Зловещие слова: "некуда будет деться" осуществятся в стране буквально. По сути, ленинский "контроль" - дамоклов меч насилия (не забывайте: "вооруженные рабочие - люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить они с собой едва ли позволят"). Мало того, что революция - апофеоз насилия (что еще можно как-то понять), но и сам путь движения после захвата власти тоже на буксире угрозы применения революционной силы. Но при этом, справедливо замечает Д.Штурман, написавшая ряд интересных работ о Ленине, "ни разу, нигде, ни в одной строке Ленина не прозвучало раздумье над тем, почему большевикам, на протяжении марта-октября 1917 года уверенно бравшим на себя обязательство немедленно дать народу все, о чем тот мечтает, не удалось до поворота к нэпу принести ему ничего, кроме разрухи, гражданской войны, голода и террора"44. Видимо, не это было основным, ведь главное было сделано: власть была в руках партии! Ленин мог полагать, что этот исторический факт был его оправданием. Но история имеет особенность выносить свои вердикты много-много лет спустя после ушедших в прошлое событий.
Для Ленина революция - это социальный эксперимент. Не получилось в 1905 году, получится в 1917-м. Не получится... будем готовиться к следующей. В ноябре 1917 года Горький в статье "Вниманию рабочих" написал: "Жизнь, во всей ее сложности, неведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он - по книжкам - узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем всего легче разъярить ее инстинкты. Рабочий класс для Лениных то же, что для металлиста руда. Возможно ли - при
134
всех данных условиях - отлить из этой руды социалистическое государство? По-видимому - невозможно; однако - отчего не попробовать? Чем рискует Ленин, если опыт не удастся?"45
Риск один: удастся ли благополучно вновь уехать за границу... Суть эксперимента - попытка овладения властью. Попытка самым потрясающим образом удалась.
Постепенно, но неуклонно терялась главная идея любой революции свобода. Уже в самом начале она была заменена другой - идеей власти как предтечи свободы. Но чтобы получить власть, большевики повенчались навсегда с насилием, и в этом браке была похоронена свобода. Ленин как теоретик революции проявил себя как автор знаменитого обращения "К гражданам России", декретов о мире и о земле. Но в этих документах исторического значения речь совсем не шла о свободе как высшей ценности, как главной цели революции. Это не было "Биллем о правах" английской революции 1689 года, американской "Декларацией независимости 1776 года", сформулировавших в качестве главных, фундаментальных целей своих социальных потрясений права человека и его свободы. Революция в России, формально дав людям мир и землю, идею свободы заменила лукавой отменой "эксплуатации человека человеком". Никто еще не знал, что вскоре после 1917 года эксплуатация, переоблачившись в государственно-партийную мантию, вернется в самой беспощадной форме. Вернется, освятив "революционное насилие", что будет иметь трагические последствия для судеб народов России.
Группа русских эмигрантов-интеллигентов, отторгнутых от родины, создаст в 1931 году в Париже журнал "Новый град". Там печатались Бердяев, Степун, Лосский, Булгаков, Цветаева, Федотов, Бунаков, другие русские правдолюбцы. В программной статье первого номера журнала есть вещие строки: "Поколение, воспитанное на крови, верит в спасительность насилия и выдвигает идеал диктатуры против правового государства"46. Что правда, то правда. Прошли десятилетия, и было всякое: героические порывы, осененные фанатичной верой, трагедии ликвидации целых слоев народа, великое подвижничество в спасении земли предков, долгая "окостенелость" сознания, прозябание во
135
лжи... Но инстинкт веры "в спасительность насилия" еще и сейчас живет во многих людях бывшего Союза. Семена, посеянные ленинцами, какими бы субъективно честными намерениями ни руководствовались некоторые из них, продолжают давать якобинские всходы. Ленин, дав призрачную надежду на счастье людей, смог нащупать и уловить самый устойчивый и живучий элемент сознания - веру. Он постиг, что русские могут очень долго, десятилетиями, довольствоваться одними надеждами.
Едва ли кто сегодня всерьез воспринимает ленинскую теорию социалистической революции. Но веру, рожденную ее проповедями, еще долго не могут смыть с мостовой бытия ливни разоблачений, правды и новой исторической информации, вырвавшейся из заточения.
Революционеры были разные: боевики, связные, печатники, агитаторы. Высшими Жрецами профессиональных революционеров считались теоретики. Их можно было пересчитать на пальцах одной руки. Ленин не был Плехановым, но удивительно: стал основоположником теории ленинизма.
Феномен большевизма
Любой старшеклассник знал, что такое "большевики" и "меньшевики". Студенты считали за удачу вытащить билет по "Истории КПСС", где предписывалось рассказать о 11 съезде РСДРП, Ленине, искровых... Все до боли ясно и четко: Ленин и "твердые" искровцы "считали партию боевой организацией, каждый член которой должен быть самоотверженным борцом, готовым и на повседневную будничную работу, и на борьбу с оружием в руках...". Ну а "Мартов, поддержанный всеми колеблющимися и оппортунистическими элементами", хотел превратить партию в "проходной двор". Все ясно. "С такой партией, - назидательно поучала официальная биография Ленина, - рабочие никогда не смогли бы добиться победы - взять власть в свои руки"47.
Если студенту на экзамене еще добавить, что за Лениным, хотя и колеблясь, нерешительно шел Плеханов, - высшая отметка в зачетке была гарантирована. Совсем необязательно было говорить, что на съезде прошло все-таки
136
предложение Мартова о членстве в партии. А вот при выборах центральных органов партии (ведь это власть!) большинство пошло за Лениным, и с этого времени его сторонников на съезде и в партии стали называть "большевиками". Оппортунистов, которые при формировании руководя-щих органов РСДРП на съезде остались в меньшинстве, - естественно, "меньшевиками".
Эта схема не просто кочевала из книги в книгу, она стала навязчивым догматическим стереотипом в общественном сознании. Уже вскоре после октября 1917 года слово "меньшевик" стало но нарастающей синонимом: "оппортунист", "буржуазный соглашатель", "пособник буржуазии", "союзник белогвардейщины", "иностранный шпион", "враг народа". Естественно, и отношение к ним изменилось кардинально. Примерно так, как вопрос "О меньшевиках" рассматривался 5 января 1922 года на заседании Политбюро ЦК РКП(б). По докладу Уншлихта приняли лаконичное постановление:
"а) Поручить Уншлихту выбрать для поселения меньшевиков 2-3 уездных города, не исключая лежащих по железной дороге;
6) Не возражать против выезда меньшевиков за границу;
в) Если потребуется субсидия на выезд, поручить тов. Уншлихту представить в Политбюро особый доклад о размерах..."48
Слава богу, пока еще не стреляли своих бывших однопартийцев, а лишь ссылали и высылали. Но очень скоро начнутся и расстрелы... массовые.
Известный меньшевик Мартынов вспоминал, что однажды, будучи за рубежом, они зашли с Лениным в "ресторанчик". Разговорились о программе партии, ее тактике, задачах пролетарской революции и т.д. "И по всем этим путктам мы с товарищем Лениным оказались солидарными. Но вот в конце беседы он меня спрашивает:
- А как вы относитесь к моему организационному плану?
- Считаю его неправильным; вы хотите создать партию наподобие какой-то македонской четы. Этого принципа не знает ни одна из социал-демократических партий Запада...
137
Ленин в ответ заявил:
- Значит, в этом пункте со мной не согласны?
- Да.
- Ну, раз так, тогда нам вообще с вами больше разговаривать не о чем.
И с тех пор, пишет Мартынов, наши дороги разошлись..."49
Таков был Ленин.
Взяв за основу организационный, количественный, в известном смысле технический признак, ставший водоразделом между двумя крыльями российской социал-демократии, он целиком отодвинул в тень атрибуты неизмеримо более важные.
Если сказать коротко и, как уверен автор, более точно, межа, разделившая партию на "большевиков" и "меньшевиков", была совсем другой, не организационной. По сути, социал-демократами оказались лишь меньшевики. Именно они признали демократию, парламентаризм, политический плюрализм той константой, которая способна предотвратить превращение насилия в универсальный метод социального развития. Для них демократия стала непреходящей ценностью, а не политической ширмой и антуражем. Да, меньшевики вначале не открестились от идола диктатуры пролетариата, но их приверженность к ней все слабела, пока не исчезла совсем.
Большевики, наоборот, чем дальше шли, тем сильнее крепло их убеждение в спасительной роли диктатуры пролетариата. Это были российские якобинцы и радикалы. Не случайно, заполучив в октябре 1917 года неслыханный приз власть в гигантской стране, большевики посчитали, что это победа не только над буржуазией, но и над своими вчерашними "однопол-чанами" - меньшевиками. "Октябрь означает, - заявил самый верный ленинец Сталин, - идеологическую победу коммунизма над социал-демократизмом, марксизма над реформизмом".
Большевики, наоборот, чем дальше шли, тем сильнее крепло их убеждение в спасительной роли диктатуры пролетариата. Это были российские якобинцы и радикалы. Не случайно, заполучив в октябре 1917 года неслыханный приз власть в гигантской стране, большевики посчитали, что это победа не только над буржуазией, но и над своими вчерашними "однопол-чанами" - меньшевиками. "Октябрь означает, - заявил самый верный ленинец Сталин, - идеологическую победу коммунизма над социал-демократизмом, марксизма над реформизмом".
Но почему же большевизм одержал верх? Почему их программа оказалась привлекательной? Почему большевики уцелели, когда стало ясно, что они выражают интересы лишь "профессио-нальных революционеров"? Ответы на эти вопросы могут, на мой взгляд, помочь познать феномен большевизма.
138
Большевизм как радикальное течение в российском социал-демократизме одержал верх над всеми другими революционными партиями потому, что в решающий, критический момент своей истории смог найти струну, звучание которой отразило интересы большинства народов России. Ленин и большевики блестяще разыграли карту империалистической войны, которая никому, в сущности, не была нужна. Молох войны пожирал все новые и новые миллионы человеческих жизней.
Весть о начале войны вызвала сначала в эмиграции шок, интеллектуальное смятение, а затем быстрое нарастание оборонческого движения. В первых рядах "оборонцев" оказались Г.Плеханов, В.Левицкий, В.Засулич, П.Маслов, Н.Д.Авксентьев, Б.В.Савинков и многие другие видные социал-демократы. Уже в августе-сентябре началось волонтерское движение. Сотни эмигрантов из России, охваченные патриотическим порывом, стали записываться добровольцами в армии стран Антанты. По данным Григория Арансона, в рядах добровольцев оказалось около тысячи российских социал-демократов50.
Но быстро определилась и большая группа интернационалистов, выступивших против империалистической войны вообще. Особо видное место в этой группе социал-демократов занимал Ю.Мартов. Он призывал к объединению всех прогрессивных сил в борьбе против милитаристской политики империалистических государств, предлагал в этой деятельности "не танцевать от печки антибольшевизма", но не допускал и "пораженческих" мотивов в своей позиции. "Неверно, - писал Мартов, - будто всякое поражение ведет к революции, всякая победа - к победе реакции"51.
Ортодоксальные большевики, настоящие "профессиональные революционеры" с самого начала войны заняли иную позицию. Ленин, по словам С.Ю.Багоцкого, узнав 23 июля (5 августа) о том, что немецкие социал-демократы голосовали в рейхстаге за "бюджет войны", тут же заявил: "С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом"52. Перебравшись из Поронино с помощью австрийских депутатов В.Адлера и Г.Диаманда в Швейцарию, Ленин развивает бурную литературную деятельность. Из-под его пера выходят десятки статей, резолю
139
ций, призывов. Первой крупной реакцией на войну была резолюция группы революционеров "Задачи революционной социал-демократии в европейской войне", написанная Лениным. Ленин без колебаний написал фразу, которая долгие десятилетия в советской литературе считалась святой: "С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов РОССИИ, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России...".53 На этом Ленин не остановился; в ноябре 1914 года в "Социал-демократе" лидер большевиков пошел дальше: "Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг..."55
Ленин фактически выступил за поражение собственной страны и превращение тяжелейшей войны в еще более ужасную, кошмарную - гражданскую. Это было неслыханно. Впрочем, еще после поражения царизма в Порт-Артуре в ленинских статьях звучали мотивы удовлетворения этим событием. Да, война ужасна, но Ленин отвергает идею мира как "буржуазно-пацифистскую". Мир - только через революционную войну55.
Возможно, с точки зрения революционной логики захвата власти ленинская стратегия и верна. Но она глубоко цинична в нравственном отношении. Конечно, одно дело желать поражения российской армии, проживая в чистеньком и спокойном Берне, и другое - находясь в залитых грязью и кровью окопах "германской войны". Но Ленин фактически призывал, чтобы страшным полем этой войны стала вся Россия. Это пропускали мимо ушей. О гражданской войне никто не хотел слушать, ведь никто не верил тогда в социалистическую революцию! Хотя Мартов предупреждал в самом начале империалистической войны, но не был услышан: Ленин хочет "погреть в фракционном фанатизме свои руки около зажженного на мировой арене пожара"56 .
В своем письме к Шляпникову 17 октября 1914 года Ленин писал: "...наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма... Направление работы (упорной, систематической, долгой, может быть) в духе превращения
140
национальной войны в гражданскую - вот вся суть. Момент этого превращения - вопрос иной, сейчас еще неясный. Надо дать назреть этому моменту и "заставлять его назревать" систематически... Мы не можем ни "обещать" гражданской войны, ни "декретировать" ее, но вести работу - при надобности и очень долгую - в этом направлении мы обязаны..."57" ...Царизм во сто крат хуже кайзеризма..." Как много сказано в этих фразах.
Статьи подобного содержания за подписью Ленина стали появляться в эмигрантской печати. Вождь большевиков походя поругивал в них и "империалистическую Германию". Но в Берлине сразу заметили нового союзника в Швейцарии и сделали далеко идущие выводы.
Сегодня кое-кто говорит, что генерал Власов, сдавшись в плен немецким войскам в 1942 году, стал бороться со Сталиным. Это историческая неправда. Он боролся с собственным народом, которым управлял диктатор. Ленин поступил не лучше: ведь царь русский в "сто раз хуже" немецкого кайзера. Ленин, еще не видя реальных путей прихода к власти в России, фактически счел нужным занять сторону ее врага. Правда, прикрываясь иногда интернациональными одеждами и поругивая "германский империализм".
Когда народ был измучен войной до предела, а государственная власть, по существу, стала валяться на мостовой Петрограда, в обмен на обещание народу мира большевики получили фантастически легко - власть. Все как-то забыли о старых призывах Ленина к гражданской войне. Но, получив власть, он уже не мог остановиться, ведь, по мнению вождя, до социализма осталось так близко! Если убрать с дороги "вчерашних", можно беспрепятственно проводить великий эксперимент. По существу, дав мир (призрачный, очень короткий), дав землю (которую тоже со временем отберут, превратив крестьян в крепостных XX столетия). Ленин забрал в итоге у людей и обещанную свободу, которой, справедливости ради стоит сказать, в России и так было далеко не в избытке...
Но почему же уцелели большевики? Благодаря лидеру революции и безграничному насилию, которое было использовано для защиты неожиданно свалившейся в руки власти. Ленин оказался идеальным лидером для этой ситуа
141
ции. Весьма любопытны в этом смысле размышления А.Н.Потресова о Ленине из неоконченных им мемуаров. "Ни Плеханов, ни Мартов, ни кто-либо другой, писал Александр Николаевич, - не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал - господства над ними. Плеханова - почитали, Мартова - любили, но только за Лениным беспрекословно шли, как за единственным бесспорным вождем. Ибо только Ленин представлял собою, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатичную веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя... Но за этими великими достоинствами скрываются также великие изъяны, отвратительные черты, которые, может быть, были бы уместны у "какого-нибудь средневекового или азиатского завоевателя..."58 Так писал Потресов о Ленине. А Ленин оценивал Потресова в присущем ему духе более лаконично: "Экий подлец этот Потресов!"59
Ленин, получив власть, быстро сформировал штаб "продолжения революции", состоящий из людей, готовых на все, чтобы не утратить завоеванное. Любой ценой. Ленин оказался абсолютным прагматиком, способным перешагнуть через любые принципы, нормы, обещания, программы. Таковым был большевизм.
В 1921 году эсеры в подполье выпустили брошюру "Что дали большевики народу". В ней говорилось, что новые хозяева не выполнили ни одного из своих программных обещаний. В тексте отмечалось, что вместо обещанного мира страна была ввергнута в трехлетнюю кровавую гражданскую войну и население России сократилось на 13 миллионов человек (гибель на фронтах, тиф, террор, эмиграция и т.д.). Голод свирепствует в России; крестьяне хлеб не сеют, потому что знают - его отберут. Разрушена промышленность. Россия оказалась отрезанной от мира; от нее отвернулись почти все. Установлена диктатура одной партии. ЧК - государство в государстве. Учредительное собрание разогнано. Власть ведет войну с собственным народом...60