Наконец они добрались до дома. Поднимаясь по лестнице, Колька невольно прислушивался и присматривался ко всему, что происходило вокруг.
— Ну, открывай уже! — подбодрила его Машуня и засмеялась. — Я с тобой, так что ничего не бойся!
Ключ повернулся в скважине, и они вошли в квартиру. Здесь царил обычный беспорядок, который бывает после обысков. Все было сдвинуто, полы истоптаны, в воздухе стоял кислый запах застарелого табачного дыма. Увидев такое разорение, Колька аж вздрогнул: его чистолюбивая душа решительно не переносила бардака.
Он хотел было взяться за половую тряпку, но Машуня тут же отобрала ее.
— Ты что?! Не вздумай! Тебе вредно наклоняться! Сиди на кухне, а я сейчас буду прибираться!
Колька смиренно отдал ей орудие труда и подумал, что, кажется, его теория вовсю работает.
… Машуне до смерти нравилось проявлять благородство. Напевая себе под нос, она махала веником, стирала пыль и краем глаза посматривала на Колькины страдания, которому было очень неудобно, что девушка помогает ему приводить жилище в порядок.
Да, ее месть Федорчуку очень даже удалась, можно было гордиться. Интересно, что бы сказал драгоценный Ванюша, если бы увидел, как она убирается в квартире у Кольки? Да у него бы глаза на лоб полезли, и ревность зацвела махровым цветом! При случае надо будет ему обо всем рассказать. Пусть знает!
И кухня, и комната были уже вымыты, и она перебралась в прихожую. Здесь перегорела лампочка, поэтому пришлось убираться в темноте. Машуня аккуратно сложила в стопку раскиданные газеты и рекламные проспекты, вытерла пыль, расставила рядками обувь… И тут из одного ботинка на пол выпал здоровенный ключ с плоской головкой.
— Эй! — закричала она Кольке, чистившему у раковины картошку. — Ты помнишь, куда засунул свои ключи?
Колькин силуэт появился на фоне светлого прямоугольника окна.
— Они у меня в кармане в куртке…
— А это что? — Машуня торжествующе подняла объект за колечко и помахала им перед Колькиным носом.
— Н-не знаю, — сказал он, запинаясь. — Мой — с брелком и желтого цвета. А этот какой-то серебристый.
Что-то в его голосе настолько не понравилось Машуне, что все ее радостно-мстительно-уборочное настроение как рукой сняло.
Сама еще не зная зачем, она потребовала у Кольки чистый пакетик и, стараясь не задеть за головку, чтобы не насажать лишних отпечатков пальцев, спрятала найденный ключ внутрь. Потом они достали хозяйский экземпляр и убедились, что их бороздки один в один совпадают.
— Кому он мог принадлежать? — напряженно спросила Машуня, усадив Кольку перед собой на тахту. — Может, Стасу?
— Нет. У него точно такой же, как у меня, — растерянно проговорил он. — А почему ты спрашиваешь?
Машуня выразительно похлопала себя по лбу.
— Думать надо! Когда ты пришел домой, дверь была открыта?
— Да.
— А следов взлома на ней, между прочим, нет. Значит, преступник вскрыл замок либо путем подбора ключей, либо у него был свой дубликат. А если так, то убийца просто обронил его, когда убегал. Понимаешь?
Колька молчал, совершенно пораженный ее выводами.
— Еще один ключ был у Нонны, — прошептал он наконец. — Я не знаю, как он выглядел. Когда она переехала к нам, то брала мой, чтобы заказать и себе тоже… Но она не могла его никому передать! Я ее знаю!
У Машуни отчего-то похолодело в груди. Может быть, Нонна все-таки причастна к убийству Стаса? Добрый Бог, не допусти этого! Если это окажется правдой, то как смотреть в глаза Федорчуку?
— Завтра Маевская выходит из СИЗО, — проговорила Машуня, пытаясь взять себя в руки. — Вот мы обо всем ее и спросим.
— А может, лучше Федорчуку позвонить? — неуверенно произнес Колька.
При одной мысли об Иване в душе Машуни поднялась буря чувств.
— Вот еще! — презрительно фыркнула она. — И без него разберемся! От него все равно нет никакого толку. Он ни за что не раскроет убийство Стаса!
Машуня еще долго распространялась о вопиющих недостатках Федорчука, а Колька только диву давался и всячески ей поддакивал. Кто бы мог подумать, что его план так легко и скоро сработает?
* * *Вопреки Правилам внутреннего распорядка все женское отделение СИЗО взобралась на подоконники и высунулась в форточки. Это были проводы Нонны Маевской на волю. Ее выпустили ровно через неделю после ареста.
Она медленно шла к воротам в сопровождении Пеликановой и то и дело оборачивалась и посылала новым подружкам воздушные поцелуи.
— Счастливо оставаться, девчонки!
В ответ с подоконников и из форточек неслось:
— Не забывай нас! Приходи еще!
На что Нонна отвечала:
— Ладно! Приду!
Выпуская ее за ворота, Пеликанова все же не удержала тяжкого вздоха.
— Нонн, ты это… Как его… — От избытка чувств надзирательница совсем растерялась. — Ну, до свидания, что ль… Спасибо тебе за все!
— Да чего уж! Всегда пожалуйста! Эх, я свободна, как рыночная стоимость!
… Адвокат Иголина и Николай Соболев напряженно ждали Маевскую на улице, стоя под одним пестреньким зонтиком. Машуне было неспокойно и нервно. Вообще после ссоры с Федорчуком ее отношение к Нонне несколько переменилось: выходило, что все ее обещания насчет завораживающего романа с ним — туфта на постном масле. А тут еще эпизод с ключом! Из-за него и святая вера в Ноннину невиновность тоже подмочилась. Кроме нее было некому выдать ключ убийце. Конечно, еще существовал вариант, что Стас сделал дубликат для своей жены, но Колька решительно отмел эту версию. Во-первых, Оксана никогда не бывала у них дома, а во-вторых, Стас крайне щепетильно относился к собственному жилищу: ему было стыдно, что он так бедно живет.
Наконец Нонна вышла из тюремных ворот. Наскоро пробормотав приветственно-поздравительные слова, Машуня с Колькой схватили ее под белы руки и засунули на заднее сиденье поджидавшего рядом такси. Все еще проникнутая прощальным пафосом, Нонна радостно удивилась:
— Блин, на машине забирают! Как будто я не из тюрьмы, а из роддома вышла! А мы что, к нам, что ли, едем? — осведомилась она, когда такси завернуло на родную Колькину улицу.
Машуня кивнула.
— Да. У нас есть к тебе серьезный разговор.
Маевская наморщила нос.
— Давайте лучше пойдем в какой-нибудь кабак! Я угощаю!
Но Колька и Машуня лишь плотнее сжали ее с двух сторон, чтобы предотвратить малейшую попытку к бегству.
Нонна удивилась, но возражать не стала.
— Чудные вы, ребята, ей-Богу…
Даже в квартире Машуня и Колька не оставили своих охранных намерений. Все так же стиснув Нонну и справа и слева, они провели ее в комнату и усадили на диван. Уже что-то уловив, она лишь переводила глаза с одного на другого и почему-то посмеивалась.
— По-моему, вам показалось мало моего ареста, и вы решили по-новой взять меня под стражу, — улыбнулась она.
Но ее конвоирам было не до смеха.
— Нонна! — первым начал Колька. — Сознавайся живо, кому ты давала ключ от нашей квартиры?
Брови Маевской сблизились на переносье, означая полное непонимание.
— Никому я ничего не давала…
— Тогда немедленно покажи его! — потребовала Машуня.
— Да пожалуйста!
Нонна залезла в карман своего пальто и вытащила связку ключей с брелком-камешком. Сблизившись головами, Машуня и Колька принялись его изучать. Сомнений быть не могло: он был один в один с Колькиным вариантом.
— Может быть, объясним мне, в чем дело? — деликатно напомнила Нонна о своем существовании.
Великие сыщики стыдливо потупили глаза.
— Нонн, понимаешь…
Перескакивая с одного на другое, Машуня рассказала ей о своих подозрениях. Она уже поняла, что все они оказались напрасными, и теперь ей было стыдно.
Выслушав ее, Нонна заложила в губы сигарету и прикурила.
— Да, дела… — откинулась она на спинку дивана. — Никто из нас никому не давал своих ключей, но тем не менее они почему-то появляются в руках у посторонних. Так, не отвлекайте меня, мне надо по-быстрому сходить в астрал. Может, небесные силы мне и разболтают чего…
Машуня смотрела на нее и не могла понять: прикалывается она или нет. В ее представлении ясновидящие никак не могли позволить себе таких слов и действий. Но Нонне, очевидно, было плевать на правила.
Она закрыла глаза и несколько секунд плавно водила головою вправо и влево. Потом резко выпрямилась и посмотрела на Кольку совсем как на дурака.
— Ё-моё, Николаша, тебе есть только одно оправдание: тебя стукнули по башке… — проговорила она с напором. — Это же не ваша квартира! Вы же ее снимаете! У хозяев-то должны быть ключи!
Колька стремительно побледнел.
— Ну да, она принадлежит директору нашей радиостанции… Он нам разрешил здесь пожить…
— Значит, у него должен быть запасной ключ! — заявила Нонна, туша сигарету о программу телепередач.
— Значит, у него должен быть запасной ключ! — заявила Нонна, туша сигарету о программу телепередач.
Машуня посмотрела на Кольку: глаза его остекленели, губы стали серыми, а про цвет лица и говорить нечего.
— Может, тебе водички попить? — предложила она.
Но Колька лишь помотал головой. Было похоже, что он тоже впал в какое-то коматозное состояние. Обе девицы, перепугавшись, вцепились в него.
— Эй, Коль… Колька! Что с тобой?!
Наконец он посмотрел на них мутным взглядом и едва слышно сказал:
— Я вспомнил его!
— Кого? — не поняла Машуня.
— Того, кто меня ударил… Это был Ковров.
Вначале все сидели молча, ничего не понимая. Потом Нонна все-таки осторожно спросила:
— А ты уверен?
— Да, уверен. Когда я вошел в квартиру, в прихожей был свет. Я его увидел, но только потом — как провал в памяти случился.
— Но зачем ему нападать на тебя?! — зашумела Машуня.
— Не знаю. Нужно позвонить Федорчуку. И ключ, который мы нашли, надо отдать на экспертизу.
Но Машуня все еще не преодолела пыл ссоры с Иваном.
— Ничего мы ему не дадим! Мы все сами… Проведем оперативные мероприятия и выведем убийцу на чистую воду.
— Хорошо! — обрадованно поддержал ее Колька, до которого только сейчас дошло, что он чуть было сам не свел Машуню со своим соперником.
* * *Адвокат Иголина впервые подумала о своем клиенте не как о заказчике и денежном мешке. И эти мысли несколько шокировали ее. Ну, конечно! Ковров с самого начала изображал из себя невинную овечку… Эдакого благодетеля небесного… Что ж, его умению скрывать свое истинное лицо можно было лишь позавидовать.
Только одно оставалось непонятным: на кой ляд Коврову потребовалось освобождать Нонну?
В течение целых пяти минут Машуня описывала Соболеву свою методику раскрытия уголовных дел. Она уже абсолютно четко могла себе представить, как путем хитрых разговоров и намеков выведает у Коврова нужную информацию, как расследует всю сложную цепь преступлений, опутавшую Стаса и Кольку, а потом продемонстрирует результаты Федорчуку… Он восхитится, забудет все обиды… и они помирятся.
Но тут Машуня вдруг заметила, что Нонна куда-то исчезла. Телефон на кухне как-то странно взвякивал, что свидетельствовало о наборе номера…
— Нонна! Ты кому звонишь?! — предчувствуя нехорошее, прокричала Машуня.
Но та не ответила.
— Алло! Федорчук? — донесся ее голос. — Это ваша любимая Нонна Маевская на проводе. Хочу вам сообщить, что на Николая Соболева напал никто иной, как господин Ковров.
— Нонна! На фига ты ему позвонила?! — в крайнем негодовании выкрикнула Машуня, врываясь в кухню. — Теперь он все знает!
Та повернула к ней невинное лицо.
— А чего такого? Пусть приструнит этого мерзавца!
Колька появился следом за Иголиной.
— Ты что?! — почти с ненавистью напустился он на Маевскую. — Тебя кто просил?
Видимо, Ноннин звонок резко вывел его из сомнамбулического состояния по поводу Коврова.
Нонна лишь поежилась от Колькиных воплей и подвинулась, делясь с Машуней местом на тахте. Та в крайнем расстройстве опустилась рядом:
— Я хотела сама все выяснить, а ты… — прошептала Машуня.
Несколько секунд Нонна молчала.
— А не надо было ссориться с ним из-за глупостей. Ничего бы и не было.
Машуня подняла на Нонну недоуменные глаза.
— Откуда ты знаешь?!
— От верблюда! Я всегда все про всех знаю. У меня есть соответствующий божий дар.
— Все знаешь! Как же! Ты мне сказала, что у нас с ним будет все хорошо, а у нас вон чего…
Нонна усмехнулась, показав мелкие острые зубки.
— Да помиритесь еще! Сейчас он прикатит брать Колькины показания, вот и помиритесь.
Но Машуня лишь обиженно надула губы.
— Не буду я с ним мириться! Он сам дурак, так что пусть не думает, что я к нему первая пойду. Мне это ни на черта не сдалось!
— И правильно! — встрял Колька, которого Ноннины предсказания повергли в шок.
— Как знаешь, — отозвалась Нонна. — А то у тебя был бы прекрасный шанс.
Не слушая ее, Машуня пошла одеваться. На сердце у нее было пакостно и тоскливо. Колька подал ей плащ, всей душой надеясь, что она разминется с Федорчуком.
Маевская соскочила с дивана и тоже выбежала в прихожую.
— Ты что, обиделась на меня? Я же хотела, как лучше!
— Пока! Запри за мной! — угрюмо буркнула Машуня.
Нонна повернула разболтанный замок.
— Знаешь что? — проговорила она вдруг тихим шепотом. — А по-моему, тебе надо купить расслабляющий крем фирмы «Грин форест».
— Чего? — не поняла Машуня.
Очки Нонны поблескивали в полумраке.
— Я в СИЗО познакомилась с одной девчонкой, которая торгует косметикой «Грин форест». Она мне такого понарассказывала насчет нее! Прямо дух захватывает. Я теперь тоже буду ее распространять. Хочешь, ты будешь моим первым клиентом?
Машуня смерила ее взглядом.
— Нонна, ты и вправду полный нонсенс. Какая к едрене-фене косметика?!
Распахнув дверь, она побрела вниз по лестнице.
— Ну и зря! — ахнул по этажам звонкий голос Маевской. — «Грин форест», между прочим, полностью на натуральной основе! Им во всем мире пользуются!
* * *Экспертиза подтвердила, что на ключе, обнаруженном под тумбочкой, были отпечатки директора «Пирамиды». Вечером того же дня все местные теле-новости начались с сенсационного сообщения: «Михаил Ковров обвиняется в нападении на своего подчиненного!» Кое-какие наиболее смелые и желтые телекомпании даже предположили, что он мог быть причастен и к убийству Станислава Шорохова, носившего псевдоним «Сергей Дрозд».
ГЛАВА 7
Машуне снился сон, будто она выходит замуж за Федорчука, а Геракл сожрал ее фату. От обиды она даже проснулась и сразу вспомнила, что с Федорчуком-то они не помирились.
«Вот Нонна-то мне дело говорила, — подумала она. — А я дурь совершила — взяла и ушла!»
После таких мыслей спать как-то не выходило, и она начала ворочаться с боку на бок. Геракл, услышав шевеление, сразу же стал пыхтеть и умоляюще дотрагиваться лапой до плеча хозяйки.
— Отстань — рано еще! — грозно объявила ему Машуня и скрылась под одеялом.
Но собака не верила. Раз человек проснулся, значит, он обязан выгулять любимое животное.
Поборовшись с полчаса с собою и с доставучим псом, Машуня сунула ноги в тапки и прошлепала в сторону ванной. Геракл же проследовал к входной двери и занял там назидательно-выжидательную позицию.
— Мам, может ты выведешь его? — спросила Машуня, услышав, что та в своей спальне уже начинает петь.
— Смотря как бу-удешь ты вести себя сего-одня! — пропела мама оперным способом.
— То есть? — уточнила Машуня обычной прозой.
— Ты думаешь, я не в курсе, что вы поссорились с Федорчуком? — спросила та, выходя в прихожую. — Я ему позвонила и все узнала. Вот ответь мне, почему ты с ним ни помиришься?
— Я гордая, — честно призналась Машуня.
Мама только вздохнула.
— Я тоже раньше была гордой с мужчинами. Ну и что из этого получилось?
— Я, — констатировала Машуня. — А первой я все равно мириться не буду. Сам виноват, сам пусть и приползает.
* * *Не успела Машуня прийти на работу и включить свой компьютер, как ее позвали к телефону.
— Мария Владимировна? Это Миша Ковров беспокоит, — засвистел в трубке задыхающийся голос. — Я из СИЗО. Пожалуйста, вытащите меня отсюда! Я в вас верю! Вы же Маевскую спасли? Я хорошо заплачу вам! Сколько вы хотите?
Машуня не знала как ей реагировать. Коврова вдруг стало жалко-прежалко, но ведь, с другой стороны, он напал на Кольку…
— Не буду я его защищать! — сообщила она Василисе, окончив разговор. Он лицемер и убийца!
Но коллега лишь расхохоталась на ее слова:
— Ей радоваться надо новым клиентам, а она нос воротит!
— Вот Маевскую защищать было круто! — не унималась Машуня. — Нонна, конечно, девица с капитальными странностями, но она, по крайней мере, невиновна…
— Ха! Где ж невиновных-то напастись на всех адвокатов? — отозвалась Василиса. — Бери чего дают, а то твой подзащитный найдет себе кого-нибудь другого, а ты опять будешь сидеть на бобах.
Василиса была права, и это невыносимо злило.
Машуня слонялась по кабинету, решая моральную дилему: этично или неэтично браться за дело человека, который напал на ее приятеля? И тут ей в голову пришла одна корыстнаая идейка, расставившая все по своим местам. Кто ведет дело Коврова? Федорчук! Значит, к кому надо идти за разрешением на свидание?
Ох, свидание! Эх, Федорчук! Ужасно хотелось в его жаркие объятия!
Каждый божий день Машуня ждала, что он позвонит и торжественно признает свою неправоту. Иван, конечно, звонил, даже неоднократно, но при этом молчал. Она выдерживала паузу и ждала, когда эта бестолочь заговорит. Но он продолжал играть в «партизана на допросе».