А затем к нему приблизился один из чужаков, закурил, небрежно кинул под ноги смятую пачку и сказал:
– Плохи дела, батя. Эта штука – она везде. Разрослась по всему твоему двору и дальше будет расти. Не знаю, когда мы ее выковырнем. Утром обещали экскаватор подогнать...
– И что? – глухо проговорил Егорыч.
– А что? Лучше, батя, если ты разберешь дом и перенесешь на другое место, пока он сам не рухнул. Если успеешь. А то он, как и сарай, того...
– Чего того? – зарычал Егорыч, сжимая кулаки.
– Ага. И вообще, переночевали бы вы сегодня у соседей от греха...
– Господи... – прошептала побледневшая супруга.
– Да, такие вот дела, – вздохнул чужак.
Егорыча душили и страх, и злость, и обида. Он даже не заикнулся про ущерб, хотя об этом ему и следовало сейчас подумать. Он только кусал губы и хрустел пальцами, поток проклятий так и рвался наружу.
– Раньше надо было сообщать, – развел руками москвич. – А теперь – что ж...
Егорыч не пошел ночевать к соседям. Работы в его дворе продолжались всю ночь, а он так и сидел на крыльце, не сомкнув глаз. Сидел, хотя усталость валила с ног. Сидел и прислушивался, как тихонько вздрагивает и шевелится под ним земля, как помаленьку оседает и корежится родимый дом.
* * *На следующий день после полудня в поселке увидели Севу – как всегда, бодрого и деловитого. На плече у него висело новенькое помповое ружье со складным прикладом. Свидетелями его появления стали трое мужиков, которые стояли, подперев магазин, курили папиросы и распивали одну бутылку пива на троих.
Сева зашел в магазин, купил сигарет и бутылку газировки. Вышел на улицу, закурил.
– Пойду поохочусь, – сказал он, уловив пристальные взгляды мужиков.
Те не ответили, молча проводив его взглядами. Минут через пять один из них – кубообразный Степа Брикет – раздумчиво проговорил:
– Любопытно было узнать, на кого?
– Последний заяц еще при колхозах удобрениями отравился, – согласился его товарищ.
– В позатом году у бабки Жучихи свинья в лес убежала, – добавил третий. – Может, словит ее, дикую...
После этого они допили бутылку и пересчитали оставшуюся наличность. С учетом освободившейся стеклотары, которую можно было здесь же сдать, хватало еще на одно пиво и пачку папирос.
Они еще некоторое время стояли у магазина, курили, бережно отпивали из бутылки и роняли всякие малозначительные фразы. И вдруг раздался выстрел.
– Глянь! Уже шмаляет.
– Рядом где-то. Прямо за рекой.
– Пожалуй, стадо увидел.
– Ясное дело, перепугался. Городской же человек...
– Вот же чудило. Даром что ружье хорошее.
– Дрянь, а не ружье. Я помочиться дальше могу, чем оно стрельнет.
Снова раздался выстрел. И сразу же – еще один. Это прозвучало уже как-то тревожно. Мужики даже отклеились от стенки магазина и посмотрели в сторону реки. Ничего они, конечно, не увидели.
– Не пойму я... – нахмурился Степа.
И опять раздался выстрел.
– Слышали? Вроде крик...
– Надо бы это... Сходить, что ли. Поглядеть. А то...
Вся троица поспешно направилась к переправе. По пути было слышно еще три выстрела, и это помогло не ошибиться с направлением. За мостом стало ясно, что пальба ведется в ельнике, нависающем над спуском к реке, – больше было негде.
Ребята прибавили шагу. И вскоре отчетливо услышали: «Помогите!» Тогда они, не сговариваясь, перешли на бег.
– Клещи его там заели, что ли? – бормотал Степа.
Они ступили в черно-зеленую еловую гущу и пошли дальше, отодвигая с пути тяжелые ветви. Очередное «помогите» раздалось уже совсем близко.
Степан увидел Севу первым. Увидел – и встал как вкопанный, тараща глаза.
– Вот же чудило! – только и смог выговорить он.
Его товарищи, заметив Севу, сказали приблизительно такие же слова.
Сева висел в метре от земли на каких-то лианах. Несколько молодых пышных елок оказались опутаны толстыми, тускло блестящими стеблями, сходившимися у земли в единый мощный ствол. В этих стеблях и завис Сева, беспомощно дрыгающий конечностями и кричащий о помощи. Ружье уже валялось внизу, рядом краснели цилиндрики стреляных гильз.
– Ну ты попал! – с чувством проговорил Степан, делая попытку выдернуть москвича из растительного плена.
– Глядите сами не попадите, – ответил тот, приободрившись при виде спасателей.
– Да мы уж не попадем, не волнуйся. Это только вы попадаете...
– Как же так угораздило, это ж уметь надо!
Между тем попытки вызволить Севу успеха не приносили. Два мощных стебля перехлестнулись у него через туловище – от пояса к плечу, еще один обвил ногу. Десятки более мелких опутали руки и ноги, заползли в карманы жилетки, уцепились даже за ремень джинсов.
Сева свободной рукой вытащил из футляра свой нож и попробовал пилить, но тщетно. Мужики облились тремя потами, пока не осилили задачу. Пока двое оттягивали стебли в стороны, Степан по частям освобождал пленника, выдергивая из западни то руку, то ногу.
Наконец Сева вывалился из паутины, упал на землю и некоторое время лежал, нервно дрожа.
– Вставай, чего разлегся?
– Нет, ты скажи, зачем туда полез, обезьянья твоя душа?
– Я не полез, – проговорил Сева, переводя дыхание. – Я подошел посмотреть, что тут за джунгли выросли. Пока смотрел – одной ногой зацепился, другой запутался... Гляжу – а я уже повис. И никуда. Лучше вы расскажите, что у вас за кусты такие растут, что людям пройти нельзя?
– Кусты как кусты, не хуже, чем у вас в Москве.
– Вообще я таких не видал еще... – осторожно проговорил один из мужиков.
Все замолкли и еще раз посмотрели на захлестнутые лианами елки. И поняли, что действительно никто не видел ничего подобного. Пучок, из которого тянулись темные упругие стебли, был толще и мощнее, чем все растения вокруг, включая и деревья. Он словно бы верховодил над ельником, захватив его в свою власть.
Мужикам стало неуютно.
– Пошли отсюда, а?
– Да уж, пошли...
Все четверо зашагали прочь от странного места, постепенно набирая темп. И вдруг позади раздался оглушительный треск. Сева сорвался, пробежал метров десять и лишь затем остановился посмотреть.
Земля ходила ходуном. Лианы скручивались, сползались к центру, ломая толстенные еловые ветви. Со стороны казалось, что весь этот участок леса накручивается на шнек мясорубки.
Мужики, ошеломленно вскрикивая и охая, начали пятиться. С пушечным грохотом переломилась пополам толстенная елка. Земля вспухала, покрывалась трещинами, из нее ползли и ползли могучие грязные корни.
– Уходим! – пронзительно крикнул Сева.
Все как по команде рванули к опушке. Миновали ее и, не останавливаясь, выскочили на пологий склон берега. Лишь здесь остановились и обернулись.
В ельнике не прекращался хруст и треск. Верхушки самых высоких деревьев раскачивались в разные стороны. Отсюда казалось, что через лес движется великан, раздвигая путь могучими лапами.
И вдруг все стихло. Только потревоженные птицы истерично голосили и метались в небе да где-то стонала беспокойная корова.
– Ну, чего? Куда теперь? – сдавленно проговорил Сева.
– Не знаю, куда ты, – сказал Степан, в упор посмотрев на москвича, – а мы – нервы лечить.
– Вы чего? – встревожился Сева. Взгляд Степана был слишком уж многозначительным.
– А чего? По-моему, с тебя причитается, – и он протянул широкую, как лопата, ладонь.
– Ну да, ну да... – Сева поспешно залез в карман, выгреб горсть купюр и, не считая, положил на ладонь-лопату.
– Айда, мужики, за микстурой, – улыбнулся вмиг подобревший Степан.
* * *К вечеру Ленечка Выкусь-Накусь ждал гостей.
У москвичей возникла проблема – хорошенько пропечь старого космонавта Олейника в баньке, дабы избавить хоть на время от радикулита. Само собой, все указали на Леньку, у которого была лучшая в поселке баня – большая, новая, пахнущая дымом, свежим деревом и чем-то еще, от чего сладко хватает сердце и делается хорошо на душе.
Гендос, уже твердо взявший на себя добровольные обязанности сотрудника по связям с общественностью, протянул Ленечке несколько денежных бумажек, завернутых в платок, и наказал:
– Сделай вроде банкета. Деньги общественные, извиняюсь, специально выделены.
Ленечка некоторое время ходил с этими деньгами, не зная, на что их употребить. Все продукты были свои: и соленья, и кровяная колбаска, и картошка, и самогон... Хотя самогон, пожалуй, не вписывался.
Ленечка сходил в магазин, где имелись водка и коньяк. Он раздумчиво побродил вдоль прилавка, прикидывая, сколько бутылок брать, как бы не ошибиться. Наконец, взял из расчета бутылка на двух человек и одна запасная, чтоб потом не бежать.
Кроме космонавта, в баньку был приглашен, естественно, Гендос, а также несколько мужиков, которых нестыдно было усадить на одну лавку со знаменитостью. Список приглашенных Ленечка составлял очень придирчиво и даже нажил на этом несколько врагов. Ясное дело, всем хотелось попариться с тем самым Олейником, послушать разговоры, всякие новости, да мало ли что...
Еще Ленечка позвал соседку, вдову Варвару. Не париться, конечно, а помочь собрать в саду столик, за которым вся компания могла бы посидеть после парилки.
К девяти стали подтягиваться участники мероприятия. Пришел Ызя, которого считали ученым, поскольку он был когда-то женат на учительнице. Затем появился Веня Марафет – большой специалист по разным банно-лечебным процедурам. Вслед ему притопал с дальнего конца поселка Ледоколыч – бывший инженер корабельной верфи. Несколько лет назад он сбежал в сельскую местность от стервозной жены и тещи да так и прижился тут.
Космонавта привезли на машине. Парня, который сидел за рулем, тоже пригласили в компанию, но тот отчего-то отказался.
Мужики робели в присутствии Олейника, хотя тот был прост и обыкновенен, как любой из них. Он неторопливо поздоровался с каждым, затем присел под яблоню, умиротворенно поглядывая вокруг.
– Надо бы тяпнуть по маленькой, – тихо предложил Ызя Ледоколычу. И виновато добавил: – Как бы для начала разговора, понимаешь?
– Надо бы, – туманно согласился Ледоколыч, почесав затылок трубкой, но так ничего и не предпринял.
Наконец Ленечка позвал всех в парилку. На первом заходе стало ясно, что космонавт прекрасно во всем разбирается – как по бокам веничком пройтись, какого настоя плеснуть на камни, чтоб сделать в воздухе приятный аромат. Позже, когда языки у мужиков оболтались и все дули квас в предбаннике, мало-помалу завязался разговор.
– Домашний квас-то? – спросил Олейник. – Давно такого не пробовал.
– После бани лучше квас, чем пиво, – сказал Веня, подняв палец. – Оно для печени лучше. Пиво можно в любой момент принять, но сейчас надо квас.
– На орбиту пиво брать разрешают? – поинтересовался Ледоколыч, прочищая пальцем свою трубку.
– Не то чтобы разрешают, – пожал плечами Олейник. – Было, ребята коньяк с собой привозили.
– А чего ж, – проговорил Веня, – их и не обыскивают, когда летят?
– Нет, не обыскивают, – рассмеялся Олейник. – Немного личных вещей брать можно.
– А страшно в космосе? – подал голос Ленечка.
– Как сказать... Домой очень хочется. С орбиты ведь все видно – можно даже свой дом в телескоп увидеть.
– Зато когда прилетаешь, тогда полный отходняк, ага? – предположил Ледоколыч.
– Когда прилетаешь, тебя тяготение так плющит, что ни о чем не думаешь поначалу, – печально улыбнулся космонавт. – Это только по телевизору мы улыбаемся, а в жизни – нелегкие это минуты.
– А я слыхал, что, когда Гагарин прилетел, – таинственно проговорил Веня, – его на носилках унесли.
– Положим, Гагарин не так долго летал, чтоб его на носилках уносить, – ответил Олейник. – Хотя там случай был особый. Первый человек в космосе, первый раз – мало ли что с ним там стало...
– Да брехня! – наконец вступил в разговор Ызя. – Я другое слыхал. Гагарин на поле упал, а там люди работали. Подумали, шпион – да и поперли на него с вилами. Он им – товарищи, я Гагарин! Да какой там... Хорошо, вертолеты подлетели, еле отбили его от колхозников.
Космонавт на эти слова рассмеялся, но ничего не сказал. Гендос охотно подхватил смех, по-свойски поглядев на Олейника: мол, дикие люди, чего с них взять...
Как ни крути, а земные проблемы волновали мужиков поболее, чем космические. Каждому интересно было развеять туман вокруг таинственных метеоритов, наделавших столько переполоха. Но впрямую спросить не решались – вдруг военный секрет?
Первым не выдержал Ледоколыч. Он вынул изо рта трубку, которую так и не решился запалить, и осторожно спросил:
– А вообще вы тут надолго обосновались?
– Может, и надолго, – задумчиво ответил Олейник. – А что, сильно помешали?
– Да нет, – безразлично ответил Ледоколыч, рисуя трубкой круги на столе. – Просто народ волнуется. У Егорыча сарай развалился, а у других, между прочим, тоже сараи имеются. А тут, понимаешь, камни на голову сыплются. Да и что за камни такие, что корни пускают?
– Вот-вот, – присоединился Ызя. – Люди-то беспокоятся. Оно понятно, вы – москвичи, вам неинтересно какому-нибудь трактористу сложные вещи растолковывать...
Гендос толкнул Ызю локтем и одними губами произнес какое-то неслышное, но зверское ругательство.
– Растолковали бы, если б сами знали, – вздохнул космонавт. – А знаем мы очень-очень мало.
– А вы мало расскажите, – изрек Веня. – Нам много и не надо, мы люди простые...
– Хорошо, – легко согласился старый космонавт. – Секретов тут никаких нет, а если и есть – мы и сами их не знаем. Засекли эти штуки еще в космосе. Сначала думали, большой метеорит движется. Честно сказать, даже беды ждали – взрыва, пожара. Обошлось. Более того, оказалось, никто этого метеорита и не заметил, да еще и гроза небо закрыла... Выехали на поиски, поспрашивали – никто ничего не знает. Солдат на проческу пустили. Все бесполезно, пока до вас не добрались. Ну, дальше вы и сами знаете.
– Да мы ничего не знаем, – развел руками Веня. – Что за камни, почему с корнями?
– Пока можем только догадываться. Это, конечно, не камни, а полноценная органическая жизнь. Это или споры, или яйца, или семена...
– Хе, озимые... – тихонько выдавил Ызя, за что тут же получил от Гендоса тычок локтем.
– Откуда они, сколько веков летят – не знаю, – продолжал Олейник. – Может, миллиарды лет. Упали, почувствовали теплое солнце, воду, плодородную землю – и раскрылись. Выпустили корни, присосались к земле и начали тянуть соки, расти, крепнуть...
– Сараи людям ломать, – буркнул Ледоколыч, загодя отодвинувшись от Гендоса.
– Я думаю, легко еще отделались, – ответил на это Олейник.
– Так выходит, что это вроде деревьев, – уточнил Веня.
– Деревья, или животные, или еще что-то – сказать трудно, – покачал головой Олейник. – Мы такого еще не видели и не знаем, какие формы жизни есть во Вселенной. Главное, что жизнь есть. – Он вдруг замолк и вроде как померк глазами. Но потом вернулся к разговору: – Изучаем, работаем, ищем ответы.
– Вы уж получше изучайте, – с беспокойством проговорил Ленечка. – Чтоб точно знать. А может, они не только сараи ломают. Может, от них телята трехголовые рождаться начнут. Или там поросята восьминогие.
– Во-во, – добавил Веня. – Или куры шестикрылые.
– Точно, – присоединился Ызя. – Или кони с двумя хвостами.
– Будем работать, – сказал Олейник. – Не знаю, как насчет кур и коней, а непонятного в этих, как вы говорите, камнях много. Растения или животные? Видели, какая мягкая почва становится там, где они раскрылись? Они все, что можно, из нее вытягивают, а затем на другое место переползают. Вот еще пример. С их массой они должны были при ударе на много метров в землю зарыться или скорей взорваться, как бомбы. А они на поверхности лежат – целехонькие. Значит, есть какая-то система торможения. Какая, спрашивается? А вот еще факт. Их засекли еще в районе орбиты Марса. И по расчетам, на Марс они и должны были упасть – притяжение. Но почему-то пролетели мимо, и даже траектория не искривилась. Почему, как?
– Страсть какая... – нахмурился Веня. – И все на нашу голову. За что, спрашивается?
– А может, просто повезло? – улыбнулся космонавт. – Может, важнейшие открытия века на ваших глазах свершаются?
Все замолчали, задумались.
– Ну, пошли на второй заход? – засуетился вскоре Ленечка.
– Вы идите, а я в садике минутку посижу, – сказал Олейник. – Что-то голова кружится.
– Старенький космонавт стал, – вздохнул Ледоколыч, когда Олейник вышел. – Слабенький. Голова вон уже кружится.
– А что ж ты хотел, – сказал Гендос, забираясь на полок. – Там же невесомость была всякая, еда, извиняюсь, из тюбиков. Это у нас тут и банька, и огурки с помидорками, и, извиняюсь, воздух свежий...
– Честно говоря, – произнес Ледоколыч, – никак не припомню, куда он летал. Раньше, бывало, чуть не каждый день по радио – Олейник, Олейник... Все он откуда-то возвращается, месяц остался, неделя осталась... А как вернулся, что-то и перестали совсем о нем вспоминать.
– Я, извиняюсь, тоже подзабыл, – признался Гендос. – Я только знаю, что уж больно долго он летал. Лет пятнадцать или поболее того.
– Пятнадцать?! – присвистнул Ызя и почесал щетину. – За пятнадцать куда хочешь можно долететь. Хоть до Марса.
– Да нет, – с сомнением качнул головой Веня. – Припоминается, дальше он летал. Чуть ли не в какую-то галактику.
– Оно и понятно, почему у него голова кружится, – подвел итог Гендос.
Олейник тем временем, обернувшись в простыню, вышел в сад и присел там на чурбачок. Он вдруг увидел Варвару, которая накрывала стол под яблонями, и по-городскому смутился своего вида.
– Сидите, сидите, – успокоила его женщина. – Хотите, квасу принесу?
– Если не трудно, – улыбнулся космонавт.
Варвара подала ему большую эмалированную кружку с пузырящимся квасом, а затем и сама присела неподалеку передохнуть.
– Хорошо у вас, – сказал Олейник, обведя взглядом зеленеющий сад. – Спокойно так, по-доброму. Я и сам ведь деревенский, только так давно это было... Сейчас вот гляжу – будто сон какой-то вспоминаю.