Он нашел телефон под горой бумаг. Значилось всего несколько входящих звонков, но, к его огорчению, среди них не было того, которого он так ждал. Кликнув мышкой, он вывел ноутбук из спящего режима, ввел пароль и открыл свой почтовый ящик. Там тоже не было никаких сообщений. Разочарование пронизало все его тело, как медленнодействующий яд. Что могло случиться? Что он сделал не так?
Он встал и подошел к шкафу. Чуть помедлив, выдвинул ящик. Среди футболок он нащупал фотографию и вынул ее. Темные глаза. Светлые волосы. Милая улыбка. Вообще-то ему следовало бы уничтожить фотографию, но у него рука не поднималась это сделать. Тоска по ней причиняла ему боль, как удар ножа. И ничто не могло смягчить эту боль.
«Вы достигли объекта, – объявил голос в навигаторе. – Объект расположен на левой стороне».
Майке нажала на тормоз и растерянно посмотрела по сторонам.
– Что это такое? – пробормотала она и сняла солнечные очки. Она находилась в лесу. После яркого света она поначалу не могла разглядеть ничего, кроме деревьев и подлеска, темной густой зелени, тут и там окрапленной солнечными бликами. Но неожиданно она увидела посыпанную щебнем лесную дорогу и жестяной почтовый ящик, какие ей встречались в американских фильмах. Майке решительно включила поворотник, свернула на дорогу и поехала, преодолевая неровности, по извилистой лесной дороге. Ее напряжение возрастало. Кто такой БП? И кто этот К? Что ждет ее в конце лесной дороги? Она миновала последние ряды деревьев. Неожиданно перед ней вспыхнул яркий свет, ослепив ее. За поворотом, к ее удивлению, неожиданно выросла настоящая крепость. Металлические ворота с камерами наблюдения, плотный забор с секцией колючей проволоки наверху. Предостерегающие таблички предупреждали непрошеных гостей об опасности получения повреждений от укусов собак, поражения током высокого напряжения и действия мин.
Что за черт! Военизированная запретная зона в центре района Майн-Кинциг? В какую историю влипла ее мать? Майке включила заднюю передачу и поехала назад по гальке, пока не достигла развилки. Дорогой, судя по всему, пользовались не часто, но она вела туда, куда собиралась направиться Майке. Когда она отъехала уже достаточно далеко от главной дороги, чтобы никто не мог заметить броский красный автомобиль, она достала из «бардачка» бинокль, задвинула крышу и пошла дальше пешком. Примерно метров через пятьдесят дорога закончилась. Майке пошла правее и вскоре дошла до опушки леса. Металлические ворота находились чуть дальше, поэтому здесь она была вне зоны действия камер наблюдения, которые размещались над воротами. Поодаль, на опушке молодого ельника, Майке увидела наблюдательную вышку. К счастью, на ней были джинсы и кроссовки, потому что крапива и чертополох достигали метровой высоты. Было похоже, что вышка уже давно не использовалась: деревянные ступени лестницы поросли мхом и прогнили. Майке осторожно забралась наверх и, проверив прочность деревянного сиденья, опустилась на него. Отсюда, сверху, у нее был прекрасный обзор.
Она отрегулировала резкость бинокля и увидела гараж, перед открытыми воротами которого расположилось как минимум двадцать мотоциклов – сплошь тяжелые, сверкавшие хромом машины, преимущественно «Харли-Дэвидсоны» и два или три «Роял-Энфилда». Рядом находился скрапный двор, отделенный забором из проволочной сетки, где хранилось множество запчастей для автомобилей и мотоциклов, шины и бочки с маслом. В тени большого каштана, рядом с гаражом, стояли столы и скамейки, от поворотного гриля шел чад, но нигде не было видно ни единого человека. На другой стороне большого двора в вольерах, обнесенных решеткой, мирно нежились на солнце бойцовые собаки, о которых предупреждали таблички у ворот.
Было почти тихо, пока не послышался отдаленный рокот двигателя самолета. Вокруг в кустарнике жужжали пчелы и шмели, а где-то в глубине леса куковала кукушка.
Майке со своего возвышения осмотрела остальную обнесенную забором территорию. Между деревьями располагался жилой дом, окруженный ухоженным садом с тщательно постриженным кустарником, цветущими клумбами и изумрудно-зелеными газонами. Недалеко от террасы сверкал своей голубизной плавательный бассейн, а чуть дальше, сзади, в саду, находилась детская площадка с качелями, песочницами, шведскими стенками и горкой. Мирная идиллия среди заборов из колючей проволоки, тяжелых мотоциклов и агрессивных бойцовых собак за мощной решеткой. Очень странно. Что же здесь находится?
Майке сделала своим айфоном пару фотографий, затем включила определение местоположения в Google Maps и увеличила спутниковое изображение, но, к ее огорчению, картинка устарела на несколько лет, так как на ней не было ни забора, ни скрапного двора. Раньше этот земельный участок, похоже, был простой крестьянской усадьбой, а потом какая-то сомнительная организация переоборудовала ее под свои нужды. Вся эта история попахивала криминалом. Наркотики? Похищенные автомобили и мотоциклы? Торговля людьми? Или, может быть, что-то политическое?
Майке опять взяла бинокль и направила его на дом.
Неожиданно она испуганно вздрогнула. На втором этаже кто-то стоял у окна и в одной руке держал перед глазами бинокль, а в другой – мобильник около уха. И этот кто-то смотрел точно в ее направлении! Черт возьми, неужели ее заметили?
Она поспешно стала спускаться по деревянным ступеням вниз. Одна ступень хрустнула и обломилась, Майке потеряла равновесие и упала в крапиву. Выругавшись, она поднялась на ноги, и именно в эту секунду из леса показался огромный черный автомобиль с зеркальными стеклами в сопровождении четырех мотоциклов. Но колонна поехала не во двор, а прямо на поросшую травой полевую дорогу, непосредственно в направлении вышки. Майке, не раздумывая слишком долго, стала пробираться через крапиву, густой колючий кустарник в лес. Слово «страх» всегда было чуждо ей, во времена жизни в Берлине она обитала в одном из самых криминальных кварталов столицы и всегда знала, как спасти свою шкуру, если на нее нападут. Но здесь было что-то другое. Она была неизвестно где и никому не сказала, куда поехала.
Машина и мотоциклы остановились, двери открылись. Послышались голоса. Майке решилась посмотреть назад и увидела косынки, золотые цепи, черную кожу, бороды, татуировку. Неужели крепость была штаб-квартирой банды байкеров? Собака залаяла, но сразу же замолчала. В подлеске раздался хруст. Они пустили в погоню за ней бойцовую бестию! Майке мчалась что есть силы и надеялась успеть добежать до машины, прежде чем собака догонит и схватит ее. Она ни секунды не сомневалась в том, что на огромном участке земли есть тысяча возможностей, чтобы непрошеные гости навсегда исчезли здесь без следа. Ее воображение рисовало картины с ямами для навозной жижи, бочками с кислотой и бадьями для бетонной смеси. Ее «Мини» байкеры наверняка быстро разберут на запчасти и спрячут где-нибудь на скрапном дворе или сразу вместе с ее трупом в багажнике пустят под пресс. И тут она увидела, как между стволами деревьев вспыхнуло что-то красное! Майке казалось, что ее сердце в любой момент может выпрыгнуть из груди, у нее кололо в боку и не хватало воздуха, но ей удалось вытащить ключи от машины и нажать кнопку на брелоке дистанционного управления. Одновременно ей перерезала путь собака. Черный пес с сильно развитой мускулатурой с оскаленными зубами бросился на нее. Она увидела белоснежные зубы, широко раскрытую темно-красную пасть и услышала хриплое дыхание.
– Ложись! – прогремел мужской голос, и Майке послушалась не раздумывая. В следующую секунду раздался оглушительный выстрел. Собака, которая уже приготовилась к прыжку, кажется, застыла в воздухе, ее тело с глухим звуком ударилось о крыло красного «Мини».
– Я видел Ханну в последний раз вчера, на вечеринке после передачи. – Управляющий компанией «Херцманн продакшн ГмбХ», высокий худой мужчина лет под пятьдесят, с выбритой лысиной и козлиной бородкой, которая делала его на несколько лет старше, смотрел на Пию красными кроличьими глазами через толстые стекла роговых очков. Не было сомнений, что он мало спал минувшей ночью.
– Когда это было?
– Около одиннадцати. – Ян Нимёллер, одетый с головы до ног во все черное, пожал плечами. – Может быть, минут десять двенадцатого. Я сам ушел с вечеринки, поэтому не могу сказать, как долго она там оставалась.
– Она ушла около полуночи, – сказала Ирина Цидек, ассистентка Ханны Херцманн. – Еще до того, как началась гроза.
– Она вам не сказала, не собирается ли она еще куда-нибудь? – спросила Пия.
– Нет. – Нимёллер покачал головой. – Этого она никогда не говорила. Она всегда делала тайну из своей личной жизни.
– Ты говоришь о ней так, будто ее больше нет, – возмутилась Ирина Цидек и громко высморкалась. – Ханна не делает никакой тайны, просто она тебе не все рассказывает.
Нимёллер обиженно молчал. Очевидно, у этих двоих не было особой симпатии друг к другу.
– У фрау Херцманн не было при себе ни документов, ни мобильника, ни сумки, когда ее обнаружили, – сказала Пия. – Мы вышли на вашу фирму через автомобильные номера. Где она живет?
– В Лангенхайне, это район Хофхайма, – ответила ассистентка. – Роткельхенвег, 14.
– Что вы можете рассказать нам о ее частной жизни?
– Ханна пару месяцев назад… я имею в виду, они с мужем разошлись, – сообщил Ян Нимёллер.
Пия сразу заметила его короткое замешательство.
– Она развелась – или они развелись? – попыталась уточнить Пия.
– Ханна развелась с Винценцом, – уточнила Ирина.
– У вас с ней, похоже, доверительные отношения, – констатировала Пия.
– Да, это верно. Я уже больше пятнадцати лет работаю у Ханны ассистенткой, и у нее от меня почти нет тайн. – Ирина Цидек мужественно улыбнулась, но ее глаза блестели от едва сдерживаемых слез.
– У вас есть адрес и номер телефона господина Херцманна?
– Корнбихлера, – поправила ее Ирина. – Винценц Корнбихлер. Ханна при замужестве не стала брать его фамилию, а оставила свою. К сожалению, у меня есть только номер его мобильного телефона. Подождите, я сейчас найду.
Пока она искала в планшете номер телефона, Пия рассматривала большое помещение зала заседаний. Ханна Херцманн была вездесуща. Ослепительно красивая и самоуверенная, она улыбалась с многочисленных фотографий, развешанных по белоснежным стенам. Какое чувство испытывает человек, постоянно держа перед глазами собственное изображение? Многие известные и успешные люди имеют какие-то свои слабости. Может быть, у Ханны Херцманн такой слабостью было тщеславие?
Пия рассматривала многочисленные плакаты в рамках и фотографии и вспоминала жестоко изувеченное лицо женщины, которую так часто видела по телевидению. Кто мог с ней такое сотворить?
Полчаса назад из больницы поступила информация о том, что Ханна Херцманн получила тяжелые внутренние повреждения, которые потребовали немедленной экстренной операции. Подробности будут позднее после тщательного судебно-медицинского обследования.
Необузданная жестокость, с которой действовал преступник, заставляла предполагать, что в деле свою роль сыграли эмоции: ненависть, гнев, отчаяние. А такие чувства мог иметь только тот, кто лично был знаком с жертвой и, может быть, даже имел с ней подобные отношения.
– Были еще какие-нибудь проблемы или изменения в последнее время? Неприятности с кем-нибудь? Угрозы? – расспрашивал Боденштайн, который до этого момента не вмешивался в разговор.
Ассистентка и управляющий компанией пережили первый сильный шок и ужас от услышанных новостей и теперь вели себя осторожно. Некоторое время в большом помещении было очень тихо. Через полуоткрытое окно доносился приглушенный уличный шум, мимо прошелестел поезд городской железной дороги.
– Любой человек, столь успешный, как Ханна, имеет завистников, – сказал Нимёллер уклончиво. – Это ведь совершенно нормально.
– Но это ненормально, когда кого-то избивают, насилуют и запирают в обнаженном виде в багажнике собственного автомобиля, – возразил Боденштайн безжалостно.
Ян Нимёллер и Ирина Цидек быстро переглянулись.
– Примерно три недели назад Ханна уволила продюсера, который проработал у нас много лет, – проговорила наконец Ирина. – Но Норман никогда не сделал бы ей ничего плохого. Он и мухи не обидит. Кроме того… его не интересуют женщины.
Пию постоянно удивляло, на какие немыслимые ошибочные оценки способны люди в отношении своих ближних. Даже самый миролюбивый человек мог стать преступником, если он попадал, казалось бы, в безвыходное положение, находился в исключительном состоянии, которое не был способен контролировать. Часто в этом случае важную роль играл также алкоголь, и мягкий, безобидный человек превращался в жестокого убийцу, который в своих насильственных действиях в состоянии аффекта терял все тормоза.
– По статистике, лишь немногие насильственные преступления совершаются хладнокровными профессионалами, – сказала с сомнением Пия. – В большинстве случаев преступники входят в непосредственный круг общения жертвы. Как имя мужчины, которого уволила фрау Херцманн, и где мы можем его найти?
Ирина Цидек неохотно продиктовала ей фамилию и адрес в Бокенхайме.
– Мне помнится, имя фрау Херцманн совсем недавно мелькало в газетных заголовках, – сказал Боденштайн. – Кажется, речь шла о гостях ее программы, которые почувствовали себя уязвленными?
– Такое иногда случается, – попробовал смягчить ситуацию управляющий. – Люди перед камерой слишком усердствуют и только потом замечают, что наговорили лишнего. И тогда они начинают жаловаться. Только и всего.
Казалось, его немало раздражало, что Боденштайн не сидел за столом, а ходил по комнате.
– Но в данном случае это все же было нечто большее, чем просто жалоба, – упорствовал Боденштайн, стоя у окна. – Фрау Херцманн в дальнейшем исправила ситуацию в новой программе?
– Да, это верно. – Ян Нимёллер неловко ерзал на своем стуле, его выступающий кадык ходил то вверх, то вниз.
– Нам нужен список имен и адресов всех, кто когда-либо предъявлял претензии. – Боденштайн достал свою визитную карточку и положил ее перед Нимёллером. – Постарайтесь, пожалуйста, сделать это в ближайшее время.
– К сожалению, это довольно длинный список, – сказал управляющий. – Мы…
– Боже мой! – прервала его Ирина Цидек. – Я должна позвонить Майке. Она ведь понятия не имеет, что произошло!
– Кто такая Майке? – поинтересовался Боденштайн.
– Дочь Ханны. – Ассистентка взяла телефон и нажала клавишу. – Она работает у нас в летние каникулы ассистентом продюсера. Когда Ханна сегодня утром не пришла на редакционное совещание и не отвечала по мобильному телефону, Майке поехала к ней домой. Вообще-то она уже давно должна была позвонить.
– Ну когда же придет папа? – спросила Луиза в десятый раз, и каждый из этих вопросов ранил Эмму прямо в сердце.
– В два часа. Через пять минут.
С того момента, как Эмма на час раньше, чем обычно, привела Луизу из детского сада, та, стоя на коленях на широком подоконнике кухонного окна с любимой мягкой игрушкой под мышкой, беспрерывно смотрела вниз на улицу. Она вертелась от нетерпения и, казалось, не могла дождаться того момента, когда сможет наконец уйти от нее. Это травмировало Эмму, пожалуй, больше, чем неверность Флориана.
Луиза всегда была «папиным» ребенком, хотя Флориан так редко бывал дома и так мало занимался своей дочкой. Но если он был свободен, то они были неразлучны, и Эмма чувствовала себя лишней. То и дело она испытывала ревность к этому двойственному союзу отца и дочери, в котором ей не было места.
– Приехал! Я вижу папину машину! – закричала неожиданно Луиза и ловко соскочила вниз с подоконника. Она схватила свою сумочку и подбежала к входной двери, взволнованно перепрыгивая с одной ноги на другую. Ее щеки пылали, и когда Флориан через несколько минут стал подниматься по лестнице, она распахнула дверь в квартиру и бросилась к нему в объятия, издавая радостные крики.
– Папочка! Папочка! Поехали в зоопарк, прямо сейчас!
– Если ты хочешь, моя золотая. – Он, улыбаясь, прикоснулся своей щекой к ее лицу, и она обвила его шею своими ручонками.
– Привет, – сказала Эмма своему мужу.
– Привет, – ответил он, избегая ее взгляда.
– Вот сумка Луизы, – сказала она. – Я положила ей несколько платьев, ночную рубашку и вторую пару обуви. И еще две пеленки. Иногда ей это еще необходимо по ночам…
Ком в горле мешал ей говорить. Какая ужасная ситуация! И теперь это будет повторяться каждые четырнадцать дней – эта холодная, деловая передача! Может быть, ей стоит попросить Флориана вернуться и просто игнорировать его измену? А что, если он на это не согласится? Может быть, он только рад избавиться от нее.
– Ты действительно намерен разводиться? – спросила она глухим голосом.
– Но это ты меня выкинула из дома, – напомнил он, все еще не глядя на нее. Чужой человек, которому она больше не верила. Тем ужаснее было отдавать ему своего ребенка.
– Но ты мне до сих пор ничего не объяснил.
Ни одного слова Флориана, никаких оправданий, никаких извинений.
– Давай поговорим на следующей неделе, – уклонился он, как обычно, от ответа.
Луиза нетерпеливо крутилась на руках Флориана.
– Поехали, папа, – торопила она отца, не представляя себе, насколько жестоки были для ее матери эти машинальные и оттого более откровенные слова. – Поехали же, наконец!
Эмма скрестила руки на груди, с таким трудом борясь с подступающими слезами, что у нее почти перехватывало дыхание.
– Пожалуйста, следи за ней как следует, – сказала она почти шепотом.