С другой стороны, Верховный совет не собирался. Государственный канцлер лежал в подагре. Остерман был в отчаянии и от того занемог. Князь Голицын притворился больным и не хотел слышать о делах. Князь Алексей Долгорукий был беспрестанно с царем, а князь Василий Долгорукий занимался только интригами, стараясь, чтобы двор не возвращался в Петербург. Он мог бы пособить горю, если бы захотел, потому что князь Алексей, который один только мог действовать на государя, следовал слепо его советам, но он находил удовольствие видеть дела в дурном положении, думая посредством сего ввести старинные обычаи. При этом, однако же, не было недостатка в людях, кои извещали царя о ропоте народном и о дурном поведении Долгоруких и пр., и это заставляло надеяться, что Его величество, одаренный проницательным умом и решительным характером, может принять меры, кои произведут большую перемену в делах.
В таком беспорядке могло бы случиться что-нибудь такое, что было бы противно достоинству короля, моего государя, и потому я счел обязанностью донести о том Его величеству, присовокупив, что я делаюсь совершенно ненужным в России, где достаточно будет одного резидента или секретаря, на которого можно возложить небольшое число дел, оставшихся для переговоров».
В исходе февраля сослали графа Александра Нарышкина[186] на житье в его деревню, в 50 с лишком лье от Москвы, но, как не могли уличить его ни в чем против государя или государства, то очевидным сделалось, что причиной его опалы были страх, который он внушал, и ненависть к нему его соперников и врагов.
Марта 8, в день восшествия на престол царя, был съезд ко двору для целования руки. При сем случае Его величество пожаловал орден Св. Александра Невского графу Краму, посланнику Бланкенбургскому (за которого я просил), барону Остерману, посланнику Мекленбургскому и брату вице-канцлера, генерал-лейтенанту Лефорту, камергеру Строганову и генералам Измайлову и Леонтьеву. Впрочем, все мы, иностранные министры, ужинали с государем, и после прекрасного фейерверка начался бал, который продолжался до 7 часов утра. Принцесса Елисавета не была на этом празднике, сказавшись больной, но выздоровела на другой день. О чем много было толков.
Марта 12 царь отправился на охоту за 12 лье от Москвы и пробыл за городом до Святой недели. Хотя его отсутствие не должно было продолжаться так долго, как было положено прежде, но, несмотря на то, ропот не прекращался. Всю вину возлагали на князя Алексея Долгорукого. Он, под предлогом царской забавы и чтоб лишить его случая видаться с принцессой Елисаветой, каждый день выдумывал новые причины с целью удалить Его величество от всех, и это по четырем побуждениям: 1) иметь его совершенно в своей власти; 2) вселить в него старинные русские правила и некоторую ненависть к законам и благим учреждениям Петра I; 3) заставить его мало-помалу жениться на одной из своих дочерей и 4) сими поездками уменьшить доверенность к Остерману, потому что Долгорукий боялся, и не понапрасну, что сей благоразумный министр, заботившийся только о том, чтобы воспитать своего государя в правилах его деда, заставит его не токмо жить в Петербурге, но и вступить в брак с какой-нибудь иностранной принцессой. Фаворит был совершенно другого мнения с отцом, но никак не смел идти против него и, сколько волей, столько же и неволей, решился не советовать Его величеству ни в пользу, ни против видов своего отца.
В самый день царского отъезда я поехал к фавориту и долго просидел у него. Он, любя меня, говорил со мной откровенно, и я воспользовался сим случаем говорить ему так, как будто бы я сам был русский. Я изъяснил ему ропот народный на отца и всех Долгоруких, следствия, кои могут произойти от дурного воспитания государя, к погибели их всех. Намекнул ему про обязанности его самого и отца его советовать царю заняться делами государственными и держать Россию в том цветущем и грозном положении, в которое поставил ее великий дед его, чтобы он хотя несколько раз присутствовал в Совете и заставлял докладывать себе о государственных делах. Я привел ему в пример короля французского Людовика XV, который, быв еще ребенком, присутствовал в своем Совете, дабы научиться искусству царствовать, также пример нашей покойной королевы Савойской, которая, сделавшись правительницей Испании в 14 лет, имела терпение присутствовать в каждом собрании Совета. Словом, я высказал ему все то, что внушали мне дружба к нему, почтение к государю его и небольшая моя опытность. Но хотя он и соглашался со мной во всем и благодарил меня, однако же мне показалось, что не слишком много хотел последовать моим советам по причине своего нерешительного характера, о котором я уже говорил.
Вследствие сего я отправил королю, с первым курьером, донесение, в котором повторил все то, о чем писал уже несколько раз, то есть Русское государство скоро придет опять в прежнее свое состояние, чему пособить никто не хочет, и что царя не только не будут уважать его соседи, но и что он сделался совсем бесполезным для своих друзей и союзников, что иностранные министры играют очень жалкую роль при дворе, потому что видят государя только в праздничные дни, и то мимоходом, не обращая на себя никакого внимания, что Остерман страдает и страдания его умножаются еще более от того, что каждый день отнимают у него способы помочь злу. Словом, что один только Бог может устранить сей беспорядок, внушив царю, когда он возмужает, желание последовать славному примеру его деда. Через несколько дней после сего приехал из Сибири курьер с известием, что караван, отправленный в Китай в 1726 году, возвратился на границы. Это известие принесло величайшее удовольствие министерству, которое увидело следствия негоциаций графа Саввы Рагузинского.
Марта 17 жена и обе дочери князя Долгорукого, отца фаворитова, приезжали к царю во время его охоты, что заставило многих призадуматься, потому что все знали, что Долгорукому хотелось женить царя на одной из своих дочерей. Думали, что в это же самое время будет и сговор, однако же ошиблись. Я много говорил о сем деле с Остерманом, который признался, что также боится этой свадьбы, но никак не думает, чтобы дело это уже так подвинулось.
Апреля 4 государь возвратился в Москву, и мы узнали, что вместо сговора его на дочери Долгорукого Его величество имел некоторое неудовольствие на сего министра, которое, однако же, осталось без всяких последствий.
В это время было в Москве чрезвычайное множество больных, так что в каждом доме лежало в постели с лишком три четверти слуг и многие стали бояться какой-то заразы. Но когда, по повелению царя, были вскрыты тела умерших скоропостижно и других, то нашли, что эта болезнь не была нимало заразительной.
Апреля 18 царь занемог простудной лихорадкой с кашлем, но, пролежав в постели в испарине, он выздоровел через три дня.
В исходе апреля князь Голицын, начальствовавший в Украине, донес, что татары делают некоторое движение, и просил о присылке некоторого числа пехотных войск, потому что в мирное время никогда их не бывает в тамошних местах. По сему отправили к нему три полка под начальством генерал-майора Бутурлина, которого выбрали не потому, что его считали способным, а для того, чтобы отдалить его от принцессы Елисаветы, у которой он был фаворитом и камергером.
Мая б царь отправился на охоту в подмосковную на две недели и возвратился.
Мая 24 поехал опять, верст за 50 от Москвы.
Июля 10, день Св. Петра, именины царские, был во дворце праздник с обыкновенным великолепием и продолжался три дня с иллюминацией.
Июля 16 царь поехал на охоту.
Августа 4 Г. Дитмар, агент шведский, получил от двора своего повеление объявить русскому министерству, что его шведское величество соглашается дать царю титул императора и через несколько дней пришлет о том свою грамоту. И действительно, через восемь дней Дитмар получил эту грамоту и поднес ее.
Сим средством несогласие между обоими дворами кончилось. В то же самое время Дитмар получил кредитив на звание чрезвычайного посланника и представил его. Русский двор был очень доволен.
Сентября 10, день Св. Александра Невского и кавалерийский праздник. Царь рано возвратился в Москву, и, по окончании обедни, все кавалеры имели честь обедать с Его величеством, который вечером опять отправился на охоту.
Сентября 12 намерение отправить князя Куракина в Берлин вдруг переменили и на его место назначили князя Еолицына, который был в Испании. Причина этому была та, что царь не скрывал благорасположения своего к сему последнему, и это встревожило Долгоруких, кои, боясь, чтобы он не сделался наконец фаворитом, удалили его от двора и, с посылкою его в Берлин, дали ему чин действительного тайного советника, дабы, возвратясь, он не мог уже так часто бывать при государе по званию камергера, ибо в России такой обычай, что кто имеет чин действительного тайного советника, тот уже не может занимать место камергера.
Сентября 10, день Св. Александра Невского и кавалерийский праздник. Царь рано возвратился в Москву, и, по окончании обедни, все кавалеры имели честь обедать с Его величеством, который вечером опять отправился на охоту.
Сентября 12 намерение отправить князя Куракина в Берлин вдруг переменили и на его место назначили князя Еолицына, который был в Испании. Причина этому была та, что царь не скрывал благорасположения своего к сему последнему, и это встревожило Долгоруких, кои, боясь, чтобы он не сделался наконец фаворитом, удалили его от двора и, с посылкою его в Берлин, дали ему чин действительного тайного советника, дабы, возвратясь, он не мог уже так часто бывать при государе по званию камергера, ибо в России такой обычай, что кто имеет чин действительного тайного советника, тот уже не может занимать место камергера.
Сентября 19 царь отправился на охоту, и с ним поехали: фаворит, отец его, мать и сестры. А как эту поездку устроил также князь Алексей Долгорукий, то все думали, что теперь-то он достигнет своего желания, которым уже давно занят, женить царя на одной из своих дочерей.
Сентября 20 прусский министр возобновил трактат, заключенный его двором в 1725 году с императрицей Екатериной, и хотя это очень скрывали, но узнал, что трактат главнейше состоял в гарантии с обеих сторон о сохранении завоеваний, сделанных у шведов в последнюю войну, и в оборонительном союзе в случае нападения.
Важного ничего не случилось до 23 октября, дня рождения царского. Думали, что Его величество приедет в Москву, и потому все было приготовлено для торжествования сего дня, но он не приехал, и весь праздник состоял только в большом обеде во дворце, к которому были приглашены все чужестранные министры и первейшие придворные чины, а угощал барон Остерман, по званию своему обер-гофмейстера.
Причина, по которой царь не возвратился в Москву, состояла в том, что князь Алексей Долгорукий так ревновал ко всем, что ему пришло в голову, что ежели Его величество проговорит хоть полчаса с другим, то он лишится его милости, да сверх того, он занимается только мыслью выдать одну из дочерей своих за царя, то и боится, чтобы в Москве кто-либо из его врагов не помешал ему в этом. Я был уверен, что бракосочетание будет объявлено по возвращении царя в Москву, но в этой уверенности был только я один из всех чужестранных министров. Граф Вратиславский и другие не хотели верить этому, потому что Остерман сказал им, что этому быть нельзя, и, полагаясь на это, они уведомили свои дворы, что хотя и говорят о бракосочетании царя с одной из княжен Долгоруких, но до этого еще далеко. Остерман и мне говорил то же, но я, быв твердо уверен, что Долгорукие скоро успеют в своем намерении, положительно донес королю, что царь женится тотчас по возвращении своем в Москву.
Ноября 20 царь возвратился в Москву, и тут же стали громче говорить о свадьбе.
Наконец, 30-го числа царь призвал к себе министров Верховного совета, фельдмаршалов и других первейших особ и объявил им, что вступает в брак с княжной Екатериной, старшей дочерью князя Долгорукого и сестрой фаворита. После сего все подошли к руке, а потом отправились в апартаменты княжны для того же. Через два дня церемониймейстер, по приказанию царя, возвестил об этом всем иностранным министрам, и мы за тем осведомились о дне, когда можем поздравить царя и будущую царицу. Нам назначили быть во дворце 5 декабря, то есть в день Св. Екатерины и именин княжны. Мы собрались во дворце и представились царю, представились и княжне.
Декабря 11, день Св. Андрея, все кавалеры сего ордена съехались во дворец, а вечером совершилось обручение с величайшей пышностью. Как скоро все было готово для сего обряда, фаворит отправился из дворца за княжной, которая приехала с большой свитой. Весь дипломатический корпус был приглашен во дворец, а генералам и вельможам русским было приказано собраться там же в 3 часа пополудни.
Как скоро княжна приехала ко дворцу, то ее встретили у крыльца обер-церемониймейстер и обер-гофмаршал, кои проводили ее в залу, где все уже было готово для совершения обручения. Она села у налоя в кресла, а по левую у нее сторону сели принцессы крови на табуретах, по правую же вдовствующая царица в креслах, а позади мать, сестра и родня княжны. Кресла царские были поставлены против кресел княжны, подле стола, на котором лежало Евангелие, по правую сторону было место для чужестранных министров, а по левую для русских вельмож.
По середине зала стоял налой, а подле него архиепископ Новгородский, первенствующий в России, со всем духовенством в полном облачении. Против налоя был устроен великолепный балдахин, поддерживаемый шестью генерал-майорами.
Царь, получив донесение от обер-камергера о приезде княжны, вышел в залу, посидев несколько минут, стал с ней под балдахин, где архиепископ обменял их перстнями по уставу греческой церкви. По окончании сего царь и княжна сели опять на свои места, и тут все присутствующие подходили к целованию их рук и была пушечная пальба. Затем сожжен был прекрасный фейерверк и начался бал, который продолжался очень недолго, потому что княжна очень устала. Ужина не было, но для желавших поставлены были столы.
Надобно заметить, что хотя дом Долгоруких был из древнейших в России и в это время сильнейшим по любви к нему государя, но все они так боялись других, что в день обручения караул во дворце состоял из целого батальона гвардии 1200 человек, между тем как в обыкновенное время занимают его только 150. Даже приказано было гренадерской роте, которой капитаном был фаворит, войти в залу тотчас за царем и поставить часовых ко всем дверям. Даже велели зарядить ружья боевыми патронами и если бы произошло какое смятение, то стрелять на недовольных. Это распоряжение сделал фаворит, не предуведомя о том фельдмаршала Долгорукого, своего дядю, который очень удивился, увидя эту роту в зале, как он сам сказывал мне после.
В 7 часов княжна возвратилась к себе с той же свитой. Декабря 17 граф Вратиславский отправил курьера в Вену с двумя дворянами своего посольства, с графом Мелезимом и бароном Бильденбергом. По его словам, он послал его с просьбой о выдаче ему неполученного жалованья, но это была неправда, а вот настоящее дело. Граф, желая подслужиться к Долгоруким, чтобы через них получить орден Св. Андрея, которого он не мог добиться, как ни хлопотал о том, отправил Бильденберга в Вену для того только, чтобы исходатайствовать у императора фавориту и отцу его титул князя империи и герцогство Козельское в Силезии, которое было некогда пожаловано князю Меншикову. Вратиславский вздумал, что никто не отгадает его, но я тот же час догадался, сказал ему откровенно, и он мне признался.
Но причина отправления Мелезима была другая: с год уже, как он влюбился в княжну Долгорукую, обрученную ныне с государем. Все это знали, так же как и то, что он не нравился княжне, и поэтому граф Вратиславский решился выслать его, чтобы он не сделал никакого дурачества, что причинило бы много хлопот его сиятельству, из которых он не вышел бы сух.
Декабря 21 получил я известие о заключении мира в Севилье между королем, моим государем, и министрами Ганноверского союза. Тотчас же отправился я с сей новостью к барону Остерману, который, быв очень предан Австрии, стал обращаться со мной не с такой уже, как прежде, доверенностью, а существовавшая до сего между мной и Вратиславским вражда прекратилась совершенно: он даже старался всеми силами расстроить меня с двором и фаворитом, в чем и успел было на несколько дней. Надобно сказать, что в беседах моих с графом Вратиславским, до обручения царского, он никак не хотел верить, чтобы государь вступил в брак с княжной Долгорукой, а я, напротив того, всегда утверждал, что это сбудется. По обручении Вратиславскому было досадно, что он ошибся, и он воспользовался случаем поссорить меня с фаворитом, дав ему под рукой знать, что уже полгода я распускаю по всей Москве слух, будто князь Алексей Долгорукий хочет насильно заставить царя жениться на его дочери. Фаворит сначала поверил этому, но я, узнав о том, разуверил его так, что он привязался ко мне еще более прежнего и стал относиться с большим презрением ко Вратиславскому.
До Нового года не произошло ничего любопытного, но в начале 1730 года объявлено о бракосочетании фаворита с дочерью покойного фельдмаршала Шереметева, которая была очень богата и очень хороша собой.
Так же в начале сего года пришло известие о смерти славного князя Меншикова в ссылке. Страшный урок для фаворитов, ибо Меншиков был таковым и, управляя Россией деспотически, вдруг лишился и чести, и имения и был принужден кончить дни свои в монастыре на берегах Белого моря, где трудами рук своих снискивал себе пропитание.
Января 17, по старому стилю день Крещения, было водосвящение по обыкновению, на котором царь присутствовал лично.