Собираясь выразить свои мысли словами, я взглянул на то место, где только что сидел лепрекон, но его уже и след простыл. Исчез так же быстро, как и появился. Но я чувствовал, что он еще вернется. Промелькнула мысль, что, пожалуй, следовало быть с ним более мягким — но ведь он сам выбрал не лучший момент для визита.
Читатели моей первой книги о посылании любви порой пишут мне, что теперь их жизнь станет безоблачной, — но это не совсем так, ведь жизнь — это рост и открытие новых горизонтов. Мы растем и изменяемся, а изменения порой могут вызывать чувство дискомфорта. Кроме того, приключения и вызовы — это часть жизни. И посылание любви существует не для того, чтобы убрать из жизни все вызовы. Напротив, оно позволяет встречать эти вызовы не с болью, как раньше, а легко и радостно.
Я отношусь к тем людям, которые всегда чем-то занимаются и любят это. Потому понимаю, что новое занятие обязательно появится — совершенно в этом не сомневаюсь, но нетерпение берет верх. Вот так я, порой, делаю из мухи слона и беспокоюсь, вместо тог, чтобы расслабиться и насладиться выдавшимся отдыхом. Даже понимая умом, что все в порядке, я, тем не менее, волнуюсь. Просто старый шаблон поведения — знаю, что его давно пора изменить. Только я уже изменил так много своих шаблонов, что порой цепляюсь за что-то ненужное лишь из страха потерять себя. Снова таки понимаю, что этого не случиться, но все равно поступаю по-старому. Знаю, что нетерпение причиняет неудобство, и мог бы избавиться от него в любой момент, но боюсь стать слишком спокойным. Другими словами, потерять свою пробивную силу.
Поиск радости
Тебя украшает не то, что ты знаешь о себе,
И не то, что ты сделал (видимо оно или нет).
А только способность видеть наилучшее в других.
Вот это, воистину, делает тебя великим!
Глава четвертая
Пришло следующее утро, и несмотря на клочки тумана, висящие в низинах острова, было видно, что предстоит еще один прекрасный день. Наш дом стоит на высоком утесе, с которого открывается прекрасный вид на значительную часть острова. Хоть последний и невелик, порой случается, что, когда одни его участки еще покрыты туманом, то другие уже ярко освещены солнцем. Захватив блокнот и пару стаканов апельсинового сока, я занял свое место на веранде и записал следующее:
Существует много путей создания желаемого: визуализация, благодарность, посылание любви, полная уверенность. Последнее — это когда вы настолько уверены в том, что нечто произойдет, что уже можете ощутить это, как будто оно стало частью вашей жизни. Перед тем, как сместиться в такой тип вероятностной действительности, сначала необходимо осознать ее возможность. С течением времени, с накоплением веры в эту возможность мы строим уверенность в ней. Когда уверенность достигает ста процентов, желаемое реализуется. Сложность заключается в том, чтобы достичь полной уверенности в отсутствии доказательств, которые можно потрогать руками. Но доказательства не появятся, пока уровень уверенности не достигнет ста процентов. Мы полагаем, что вера во что-либо требует доказательства, хотя бы самому себе. Но действительность создается иначе: событие происходит в ту минуту, когда мы становимся способны доказать себе его существование без привязки к чему бы то ни было — лишь на основании веры.
Вы поймете, что создали себе новый мир, когда то, что раньше показалось бы странным, теперь будет для вас нормой. Например, если вы сидите на веранде в ожидании появления лепрекона, как будто для вас это самое обычное дело.
Налить лепрекону стакан апельсинового сока еще до его появления кому-то покажется перебором, но, быть может, именно отсутствие этих действий, мыслей и убеждений не позволяет другим повторить то, что получается у меня.
Я записал это в ожидании появления своего приятеля лепрекона. Вот что я зову полной уверенностью: я был уверен в его приходе так же, как и в восходе солнца. У уверенности не существует степеней; вы либо уверены в чем-то на сто процентов, либо сомневаетесь. Уверенность выражается черным или белым, а не оттенками серого. Соедините уверенность с желанием, с благодарностью и силой любви (как она проявляется при посылании любви), прибавьте к перечисленному ощущение, что событие уже случилось, — и получите составляющие, достаточные для сотворения чего угодно.
Отложив записи, я потянулся к сигаретам — привычка, пережившая вызвавшие ее причины. Вынимая сигарету из пачки, я заметил подошвы ботинок лепрекона. Стул был для него слишком велик, а потому его голени лежали горизонтально, как и бедра, а не свешивались к полу.
— Спасибо за сок, — поблагодарил он, держа в руках стакан, наполненный мною несколькими минутами ранее.
— Если ты собираешься полакомиться лишь жизненной энергией из него, то, может, мне лучше было дать тебе апельсин? — произнес я, чтобы поддержать разговор.
— Важно, что ты позаботился обо мне, приятель, к тому же твои положительные мысли добавляют соку вкуса, — был его ответ.
Зависла долгая пауза, которую он нарушил словами:
— Как же мне будет не хватать тебя… Жаль расставаться с таким источником развлечений!
— К сожалению, не могу ответить тем же, не зная ни самого тебя, ни причин твоего появления. Будь добр, просвети на этот счет — пока мне еще интересно.
— Хорошо, с чего же начать? — ответил он, закатив глаза и заломив пальцы рук.
Глядя на него, трудно было не развеселиться, рисунок прекрасно передал бы эту картину. Было похоже, что он что-то копал в лесу; ладони, локти и колени были запачканы в рыхлом лесном грунте. Он производил впечатление существа, которое залезет в каждую встреченную нору — просто чтобы посмотреть, что там.
— Приятель, дело обстоит следующим образом: в сфере воспоминаний мы с тобой — лучшие друзья. Сейчас ты не помнишь об этом, ведь ты не пребываешь в этой сфере, а вспомнить возможно лишь там. Так или иначе… О, священные коровы, только взгляните на меня, где моя вежливость? Насыпать столько земли на покрытый плиткой «под камень» пол твоей веранды!
Во время разговора он постоянно крутил ногами, от чего лесной грунт, прилипший к подошвам ботинок, сыпался на пол. Я пожал плечами, показывая: «Ничего страшного, продолжай, пожалуйста».
— Дело обстоит следующим образом: когда ты принял решение прожить эту жизнь и пройти все приключения, которые мы с тобой прошли, я решил, что буду держаться поблизости. Ведь мы знали, что это, наверняка, будет стоящим приключением, а мы-то понимаем в этом толк. Верно, дружище?
— Эта жизнь была незабываемым приключением для меня, но непонятно, причем здесь ты, — ответил я. — По утрам я медитирую, готовлю пищу, убираю, посылаю любовь и тому подобное. Но ты, похоже, с утра уже успел покопаться в нескольких норах — наверное, в поисках кладов.
— Видишь, в чем дело: ты занимаешься не тем, к чему лежит твое сердце, а тем, чем, считается, положено заниматься, — произнес он и, к моему ужасу, завел песенку. Он стал в такт пению размахивать руками в воздухе и стучать одним ботинком о другой, отчего еще больше грязи посыпалось на пол веранды, покрытый (по его выражению) плиткой «под камень». Казалось, что с него насыпалось больше лесного грунта, чем могло прилипнуть к ботинкам. Видимо, таким образом он развлекался.
У меня все получается,
Ведь я свечусь любовью
и делаю то, что мне нравится!
Все у меня получается,
Всегда все получается!
Я свечусь любовью,
Я делаю то, что нравится,
И у меня все получается!
Я свечусь любовью,
Делаю то, что мне нравится,
И все у меня получается…
— Ой, что ж это я! Совсем забыл, что ты не поешь. Хо-хо-хо, и бутылка Хо, а я делаю то, что люблю, — его рука была поднята в воздух, как у оперного певца.
Было трудно удержаться от смеха.
— Отличная песенка, — похвалил я.
Я свечусь любовью,
Делаю то, что мне нравится,
И все у меня получается!
— Нужно ее для чего-нибудь применить, — произнес я, записывая слова песенки. — Прекрасно запоминается! Есть еще хорошие идеи? — спросил я уже с большим интересом.
— Возможно, — он, ухмыльнувшись, подморгнул.
— И как давно ты меня сопровождаешь? — поинтересовался я в попытке избежать лекции, которую, было видно, он собирается прочитать.
— Почти что с самого начала, — ответил он. — Помню тебя еще малявкой, бегающим по лесу и лупящим палкой по всему, что попало. Бывали у нас времена получше и похуже. Похуже и для меня — я всегда помогал тебе, чем мог. Жаль, что ты меня не видел.
— Почему я сейчас тебя вижу, а раньше не видел?
— Ты сам настоял на этом. Мы договорились, что я буду невидимым для тебя, пока либо ты сам меня не обнаружишь, либо не начнется третья часть твоей жизни, — пояснил лепрекон.
— И сколько всего частей я себе приготовил?
— Всего четыре, две из которых завершил, третью начинаешь, а четвертая начнется позднее.
— Почему я сейчас тебя вижу, а раньше не видел?
— Ты сам настоял на этом. Мы договорились, что я буду невидимым для тебя, пока либо ты сам меня не обнаружишь, либо не начнется третья часть твоей жизни, — пояснил лепрекон.
— И сколько всего частей я себе приготовил?
— Всего четыре, две из которых завершил, третью начинаешь, а четвертая начнется позднее.
— Не уверен, смогу ли еще долго жить в этом мире, — начал я. — Порой, кажется, что прожил десять жизней. Рад, что трудности остались позади. Не знаю, чем сейчас заняться, и в то же время мне не сильно-то и хочется чем-то заниматься. Ощущение, как будто завершил большое приключение и обнаружил, что не могу найти ничего такого, что вызывало бы интерес.
— Слышу, приятель. Прекрасно слышу тебя. Вот почему я появился сейчас, пока еще мое время не вышло. Впереди тебя ждет плаванье с попутным ветром. Но после всего, что ты пережил, попутный ветер может показаться сковывающим, странным, страшным и даже…
— О’кей, я понял, скучным, — прервал его я.
— Да? Почему — как ты считаешь?
Покачав головой, я ответил:
— Потому что чувствую растерянность, не зная, что делать дальше. Всю жизнь я с чем-то боролся, а теперь, когда все дается легко, я не знаю, что делать. Даже не уверен, что знаю, чего хочу. Похоже, раньше столько сил уходило на борьбу, что даже не было времени задуматься, чего же я хочу от этой жизни.
— АХХХ, да, продолжай.
— Пожалуй, то, чего я желал раньше, когда находился в борьбе, было больше бегством от обстоятельств, чем следованием тому, что мне радостно, — я замолчал на минуту, припоминая былое. — А теперь, оставив позади грусть и борьбу за выживание (например, работы, которые не любил и которые не помогали в моем жизненном поиске), я в растерянности и не знаю, чего хочу, — я снова глубоко задумался.
Согласитесь, довольно странно сидеть на веранде и выкладывать свои мысли какому-то психотерапевту-лепрекону. В то же время я понимал, что это должно закончиться написанием еще одной книги, чего я точно не хотел. Опять-таки, какое же это следование тому, что мне радостно?
Я взглянул на лепрекона, с чрезвычайно удовлетворенным видом сидевшего на стуле. Своим видом он излучал радость, отсутствие сожалений и невоплощенных желаний. Он был рад запахам в каждом вдохе. Добрый и вежливый и, в то же время, крепкий и сильный, несмотря на малый рост. Наверняка, он не был совершенен, и его жизнь не была лишена своих вызовов, но внешние обстоятельства, казалось, не влияли на его внутренний свет.
Я смотрел в него, как в открытую книгу. Было ясно видно, что он не замыкался в себе, а, наоборот, излучал свое сияние, свой опыт наружу. Можно было бы сказать, что его любовь, источник внутреннего сияния, создавала окружающий мир, или, другими словами, любовь формировала его восприятие мира. На мой взгляд, он довел до совершенства то, над чем я работал.
— Как думаешь, приятель, у кого я этому научился? — прервал он мои мысли, очевидно, услышав, о чем я думаю.
— Не понимаю, о чем ты, — покачал головой я.
— Да? Порой ты ведешь себя, как намокшая палка, пытающаяся удержаться на плаву! Ха-ха-ха!
— Что если я, действительно, хочу плавать?
— Тогда ты не был бы намокшим, ты родился бы сухой палкой.
— Возможно, я специально родился мокрым, чтобы выглядеть сухим стало испытанием.
— Прекрасно, но тогда почему, приятель, ты скулишь, как не настроенная скрипка?
— Потому что я уже плыву, но не знаю, что делать дальше! Ты что, плохо слышишь?
Никак не разберусь, кто же я на самом деле: палка, что не держится на воде — или сумасшедший?
— Хм-м-м-м, пожалуй, сумасшедшая размокшая палка! — Он с удовольствием пошевелил пальцами.
Вставая с кресла, чтобы сделать себе сандвич, я пробормотал:
— Кто-то из нас двоих здесь явно сумасшедший, явно!
Если не хочешь вовлекаться в какое-либо явление,
То не оценивай его.
Будь нейтральным,
Позволь ему быть.
И тогда останешься свободным от него.
Глава пятая
Роясь в холодильнике в поисках чего-то подходящего, я заметил, что лепрекон последовал за мной. Он уже сидел за кухонным столом с салфеткой из носового платка на груди, очевидно, в полной уверенности, что ему тоже что-то перепадет. Его салфетка, скорее, была призвана предохранять еду от различных лесных жителей, бегающих по рубашке, чем последнюю от еды. Я впервые мог рассмотреть своего гостя в профиль. Чем дольше я глядел, тем больше мне казалось, что он только что вылез из лисьей норы. В воздухе висели принесенные им запахи — если вам доводилось в густом лесу засовывать голову в нору под деревом, то вы знаете эту смесь запаха сырой земли и хвои. Конечно, сам я никогда такого не делал!
— Интересно, что едят лепреконы? — подумал я, занимаясь своим сандвичем.
— Пироги! С пирогом никогда не ошибешься, — сказал он, очевидно, услышав мои мысли.
— Пирогов нет, — я продолжал готовить сандвич.
— А это, по-твоему, что? — раздался его приглушенный голос.
Я посмотрел в направлении стола — его там не было. Уголком глаза я заметил, что его толстый зад торчит из холодильника. И вот он уже гордо стоит, в руках тарелка с куском пирога. Аппетитным куском пирога, заметьте.
— Мне все достается так легко, ням-ням! О, как легко мне все достается, ням-ням! — пел он, идя к своему стулу у кухонного стола.
Я же в это время думал, не спеть ли и мне какую-нибудь песенку? Что-то вроде «Раз — раздавленный лепрекон, два — раздавленный лепрекон, пятьдесят два способа раздавить лепрекона». Он услышал меня, я уверен в этом. И я хотел, чтобы он услышал.
Отрезав себе половину куска сыра и положив остаток в холодильник, я сложил свою еду на тарелку и направился к столу — и тут заметил вторую половину сыра у него на тарелке.
Следующие двадцать минут мы спорили о еде. Дело в том, что лепреконы не едят, а лишь высасывают из еды ее эссенцию или жизненную энергию. Сама еда, можно сказать, остается.
И вот, после того, как он высасывал жизненную энергию из какого-нибудь куска пищи, я брал и съедал этот кусок. Лепрекон находил это совершенно отвратительным, что доставляло мне определенное удовлетворение. К тому же это была не единственная игра, в которую мы играли, — потому к концу еды на нас было больше, чем в нас. К тому же часть еды была раздавлена в попытках отобрать ее друг у друга. К одной из попыток присоединился даже пес Руди, который, по всей вероятности, и выиграл, в конце концов, больше других.
Всегда помни, что окружающее
Лишь отражает тебя самого в настоящем моменте.
Когда мы с любовью изменяем себя,
Меняется весь мир.
Глава шестая
Первая часть моей жизни была потрачена на выживание. Затем пришли поиски причины несчастья и попытки избавиться от внутренней печали, многие годы занимавшие меня, придававшие существованию смысл и даже некую цель. Но сейчас, решив эти вопросы и найдя то, чего мне не хватало, я оказался перед вопросом: «Что делать дальше?» Если вам довелось прочитать мою первую книгу «Посланник», то вы знаете, через что я прошел, прежде чем обнаружил тайные знания о любви. Они изменили мою жизнь — все стало получаться легко. Появилось ощущения легкости и покоя. Все, чего я когда-нибудь желал, пришло — с любовью, с радостью и невероятно легко. С деньгами полный порядок, нет нужды тяжело работать на нелюбимой работе. Я нашел свою половинку, мою родственную душу. Мы счастливо живем в доме с видом на океан, дом окружен лесом, из него открывается вид на необыкновенные восходы солнца. Мы с друзьями зовем это место раем. С шести лет я был очарован яхтами и, наконец, тридцать восемь лет спустя у меня появилась своя яхта. Не скажешь, что мы богаты, но у нас есть все, что необходимо, — а если еще чего захотим — то можно будет создать. Я нахожусь в процессе сотворения еще некоторых вещей, а именно — дома на Гавайях и яхты большего водоизмещения, на которой можно отправляться в более длительные плаванья. Мне нравится с радостью и интересом ожидать появления этих вещей, каждой в свое время. Как перед Рождеством — вы спокойны в знании, что оно приближается и что будет лучше, чем можно предполагать, а потому нет необходимости подгонять время.
Прелесть искусства посылания любви и творения любовью еще и в том, что с какого-то момента вы уже уверены, что получите желаемое, а потому не требуете от себя определенности относительно того, когда это случится и каким образом. В неопределенности есть своя красота — так же, как и в ожидании подарков перед Рождеством. Наблюдать за тем, как необычно наши желания воплощаются в жизнь, увлекательно само по себе, и, порой, это приносит больше радости, чем само исполнение желания. Наверное, потому и говорят иногда, что движение по пути важнее цели. Но и после всего сказанного остается ощущение, что чего-то, какого-то умения, мне недостает. Возможно, я обладал им в раннем детстве, но позже утратил. Оглядываясь на окружающий мир, я повсюду замечаю людей в таком же положении. Удивительно, что, давая другим людям советы, которым они с успехом следуют, я не замечал, что не выполняю собственных же указаний. Я не знал, каким образом применить их к моей жизни. Поэтому и решил написать эту книгу, как продолжение «Посланника», первой книги в серии «Жизнь, полная любви». Ведь вам, наверняка, пригодится узнать, как найти радость, и как двигаться вслед за ней по дороге к прекрасной жизни, полной любви и изобилия.