Образ Джоша всплыл перед глазами, и она быстро заморгала, чтобы его изображение не отвлекло ее внимания от работы.
— У Стайгера не будет проблем, а? — Она вопросительно посмотрела на Митча.
Митч стоял в такой же позе, как и она, — прижатые к стене плечи, скрещенные руки. Он выглядел утомленным и раздраженным, несмотря на то что, очевидно, принял душ и побрился перед возвращением. Жесткие черты его лица казались высеченными из камня. Он посмотрел на нее искоса, прищурив темные глаза.
— Что вы имеете в виду?
— То, что я, в общем-то, дерьмо. Он же не собирался работать на нашей территории, не так ли? Нам не нужен «козел отпущения» в данном случае.
Холт слегка покачал головой, вытащил пластинку таблеток «Маалокс» из кармана брюк и выдавил одну.
— Расс в порядке. Он должен побеспокоиться о следующих выборах, только и всего. Он попадет на страницы прессы, и я рад позволить ему это. Я ежедневно благодарю Бога, что моя должность не зависит от кабинок для голосования.
Но узды правления находились в руках городского муниципалитета, и у Митча было дурное предчувствие, что ему придется ответить каждому его члену еще до окончания дня.
Он уперся в стену левым плечом и искоса посмотрел на Меган.
— Мне кажется, что тем «козлом» были вы.
В ее зеленых глазах мерцала сама невинность, когда она коснулась рукой его груди.
— Кто, я? О, нет! Я просто делаю свою работу.
При этом напоминании Митч нахмурился.
— Да. И мне следовало бы прислушаться. Возможно, если бы я поворачивался побыстрее, как вы хотели…
— Прекратите! — оборвала его Меган и потянулась рукой, как будто желала положить ее ему на плечо.
Этот жест был явно не в ее характере, она быстро спохватилась и задержала руку. Меган не была ни эмоционально открытым, ни обидчивым человеком. Даже если она и была такой раньше, работа излечила бы ее от этого. Она не имела права позволить себе инициативу, которая могла быть каким-то образом неправильно истолкована. Внешняя оболочка — это все для женщины ее дела: ее преимущество, ее защита. Однако она не могла просто отмахнуться от виноватого лица Митча. В глубине души продолжал звучать медоточивый голос Пэйдж Прайс. Ваше чувство вины, связанные с вашим личным… Чем? Она задумалась, но сказала себе, что это не имеет значения. Лично она не позволила бы другому полицейскому повторно строить предположения о себе, когда это уже не имеет значения, вот и все. На самом деле!
— Мы слишком опоздали еще до того, как узнали об этом, — сказала Меган. — Кроме того, это — ваш город. Вы знаете его лучше, чем я. Вы отреагировали соответственно. Вы сделали все наилучшим образом.
Они перешли на шепот, бросая друг на друга быстрые взгляды. Она выглядела настолько серьезной, настолько уверенной, что все сказанное ею — абсолютная правда. Ее зеленые глаза светились решимостью заставить его тоже поверить в это. Митчу хотелось цинично рассмеяться, как смеется человек, слишком близко испытавший на себе недобрую иронию жизни. Очевидно, жизнь еще недостаточно била Меган, и она не потерпела слишком много неудач, чтобы потерять веру в себя. Похоже, что она до сих пор верит, что белое — это белое, а черное — это черное, и не замечает промежуточной серой зоны. Когда-то он тоже верил в это. Живи по правилам. Делай свою работу хорошо. Борись за справедливость. Не переступай черты и пожинай плоды праведника.
Его рот искривился в печальной пародии на улыбку. Одна из наиболее жестоких шуток жизни — преподносить не награду, а выбранный наугад акт добра или безумия. Правда, от которой он попытался сбежать, но она нашла его здесь, нашла его город, дотянулась и больно ударила по Джошу Кирквуду и по его родителям.
Митч коснулся щеки Меган, и ему страстно захотелось наклониться и поцеловать ее. Было бы хорошо попробовать на вкус эту сладкую уверенность, поверить, что он может впитать ее и излечиться от старых ран. Но сейчас Митч чувствовал, что только заразит ее тем, что было, поэтому постарался довольствоваться ощущением тепла ее кожи под своей ладонью.
— Недостаточно хорошо, — прошептал он. — Снова…
Меган смотрела ему вслед, когда он уходил. Ее кончики пальцев легко скользили по щеке, которой он только что коснулся, сердце бешено колотилось в груди. Всего-то знак поддержки сослуживца. Ничего личного. Покровы соскользнули, чтобы показать ту ложь, в которой они находились. Где-то в тот момент грани различия стерлись. Опасная вещь для того, кому необходимо сохранять ясное представление о мире и своем месте в нем.
— Это не повторится, О’Мэлли, — прошептала она, направляясь к двери, запретив себе даже надеяться.
Офис покойного Лео Козловски напоминал его настолько, насколько комната может напоминать человека. Квадратная, неуютная, с разбросанными в ужасном беспорядке мятыми бумагами, застарелыми пятнами кофе, застоявшимся запахом сигар и лосьона после бритья «Хай Каратэ».
— Иисус, Мария и Иосиф, — воскликнула Меган, когда рискнула войти в комнату. Она ужаснулась царившему в ней беспорядку и сморщила нос от запаха пыли. Со стены на нее смотрела северная щука с сигарой в уголке зубастой пасти, тоже покрытая толстым слоем пыли. Память о рыбацком счастье Лео и о таланте набивщика чучел Ролли Метлера, предположила она.
Лицо Натали выражало чрезвычайное отвращение, когда она вынула ключ из замка.
— Лео был чертовски притягательным парнем. Ничего, дерьмо, не смыслил в домашнем хозяйстве, но был адски хорошим парнем.
Меган обнаружила заброшенной пончик в стаканчике с карандашами и споткнулась о жареный пирожок, который с успехом продвигался к окаменению. Она подняла его и бросила в мусорный бак. Раздался звук, похожий на удар ядра о металлическую бочку.
— Хорошо, что он не умер здесь. Никто бы и не заметил.
— Я бы прислала уборщиков после того, как Лео ушел, — сказала Натали. — Но мы не хотели, чтобы кто-нибудь трогал здесь что-то, пока не назначат нового агента.
— Я — счастливчик!
Меган вытащила из своего портфеля медную табличку с фамилией и поставила ее на передний край стола, подперев подарком, который она купила сама, чтобы отметить свое новое назначение. Ее имя было выгравировано жирным римским шрифтом на фронтальной стороне: АГЕНТ МЕГАН О’МЭЛЛИ, БКР. На оборотной стороне был девиз — «НЕ ПРОГИБАЙСЯ! НЕ ОПРАВДЫВАЙСЯ!».
Натали внимательно рассмотрела обе стороны таблички и рассмеялась. Ее смех походил на звук надтреснутого охотничьего рожка, такой же скрипучий и резкий.
— Уверена, вы будете в порядке, агент О’Мэлли!
— Если эти ароматы до того не прикончат меня, — сухо заметила Меган.
Она начала пробираться через завалы на столе, распихивая документы в случайные папки, отбрасывая фантики от леденцов, пустые картонные кофейные стаканчики, и, наконец, обнаружила в этой «озоновой дыре» размером с Айову две стеклянные пепельницы, переполненные окурками сигар, и половинку палочки сухой колбасы «Слим Джим». Она раскопала телефон только тогда, когда он зазвонил.
Натали положила ключ на квадратный сантиметр пустого места в углу стола и отступила к двери, обещая прислать кого-нибудь из технического обслуживания с мусорным контейнером и освежителем воздуха. Меган благодарно кивнула ей и схватила трубку.
— Агент О’Мэлли, БКР.
— Чернила еще не высохли на твоем переводе, а уже дюжина репортеров звонили и расспрашивали о тебе.
При звуке голоса Де Пальмы она закрыла глаза и кровожадно представила, что бы она сделала с этими репортерами и их ламинированными удостоверениями СМИ.
— Речь идет о похищении, Брюс, — сказала она, опускаясь на старый, зеленый, как сопли, рабочий стул. Сиденье было разбито до жалкого состояния огромной задницей Лео и перекошено резко влево. Обивка была изношена в некоторых местах, в других сбита в комки и покрыта по всей поверхности пятнами сомнительного происхождения, которые вызвали брезгливую гримаску на лице Меган. — Я делаю все, что могу, чтобы заставить репортеров сосредоточиться на самом происшествии, а не на мне.
— Черт побери, постарайся получше. Суперинтендант не хочет, чтобы Бюро было центром внимания. И он, безусловно, не хочет, чтобы ты попала в заголовки. Это понятно?
— Да, сэр, — покорно ответила Меган. Призрак головной боли возвращался, уже давая о себе знать. Она дотронулась пальцами до виска и потерла его.
— Как продвигается поиск?
— Еще никак. Но мы надеемся на победу. Однако не думаю, что записка выведет нас куда-нибудь.
— Похищение ребенка — трудное дело, — тихо сказал Де Пальма. Профессиональное беспокойство переплавилось во что-то личное. Де Пальма был отцом троих мальчиков, один из которых ненамного старше Джоша. Меган видела семейную фотографию на его столе много раз. Они все были похожи на Брюса, бедные дети, миниатюрные маски Никсона на долговязых телах разной высоты. — Я работал над делом Веттерлинга, — продолжил он. — Это жестоко для всех, кого оно затронуло.
— Да, это так.
— Приложите все усилия, но сами особо не светитесь.
И снова слова Митча отозвались эхом в ее голове, когда она повесила трубку и опустилась на добитый Лео стул — недостаточно хорошо… снова… Меган не могла позволить себе гадать, что он имел в виду под словом снова. Они, все вместе, они должны быть лучшими — ради Джоша.
Строчка из записки встала у нее перед глазами. Она нашла чистое место на промокательной бумаге между пятнами кофе и номерами телефонов местных ресторанов с доставкой еды на дом и написала чернилами: «невежество не значит невинность, но ГРЕХ». Невежество какое? Кого? Цитата из стихов Роберта Браунинга. Это существенно? Ее ум перетасовывал варианты, как колоду карт. Невежество, невинность, грех, поэзия, литература, книги… Книги! Меган остановилась на этой карте, когда слово всплыло в памяти, и дюжина других вопросов быстро отошла в сторону.
В ее голове зазвенел тревожный колокольчик. Она схватила телефон и быстро набрала номер отдела отчетов БКР. Зажав трубку между плечом и ухом, она выдернула из портфеля распечатку известных преступников и начала просматривать список имен и адресов.
— Отчетный отдел. Аннет слушает. Чем могу помочь?
— Аннет, это — Меган О’Мэлли. Вы можете уточнить кое-что по вчерашнему списку для меня?
— Все, что угодно для нашей воинственной героини. Как зовут этого ублюдка?
— Свэйн. Оли Свэйн.
Утро было заполнено бесконечными телефонными звонками и импровизированными встречами. Как и предполагал Митч, ему позвонили члены муниципалитета, Дон Гиллен — мэр города, и все, сидя в своих офисах, выражали ужас, возмущение и слепую веру в способность Митча как начальника полиции сделать все наилучшим образом.
День снега начался всего день назад, и было много дискуссий по поводу, стоит ли это событие отменить или отложить. С одной стороны, казалось омерзительным возобновлять праздник. Но в противовес морали стояли экономические соображения, связанные с каникулами в школах и колледже Оленьего Озера и туристами, которые уже заказали отели и пансионы. Если они отменят праздник, не будет ли это означать, что они уступили насилию? Если они продолжат, можно будет использовать праздник для притока новых добровольцев и проведения митингов с целью оказать моральную поддержку и собрать пожертвования для организации более широкого поиска?
После двадцати минут разговора с мэром Митч принял решение прекратить разговоры и, как говорится, умыл руки. Дон был хорошим человеком, способным, заинтересованным. Митч согласился с важностью проблемы, но дал понять, что должен заняться непосредственно розыском пропавшего ребенка.
Кроме исчезновения Джоша, у него были ежедневные обязанности, которыми также нельзя было пренебречь, — посещение тюрьмы, рассмотрение вновь поступивших документов, продолжение расследования серии краж. Ждали своей очереди бюллетень от региональной группы по борьбе с наркотиками, просьба от администрации Колледжа Харрисона о занятиях по криминалистике, которые Митч должен помочь вести в этом семестре. Это были обычные ежедневные обязанности, составляющие жизнь шефа полиции небольшого городка. Но сегодня каждый чувствовал себя подобно камню в лавине, все дела навалились на него сразу.
Натали ворвалась в кабинет и вылетела из него, как ураган, освободив его от огромного количества черной работы. Он слышал, как без умолку звонит ее телефон, и мысленно поблагодарил за то, что она оставила ему только самые неотложные дела, требующие его личного вмешательства. В двенадцать пятнадцать она принесла ему обед, доставленный из соседнего ресторанчика сети «Сабвей». В два пятнадцать она ругала его за то, что он так и не дотронулся до него.
— Думаешь, калории выпрыгнут из сумки и всосутся тебе в тело через воздух? — грозно спросила она, очищая от бумаг небольшую площадку на столе перед пакетом с едой. — Ты и мой Трой, должно быть, одинаковые. Тот тоже думает, что просто находиться в одной комнате с учебником по высшей математике уже достаточно, чтобы превратиться в математического гения. Вы вместе могли бы открыть клуб — «Бригада Осмоса».
— Извини, Нат! — Митч потер рукой глаза и продолжил листать толстый, за шесть месяцев, отчет о бродягах и мародерах, выискивая что-либо, что могло бы как-то быть связанным с Ханной, Полом или Джошем, или с детьми вообще. — У меня просто не было и двух секунд.
— Так возьми сейчас, — приказала она. — Не будешь же ты весь день работать голодным.
— Слушаюсь, мэм!
— И поделись картофельными чипсами с агентом O’Мэлли, — сказала она, распахивая дверь. Меган стояла за дверью в ожидании. — А то сильный ветер сможет унести ее в Висконсин.
— Я принесла еду с собой, спасибо, — сказала Меган, показывая банан.
Натали закатила глаза.
— Целый банан? Как же вы осилите его?
— Я буду счастлива, если мне удастся очистить его, не говоря о том, чтобы откусить, — пробормотала Меган, опускаясь на стул для посетителей. Она уронила пачку бумаг на стол и водрузила банан поверх груды.
— Немножко легкого чтива? — спросил Митч, выкапывая бутерброд с индейкой из пакета. Он откусил большой кусок и принялся демонстративно жевать, поглядывая на Меган.
Она не могла отвести глаз от его жующего рта, и странный жар охватил ее. Меган объяснила это тем, что слишком тепло одета. Он ел так, как будто не хотел по-пустому тратить энергию на жевание, уничтожая бутерброд огромными кусками. Маленькая капелька майонеза, похожая на запятую, сползла на подбородок, скрыв под собой шрам. Он нетерпеливо стер ее большим пальцем и облизнул его подушечку — действие, которое, казалось, слишком сильно повлияло на частоту биения ее пульса.
Чувствуя отвращение к себе, Меган резко отвела взгляд и быстро осмотрела кабинет. Чистый и опрятный, без каких-либо выставленных трофеев своих увлечений. Еще более любопытно, что не было стены, удовлетворяющей его эго, — никаких сертификатов, свидетельств или благодарностей. Полицейский такого ранга и с таким опытом, как Митч, мог бы накопить к этому времени полный ящик красивых бумаг. Единственным украшением на стене были фотографии маленькой девочки с длинными темными волосами и большой желтой собаки с роликовым коньком в зубах.
— Вернитесь на землю, О’Мэлли! — сказал он, помахав рукой. — Что за распечатка?
— Известные преступники, — ответила она, включая в работу мозг. — Я пытаюсь сравнить отчеты о недавних инцидентах в округе с отчетами Отдела транспортных средств о замеченных или задержанных автомобилях в тот же период, на всякий случай. Вдруг что-нибудь совпадет. Уменьшим варианты, затем, если мы получим шанс…
— Что-нибудь есть?
— Пока нет. Я также позвонила в архив и попросила проверить вашего парня Оли Свэйна, или попытаться это сделать. Но у них на него ничего нет. Самое большое — штрафная квитанция.
Митч откусил еще кусок и жадно проглотил его.
— Оли? Он безопасен.
— Вы так близки с Оли? — спросила Меган, держа пальцы скрещенными.
— Нет, но он здесь гораздо дольше, чем я, и у нас никогда не было серьезной жалобы на него. — Холт запил индейку теплой легкой кока-колой и поморщился.
Меган выпрямилась.
— Не означает ли это, что у вас были жалобы, которые вы посчитали несерьезными?
Он пожал плечами.
— Одна из мам хоккеистов высказалась немного раздраженно, что он постоянно крутится вокруг детей на катке, но он ничего не делал. Фу ты, черт! Я имею в виду, что он работал на катке. А что, по-вашему, он должен был делать — скрываться в своем закутке весь день и ночь?
— Она утверждала что-нибудь определенное?
— Что Оли вызывает у нее мурашки.
— Ну и дела, представить только!
— Она также обвинила руководителя отряда бойскаутов-малышей в этом же, требовала, чтобы я послал кого-нибудь тайно в воскресную школу Святого Елизиуса, потому что все знают, что священники — гомосексуальные педофилы, и обвиняла учителя второго класса, где учился ее сын, в извращении умов детей, потому что он читал им книги Шела Сильверстейна,[3] громко, на уроке, и показывал иллюстрации, в которых любой христианин мог увидеть грязные фаллические символы.
— Ох! — Меган опустилась на стул, огорченная.
— Верно! Но дети никогда не жаловались на Оли. И тренеры никогда не жаловались на Оли. Что заставило вас выделить его?
— Он вызвал мурашки и у меня, — сказала Меган застенчиво. Она хмуро посмотрела на банан, затем очистила его от шкурки и откусила. Пережевывая, она постаралась сосредоточиться. Оли Свэйн все еще вызывал у нее дрожь. К сожалению, это не считали веской причиной для того, чтобы взять кого-то в разработку и снять у него отпечатки пальцев. — Вчера вечером он показался каким-то уклончивым. Нервным. У меня сложилось мнение, что он не любит полицейских.