— Я правильно прочел? — Чарли сверился с написанным на конверте. — "Край земли". Ты это название видел на этикетке?
Макс кивнул и откинулся на спинку стула.
— Задумано хитро. Если это дельце провернуть, можно огрести целое состояние. Лучшие вина Люберона продаются по двадцать-двадцать пять долларов за бутылку. А шлепните на нее этикетку со словом "Бордо", объявите вино престижным и эксклюзивным, сочините ему целую историю — и цены станут заоблачными.
Кристи покачала головой:
— Люди все равно разберутся. Не такие они дураки.
— Не стоит обольщаться, — вступил Чарли. — Иначе тебя ждет неприятный сюрприз. Это же виноторговля, не забывай. Новое платье короля, спрятанное в бутылке. — Он благодарно кивнул Фанни, которая поставила перед ним тарелку с moules farcies[181], от которых исходил восхитительный аромат сливочного масла, петрушки и чеснока. — Смотри: достаточно шепнуть про баснословно эксклюзивное вино одному-двум самым крутым покупателям — и дело в шляпе, ведь такие клиенты спорить и торговаться навряд ли станут. Новое платье короля, спрятанное в бутылке, — с нескрываемым удовольствием повторил он, подцепляя очередного моллюска. — На тебя будет работать человеческая природа, понимаешь? Найди подходящего лоха, пощекочи его самолюбие, превознеси его до небес, повосхищайся его тонким вкусом, его умением разбираться в винах. А потом поведай ему про неизвестное миру сокровище — это старый трюк, и поверь мне, пару раз он уже прекрасно сработал в торговле недвижимостью: мол, тебе страсть как хочется, чтобы среди горстки других счастливцев оно досталось и этому индюку. Его же хлебом не корми — дай только обнаружить необыкновенное вино. Да, чуть самое важное не забыл, — Чарли выразительно пронзил вилкой воздух. — Настоятельно проси его не делиться тайной ни с кем, кроме самых надежных знатоков. Чрезмерная известность испортила бы все дело. Не исключено, что как раз по этой причине его и не продают во Франции. Лягушатники наверняка стали бы задавать щекотливые вопросы. Ну? — подняв брови, он ждал реакции друзей. — Неслабый ход, а?
Вся эта махинация казалась невероятной, просто нелепой, даже, как заметила Кристи, невообразимой. Мыслимо ли, чтобы за бутылку вина выложили полмиллиона долларов? Однако ж, бывало, выкладывали.
— Вот видите! — немедленно подхватил Чарли. — А я о чем толкую! Здравый смысл с винным бизнесом не в ладу, чуть что — испаряется как дым.
— Предположим, ты прав, — сказала Кристи. — Но как это доказать?
Продолжая наслаждаться мидиями, а затем сырами, друзья бурно выдвигали предложения и контрпредложения. Макс категорически отверг обращение в полицию: тогда каюк не только мошенникам, но и работяге Русселю. Вновь зашла речь про открытый конфликт с Натали Озе, но и его отвергли по той же причине: ушлая юристка будет все отрицать, а поскольку прямых доказательств ее жульничества нет, она выйдет из воды сухой. Чем дольше они спорили, тем яснее становилось, что нужно сосредоточиться на Жан-Мари Фицджеральде.
Прихлебывая кофе, друзья поглядывали по сторонам; деревня понемногу оживала после обеда.
— Кто самый богатый человек в мире? — вдруг спросил у Кристи Макс.
— Не знаю. Билл Гейтс?
— Может, Джордж Сорос? — предположил Чарли. — Или какой-нибудь Рокфеллер, Дюпон, Ротшильд? Погодите, а султан Тенга? Сдается мне, за душой у него кое-что есть.
Про султана Тенга Макс помнил только одно: у него полно нефти, богат чудовищно, до неприличия. Кроме того, султан владеет обширной недвижимостью во всех уголках света; в Канаде ему принадлежат леса, в Вайоминге — стада бизонов, в Африке — золотые прииски и алмазные копи, в России — пакеты акций газовых компаний. Большую часть времени он проводит во дворце, где, по слухам, насчитывается четыреста комнат и каждая обставлена великолепной антикварной мебелью. За исключением этих жалких, хотя и общеизвестных сведений, сам султан и вся его жизнь — тайна за семью печатями; владыка редко появляется на люди, наотрез отказывается фотографироваться, словом, этакий Крез-затворник.
— Отлично, — одобрил Макс. — Он нам подойдет. Чарли, до чего же вовремя ты сюда приехал. Вот что мы сделаем.
ГЛАВА 19
— При вас, да когда вы мне наперегонки рожи строите, я не справлюсь, — запротестовал Чарли. — Мне нужно остаться одному, собраться с мыслями. Чтобы разыграть спектакль как по нотам. А он точно говорит по-английски? Я французским ведь не очень свободно владею.
— Уверяю тебя, английский он знает, — твердо сказала Кристи.
Они с Максом вышли из просторной обветшалой гостиной. Оставшись один, Чарли положил карандаш и свои записки на низенький столик, затем провел большим пальцем по полученной от Макса визитке Фицджеральда: оформлена просто и строго, под старину, "Жан-Мари Фицджеральд" оттиснуто изящным шрифтом, словно выведено каллиграфическим почерком. Чарли глубоко вздохнул и взял мобильник.
— Oui?
Услышав в трубке резкий недовольный девичий голосок, Чарли немедленно заговорил бархатным баритоном, с аристократической медлительностью растягивая слова, — так он обычно общался с клиентами из высших слоев общества.
— Добрый день. — Он секунду помолчал, чтобы девица перестроилась на английскую речь, затем подчеркнуто неторопливо и четко произнес: — Могу я побеседовать с мистером Фицджеральдом?
Собеседница неожиданно бегло, с легким американским акцентом защебетала по-английски:
— Позвольте узнать, с кем я говорю?
— Уиллис. Меня зовут Чарльз Уиллис. Я, собственно, звоню по поручению моего клиента.
— И как зовут вашего клиента?
— Боюсь, я не вправе открывать его имя никому — кроме, разумеется, мистера Фицджеральда.
Секретарша попросила Чарли подождать и отключилась; в трубке зазвучала камерная музыка, Чарли тем временем еще разок просмотрел свои записи. Вскоре трубка опять ожила:
— Мистер Уиллис? Я Жан-Мари Фицджеральд. Чем могу быть полезен?
Кристи-то права, подумал Чарли, этот тип говорит по-английски почти без акцента.
— Надеюсь, вы простите меня, мистер Фицджеральд, но я вынужден попросить вас сохранить нашу беседу и будущие деловые отношения в строжайшей тайне. — Выслушав приглушенные уверения в конфиденциальности переговоров, Чарли сказал: — Видите ли, я личный консультант одного очень высокопоставленного клиента по винам и закупкам напитков, он истинный знаток и считает, что вино — одно из главных удовольствий жизни. Но это человек редкостной скромности и осторожности, потому я и прошу вас держать наш разговор в секрете. Но к делу: недавно до моего клиента дошел слух о вашем вине под названием "Край земли". Он поручил мне навести справки, продегустировать его и, не исключено, некоторое количество закупить. Так что во Франции я, как вы понимаете, оказался отнюдь не случайно.
Чарли почти физически ощущал в трубке острое, напряженное любопытство.
— Вот что я вам скажу, мистер Уиллис, — вновь зажурчал голос Фицджеральда, — сдержанность и осторожность важны для меня не меньше, чем для вас. Мы никогда не разглашаем сведений о наших клиентах; все сделки заключаются строго конфиденциально. Так что никаких оснований для беспокойства нет, уверяю вас. И я полагаю, вы никоим образом не нарушите оказанного вам доверия, если все же решите раскрыть мне имя вашего патрона. Признаться, вы меня очень заинтриговали.
"Ну, вперед!" — подбодрил себя Чарли и, понизив голос почти до шепота, произнес:
— Мой клиент — султан Тенга.
В ответ — пауза: Фицджеральд судорожно припоминал, какой цифрой измеряется богатство султана Тенга. Где-то он эту цифру видел. Сто миллиардов? Или двести? В любом случае более чем достаточно.
— А, да-да. Разумеется. Как и весь свет, я о вашем клиенте наслышан. — Во время разговора Фицджеральд машинально водил ручкой в блокноте, и в конце концов там нарисовалась кругленькая сумма: 75 000 долларов за ящик. — Позвольте спросить, где он живет?
— По большей части в Тенга. Вам, полагаю, известно, что он там — верховный владыка и предпочитает находиться на родине. Путешествия его утомляют.
— И правильно, очень-очень правильно. Они давно утратили прежнюю притягательность. Не скрою, я польщен, что слава о нашем вине достигла столь дальних краев. — Фицджеральд весьма приблизительно представлял себе, где именно находится Тенга. Кажется, где-то в Индонезии — словом, далеко. Он зачеркнул возникшую в блокноте цифру и написал другую: $100 000. — К счастью, у нас еще осталось несколько ящиков. — И заметно повеселевшим голосом, как будто ему только что пришла в голову на редкость удачная мысль, предложил: — Может быть, желаете продегустировать? В сугубо частном порядке, естественно, без посторонних.
— Естественно. — Чарли зашуршал своими бумажками с записями, пусть Фицджеральд слышит, что он, как положено крайне занятому человеку, листает свой ежедневник. — Я мог бы заехать завтра, если вас это устроит. И все же позвольте напомнить еще раз: любая лазейка для возникновения разговоров, слухов и прочего должна быть исключена. Султан совершенно не выносит публичности.
— Естественно. — Чарли зашуршал своими бумажками с записями, пусть Фицджеральд слышит, что он, как положено крайне занятому человеку, листает свой ежедневник. — Я мог бы заехать завтра, если вас это устроит. И все же позвольте напомнить еще раз: любая лазейка для возникновения разговоров, слухов и прочего должна быть исключена. Султан совершенно не выносит публичности.
На том и порешили. Договорившись о времени и месте дегустации, Чарли отключился и тут же пустился отплясывать победную джигу, после чего вышел во двор, где его поджидали Кристи и Макс.
Увидев сияющую физиономию друга, Макс все понял:
— Клюнул, да? А я и не сомневался. Заранее знал, что клюнет. Ты гигант, Чарли.
— Мне даже понравилось. Его и уговаривать не пришлось, он сам предложил приватную дегустацию. Дай-то бог, чтобы у нас все получилось. Кстати, чем во Франции грозит преступная попытка выдать себя за другого человека? Нет, лучше молчи. Короче, завтра в Бордо в три тридцать состоится наша встреча. — Улыбка вдруг сползла с лица Чарли. — Меня пугает одна закавыка. Как мы узнаем, что это и в самом деле вино Русселя? Я ведь не сумею его опознать.
— Предоставь это мне, — усмехнулся Макс. — У меня есть тайное оружие.
Наутро в аэропорту Мариньян в обычной толчее бизнесменов с чемоданчиками у стола регистрации "Эр Франс" на регулярный рейс в Бордо заметно выделялась небольшая группа пассажиров. Это были Кристи и Макс в джинсах и легких пиджаках, Чарли в блейзере, фланелевых брюках, полосатой рубашке с галстуком-бабочкой и в темных очках; рядом, смущенно озираясь, топтался Руссель. На этот раз он был при полном параде, в черном костюме двадцатилетней давности, который прежде надевал лишь на свадьбы и похороны.
За всю свою жизнь Руссель не ездил дальше Марселя, вечно кишащего иностранцами и уже одним этим вызывавшего у крестьянина серьезные опасения. А тут он впервые отправлялся в неизведанные края по воздуху. Сначала он ни в какую не хотел ехать: во-первых, ему не улыбалось лететь на самолете; во-вторых, Руссель предвидел, что в Бордо его ждут неприятности. Но когда Макс объяснил, какую важную, даже решающую роль ему предстоит сыграть в тот же день и еще потом, в будущем, Руссель самоотверженно превозмог свои страхи. Тем не менее в незнакомой обстановке ему было не по себе, и он жался поближе к Максу, пока тот не отправился на личный досмотр, поманив за собой и Русселя к рамке металлоискателя.
"Бип... биипбиипбиип", — запищала рамка. Руссель дернулся, будто его током ударило. Ему велели выйти и пройти еще раз; рамка опять запищала. Смятение на лице Русселя переросло в панику, потому что его отвели в сторонку и молодая женщина со скучающим видом стала водить вдоль его тела электрическим жезлом, который возбужденно загудел возле живота. Там, в кармане жилета, лежал старый заветный складной нож с деревянной ручкой, служивший Русселю верой и правдой много лет, надежный спутник и в поле, и за обеденным столом. Осуждающе нахмурясь, молодка реквизировала нож, швырнула его в пластмассовое ведро и молча махнула Русселю: мол, иди, свободен.
Тревога Русселя сменилась возмущением. Он уперся: нож — его собственность, он желает получить его обратно. Обернувшись к стоявшему неподалеку Максу, он грозно ткнул большим пальцем в сторону молодой нахалки:
— Она украла мой нож!
Стоявшие в очереди на досмотр пассажиры, наблюдавшие за происходящим с любопытством, теперь явно занервничали и попятились назад; молодая женщина тем временем оглядывалась, ища глазами вооруженного охранника.
Макс подошел к Русселю и взял его под руку:
— С ней лучше не спорить. По-моему, она опасается, что ты своим ножом перережешь пилоту глотку.
— Ah bon? С какой стати? Я же сам лечу на этом самолете.
Макс не без труда увел его в зал отправления. Там, в баре, с помощью анисового ликера, пространных объяснений и обещания купить ему другой нож, даже, может быть, настоящую финку, он сумел утихомирить Русселя и поднять ему настроение.
Когда самолет, содрогаясь всем корпусом и ревя, с трудом оторвался от взлетной полосы, Макс заметил, что Руссель изо всех сил вцепился в подлокотники, даже костяшки пальцев забелели под загорелой кожей. И, несмотря на заверения Макса, что это противное человеческой природе пребывание в длинном жестяном футляре в тридцати тысячах футах над землей совсем не обязательно завершится гибелью пассажиров, так и просидел весь полет в этой позе. В аэропорту Бордо Руссель немедленно отпраздновал свое благополучное приземление новой порцией анисового ликера, и лицо его обрело свой обычный цвет. Во взятую напрокат машину он сел с куда большим спокойствием. Этот способ передвижения был ему знаком и понятен.
По дороге в гостиницу Макс и Кристи еще раз обговорили намеченный план действий. Дневную дегустацию целиком берет на себя Чарли. Качество вина его, естественно, приятно поразит, затем начнутся переговоры о цене, которую еще должен одобрить его клиент, султан Тенга. Из-за разницы во времени позвонить султану можно будет лишь после полуночи, поэтому на следующий день придется встретиться еще раз, чтобы вручить продавцу банковский чек и окончательно согласовать доставку. Тут к Чарли присоединятся все остальные, Фицджеральд окажется на очной ставке с Русселем, справедливость восторжествует, и можно будет призвать на помощь полицию. Все проще простого.
— Не забудь, — втолковывал Макс другу, — главное сегодня — непременно прихватить с собой немного вина, чтобы Клод мог сравнить с тем, что у него в бутылке. — Он внимательно посмотрел на Чарли: — Ну, ты как, в порядке?
Чарли кивнул, но без особой уверенности:
— Вроде бы да. Лишь бы не оплошать. Одно дело охмурять по телефону, и совсем другое...
— Ты прекрасно справишься, — твердо сказал Макс. — Чтоб такой мастер перевоплощения и не справился? Я же помню, как ты играл Гамлета в школьном спектакле.
— Вообще-то я играл Офелию, — нахмурился Чарли.
— Ну вот, о том я и говорю, — не моргнув глазом вывернулся Макс. — Обдурил меня как маленького. После Офелии сегодняшняя операция для тебя — плевое дело.
Сзади послышалось хихиканье. Кристи наклонилась к сидевшему впереди Чарли и сжала ему плечо:
— Все будет хорошо. Даже парик не понадобится.
Они остановились в "Кларете", излюбленном отеле бизнесменов. Проштудировав мишленовский путеводитель, Макс выбрал его, потому что ему понравилось название и местоположение — рядом набережная Шартрон и до дегустационных залов Фицджеральда несколько минут пешком. Оставив вещи в отеле, друзья взяли в холле карту Бордо и пошли на набережную. Там они забрели в кафе, из которого открывался вид на плавную излучину полноводной Гаронны, заказали сэндвичи с ветчиной и графин вина, и Чарли прорепетировал свой спектакль перед одним-единственным зрителем — Кристи, так как Макс с Русселем тем временем увлеченно и с немалым оптимизмом обсуждали будущее, которое сильно зависело от того, насколько успешно пройдут грядущие события.
Наступил назначенный час. Чарли, взяв карту, отправился на улицу Ксавье-Арнозан. А потом, решили заговорщики, они снова соберутся все вместе в отеле.
Найдя нужный дом, Чарли постучал в дверь; открыл ее сам Фицджеральд.
— Очень рад познакомиться, мистер Уиллис, — сказал он, пожимая гостю руку. — Думаю, вам будет приятно узнать, что секретаршу я на сегодня отпустил. Мы с вами здесь совершенно одни. Я подумал, вам так будет спокойнее.
— Очень, очень любезно с вашей стороны. — Чарли с благодарной улыбкой склонил голову и последовал за Фицджеральдом в дегустационный зал. Из невидимых динамиков приглушенно лилась фуга Баха. На длинной полированной столешнице красного дерева уже выстроились бутылки, бокалы и серебряные подсвечники. Возле одного конца стола сверкала начищенная медная crachoir, на другом конце изысканным веером были разложены белые льняные салфетки. Настоящий храм Бахуса, священный алтарь вин. Чарли даже почудилось, что вот-вот из-за деревянных панелей выскочит жрец и освятит церемонию.
Фицджеральд достал из кармана изящный бумажник крокодиловой кожи, вынул визитную карточку и протянул Чарли, явно ожидая получить в ответ его визитку.
Чарли это предвидел. Устремив на Фицджеральда черные дула своих очков, он медленно покачал головой:
— Видите ли, мистер Фицджеральд, осторожность моего клиента порой граничит с предельной скрытностью. Он предпочитает, чтобы я тоже не привлекал к себе внимание; поэтому я не ношу с собой визиток. Уверен, вы поймете меня правильно.
— Безусловно, — отозвался Фицджеральд. — Простите. А теперь, если вы готовы... — И вежливо наклонив голову, простер руку в сторону стола.
Чарли внезапно охватило сомнение. Если это афера, то спланирована и разыграна она великолепно, а сам Фицджеральд, в безупречном костюме, — аристократ до мозга костей, настоящий бордосец. Трудно заподозрить в нем жулика. Но тут перед мысленным взором Чарли всплыли лица кое-каких лондонских знакомых, занимающихся самой что ни на есть элитной недвижимостью, — люди сплошь обворожительные, отлично образованные, безукоризненно одетые, с хорошо подвешенными языками, однако ради удачной сделки эти галантные краснобаи не моргнув глазом выкинут родную бабушку из ее собственного дома; все до одного прожженные негодяи. Это видение приободрило Чарли, он изящным жестом снял очки и двинулся к столу; фуга завершилась печальным финалом, и в зале наступила тишина.