Поздно вечером 17 октября 1905 года Ленин узнает о Высочайшем Манифесте Николая Второго. Он увидел в этом выдающемся историческом документе только тактический маневр царя и буржуазии. Думаю, что и мы всегда относились к этому детищу статс-секретаря графа Витте подобным образом. Царь, по воспоминаниям очевидцев, многократно обсуждавший проект Манифеста с Витте, другими лицами ближайшего окружения, понимал: он становится на путь конституционной, парламентской монархии. Наконец, произнеся: "Страшное решение, но я принимаю его сознательно..." - он поставил свою подпись под документом, озаглавленным:
"Высочайший Манифест.
Божиею милостью,
Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая".
Документ действительно необычный. Судите сами. Я приведу лишь несколько фрагментов:
"1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
151
2. ...Привлечь теперь же к участию в Думе... те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, представив засим дальнейшее развитие начала общего избиратель-ного права вновь установленному законодательному порядку.
3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас влас-тей..."86
Самодержавие сознательно отступало и давало большой исторический шанс демократи-ческому развитию. Если бы социал-демократы не окрестили с самого начала Манифест "обманом", а боролись за его реализацию, история страны могла быть другой. Возможно, что Россия по государственному строю чем-то походила бы на Великобританию, а имена Ленина, Троцкого, Сталина никто, кроме специалистов-историков, сегодня и не знал бы. Возможно, то был путь к историческим реформам в одной из величайших империй. Но этого не произошло, а в результате разрушения царской империи возникла другая, неизмеримо более тираническая.
Манифест был расценен как явное проявление слабости. Ленин засобирался наконец в Россию, чтобы лично участвовать в похоронах самодержавия. Он был уверен в этом. Названия статей Ленина не дают оснований усомниться: "Приближение развязки", "О новом конституционном манифесте Николая Последнего", "Умирающее самодержавие и новые органы народной власти"... На время были даже отодвинуты в сторону растущие разногласия с меньшевиками. А они, как и либералы вообще, все больше сомневались в правомерности насильственного изменения существующего строя в России. Иначе, полагал Мартов, неизбежен разрыв демократии и социализма. Даже достаточно консервативные, но думающие политики, как граф Витте, проницательно полагали, что корни волнений в России - "в нарушенном равновесии между идейными стремлениями русского мыслящего общества и внешними формами его жизни. Россия переросла форму существующего строя.
152
Она стремится к строю правовому на основе гражданской свободы". Витте предлагал царю "устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу и государству"87.
Уступки, на которые пошли правящие круги, не были оценены. Напряжение нарастало. Большевики как могли форсировали события, используя недовольство рабочих. Однако ставка Ленина на широкое насилие, террор все больше отдаляла меньшевиков от идеи нового объединения. В сентябре 1908 года Мартов, все больше узнавая Ленина, с отчаянием писал Аксельроду: "Признаюсь, я все больше считаю ошибкой самое номинальное участие в этой разбойничьей шайке"88. Мартов, Аксельрод не хотели мириться с сектантством, заговорщи-ческими методами, фанатичной привязанностью к якобинству.
Меньшевики больше хотели объединения, чем большевики. Но на условии сохранения демократических начал в партии. Ленин для себя давно уже решил невозможность реального объединения при наличии столь полярных взглядов у обеих фракций. В частности, Г.В.Плеханов заметил и понял это раньше других, назвав деятельность Ленина в этом направлении "дезорганизаторской". В своей статье "Всем сестрам но серьгам" старейший российский социал-демократ не без сарказма отмечал: "Организационная политика т. Ленина (а стало быть, и тт. ленинцев) как две капли воды похожа на дезорганизацию. Я советовал бы названному товарищу почаще перечитывать щедринский устав о свойственном градоправителю добросердечии. Восьмая статья этого устава весьма благоразумно напоминает, что "казнить, расточать или иным образом уничтожать обывателей надлежит с осторожностью, дабы не умалился от таковых расточений Российской империи авантаж". А вот т. Ленин слишком часто обнаруживает склонность "казнить, расточать или иным образом уничтожать" тех членов нашей партии, которые не одобряют его направления"89.
Ленин, по словам Плеханова, не может обходиться без того, чтобы постоянно не пытаться "извести" меньшевиков. "Мышам всегда надо грызть что-нибудь, - писал Плеханов, - потому что иначе у них слишком отрастают зубы. Ленину и его ближайшим единомышленникам всегда надо
153
кого-нибудь отлучать от церкви приблизительно по той же причине: иначе у них слишком отросли бы зубы... которые, очевидно, нельзя назвать зубами политической мудрости"90. По Ленину, считает Плеханов, объединение двух фракций представляется так: его фракция поглотит, а стало быть, и подчинит себе все остальные элементы российской социал-демократии.
Крупнейший российский теоретик-марксист понимает, что линия Ленина на "поглощение" и "подчинение" меньшевиков лишает российских революционеров демократических основ, а это может иметь тяжелые последствия. "Ленин, пишет Плеханов в своем "Письме к сознательным рабочим", - выдвигает на первый план не то, что есть общего у его фракции с другой фракцией, которая ведь тоже имеет корни в рабочем движении, - а то, что отделяет ее от нее... Он сектант: неисправимый сектант; сектант до конца ногтей. Он недорос до точки зрения классового движения. В этом смысле он останется недорослем до гроба..."91
Не знаю, как насчет точки зрения на "классовое движение", думаю, как раз здесь Ленин и является непревзойденным жрецом метафизического толкования этого принципа, а вот в отношении сектантства - замечание абсолютно точное. Ставка на нелегальную работу, видение врагов буквально во всех, кто придерживается иной точки зрения, нежели большевистский ЦК, претензии на абсолютную истину - визитная карточка политического сектантства.
Ленин не смог "ужиться" ни с одной партией ни до октября, ни после него. Меньшевики, эсеры, не говоря уже о российских либералах-кадетах, все пошли "под нож", все быстро сгинули с политической сцены России, как только режиссером этого исторического спектакля стал Ленин.
Как только приблизилась кульминация российской драмы, обрамленная поражениями на фронтах империалистической войны, голодом, разрухой, большевики сконцентрировали свою мысль, волю, действия на одном: подготовке вооруженного восстания. А меньшевики остановились на лозунге "Мир и свобода", созыве Учредительного собрания, выработке Конституции. Ленин расценил эту стратегию как предательскую, ослабляющую шансы революционеров на победоносное вооруженное восстание.
154
В конечном счете дилемма отношения двух фракций к революционному движению в России поляризовалась следующим образом: большевики за социализм на базе диктатуры; меньшевики тоже за социализм, но на основе демократии. Соотношение и борьба категорий социализм - диктатура - демократия, за которыми стояли реальные процессы, навсегда развела тех, кто вместе начинал в конце XIX века строить здание социал-демократии. "Мы знаем, - писал Ф.И.Дан, - как парадоксально разрешила впоследствии жизнь проблему демократия - социализм. Меньшевизм стал все больше превращать борьбу за "буржуазную" политическую демократию и ее охранение в свою первоочередную задачу, а большевизм - ставить на первый план "строительство социализма", выбрасывая за борт и атакуя самую идею "последовательной демократии"92.
Федор Ильич Дан, переживший Ленина почти на четверть века и лично хорошо знавший вождя русской революции, основную часть своей жизни (за исключением последних пяти-семи лет) был вместе с Мартовым (умер в 1923 году) политическим и идейным лидером меньшевизма. Неоднократно подвергавшийся арестам и ссылкам царским режимом за свою революционную деятельность, Ф.И.Дан страстно боролся за сохранение в РСДРП демократических традиций и тенденций. Его звезда взметнулась особенно высоко с приходом 1917 года. Ф.И.Дан был товарищем Председателя (Н.С.Чхеидзе) Исполкома Всероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов, стал главным редактором "Известий" и до октябрьских событий вместе с И.Г.Церетели был одним из ярких выразителей демократического крыла российской социал-демократии. Весьма символично, что именно он открыл 25 октября (7 ноября) II Всероссийский съезд Советов. Но после того как голосами большевиков и левых эсеров съезд одобрил и поддержал только что состоявшийся государственный переворот, Дан вместе с остальными меньшевиками в знак протеста покинул съезд.
Федор Ильич Дан, переживший Ленина почти на четверть века и лично хорошо знавший вождя русской революции, основную часть своей жизни (за исключением последних пяти-семи лет) был вместе с Мартовым (умер в 1923 году) политическим и идейным лидером меньшевизма. Неоднократно подвергавшийся арестам и ссылкам царским режимом за свою революционную деятельность, Ф.И.Дан страстно боролся за сохранение в РСДРП демократических традиций и тенденций. Его звезда взметнулась особенно высоко с приходом 1917 года. Ф.И.Дан был товарищем Председателя (Н.С.Чхеидзе) Исполкома Всероссийского Совета рабочих и солдатских депутатов, стал главным редактором "Известий" и до октябрьских событий вместе с И.Г.Церетели был одним из ярких выразителей демократического крыла российской социал-демократии. Весьма символично, что именно он открыл 25 октября (7 ноября) II Всероссийский съезд Советов. Но после того как голосами большевиков и левых эсеров съезд одобрил и поддержал только что состоявшийся государственный переворот, Дан вместе с остальными меньшевиками в знак протеста покинул съезд.
Все три года после этого Дан вместе с Мартовым, другими лидерами меньшевиков, используя легальные средства, представлял демократическую оппозицию большевикам. В ленинских выступлениях этого периода содержится множество язвительных и оскорбительных филиппик в адрес сво
155
их вчерашних "сопартийцев". Само слово "социал-демократ" в устах большевиков стало ругательным, оскорбительным. До начала двадцатого года меньшевики еще как-то полулегально существовали. Затем по решению Политбюро начались откровенные гонения и преследования. Вначале решение об их судьбе было "полужестким".
На состоявшемся 22 июня 1920 года заседании Политбюро ЦК РКП(б) обсудили специальный вопрос "О меньшевиках". Члены ареопага сошлись на том, что нужно "пресечь" любую политическую активность "этих пособников буржуазии" и пока ограничиться высылками. Решение было коротким: "Объявить всем наркомам, чтобы меньшевиков, работающих в комиссариатах и сколько-нибудь способных играть политическую роль, не держать в Москве, а рассылать по провинции, в каждом отдельном случае после запроса ВЧК и Оргбюро"93. Одновременно по стране шли аресты меньшевиков. К Ленину, в Политбюро шли протесты, просьбы об освобождении. Например, 14 октября на заседании Политбюро было рассмотрено предложение Мчеладзе об освобождении группы меньшевиков. Присутствовавшие на заседании Ленин, Сталин, Калинин, Молотов, Каменев, Крестинский, Преображенский, Рыков, Луначарский дружно запротестовали. Постановление Политбюро оказалось всего из двух слов: "Предложение отклонить"94. Аресты продолжались.
Ленин внимательно следил за поведением Мартова, подвергая его при случае уничтожающей критике. В июле 1919 года Ленин в статье "Все на борьбу с Деникиным!" писал: "Мартов, Вольский и Ко мнят себя "выше" обеих борющихся сторон (в гражданской войне. - Д.В.), мнят себя способными создать "третью сторону". Это желание, будь оно даже искренне, остается иллюзией мелкобуржуазного демократа, который и теперь еще, 70 лет спустя после 1848 года, не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему. Мартовы и К°, видимо, умрут с этой иллюзией..."95
Когда Ю.О.Мартова и Ф.И.Дана избрали в Моссовет в числе других меньшевиков, Ленин не без мстительности на докладе по этому поводу Л.Б.Каменева повелел: "По-моему,
156
Вы должны "загонять" их практическими поручениями: Дан - санучастки. Мартов - контроль за столовыми"96. Когда Мартов отправляет через Горького свою рукопись "Записки социал-демократа", Ленин подвергает ее нелегально "цензуре": "Т.Карахан! Т.Каменев просит показать ему брошюры Чернова и Мартова. Устройте это поскорее и поаккуратнее. Ваш Ленин. P.S. Верните мне прилагаемое".97
Над Мартовым постоянно висела угроза ареста. Однако Ленин не решился дать санкцию на эту акцию, держа в памяти годы дружбы и десятилетия политической борьбы. При первом же проявлении желания Мартова уехать за рубеж большевистская власть с облегчением это разрешила, освобождая Ленина от каких-либо трудных решений, что и дало и вождю возможность заявить: "...мы охотно пустили Мартова за границу"98. Но репрессии по отношению к меньшевикам продолжались.
В феврале 1921 года был арестован Ф.И.Дан. Соратник Мартова отсидел почти год в Петропавловской крепости (где он уже сидел четверть века назад). Дана обвинили в подготовке восстания в Кронштадте, и ему угрожал расстрел. Однако приговорен был на высылку. Дан удостоился специального решения Политбюро, согласно которому он "отправлялся в какой-нибудь отдаленный непролетарский район для занятия должности по специальности"99. Дан объявил голодовку, требуя разрешения выехать за границу. Тогда большевики еще не достигли уровня "сталинской твердости" и пока шли достаточно легко на "выдворение" за границу своих противников. Эта практика особенно широко начнется в 1922 году, еще при Ленине, по его инициативе.
Любая угроза (реальная или мнимая), которая возникала в те годы, тщательно увязывалась с якобы "контрреволюционной деятельностью меньшевиков", дабы ужесточить против них репрессии. Например, 28 ноября 1921 года Троцкий на Политбюро, где присутствовали Ленин, Сталин, Крестинский, Бухарин, Рыков, Радек, сделал сообщение об имеющихся у него данных, согласно которым в Москве и Петрограде готовится контрреволюционный переворот, во главе которого стоят меньшевики, эсеры и "уцелевшая буржуазия". Тут же, после короткого обсуждения, назначили Троцкого "Председателем Комитета обороны Москвы" и ре
157
шили: "Меньшевиков не освобождать; поручить ЦК усилить аресты среди меньшевиков и эсеров"100. И эти аресты, конечно, "усилились".
Политбюро неоднократно возвращалось к вопросу о меньшевиках, но каждый раз сугубо с позиций ужесточения к ним своего отношения. Так 2 февраля 1922 года набирающий силу Сталин доложил на большевистской "коллегии" о положении заключенных меньшевиков. В результате обсуждения "вопроса" Политбюро постановило: "Предложить ГПУ перевести в специальные места заключения наиболее активных и крупных представителей антисоветских партий. Продолжать держать в заключении меньшевиков, эсеров и анархистов, находящихся в настоящее время в распоряжении ВЧК. Это специальное поручение для ГПУ"101.
Меньшевики пытались апеллировать к западной социал-демократии. ВЧК перехватила письмо-обращение, отправленное группой меньшевиков Международной Бернской конференции. Доложили Ленину. Вождь внимательно прочел текст, подчеркнув строки: в России "тюрьмы переполнены, рабочий класс расстреливается, много наших товарищей социал-демократов уже расстреляно... "102. Здесь же лежало другое письмо, подписанное членами Центрального Бюро меньшевиков В.Вольским, К.Буревым, Н.Шмелевым и другими с просьбой и требованием "честной легализации" их партии103. Ленин привычно начертал: "В архив", отклонив тем самым "прошение" бывших сопартийцев.
Теоретические споры о диктатуре в кафе Берна, Парижа, Лондона, которые вели между собой большевики и меньшевики пришли в жизнь последних самой жестокой прозой. Мартову, Дану, Абрамовичу, оказавшимся в Берлине, ничего не оставалось, как в своем органе "Социалисти-ческий вестник" попытаться хоть что-то спасти в русской революции, действуя издалека. Увы, это были тщетные надежды.
Большевики наращивали вал репрессий; не только лидеры меньшевиков сажались в тюрьмы и отправлялись в ссылки, но и рядовые члены, преимущественно из интеллигенции, подвергались всяким карам, "повинностям", преследованиям. Радикальное крыло революции добивало крыло демократическое. Все это совсем не значит, что меньшевики
158
были безгрешны. Они оказались неспособными эффективно бороться за демократические ценности, повести за собой значительные силы либерального характера, были не в состоянии предложить и провести в жизнь те идеи, которым они молились десятилетиями. Участь меньше-виков печальна. С помощью большевиков, Ленина и ленинцев российская социал-демократия тихо и незаметно скончалась за околицей отечества.
Правда, некоторые из былых лидеров под впечатлением героической борьбы советского народа с фашизмом сменили свои азимуты. И один из них - Федор Ильич Дан, который в 40-м году сложил с себя обязанности председателя заграничной делегации меньшевиков, как и редактора "Социалистического вестника". Ему было уже много лет, и с началом европейской войны Дан перебрался в Нью-Йорк. Может быть, бесплодность меньшевизма за десятилетия после октябрьских событий повлияла на старика? Или мощь и уверенность победителя Сталина заставила усомниться в истинности социал-демократических идеалов? Никто сейчас, вероятно, не ответит на этот вопрос.
Однако его журнал "Новый путь", который он стал издавать в Америке с началом нападения Гитлера на СССР, как бы полностью реабилитировал Сталина. И последняя книга Дана "Происхо-ждение большевизма" была необычной. Старый противник тоталитаризма вдруг увидел нечто положительное в насильственной коллективизации, не нашел в себе силы полностью осудить политические процессы конца тридцатых годов, как и сталинско-гитлеровское соглашение 39-го года. Он вдруг даже увидел, что "внутренняя органическая демократизация советского строя не прекращалась с самого его возникновения"104.