названием джерси, которой я никогда не видела прежде и из которой английские портные шили школьные блейзеры, спортивную одежду, а также военную форму, но вот из женских нарядов — ничего.
Я взяла один из привезенных пуловеров и примерила. Сидел он на мне потрясающе, даже странно, поскольку Бой был гораздо выше ростом, но главное, мне очень понравилась искусная вязка, без лишних швов, с тонким пониманием, где должно быть подогнано, а где свисать свободно.
Боя это весьма позабавило.
— Это я не для тебя покупал, — заявил он, когда увидел, что я брожу по квартире в его свитере, пытаясь прочувствовать и осмыслить, как сидит и как смотрится эта ткань. — Это для игры в поло, понятно? Поносишь, и останется твой запах, как я смогу играть? Голова кругом пойдет.
Рисовала я как курица лапой, но это не остановило меня, и несколько ночей я потратила на эскизы, пробуя, что можно создать из джерси. Потом показала свои примитивные наброски Люсьене, но она покачала головой:
— Мы только-только со шляпами поднялись с колен, а тебе теперь еще и платья подавай? Забудь. Не имеем права по договору аренды. Хочешь, чтобы нас отсюда вышвырнули?
Но я решительно топнула ногой и подвинула наброски к ней:
— Разуй глаза, где ты видишь тут платья? Жакеты, блузки, свитера, пальто и юбки. Ни одного платья. — Я помолчала с недовольной гримасой на лице. — Да и не нужны нам эти платья, которые шьют твои деспоты Пуаре и Ворт, нормальная женщина в них задыхается. А я предлагаю повседневную одежду для таких, как мы с тобой, чтобы можно было ходить по улицам, чтобы она соответствовала нашему образу жизни.
Люсьена даже не взглянула на мои рисунки:
— Женщины, которые ходят по улицам, покупают одежду в дешевых универмагах. А твои вещи дорогие — чтобы создавать их, надо потратиться. Понадобятся новые работники, придется покупать швейные машины. Это все слишком непросто. Мы не выдержим конкуренции.