Улица же Сапера Грызуна расположена в отдаленном и неудобном районе между Лиговым и Сосновой Поляной, там же, где находятся небезызвестные улицы Матроса Бодуна и Генерала Крикуна.
– Ну что ж, съездим, поглядим… – Дядя Вася с опаской включил зажигание.
На этот раз его «жигуленок» вел себя вполне прилично, ни разу не заглох, и мы всего через сорок минут уже ехали по той самой улице Сапера Грызуна.
Эта улица нисколько не обманула наших ожиданий – унылые типовые пятиэтажки и «дома-корабли» с трещинами по фасаду, кое-как замазанными цементом, между ними – одинаковые торговые центры в ярких нашлепках рекламы, торговые ряды под открытым небом… кстати, даже небо здесь казалось более хмурым и унылым, чем в центре.
– Ну, вот он – дом номер двенадцать… – показал дядя Вася на грязно-белый девятиэтажный дом. – Не похоже, чтобы здесь обитали олигархи или даже представители среднего класса…
Мы остановились около нужного подъезда, выбрались из машины. Дядя Вася с тоской посмотрел на свои «Жигули»: в этом районе даже такую машину могли за полчаса разобрать по винтику.
Но делать было нечего.
Мы подошли к подъезду.
При всех минусах этого района для нас имелись и некоторые плюсы: так, хотя на двери и имелся кодовый замок, кто-то из предприимчивых жильцов вставил в него щепочку, так что дверь подъезда вовсе не закрывалась.
Мы переглянулись и вошли внутрь.
Лифт, разумеется, тоже не работал.
К счастью, квартира Воронко находилась невысоко, на третьем этаже. Мы поднялись по лестнице, и Василий Макарович решительно нажал на кнопку звонка.
Никакого звука мы не услышали, и только тогда заметили, что идущий от кнопки провод оборван.
Тогда дядя Вася постучал в дверь.
– Сейчас! – донесся из глубины квартиры надтреснутый старушечий голос, и снова все затихло.
Мы прождали еще несколько минут, и Василий Макарович снова постучал.
– Сейчас! – раздался тот же самый голос.
Мы еще несколько минут простояли под дверью.
– Да что же это такое! – не выдержал дядя Вася и несколько раз изо всех сил шарахнул кулаком по двери.
С притолоки посыпалась цементная пыль, из-за соседней двери раздался раздраженный крик:
– Я тебе постучу! Я тебе так постучу, костей не соберешь! Я тебе сейчас по голове костылем постучу! Ты думаешь, если я инвалид, так уже ничего не могу?
Но за дверью квартиры Воронко наконец послышались шаркающие шаги и недовольный старушечий голос:
– Нетерпеливые какие! Пять минут обождать не можете! Ну, открываю, открываю уже!
За дверью звякнуло, брякнуло, скрипнуло, дверь распахнулась, и перед нами предстала колоритная старуха.
Она могла бы без грима играть в кино Бабу-ягу: огромный крючковатый нос, нависающий над верхней губой, заметные усы на этой же губе и пучки седых волос на подбородке. Жидкие седые волосы на голове были стянуты в хвостик и прихвачены гламурной розовой заколкой. В довершение выразительного облика в углу рта у бабули торчала дымящаяся сигарета, а одета она была в красный мужской шелковый халат вроде тех, в каких выходят на ринг боксеры-профессионалы. Так и хотелось объявить: «В красном углу ринга непобедимая Баба-яга…»
– Ну вот, еще бы немножко, и на третий уровень вышла бы, – вздохнула старуха, окидывая нас оценивающим взглядом. – А тут вы… пять минут подождать не могли!..
– Да мы, бабушка, уже минут двадцать под вашей дверью переминаемся! – проговорила я. – Перед соседями неудобно! Неизвестно что подумают!
Мой намек был понят, и старуха отступила, пропуская нас в прихожую.
Только когда мы с трудом протиснулись туда (прихожая по размеру не превышала морозильную камеру небольшого холодильника), хозяйка спохватилась и спросила:
– А вы по какому делу? Насчет протечки, что ли? Так Люська врет: у нее эта протечка еще от прошлых жильцов осталась, которые в Канаде, а мы с Вадиком вовсе ни при чем…
– Протечки? – переспросила я, изобразив на лице настороженное выражение. – Насчет протечки нас не предупредили! Если протечки постоянные, то это минус! А кто у вас в Канаде?
– У меня в Канаде никого, – старуха попятилась. – Я вообще нигде не была, не имею и не привлекалась. Это в той квартире, что под нами, прежние жильцы в Канаду переехали. А какая такая протечка? Какой еще минус? Вы вообще кто такие?
– Мы по поводу квартиры, – выдал дядя Вася домашнюю заготовку. – Вадим Воронко вам кем приходится?
– Внук он мне… внучек единственный… мы с ним тут вдвоем живем… А что с ним случилось?
– Пока ничего, – успокоил ее Василий Макарович. – Внук ваш обмен затеял. В эту квартиру вот племянница моя переезжает, – он кивнул в мою сторону, – так вот, мы хотим посмотреть, как у вас здесь… какие условия, какое состояние…
– Обмен?! – ужаснулась старуха. – Какой такой обмен? Ничего ни про какой обмен не знаю!
– Сложный обмен, по цепочке, – фантазировал дядя Вася. – Вы с внуком в конце концов переедете в трехкомнатную квартиру возле станции метро «Пионерская»…
– Трехкомнатную? – Глаза старухи загорелись. – Возле «Пионерской»? У меня же там племянница рядом, Тамара… это мне очень удобно, если возле «Пионерской»!
– Только еще посмотреть надо, подойдет ли нам ваша квартира! – охладил ее дядя Вася. – Не хочется же кота в мешке покупать…
– Зачем кота? – возмутилась хозяйка. – Не надо никакого кота! Я этих котов вообще на дух не переношу. От них один беспорядок и антисанитария. Так что вы смотрите квартиру… квартира у нас хорошая…
Мы прошли в комнату.
Ремонт здесь не делали лет двадцать. Обои в жутких розочках выцвели до неприличия, а кое-где отстали от стены и висели живописными лоскутами. Мебель тоже была никудышная – румынский малогабаритный полированный гарнитур, купленный по большому блату в период раннего покорения целины.
Зато на видном месте стоял очень современный включенный компьютер, на котором светилась яркая заставка популярной компьютерной игры.
По тому печальному вздоху, с которым хозяйка взглянула в сторону компьютера, я поняла, что за его экраном она проводит все свое свободное время.
Впрочем, наверное, лучше играть в компьютерные игры, чем сидеть целый день, уткнувшись в телевизор, пусть даже в дорогую плазменную панель, которую я заметила в углу.
Еще на столе рядом с компьютером стояла хрустальная пепельница, полная окурков, и недопитая рюмка с золотистым финским ликером. Бутылка этого ликера с яркой этикеткой находилась тут же. Еще несколько ярких бутылок с импортным алкоголем стояли за стеклом румынского серванта.
В общем, судя по всему, бабка в отсутствие внука весело проводила время!
Проследив за моим взглядом, она неправильно его истолковала, достала из кармана боксерского халата глянцевую пачку «Парламента» и протянула мне:
– Угощайтесь!
– Не курю, – помотала я головой. – Вы же знаете, что Минздрав предупреждает…
– А я курю, – усмехнулась старуха. – И даже выпиваю помаленьку. В моем возрасте лучше жить в свое удовольствие, чем беречь здоровье! Мне уже недолго осталось…
– А что, – вступил в разговор Василий Макарович, – кроме вас с внуком, в этой квартире больше никто не прописан? Вы с ним только вдвоем проживаете?
– Вдвоем, вдвоем, – энергично закивала она. – Никого больше, не сомневайтесь!
– А родители Вадика отдельно живут? – продолжал дядя Вася расспросы.
Я подумала, что он переборщил, и бабка сейчас в лучшем случае замкнется, а в худшем выставит нас за дверь. Но дядя Вася наверняка за долгие годы работы в милиции отлично изучил психологию свидетелей и умел находить к ним правильный подход.
Бабке явно хотелось поговорить, и она охотно откликнулась.
Сев за стол, она пригорюнилась и проговорила:
– Не повезло моей Вале… мужик ей никчемный достался… пил он, Николай, не просыхая, по этому делу и помер…
– Кто такая Валя? – строго осведомился дядя Вася. – Кто такой Николай и какое отношение имеет к теме нашего разговора?
– Валя?! – Старуха явно удивилась такому вопросу. – Так дочка же моя Валя! Вадика родная мать!
– А Николай, надо понимать, – его отец? – сообразил Василий Макарович.
– Отец, отец! – закивала старуха. – Только какой же это отец, если от него ни денег, ни воспитания и вообще ничего хорошего!.. А потом вообще помер по пьяному делу. Вадику тогда только пять лет исполнилось…
– А что Валя? – осведомился дядя Вася. – Она тоже отдельно от вас проживает?
– Отдельно, отдельно! – закивала старуха. – Валя – она у меня очень хорошая, а что пьет – так оттого, что жизнь у нее тяжелая. И то она уж почти год как завязала. Муж у нее теперь есть, приличный человек, машины чинит. Антон Иванович его зовут…
– Они вам помогают? – продолжал расспросы дядя Вася.
– Да нет, – вздохнула старуха. – Мы уж сами как-нибудь… У Антона Ивановича свои дети имеются, где уж ему нам помогать… они и так едва концы с концами сводят…
– Они вам помогают? – продолжал расспросы дядя Вася.
– Да нет, – вздохнула старуха. – Мы уж сами как-нибудь… У Антона Ивановича свои дети имеются, где уж ему нам помогать… они и так едва концы с концами сводят…
Легенда о крутых и богатых родителях, которую изложила Лена, трещала по всем швам.
Чтобы поставить точки над «i», дядя Вася прямо спросил:
– А на что же вы живете? Пенсия у вас, наверное, небольшая?
– Ох, небольшая! – Старуха опять пригорюнилась. – Это не пенсия, а одни слезы. Но Вадик у меня очень хорошо учится, и ему за это стипендию платят повышенную, так что нам на все хватает… А и то сказать – много ли нам надо?
Мы с дядей Васей переглянулись: судя по тому, что мы знали про Вадима Воронко, он не получал ни повышенной, ни обычной стипендии. А если бы и получал – вряд ли на эту стипендию можно было бы не то что прожить вдвоем, но даже прокормить средней величины кота! А тут, конечно, квартира бедная и запущенная, но налицо некоторые признаки относительного благополучия – хороший компьютер, дорогая плазменная панель, полный сервант импортных напитков, да и сигареты бабка курит недешевые…
Кроме того, Лена говорила, что Вадик дорого одевается и тратит деньги не считая, как сынок богатых родителей…
Нет, как хотите, а что-то тут не увязывается!
– Давайте мы остальные помещения поглядим! – вспомнил дядя Вася о причине нашего посещения.
Другими помещениями оказались:
– кухня размером с птичью клетку, где мы увидели те же вопиющие противоречия: потолок в протечках, облезлые стены и дорогая современная бытовая техника;
– ванная комната, не больше обычной пластиковой мыльницы, в которой стояла желтая от ржавчины ванна, а на треснувшей раковине – дорогой мужской парфюм;
– вторая комната, в которой, судя по всему, обитал сам Вадим Воронко.
Здесь тоже выявились кое-какие странности.
Мебель в комнате Вадима была вовсе не «совковая», как у бабки, наоборот, здесь царил стиль «хай-тек»: стеклянный стол, металлические хромированные стеллажи, белый кожаный диван, отличный музыкальный центр, книжные полки холодного серо-голубого цвета. На этих полках стояли многочисленные художественные альбомы, в основном посвященные русской живописи девятнадцатого века.
В принципе, такой подбор литературы вполне соответствовал будущей специальности Вадима: как-никак он учился именно на искусствоведа.
Но это не сочеталось с образом балбеса и лодыря, который создала Лена: такой убежденный бездельник и лентяй не должен был собирать серьезную профессиональную библиотеку. И опять-таки – все эти альбомы, как и современная минималистская мебель, стоят больших денег… откуда они у Вадима?
И еще одно… в этой комнате ощущался довольно сильный запах краски, как будто здесь только что делали ремонт, хотя никаким ремонтом здесь и не пахло. Как и в бабушкиной комнате, потолок был в пятнах застарелых протечек и обои во многих местах отставали от стен огромными пузырями.
Я заметила, что дядя Вася тоже поводит по сторонам носом, как будто принюхиваясь.
Походив по комнате, он наконец подошел к стене, завешенной гобеленом того же серо-голубого цвета, который доминировал в этой комнате. На гобелене был изображен человек с собакой на поводке, собака немного напоминала нашего Бонни, но не это привлекло Василия Макаровича: здесь, возле этой стены, запах краски чувствовался особенно сильно.
Дядя Вася потянулся к гобелену и приподнял его край.
Бабушка Вадима, которая молча следила за нашими действиями, издала протестующий возглас, но дядя Вася уже отдернул гобелен, и мы заметили за ним закрытую дверь.
– Это что – у вас есть еще одна комната? – оживился Василий Макарович. – Как же так? А по документам квартира у вас числится как двухкомнатная…
– Да не комната это… – проговорила старуха, доставая из пачки очередную сигарету. – Это кладовка…
Она объяснила нам, что за этой дверью находится так называемая «тещина комната», то есть обыкновенный темный чуланчик без окон, где Вадим держит какие-то свои вещи…
– И не велит мне туда заглядывать! – произнесла она чрезвычайно зловещим тоном.
Мы с дядей Васей переглянулись: что еще за тайны? Что еще за комната Синей Бороды? Не здесь ли кроется объяснение относительного материального благополучия бабушки и внука?
Дядя Вася незаметно подмигнул мне. Я его поняла и взяла хозяйку за локоть:
– Извините, мы как-то невежливо себя ведем. Даже не представились. Вот меня зовут Василиса, а вас?
– Анфиса Михайловна, – отозвалась старуха, приосанившись. – Так что, может, выпьем по рюмочке за знакомство?
– Извините, Анфиса Михайловна, я вообще-то не пью. Вот от чашки чая я бы не отказалась…
– Можно и чая, – согласилась старуха, и мы вернулись в ее комнату, оставив дядю Васю наедине с таинственной комнатой.
Анфиса Михайловна взяла чайник и отправилась на кухню, напевая:
Оставшись один, Василий Макарович для начала подергал дверь «тещиной комнаты», но она, само собой, оказалась заперта.
Тогда он испробовал простой способ, который позволял открыть девять дверей из десяти: а именно, применил отмычку, которая всегда находилась при нем, – твердый и желтый от никотина ноготь большого пальца.
Но и это не помогло, из чего дядя Вася сделал вывод, что на двери установлен не какой-нибудь примитивный замок вроде того, что на входной двери квартиры, а хитрое современное устройство повышенной надежности.
Этот факт вызвал у Василия Макаровича еще больший интерес к «тещиной комнате» и еще большее желание проникнуть в ее тайну. Однако для этого требовалось хоть какое-то оборудование.
Дядя Вася огляделся по сторонам и заметил на краю стеклянного стола обычную канцелярскую скрепку.
В умелых руках канцелярская скрепка может превратиться в инструмент самого широкого профиля – от вязального крючка до оружия ближнего боя, от электрического предохранителя до части взрывателя, от секретки, вполне заменяющей охранную сигнализацию, до универсальной отмычки, которой можно открыть практически любой замок.
Именно отмычка требовалась сейчас Василию Макаровичу. Он взял скрепку, разогнул ее и согнул иначе, превратив в миниатюрный крючок.
Он склонился над замком, запустил крючок в скважину и начал его осторожно поворачивать. При этом он внимательно прислушивался к звукам, доносящимся из замка, поэтому не расслышал голоса в соседней комнате.
Наконец замок отчетливо щелкнул.
Дядя Вася повернул дверную ручку и открыл дверь чулана.
Теперь запах краски стал просто невыносимым.
Василий Макарович заглянул в кладовку и сразу увидел слева на стене кнопку выключателя. Он нажал на нее, и в кладовке вспыхнул люминесцентный светильник, заливший ярким холодным светом несколько полок, на которых стояли банки с кистями, тюбики с красками, банки и бутылки с растворителями.
Хотя Василий Макарович по роду своей работы не сталкивался с художниками, однако он узнал дорогие кисти из беличьей и колонковой шерсти, растворители для масляной краски и для темперы – в общем, арсенал любого живописца.
Одно показалось ему странным: почему Вадим прячет все эти приспособления в кладовке, да еще и запирает на хороший современный замок?
Василий Макарович сделал шаг вперед, вошел в кладовку и начал более внимательный осмотр ее содержимого.
Кроме кистей и красок, он увидел здесь какие-то устройства непонятного назначения – странные лампы, металлические и деревянные зажимы, ножи странной формы…
Он взял в руки один из таких ножей и с удивлением его рассматривал – у этого ножа кончик был не заостренный и не круглый, а квадратный, и странное лезвие, которым трудно было что-нибудь разрезать.
Опустив глаза, дядя Вася заметил прислоненную к стеллажу картину. Картина была обращена к нему задней стороной, и можно было разглядеть только старый, выцветший холст, натянутый на потемневший от времени подрамник. Василий Макарович поднял картину и повернул к себе лицевой стороной.
Картина ему понравилась.
На ней был изображен скошенный луг, уходящий вдаль, два стога сена, а на переднем плане паслась белая лошадь. Лошадь дяде Васе тоже очень понравилась, она смотрела прямо на него красивыми карими глазами, казалось, что сейчас она переступит ногами и тихонько заржет.
В правом нижнем углу картины виднелся неразборчивый росчерк – видимо, подпись художника.
Дядя Вася пожал плечами и хотел поставить картину на место, как вдруг, в самый неподходящий момент, дверь комнаты у него за спиной распахнулась, и незнакомый голос проговорил:
– А что это вы тут делаете?
Анфиса Михайловна внесла в комнату чайник, поставила на стол две чашки, разлила чай. Себе она налила еще одну рюмку ликера, ко мне же придвинула вазочку с конфетами.