В то же время мы видим, как девушка с мелкими глазками и большим заострённым носом выщипывает брови над фиалковыми очами. Встав на колени, дурнушка соскабливает кусочком пемзы мёртвую кожу с пяток своей «подруги». Словно уборщица, раскачиваясь вперед и назад, усердно втирает в обнажённую спину красавицы морскую соль.
Мисс Кэти читает дальше:
— «Так, резвясь и играя, посвящая работе долгие, если не сказать бесконечные, часы, мы с Хэйзи всегда поддерживали друг друга, подталкивая к новым свершениям на этом удивительном празднике, называемом жизнью…»
И дальше: «Совсем как родные сестры, мы делились одеждой и обувью, мы даже брали без спроса бельё, ни о чём не задумываясь…»
Монтаж продолжается. Вот дурнушка потеет над гладильной доской, разглаживая кружева и оборки на кофточке, которую подаёт красавице. Вот наклоняется, чтобы намылить и чисто побрить её длинную ножку, что высунулась из ванны, переполненной радужными пенными пузырьками.
— «Бывало, то я потру ей спинку, — читает мисс Кэти, — то Хэйзи мне…».
Между тем на экране уродина подаёт красавице завтрак прямо в постель.
— «Мы нарочно старались баловать друг друга…» — произносит закадровый голос.
Ироническая нарезка продолжается: красотка вставляет в рот сигарету — уродина наклоняется к ней с зажигалкой. Красотка роняет на пол грязное полотенце — уродина подбирает его и кладёт в машинку. Красотка читает сценарий, устроившись в мягком кресле, — уродина пылесосит вокруг неё ковёр.
— «И когда наши усилия начали приносить плоды, — читает мисс Кэти, — мы сообща упивались успехом и славой…»
В следующих кадрах мы видим, как юная замухрышка взрослеет и превращается в женщину, столь же неинтересную, только в возрасте, с лишним весом и сединой, тогда как красавица сохраняет и стройность, и чистую кожу, и богатый золотисто-каштановый цвет волос.
Картинка сменяется всё быстрее. Красотка выходит замуж, снова выходит замуж, и снова выходит замуж, и ещё, и ещё; дурнушка попросту держится рядом, вечно нагруженная пакетами, сумками, багажом. Закадровый голос читает:
— «Всем, во что я превратилась, всем, что приобрела и чего достигла, я обязана Хэйзи Куган, и только ей одной…»
Дурнушка стареет, зато её прелестная партнерша заливается радостным смехом в кругу репортёров с радиомикрофонами и фотографов с яркими вспышками. Уродка всегда оказывается за границей света от прожекторов, за кулисами, выпадает из кадра, стоит в тени с мягкой шубой красавицы на руках.
Мисс Кэти читает рукопись дальше:
— «Мы делили все злоключения и слёзы. Страхи и величайшие радости. Сносили одни и те же тяжести, под которые каждая из нас готова была подставить плечо, лишь бы продлить блаженную молодость подруги…»
Нарезка: толпа обожателей, среди которых — Калвин Кулидж, Джозеф Пулитцер, Джоан Болнделл, Рудольфо Валентино и Ф.Скотт Фицджеральд, наблюдает за тем, как уродина ставит перед красавицей торт со свечками. В следующем кадре появляется уже новый торт (очевидно, прошёл целый год). А потом третий, под пение и рукоплескания Лилиан Гиш, Джона Форда и Кларка Гейбла. С каждым тортом дурнушка становится старше. Красавица — нет. На каждом пылает по двадцать пять свечек. Чтение продолжается:
— «Не секретарша и не репетитор по профессии, Хэйзи Куган тем не менее заслуживает похвал за все мои лучшие достижения. Не брахман и не духовная наставница, она давала мне самые лучшие и ценные советы, каких только можно желать».
Возвысив голос, мисс Кэти произносит:
— «И если грядущие поколения найдут в моих фильмах некую ценность, человечеству придётся сказать слова благодарного восхищения также и Хэйзи Куган, величайшей, одарённейшей подруге, о какой только может мечтать простая актриса».
В эту минуту красавица набирает в грудь воздуха. Вокруг неё сияют счастливые лица, озарённые мерцающим светом от свечек на торте. Наклонившись вперёд, она задувает их. Праздничная сцена погружается в кромешную, непроглядную темноту. Пустую, безмолвную, чёрную.
— «Конец», — дочитывает мисс Кэти.
АКТ III, СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Труд моей жизни закончен.
В последний раз мы открываем дверь усыпальницы под собором, куда одинокая леди с вуалью на голове вносит ещё один металлический сосуд. Ставит урну рядом с прахом Терренса Терри, Оливера «Ред» Дрейка, эск., и Казановы. А затем, подняв чёрное кружево, обнажает лицо.
Эта женщина в траурном одеянии — я сама, Хэйзи Куган. Одна, без сопровождения.
Мисс Кэти принадлежала мне. Я изобретала её, причём постоянно. И в итоге спасла.
Зажигаю свечу, открываю шампанское. Наполняю игристым напитком пыльный, молочно-мутный, затянутый паутиной стакан.
Да, это любовь. Я спасла ту, какой она была в прошлом и кем станет в будущем. Кэтрин Кентон не суждено превратиться в забывчивую каргу, доживающую свои дни в благотворительной больничной палате. Ни в одном таблоиде не появится снимок беспомощной дряхлой старухи — вроде тех фотографий, что унижали достоинство Бетт Дэвис и Джоан Кроуфорд. Кэтрин Кентон не впадёт в буйное безумие подобно Вивьен Ли, Джин Тирни, Рите Хейворт или Фрэнсис Фармер. Её кончина вызовет горячее сочувствие. Она не растворит свой разум в наркотиках, не докатится до беспорядочных связей с юнцами, как Джуди Гарленд. Мою мисс Кэти не обнаружат однажды в уборной мотеля.
Ей не грозит унылое угасание, похожее на остановку ржавого механизма. О нет, легендарная звезда требовала эпического финала. Чего-нибудь славного, пафосного. Теперь её никогда не забудут. Это мой подарок.
Эффектный уход со сцены после прекрасно сыгранного третьего акта.
Поднимая бокал, я произношу:
— Gesundheit [32].
И, выпив, наливаю себе ещё.
Прошу вас, позвольте мне устранить всякие сомнения. Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий и в самом деле её обожал. С той самой минуты, когда их глаза повстречались поверх стола на давно минувшем торжественном ужине. Молодой человек не писал ни слова из книги «Слуга любви», хотя рукопись и лежала в его багаже. Все эти главы — моя работа. Я отпечатала их и спрятала под его рубашками, где мисс Кэти, раздираемая любовью и страхом, попросту не могла их не обнаружить. Оставалось лишь подождать, пока она перешлёт запечатанную копию адвокату или агенту, чтобы потом с удобством свалить вину на Уэбстера.
Вы уж простите меня за бахвальство, но это и вправду был идеальный замысел.
Глазам полицейских предстало живописное зрелище. Мисс Кэти застрелена из пистолета, на котором ещё сомкнуты пальцы Уэбстера. Очень похоже, что в будуаре, среди цветов и свечей, произошла жестокая драка. Неудавшаяся попытка ограбления. Рядом лежит мёртвый мистер Ясные карие очи, в чёрной лыжной маске. Убит из старого револьвера мисс Кэти, того заржавленного ствола, который она взяла в усыпальнице. Левая рука Уэбстера сжимает наволочку, переполненную чужой ворованной славой — посеребрёнными, позолоченными наградами и трофеями. Символические ключи от городов, расположенных где-то на Среднем Западе. Таблички с обозначением почётных степеней, вручённых мисс Кэти за то, что она нигде не училась. Если таким образом любовь способна пережить смерть, тогда считайте, что у этой истории, безусловно, хороший конец. Парень встречает девушку. Добивается девушки. А «долго и счастливо» или нет — какая разница?
В качестве сэмюел-голдвиновского штриха, неуместного, как финальный выстрел в «Грозовом перевале», позволим себе ещё один флешбэк. Совсем коротенький — исключительно чтобы показать, как я застрелила воркующих голубков прямо в спальне, а потом обставила сцену с очевидным намёком на неудавшееся проникновение со взломом, описанное в «Слуге любви». Любопытная развязка романа: я оказалась не лучшей подругой, не горничной, а злодейкой. Хэйзи Куган сыграла роль убийцы. В последний миг фиалковые глаза мисс Кэти озарились неожиданным пониманием: надо же, всё это время её дурачили.
Кадр постепенно, наплывом, меняется: мы возвращаемся в усыпальницу. Я поднимаю зеркало и отступаю на крестообразную метку, так, чтобы соединить наши лица — моё и подлинное мисс Кэти. Жизнь, запёчатлённая в виде морщин и шрамов, все страдания и несправедливости, которые Кэтрин Кентон пришлось перенести, на минуту становятся и моими. Само зеркало прогибается под тяжестью ошибок и тайн актрисы.
На мне — её шуба, её траурная вуаль. Опустив руку в щель кармана, я достаю кольцо с бриллиантом «Гарри Уинстон». Прикасаюсь к нему губами, дую на ладонь, словно хочу послать камню воздушный поцелуй, и, покачав кулаком, бросаю. Бриллиант описывает сверкающую дугу и разбивает исковерканное отражение.
То, что было подлинной историей жизни, разлетается миллионами сверкающих осколков. Единое цельное изображение распадается на множество обманчивых перспектив. Бесценный камень теряется в куче ослепительных презренных стекляшек.
Кэтрин Кентон будет жить вечно, ей суждено сохраниться в людской памяти неизменной, как легенды кино индустрии граф Оксфорд и Хаус Питере. Бессмертной, словно Трикси Фриганза. Её лицо будет не менее знакомо грядущим поколениям, чем сияющий культовый лик Талли Маршалл. Мисс Кэти ждёт вечное поклонение, подобно тому как рукоплещущая публика всегда будет обожать Роя Дарси, Брукса Бенедикта и Евлалию Дженсен.
Всякое подлинное воспоминание о моей мисс Кэти вместе с зеркалом раскололось на блистательные обломки. Над ними поблёскивает последняя урна. Камера приближается, и мы читаем на серебре гравировку: Кэтрин Эллен Кентон.
За это стоит поднять бокал.
АКТ III, СЦЕНА ВОСЬМАЯ
В начале восьмой сцены третьего акта Лилиан Хеллман врывается в роскошный будуар Кэтрин Кентон, проносится пулей и всем телом наваливается на вооружённую руку Уэбстера Карлтона Уэстворда Третьего. Лили с Уэббом дерутся не на жизнь, а на смерть, шумно катаясь по спальне, сбивая кресла, торшеры и разные безделушки. Элегантные руки силятся удавить врага. Громко хлопают полы разорванной ночной рубашки в стиле Лили Сент Кир. Чулки «Валентино» пришли в негодность. Безупречные белые зубы впиваются глубоко в коварную, вероломную шею Уэбба. В пылу сражения противники давят упавшую шляпку марки «Эльза Скиапарелли», в то время как Кэтрин остаётся лишь малодушно вопить от ужаса.
Как и в первой сцене книги, на экране наплывом возникает длинный торжественный стол, за которым восседает Лилиан Хеллман. На этот раз она потчует прочих гостей историей своей битвы. Пылают свечи, стены покрыты резными панелями, лакеи стоят навытяжку. Лилиан умолкает ровно настолько, чтобы как следует затянуться сигаретой, и, обдав струйкой дыма половину собравшихся, продолжает:
— Не займись я диетой именно в ту неделю… — пепел сыплется на тарелку для хлеба, — …моя великолепная, ослепительная Кэтрин была бы жива…
С первыми же словами болтовня мисс Хеллман превращается в джунглевый саундтрек, из тех, что звучат фоновым шумом в любой из серий «Тарзана»: трели тропических птиц и рёв обезьян. Гав, чирик, мяу… Кэтрин Кентон.
Хрю, му, скрип… Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий. Мужчина, виноватый лишь в том, что сумел горячо влюбиться — страстно влюбиться, — обречён играть роль злодея отныне и до скончания этого глупого кинофильма под названием «История человечества».
Прославленное тело едва успело остыть, а мисс Кэти уже стала частью мифологии Хеллман, мисс Лили, с головы до ног больной синдромом Туретта — той особой формой, когда через слово вставляют громкие имена.
Пока лакеи подливают гостям вина и убирают десертные блюдца, руки Лилиан плавно порхают в воздухе, сигарета вычерчивает замысловатые дымные каракули, ногти впиваются в невидимого грабителя. В сегодняшней истории на ночь Лили продолжает спарринг с вооружённым мужчиной в маске. Вот они по очереди хватают пистолет… Раздаётся выстрел. Хеллман с размаху хлопает ладонью по столу, так что на скатерти подпрыгивают бокалы и позвякивает серебро.
Я сижу далеко за солонкой и молча слушаю, как Лили ухитряется с лёгкостью переплавить чистейшее золото чужой непридуманной жизни на собственные звонкие медяки.
Качая на коленях пухлое жизнерадостное дитя, одну из сироток, побывавших на кастинге в особняке мисс Кэти, я беззвучно прошу небеса о том, чтобы покинуть сей бренный мир после Лили. Слева и справа, от одного конца длинного стола до другого, все гости — Ева Ле Таллинн, Напиер Алингтон, Бланш Бейтс, Джинн Игле — все молятся об одном.
Джордж Жан Натан из журнала «Смарт Сет» лезет в нагрудный карман за авторучкой и начинает писать на салфетке. Эдвин Шэллерт («Лос-Анджелес таймс») косится на него и делает в блокноте пометку о том, как пишет Натан. Бертрам Блок торопливо строчит о пометках Шэллерта о том, как пишет Натан.
Всех пугает возможность умереть раньше Лилиан Хеллман… Скончаться — и неизбежно пойти на корм ненасытной Лили. Так, чтобы вся твоя жизнь и доброе имя тут же скукожились до размеров голема, франкенштейновского чудовища, которого оживит и заставит плясать под свою дудку мисс Хеллман. Что может быть хуже смерти? Только вечность на поводке у Лили Хеллман, в виде ручного зомби, которого воскрешают во время торжественных ужинов, радиоинтервью или в автобиографических книжках.
«После ужина с Хеллман, — заметил однажды Уолтер Уинчелл, — человек жаждет вовсе не кофе с десертом. Ему нужно лишь одно — хорошее противоядие».
Даже самое известное имя, стоит носившему его человеку провести определённое время в могиле, превращается в неосмысленные звуки природы. Хрюк, гав, иа… Форд Мэдокс Форд… Мириам Хопкинс… Рэндл Эйртон.
Чарли Маккарти (он сидит справа) поздравляет меня с успехом вышедшей книги. Вот уже двадцать восемь недель «Парагон» занимает первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс».
Мэдлин Кэрролл (её посадили напротив) с подчёркнутым британским акцентом интересуется именем крошки, сидящей у меня на коленях.
В ответ я рассказываю, как мисс Кэти решила удочерить сиротку, которая по закону досталась мне как официальному опекуну. Моим наследством стал особняк, все инвестиции, авторские права на книгу «Парагон» и эта девочка, неземной белокурый ангел, умеющий пока что лишь улыбаться и лопотать. А зовут её — Норма Джин Бейкер.
Все мы слишком мало похожи на реальных людей.
Любой человек на свете — попросту второстепенный персонаж в чьей-то жизни.
Истине, драгоценному факту суждено затеряться в куче осколков чужой фантазии.
По моему знаку лакей приближается и подливает вина. В мыслях я уже сочиняю историю, где Лилиан Хеллман суетится и мечется, изображая скучающую самовлюблённую идиотку. Она играет злодейку, подобно тому как Уэбстер сыграл злодея.
В этой истории на ночь, на этом ужине я буду невозмутима, спокойна, во всём права. Вот вам и безупречный ответ. Сегодня роль героини достанется мне.
Только чур уговор: это НЕ Я вам сказала.
Кадр обрывается. Идут титры.
(конец)
Примечания
1
Синдром Туретта — расстройство центральной нервной системы, при котором наряду с двигательными тиками проявляются звуковые симптомы: произнесение отдельных звуков и нечленораздельных слов. В некоторых случаях может отмечаться навязчивое повторение слов, слогов или звуков. В половине случаев возможны вокальные тики с неприличными ругательными словами, а также неприличные жесты.
2
Журналист, радио ведущий, придумавший в своё время отдел светской хроники (буквально колонку сплетен).
3
Писательница и журналистка, ведущая отдела светской хроники.
4
Приём, нередко используемый в театре, кино и мультипликации: персонаж вдруг обращается к зрителю напрямую, как бы уничтожая условную «четвёртую» стену между ними.
5
Журналистка, ведущая светскую хронику.
6
Мастер по изготовлению париков, накладных усов и пр.
7
«Дорогая, ты просто гений!» (нем.)
8
Джулиус Генри «Граучо» Маркс — американский актёр, комик, представитель квинтета «Братья Маркс».
9
«Приятного аппетита» (нем.).
10
Гибсоновская девушка — образ идеальной американки, чистой, цельной, симпатичной девушки90-х гг. XIX в., созданный в рисунках нью-йоркского художника-иллюстратора Ч. Гибсона: полногрудая девушка с тонкой талией и пышной прической. Моделью Гибсона была его жена — Айрин Лэнгхорн, известная модница тех лет. Детали ее одежды не выходили из моды вплоть до 1920-х годов, когда в общественном сознании сложился новый идеал — «девушка эпохи джаза».
11
Семиэтажное здание в г. Далласе, штат Техас, с верхнего этажа которого, согласно официальной версии, стрелял предполагаемый убийца президента Дж. Кеннеди.
12
Произведения Лилиан Хеллман.
13
Помощница (по хозяйству, по занятиям с ребенком). Живущая в семье (или приходящая) иностранка, помогающая по хозяйству, заботящаяся о ребенке и обучающая его своему языку в обмен на содержание и возможность общения на английском языке. Услугами такой помощницы в США пользуются обычно состоятельные семьи.
14
«Пожалуйста» (ит.).
15
Самое лучшее, главная достопримечательность (коллекции и др.) (фр.).