— Что значит — ударился головой?! — не выдержал я. — Как это — ударился? Как это случилось? Кто-нибудь говорил?
— Что же тут говорить-то? — Щеки Николь залились краской.
— Как это произошло? — повторил я.
— Право, мосье, — смутилась девушка. — Мне, право, неловко. Что же говорить-то об этом? Ударились и ударились. С кем не бывает.
Я взял ее за руку и потянул к себе. Девушка посмотрела на меня красивыми карими глазами и в смятении отвела взгляд в сторону.
— Николь, как я ударился? Расскажи, как это произошло? Кто ударил меня?
— Что вы, мосье?! — вспыхнула девушка. — Никто не причинял вам вреда. Вы ударились сами. Вы выпили много виски. На радостях, наверно, что добрались благополучно. Споткнулись и ударились. И ударились уж больно серьезно. Врач сказал, что в таком состоянии морская качка отразится на вашем здоровье самым плачевным образом.
— Что за бред?! — вскрикнул я.
Девушка сложила ладони на коленях и умолкла, потупив взор.
— Продолжай, продолжай! — потребовал я.
— Сами же обвиняете меня, что я лгу, — надула губки Николь. — Не о чем тут говорить. С кем не бывает.
Я схватил ее за руку, хотел сказать ей, что ее обманули, что кто-то оглушил меня ударом по голове, а потом выдал за пьяного, наверно, и виски в рот влили. Но в следующее мгновение я оттолкнул ее руку. Кто она такая, чтобы я оправдывался перед нею? Глупая, развратная девчонка!
— И что сказала мадемуазель де Понсе? — спросил я тоном, которому не стоило возражать.
— Прусскому судну запретили долго стоять здесь. Мадемуазель вынуждена была подняться на борт и отправиться в Россию без вас, — сухим голосом ответила Николь.
— А сундуки? Мои сундуки?! — воскликнул я.
— Не знаю. В харчевне их не оставили. Может, с собою забрали. Может, оставили в банке, — сказала Николь и, чуть помолчав, протянула мне лист. — Вот. Мадемуазель де Понсе просила вам передать.
— Что же ты резину-то тянешь?! — Я выхватил бумагу из рук Николь.
Я развернул письмо и прочитал: «Милый Андрэ! Вынуждена препоручить тебя заботам доктора Руиза и твоего камердинера. В качестве утешительного приза оставляю Николь. Деньги положены на твое имя в банке „Barnetts Hoares Hanbury and Lloyd“».
— Доктор Руиз сказал, что вам нельзя читать, — убийственным тоном произнесла Николь.
— Жить вообще вредно, — ответил я. — Особенно в Англии.
Я прикрыл глаза, откинулся на подушку и протянул письмо Николь. Она забрала бумагу.
— Ты читала это? — спросил я.
— Нет, — ответила девушка.
Я вспомнил, как увидел в окно нашивку лейтенанта Феклистова и с какою поспешностью поделился с Элен догадкой насчет капитана Годена. И теперь я сгорал от стыда. Конечно, я и подумать не мог, что виконтесса может быть причастна к убийству. Но зачем я вообще доверился ей?! Про себя величал ее «напыщенной гусыней» и вдруг поддался глупому, ребяческому порыву!
А теперь она сбежала вместе с капитаном Годеном, прихватив казну Российской империи. А надо мною еще и поиздеваться решила! «В качестве утешительного приза оставляю Николь»!
С ужасом я подумал о том, что на родине меня ждут позор и ссылка. Хорошо, если в солдаты, а то и на каторгу!
— Все-таки я позову доктора, — раздался голос Николь.
— Доктора, — повторил я и по-русски добавил: — Тут впору застрелиться к чертовой матери!
Девушка вздохнула. Я взял ее за руку. Пальчики ее оказались нежными, казалось, вот-вот растают. Я погладил ее руку с сожалением. Господи, ведь все могло сложиться совсем иначе.
Я заметил на столе сверток — судя по очертаниям, коробка в бархатной упаковке, перевязанная синей ленточкой.
— Что это? — спросил я.
— Ах, это! — воскликнула Николь. — Простите, я и забыла. Граф Саймон попросил госпожу передать вам этот небольшой сувенир.
— Граф Воронцов?! Но почему он не передал сам? — Я стал распаковывать сверток.
— Хотел сделать сюрприз, — сказала Николь.
Коробка оказалась заполнена стружками. Я запустил в нее руки и выудил наружу кофейную пару — «Веджвуд».
— Господи! — Я едва не взвыл от стыда и повалился в постель с новым приступом головной боли.
Это была та самая чашечка, которую я по рассеянности спрятал в кармане, имея в виду вернуть ее на стол. Пораженный убийством лейтенанта Феклистова, я забыл о чашечке.
Я представил себе физиономию мистера Блотта, когда он чистил мою одежду и обнаружил в кармане дорогой фарфор. А граф Воронцов?! Неужели теперь он думает, что я пытался украсть ее?!
Николь с тревогой наблюдала за мною. Я решил в ближайшее время написать письмо графу Воронцову с извинениями за случившийся конфуз. А пока разобраться, на каком свете я вообще нахожусь.
— Николь, а ты видела, как виконтесса поднялась на борт? — спросил я.
— Нет, она оставила меня здесь, — ответила горничная. — Но куда еще было ей деться?
Я призадумался. Многое в случившемся оставалось неясным. Если мадемуазель де Понсе с капитаном Годеном похитили сундуки с деньгами, они не могли воспользоваться кораблем «Брунхильда». А капитан судна? Он же не мог уйти, не справившись о моей судьбе? Тем более после того, как узнал о смерти Феклистова, о чем должен был сообщить мосье Каню.
Но в таком случае «Брунхильда» где-то дожидается меня. Нужно только выяснить — где? Вероятно, английские власти потребовали удаления его из Ярмутского порта, как-никак здесь стоит военная эскадра. Наверняка по этой же причине никто из команды «Брунхильды» не получил разрешения спуститься на берег и капитан судна барон фон Нахтигаль не смог никого оставить при мне.
Heus-Deus! Где же мосье Каню?! Поскорее бы он возвращался! Наверняка он знает гораздо больше, чем эта глупая Николь. Скорее всего, виконтесса и сэр Оливер Годен скрылись, а «Брунхильда» вынуждена была вернуться в порт Дувра.
Боже, ну когда же придет этот мосье Каню?
— Вот что, Николь, — решился я. — Нечего сидеть сложа руки. Я пойду в банк, выясню, что мадемуазель де Понсе оставила мне помимо «утешительного приза». А ты будь здесь. Появится Жан — чтоб ни на шаг не отлучался! Ждите моего возвращения!
— Мосье граф, но вы еще так слабы… — пролепетала девушка.
— Бездействие отнимет последние силы, — отрезал я. — Подай мне одеться!
Николь озадаченно посмотрела по сторонам, развела руками и сказала:
— Мосье Каню забрал вашу одежду…
— Зачем? — рассердился я.
— Должно быть, почистить, — неуверенно произнесла девушка.
Я приподнялся на локте и увидел в углу саквояж Жана.
— Открывай, надену его кафтан, — с отвращением промолвил я.
Николь оказалась права, я чувствовал отвратительную слабость, но нервное возбуждение придавало мне силы. Я спустился вниз, нанял хэкни-коач и велел ехать в «Barnetts Hoares Hanbury and Lloyd».
В банковской конторе меня провели в отдельный кабинет к сухопарому джентльмену с крючковатым носом.
— Мистер?.. — Он прервался на вопросительной ноте и застыл, вперив в меня пронзительный взгляд.
— Воленский. Мистер Воленский, — кивнул я. — В банке на мое имя оставлен ценный груз.
— Хорошо, очень хорошо, — ответил крючковатый нос. — Мистер Воленский, могу ли я взглянуть на ваши документы?
— Мои документы?! Паспорт?! — спохватился я. — Да-да, конечно.
Я похлопал себя по карманам, но они оказались пусты. Крючковатый нос наблюдал за мною с подчеркнутой учтивостью.
— Я не подумал о паспорте, — признался я. — Оставил его в гостинице.
— Сожалею, мистер… Воленский, — промолвил клерк.
Его пристальный взгляд и нарочитая заминка не понравились мне.
— Сожалею, мистер Воленский. Вам следует вернуться за паспортом.
— Что ж, ничего страшного, — ответил я. — Поездка не займет много времени.
— Идемте, я провожу вас, — с любезной улыбкой предложил крючковатый нос.
Мы покинули кабинет. Я заметил, что банкир прихватил какую-то бумагу. Мы двигались мимо конторок, и при нашем появлении клерки с преувеличенным усердием скрипели перьями. У выхода крючковатый нос сказал:
— Мистер… Воленский, я должен предупредить вас, что оставленные на ваше имя вещи сегодня утром забрали…
— Как забрали? — воскликнул я. — Кто?
— Мистер Воленский, — ответил крючковатый нос.
— Но мистер Воленский — это я!
— Его документы не вызывали сомнений.
— Я граф Воленский, — растерянно повторил я.
— Если так, — невозмутимым тоном ответил банкир, — вам стоит обратиться в полицию. Если же вы вернетесь в банк, мы будем вынуждены обратиться в полицию сами. Вот посмотрите, это расписка о получении. Ее оставил нам мистер Воленский.
Крючковатый нос развернул прихваченную из кабинета бумагу. Это была расписка о получении, написанная моею рукой. Я застыл в изумлении, а банкир подал знак, и служащий у входа отворил дверь.
— Постойте! — воскликнул я. — А как выглядел этот человек? Который назвался моим именем?
— Вашего роста, лет на десять старше вас, с пышными усами, — перечислил крючковатый нос запомнившиеся ему приметы. — И еще! С ним был черный кот…
— Черный кот? — удивился я.
— Совершенно верно. Мистер Воленский держал на руках черного кота.
Отвратительная догадка осенила меня.
— А как он говорил? — спросил я. — У него не было такого, даже для француза чересчур грассирующего «р»?
— Уверен, вы хорошо знаете этого человека, — кивнул банкир.
Глава 7
Несмотря на слабость, на обратном пути я едва сдерживался: хотелось вырвать кнут у возницы и самому править лошадьми, чтобы мчались быстрее. Рассчитавшись с кучером у харчевни, я поймал себя на мысли, что должен быть экономнее: похоже, карманные деньги — это все, что у меня осталось.
Я вошел в зал и застыл, опершись рукою о стол. Дыхание перехватило. Увидев меня, трактирщик подал знак прислуге. Ко мне подбежала Бекки.
— Сударь, обопритесь на меня, — предложила она. — Я помогу вам подняться наверх.
— Сколько я вам должен? — спросил я трактирщика, проходя мимо конторки.
— Ваши друзья внесли плату за несколько дней, — порадовал тот. — У вас в запасе еще одна ночь.
— Хорошо, — выдохнул я и, опираясь на Бекки, двинулся наверх.
Николь дремала, сидя на стуле и положив голову под скрещенные руки.
— Вот так сюрприз! — выдохнул я.
Она подпрыгнула, помогла уложить меня в постель и выпроводила Бекки.
— Вот так сюрприз, — повторил я. — Не думал, что застану тебя здесь.
— Не думали? — удивилась девушка.
— Я был уверен, что каналья Жан выжидал момент, когда я отлучусь, — сказал я.
— О чем вы, не возьму в толк!
— О том, что мы не дождемся мосье Каню. Проклятый французишка забрал мои вещи из банка и скрылся! Я думал, что он и тебя прихватил с собою!
— Между прочим, я тоже француженка, — заявила Николь.
— Между «тоже француженкой» и «проклятым французишкой» имеется существенная разница, — скрипнул я зубами.
— Вы хотите сказать, что Жан обворовал вас и сбежал?! — Николь вытаращила глаза.
— Наконец-то догадалась! — буркнул я.
— Это неправда! Не может такого быть! — выкрикнула горничная. — Вы несправедливы к мосье Каню. Он столько лет служит вам верой и правдой…
— Да-да-да, — выдал я с сарказмом. — Вижу, он запудрил тебе мозги. Каналья исчез с моим паспортом и деньгами! И кота прихватил.
— И кота, — эхом откликнулась Николь и всхлипнула. — Не может быть. А я?..
«А ты — утешительный приз», — подумал я, а вслух сказал:
— Хорошо, что гостиница оплачена…
Погруженная в свои мысли, Николь вскочила и с нервическими нотками в голосе объявила:
— Я пойду за доктором Руизом. Он непременно должен вас осмотреть.
Не дав мне и слова вымолвить, она выскользнула за дверь. Я был уверен, что на этот раз вызов доктора послужил лишь предлогом, чтобы покинуть меня. В действительности Николь отправилась на розыски мосье Каню. Мелькнула мысль послать за нею соглядатая, ту же Бекки нанять, но я махнул рукой, будучи уверен, что девушка тешит себя иллюзией. Не найдет она Жана, тот бросил и ее, и меня. Подлый французишка решил, что ему выпал шанс разбогатеть и начать новую жизнь.
Что делать? — этот вопрос терзал меня больше всего. Я терял драгоценное время, а если капитан Годен и мадемуазель де Понсе все еще где-то поблизости? Покинуть Грейт-Ярмут на «Брунхильде» они не могли. А уйти на другом корабле? Но если таковой и поджидал их, то только не здесь. Ведь решение ехать в Ярмут стало для них неожиданностью.
Однако и оставаться в Англии, совершив такое преступление, они не могли. Подумать только, они похитили казну Российской империи. Нет, я нутром чувствовал, что они уже покинули Альбион.
Но почему, почему же они с такой легкостью согласились изменить маршрут?! Что за дьявольски хитрый замысел у них был, почему для них не имело значения, куда двигаться — в Дувр или в Ярмут? Почему они ждали до самого Ярмута? А потом, обезвредив меня, зачем дождались мосье Каню с Николь? Почему не сбежали сразу?
Впрочем, последний вопрос не представлял никакой загадки. Скорее всего, капитан Годен и мадемуазель де Понсе попросту не успели скрыться до прибытия моего камердинера и горничной виконтессы. Хотя с другой стороны, кто должен был оповестить мосье Каню и Николь, что мы остановились в «Wrestler’s Inn»!
Мерзавцы! Они тщательно подготовили злодейский план. С одним из посланников разделались, не мешкая, едва мы прибыли в Лондон. Холодный пот прошиб меня, когда я сообразил, что первой жертвой Артемий стал по случайности. Убийцы следили за нами, скорее всего, с той минуты, как судно зашло в порт Дувра. Участь Феклистова оказалась предрешена в тот момент, как он отделился. Если бы он не встретил знакомого, преступники могли сделать другой выбор и не он, а я бы с проломленным черепом лежал на полу в каком-нибудь кабаке.
И кто же был этот человек, знакомец Феклистова? Артемий просиял, увидев того в толпе. А теперь мне сдается, что этот таинственный друг действовал заодно с капитаном Годеном и мадемуазель де Понсе.
Помнится, Феклистов высказывал опасения в отношении графа Воронцова. Эх, Артемий, Артемий, не того человека заподозрил ты в коварных планах. Я был уверен, что граф Воронцов никоим образом не причастен к злодейству, хотя и поспособствовал мадемуазель де Понсе. Но он был в неведении — в этом я не сомневался.
Меня осенила мысль: настоящим злодеем был неизвестный знакомец Артемия Феклистова!
Я даже вскочил и сделал три шага по комнате — больше не позволяли ее размеры, а к тому же и эти шаги отняли у меня все силы. Я плюхнулся на кровать и закрыл глаза.
Ну конечно! Версия о вероломстве неизвестного знакомца Артемия Феклистова многое объясняла. Он как-то узнал о том, что в Англию прибудет прусское судно за монетами, отчеканенными по заказу российского императора. В голове проходимца созрел дерзкий план ограбления. Помочь должны были мадемуазель де Понсе и капитан Годен.
Нужно будет выяснить, как виконтесса попала в окружение графа Воронцова, кто ее представил? Может, это и был неизвестный товарищ Феклистова?
Артемий на свою беду заметил слежку. Он, конечно же, не догадался, что это была слежка, решил, что встретил старого друга. А тот свое присутствие раскрывать не собирался и, недолго думая, отдал Феклистова на растерзание капитану Годену. Вот вам и ответы на вопросы: почему знакомец, которому обрадовался Артемий, не вступился за него и исчез, не дожидаясь полиции.
Но что теперь было делать мне? Нужно было сразу послать Николь в полицию, а не за доктором? Так она испугалась бы за судьбу Жана. Каналья основательно вскружил ей голову. Нужно было идти в полицию самому, а не тратить время и силы на поездку в банк.
А впрочем, что полиция? Я был уверен, что ни виконтесса де Понсе, ни сэра Оливера Годена в Англии нет. Бог весть как, но они покинули порт.
Оставалось собраться с силами, разыскать «Брунхильду» и возвращаться в Россию. Навстречу позору и каторге.
Глаза сами собою закрылись, усталость взяла свое, но вздремнуть не удалось. Отворилась дверь, и появилась Николь. За нею пожаловал господин средних лет с саквояжем, полным медицинских склянок, судя по доносившейся трели.
Доктор Руиз осмотром остался вполне доволен.
— Мистер Воленский, вам нужно как следует поесть и попить. Можно даже виски, но самую малость, — посоветовал он.
— Виски я терпеть не могу, — буркнул я. — И в рот мне сейчас ничего не влезет.
— Так часто бывает, когда злоупотребишь виски, — возразил доктор. — Поешьте через силу. Вот увидите, вам сразу же станет лучше. По крайней мере, мои услуги вам более не понадобятся.
«Наверняка узнал, живодер, что денег у меня нет!» — подумал я, а вслух сказал:
— Что ж, спасибо на добром слове.
— Я оставлю вам одну хорошую настойку. Выпейте виски, но самую малость. А потом если захочется еще, то пейте это, но только не виски.
Он оставил небольшую бутыль и ушел. Николь с заговорщицкой улыбкой скрылась за дверью. Через несколько минут она вернулась и привела Бекки. Та внесла в комнату поднос, на котором красовалось блюдо с вареным картофелем и жареной сельдью.
Николь с прежней лукавой улыбкой поставила передо мною стакан виски и сказала:
— Как писал Аристотель, подобное лечится подобным.
Я чуть не подавился, хотя еще и в рот не успел ничего положить.
— Николь! Аристотель ничего подобного не писал! И чтоб ты знала, уроки античной литературы каналья Жан преподал мне еще десять лет назад!
Девушка покраснела, потупила взор, но через секунду с вызовом вздернула подбородок и спросила:
— Если вы так ненавидите мосье Каню, зачем же держали столько лет камердинером?