— О’кей. Тогда за работу. Кнопки нажимать может Ковак.
Остальные уже понемногу подходили, хотя оставалось еще порядочно времени до начала вахты. Так было принято в команде Келли.
— Если вы не возражаете, сэр, я охотно посидел бы за компьютером вместо капитана.
— Ковак с этим справится. А вы можете помочь Ногучи и Ланди с этими пленками.
— Есть, сэр.
Через некоторое время к Максу стали поступать данные. Прошлой ночью он дважды просыпался в холодном поту от страха, что утратил свою уникальную память. Однако когда пошли данные, он программировал без малейших усилий, нужные страницы сами открывались перед его внутренним зрением. В основных чертах программа полета состояла из короткого отхода от планеты, чтобы избавиться от ее влияния, изменения положения корабля, чтобы местное солнце оказалось «сзади» и было проще учитывать его поле, а затем прямого ускоренного полета в тот район, где они прорвались в это пространство. Все это не обязательно должно было выполняться точно, произвести скачок с первого подхода не планировалось; необходимо было сперва исследовать нужную область пространства, произвести много фотографических наблюдений и обработать результаты. В этом месте разведка никогда не проводилась, придется провести ее самостоятельно.
Старт был просчитан, результаты расчета записаны на ленту автопилота, а лента была поставлена на пульт управления задолго до полудня. Корабль придерживался местного времени, в результате час содержал около пятидесяти пяти стандартных минут. Теперь корабль вернется к Гринвичскому времени, временем всегда распоряжался центр управления. Обед будет попозднее, кое-кто из пассажиров, как обычно, переставит свои часы не в ту сторону и будет, как обычно, винить в этом правительство.
Они синхронизировались с двигательщиками, пленка в автопилоте закрутилась, дел больше не осталось — только нажать кнопку за несколько секунд до установленного времени и тем самым разрешить автопилоту поднять корабль. Зазвенел телефон, Смит взял трубку и повернулся к Максу.
— Это вас, капитан.
— Капитан, — голос говорившего звучал озадаченно. — Мне очень не хотелось отвлекать вас на посту управления.
— Ничего. А в чем дело?
— Это миссис Монтефьоре. Она хочет, чтобы ее высадили на Афродите.
Макс секунду подумал.
— Кто-нибудь еще передумал?
— Нет, сэр.
— Им же всем было сказано, чтобы они сообщили свои фамилии вчера вечером.
— Я указал ей на это, сэр. Ее ответы нельзя назвать вполне логичными.
— Мне бы доставило ни с чем не сравнимое удовольствие скинуть эту особу за борт. Но, как ни говори, мы все-таки за нее отвечаем. Скажите ей «нет».
— Есть, сэр. Позволительно будет мне иметь некоторую свободу в том, каким образом я скажу ей это?
— Конечно. Только держите ее от меня подальше. — Макс положил трубку и обнаружил, что рядом стоит Келли.
— Уже скоро, сэр. Может быть, вы сядете за пульт и все сами проверите? До того, как поднимете корабль?
— Э? Да нет, поднимайте вы, шеф. Первая вахта ваша.
— Есть, капитан. — Келли сел за пульт. Макс занял капитанское кресло, чувствуя себя несколько неловко. Жаль, что он не научился курить трубку, так бы все было на месте: капитан сидит в стороне, спокойный, с трубкой в зубах, а тем временем корабль маневрирует.
Он ощутил легкую пульсацию, и его вдавило в кресло чуть сильнее: «Асгард» снова был в собственном поле искусственного тяготения, не зависимом от внешних факторов. Через несколько секунд корабль поднялся; заметно это было только по тому, что голубое небо за куполом сменилось усыпанной звездами тьмой Космоса.
Макс встал, заметил, что все еще держит в руке воображаемую трубку, и поспешно ее бросил.
— Пойду вниз, шеф. Позовите меня, когда первые результаты наблюдений будут готовы для расчетов. Кстати, по какому расписанию будут вахты?
Келли закрыл пульт, встал и подошел к нему.
— Знаете, капитан, я планировал, что мы с Коваком будем через раз, а остальные ребята будут стоять одну из трех, сдвоим позднее.
Макс отрицательно покачал головой.
— Нет. Вы, я и Ковак. И останемся на одной из трех как можно дольше. Сейчас никто не может сказать, как долго мы там провозимся, пока решим сделать попытку.
Келли понизил голос.
— Капитан, можно я скажу, что я думаю?
— Келли, как только вы перестанете быть со мной откровенным, я потеряю какие-либо шансы довести это дело до конца. Вы же сами это знаете.
— Благодарю вас, сэр. Но капитан не должен себя выматывать. Так получилось, что Вам придется производить все вычисления. — Потом Келли добавил тише: — Безопасность корабля важнее вашей… Ну, подходящим словом будет, пожалуй, гордости.
Ответил Макс далеко не сразу. Он на собственном опыте, без посторонней помощи и предварительного обучения знал, что командиру непозволительны обычные, простительные человеку в любой другой должности, слабости. Власть, врученная ему, управляет им самим значительно сильнее, чем кем-либо другим. Привилегии капитана — вроде права убрать из-за своего стола надоедливую бабу — были малозначительны, в то время как трудности этой нечеловеческой работы множились самым неожиданным образом.
— Шеф, — медленно произнес он, — как вы думаете, хватит места за компьютером, чтобы перенести туда все это кофейное хозяйство?
Келли прикинул на глаз размеры свободного места.
— Да, сэр. А зачем?
— Я подумал, что тогда здесь хватит места поставить койку.
— Вы собираетесь спать здесь, сэр?
— Иногда. Но я думал вообще обо всех нас — ведь вы проводите здесь половину своего времени. Ближайшие несколько недель совсем не обязательно, чтобы старший по вахте большую часть времени бодрствовал — так все мы сможем немного дремать, когда представится такая возможность. Что вы об этом думаете?
— Это противоречит инструкциям, сэр. Плохой прецедент… и плохой пример. — Он бросил взгляд на Ногучи и Смита.
— Вы запишете это соответствующим официальным образом, цитируя пункт инструкции и временно отменяя его по случаю чрезвычайных обстоятельств и из соображений безопасности корабля. А я подпишу.
— Если вы так хотите, сэр.
— В вашем голосе что-то не слышно уверенности, так что возможно, я и не прав. Подумайте, а потом скажете мне.
Койка появилась, и приказ был записан в журнал, однако Макс ни разу не видел, чтобы Келли или Ковак хоть раз легли на нее. А что касается его самого, не пользуйся он этой койкой, спать ему пришлось бы совсем мало.
Ел Макс обычно тоже на посту управления. По пути на свидание с ничто делать было, собственно, почти нечего, только время от времени проводить наблюдения для того, чтобы выяснить, где расположено это ничто в окружающем небе. Однако Макс быстро заметил, что, когда он не вычисляет, он беспокоится или делится своими беспокойствами с Келли.
Каким образом разведывательные корабли находят путь назад через впервые обследуемые конгруэнтности? И что происходит с теми из них, которые не возвращаются? Возможно, доктор Хендрикс сумел бы найти оборотную сторону не нанесенной на карты конгруэнтности при помощи стандартных приборов корабля — а может быть и нет. Макс решил, что доктор Хендрикс сумел бы; покойный был фанатиком своей профессии и обладал обширнейшими познаниями в области теоретической физики, на которой основываются рутинные числовые расчеты, — познаниями, Макс был уверен, значительно более широкими, чем у большинства астронавигаторов.
Макс знал, что разведывательные корабли обсчитывают конгруэнтности с обеих сторон, используя теорию гравитационного поля и данные, полученные на первоначально неизвестной стороне. Он предпринял попытки провести грубые прикидки подобных вычислений, но потом бросил это занятие. У него не было ни малейшей уверенности в получаемых результатах — он был уверен в том, что правильно производит сами математические операции, но крайне сомневался в теоретических предпосылках и остро ощущал сомнительность закладываемых в расчет исходных данных. Было просто невозможно точно измерить массы звезд, отстоящих на целые световые годы, при помощи оборудования, имевшегося на «Асгарде».
Похоже было, что, когда Макс бросил свои попытки, Келли почувствовал облегчение. Теперь они вдвоем посвятили все свое время стараниям проложить «колею» к тому не обозначенному на картах участку неба, в котором они — согласно сделанным в прошлый раз фотоснимкам — прорвались в это пространство, с целью в конце концов скользнуть по этой колее, появиться в нужном месте со скоростью только чуть меньше световой, затем дать кораблю толчок и надеяться на хороший исход.
Аналогичный маневр на поверхности планеты был бы простым делом, но ситуация в космосе не имеет себе аналогов на поверхности. «Неподвижные» звезды двигаются с большими скоростями, а других ориентиров в космосе нет; для того чтобы решить, какой участок безликого пространства является тем самым, в котором ты был в прошлый раз, нужно численно решать уйму уравнений, не имеющих изящного теоретического решения. По каждой нанесенной на карту конгруэнтности астронавигатор получает таблицу заранее вычисленных решений — «Критические таблицы обследованных аномалий». Максу с Келли предстояло составить такую таблицу самим.
Макс проводил так много времени на посту управления, что в конце концов первый помощник осторожно сказал ему, что настроение пассажиров, вероятно, заметно улучшится, если он найдет время иногда показываться в гостиной. Вальтер не добавил к своим словам, что Макс обязан улыбаться и излучать спокойную уверенность, это ясно подразумевалось. С этого времени Макс при каждой возможности обедал с офицерами и пассажирами.
Само собой, Макс очень нечасто видел Элдрет. Когда он встретил ее во время первого обеда после ненавязчивого совета Вальтера, она выглядела дружелюбно, но несколько отстраненно. Макс решил про себя, что Элли проявляет уважение к нему, что заставило его серьезно задуматься, не заболела ли она. Он припомнил, что первоначально ее принесли на корабль на носилках; возможно, она совсем не такая крепкая, какой хотела бы казаться. Он решил разузнать об этом у врача, но не напрямую, конечно же!
За кофе шла пустая болтовня, и Макс начинал уже ерзать от желания вернуться поскорее в Хитрую яму. Нет, нельзя, ведь Вальтер настоятельно просил не проявлять торопливости и озабоченности. Он огляделся по сторонам и провозгласил.
— Что-то это место стало сильно смахивать на морг. Неужели теперь больше никто не танцует? Дюмон!
— Да, капитан!
— Организуйте танцевальную музыку. Миссис Мендоса, вы окажете мне честь?
Миссис Мендоса слегка хихикнула и приняла его приглашение. Выяснилось, что она — полный позор Аргентины, ни малейшего чувства ритма. Однако Макс умудрился провести ее вокруг зала ценой всего нескольких небольших столкновений с окружающими и доставить на исходную точку как раз к концу танца, что дало ему возможность вполне вежливо с ней раскланяться. Затем он воспользовался привилегией своего положения для того, чтобы разбить чету Дайглеров. Прическа Мэгги все еще была короткой, однако во всех остальных отношениях она вернула свое великолепие.
— Капитан, мы без вас скучаем.
— Я работал. Вы же знаете, как не хватает людей.
— Наверное, так оно и есть. Э… Капитан, ведь осталось уже совсем недолго?
— До того, когда мы будем совершать скачок? Недолго. Потребовалось так много времени потому, что нам пришлось проделать жуткое количество дурацких вычислений — понимаете, для пущей осторожности.
— А мы действительно попадем домой?
Макс одарил ее тем, что, как он надеялся, было уверенной улыбкой.
— Абсолютно. Не беритесь ни за какую толстую книгу из корабельной библиотеки, казначей не даст вам взять ее на поверхность.
Она вздохнула.
— Ну, вы меня успокоили.
Макс поблагодарил ее за вальс, оглянулся по сторонам, заметил миссис Монтефьоре и решил, что его обязанности по поддержанию корабельной морали не простираются так далеко. Элдрет сидела, и он подошел к ней.
— Ноги еще беспокоят вас, Элдрет?
— Нет, капитан. Спасибо за внимание.
— Может быть, вы тогда потанцуете со мной?
Она изумленно распахнула глаза.
— Вы хотите сказать, что у капитана может найтись время для такой маленькой бедной девочки, как я?
Он наклонился к ней поближе:
— Еще одна такая шуточка, замарашка ты несчастная, и тебя закуют в кандалы.
Она хихикнула, наморщив нос.
— Есть, капитан!
Некоторое время они танцевали молча. Максу немного ударила в голову ее близость, и он не понимал, почему не пригласил ее раньше. В конце концов Элли сказала:
— Макс? Ты совсем бросил 3-шахматы?
— Как? Еще чего. После того как мы сделаем этот скачок, у меня будет время для игры — если, конечно, ты дашь мне два корабля форы.
— Мне очень жаль, что я тогда проболталась. Но я очень хочу, чтобы ты иногда навещал Чипси. Вот сегодня утром она спрашивала: «Где Макси?»
— О, я и вправду очень виноват. Я бы брал ее иногда с собой на контрольный пост, но только она может нажать какую-нибудь кнопку и погубить нам месячную работу. Пойди, принеси ее.
— Она будет нервничать в такой толпе. Пошли лучше мы к ней.
Он покачал головой.
— Только не в твою каюту.
— Что? Не говори глупостей. У меня и так не осталось никакой репутации, а капитан может делать все, что ему заблагорассудится.
— Ты просто не была капитаном. Видишь, как та стервятница наблюдает за нами? — Он глазами указал на миссис Монтефьоре. — А теперь иди, принеси Чипси, и чтобы больше не спорить.
— Есть, капитан.
Макс почесал Чипси подбородок, дал ей несколько кусочков сахара и уверил ее, что она — самый очаровательный паукообразный щенок в этом участке Галактики. Затем он распрощался.
Макс ощущал возбуждение и какую-то неожиданную уверенность в себе. Увидев, как мистер Вальтер входит в свою каюту, он чуть задержался на трапе, а потом, повинуясь мгновенному импульсу, последовал за ним. Вопрос беспокоил его все время, и этот случай был не хуже любого другого.
— Вальтер, вы не заняты?
Первый помощник обернулся.
— О нет, капитан. Заходите, пожалуйста.
Макс не говорил о своем деле, пока они пили традиционный кофе. Затем он сказал:
— У меня тут есть один вопрос, мистер Вальтер, — совершенно личный.
— Что-нибудь такое, в чем я могу вам помочь?
— Не думаю. Но у вас во много раз больше опыта, чем у меня, и я хотел бы посоветоваться с вами.
— Если капитан так желает.
— Слушайте, Вальтер, это дело Макса, а никак не капитана.
Вальтер улыбнулся.
— Хорошо. Только не просите меня, чтобы я менял форму обращения к вам. Может образоваться плохая привычка.
— О’кей, о’кей. — Макс хотел прощупать Вальтера относительно истории с липовой трудовой книжкой: доложил доктор Хендрикс об этом? Или нет?
Однако теперь он понял, что не может следовать такой линии: он был капитаном, и это все меняло.
— Я хочу рассказать вам, каким образом я попал на этот корабль — Он рассказал все, больше не скрывая роли Сэма. Сэму теперь ничто не повредит. Вальтер очень серьезно слушал его рассказ.
— Я ждал, когда вы заговорите об этом, капитан, — сказал он, когда Макс закончил. — Доктор Хендрикс доложил мне все это, правда не так подробно, когда выдвинул вас в стажеры-астронавигаторы. Все мы согласились, что внутри корабля нет необходимости поднимать этот вопрос.
— Меня беспокоит, что случится, когда мы вернемся. Если мы вернемся.
— Когда мы вернемся. Так чего вы хотите? Совета? Помощи? Или чего?
— Я не знаю. Я просто хотел рассказать вам.
— М-м-м… тут есть такие альтернативы. В одном случае мы можем разобраться с этим вопросом здесь, на корабле, несколько изменив не слишком важный документ. В этом случае…
— Нет, Вальтер. Я не хочу, чтобы с «Асгарда» подавались липовые отчеты.
— Я был почти уверен, что вы так скажете. Я того же мнения, хотя, с другой стороны, я чувствовал, что по… ну, скажем, по различным причинам — обязан покрывать вас, если вы об этом попросите.
— Когда-то я собирался организовать такую подделку. Мне даже казалось, что это оправданно. Но теперь я не могу этого сделать.
— Понимаю. Следущая альтернатива состоит в том, чтобы доложить обо всем и ждать, что последует. В этом случае я до конца буду стоять рядом с вами. Я уверен, что старший механик и казначей поступят также.
Макса переполняло счастье и теплое умиротворение.
— Спасибо, Вальтер. Мне все равно, что там со мной сделают… Лишь бы только не отлучили меня от космоса.
— Не думаю, что дело повернется подобным образом, особенно после того, как вы приведете корабль домой. Но если уж они решатся на такое — эту драку они хорошо запомнят. Ну а пока не думайте об этом.
— Попытаюсь, — Макс нахмурился. — Вальтер! Скажите мне честно, что вы сами думаете про то, что я сделал?
— Трудный вопрос, капитан. Важнее другое — как к этому относитесь вы.
— Я? Не знаю. Я хорошо знаю, как я относился к этому раньше. Я был очень воинствен.
— Э?
— Я постоянно занимался объяснениями — про себя, конечно, — почему я так поступил. Я оправдывал себя, доказывал, что виноват не я, а вся система. А теперь я не хочу больше оправдываться. Не то чтобы я жалел о том, что сделал, — особенно когда подумаешь, чего бы я иначе лишился. Но в то же самое время я не хочу уклоняться от расплаты за содеянное.
Вальтер кивнул.
— Это правильный подход. Капитан, не бывает идеальных законов. Каждый обязан подходить к ним на основе собственного суждения и здравого смысла, а не слепого подчинения. Я тоже нарушал правила, кое за что я поплатился, кое за что — нет. Этот ваш поступок мог превратить вас в педантичного морализирующего придурка, обреченного идти всегда по прямой, не видя ничего вокруг, следя за тем, чтобы все окружающие четко следовали букве закона. Или, наоборот, вы могли превратиться в вечного ребенка, считающего, что законы писаны для всех, кроме вас. Похоже, что ни того ни другого не произошло; я думаю, что эта история добавила вам зрелости.