— Вперед, так вперед, — усмехнулся Монтекка. — Хотя лично я…
Не закончив фразу, он первым полез из окопа.
Пока мы короткими перебежками добирались до подножия высоты, я думал только об отсветах сигнальных ракет на наших маскировочных плащах. Быть может, командованию было известно о траггах больше, чем нам, простым рядовым этой бессмысленной войны. Но меня все это время не оставляла мысль о том, что трагги могут обнаружить наше передвижение, использовав вместо инфракрасного обычное визуальное наблюдение за местностью.
Высота З-Х-З представляла собой высокий холм из марсианского песчаника с пологим склоном. По-видимому, до того, как нашу роту перевели на новые позиции, попытки уничтожить высоту уже предпринимались, — склон был изрыт глубокими воронками, оставленными реактивными снарядами ближнего радиуса действия.
Когда прозвучал приказ остановиться, я скатился в одну из воронок. Рядом со мной съехал вниз сержант Диманскйй. А следом за ним, прямо мне на голову, свалился все тот же Монтекка.
— Извини, Ник, — улыбнулся Монтекка, хлопнув меня по плечу.
— В темноте чуть было не принял тебя за трагга.
Это была еще одна из дурацких шуточек капрала Монтекки. На внутренней поверхности лицевого щитка у каждого из нас имелся небольшой экранчик встроенного инфравизора. С его помощью трагга можно было четко отличить от землянина по тому, что на его скафандре имелось пять точек, неизменно фиксируемых инфравизором. Впрочем, известно нам это было только по учебным видеофильмам, в которых трагги были воспроизведены с помощью компьютерной графики. Что собой представляет трагг в реальности, никто не знает… То есть, я хотел сказать, что лично не встречал человека, который видел трагга, живого или мертвого, на расстоянии ближе пяти-шести километров от себя.
— Оружие к бою! — прозвучал приказ ротного.
— Ну, трагги, держитесь! — Монтекка театральным движением передернул затвор винтовки. — Монтекка идет!
Я снял винтовку с предохранителя и ослабил зажим на ремне ракетной установки, чтобы в любой момент можно было легко сбросить ее со спины.
Последнего инструктажа перед боем не было. О чем было говорить, если никто не знал, что ожидает нас на вершине холма? А задача, поставленная перед нами, и без того была яснее ясного: уничтожить противника, занять его позицию и удерживать ее до подхода подкрепления.
Короткая команда:
— Вперед! — и мы полезли вверх по склону.
Молча.
Стиснув зубы.
Держа пальцы на спусковых крючках винтовок и готовые стрелять, как только в поле зрения появится враг…
Дальнейшее я помню не очень ясно. Отдельные события мешаются, наплывают друг на друга… Как ни стараюсь, мне не удается в точности восстановить, в какой последовательности они развивались.
Сейчас, когда я все это вспоминаю, мне почему-то кажется, что траггам заранее было известно о нашем наступлении. Но они ждали до последнего… Нет, не для того, чтобы подпустить нас ближе и расстрелять в упор. Они давали нам возможность одуматься и уйти.
Почему я так думаю?.. Не знаю… Вернее, я не могу этого объяснить. Чтобы понять, откуда берутся подобные мысли, нужно самому испытать то странное ощущение, которое возникает где-то в районе солнечного сплетения в тот момент, когда ты сидишь на дне глубокой воронки из марсианского песчаника, а темнота, окружающая тебя со всех сторон, настолько плотная, что кажется, будто ты один в целом мире. И в то же время ты отчетливо чувствуешь: всего лишь один неуловимо короткий момент отделяет тебя от шквала огня, когда каждая пуля, каждый снаряд, выпущенный врагом, будет нацелен именно в тебя.
Чему у меня точно нет объяснения, так это тупому упорству, с которым мы лезли на занятую траггами высоту, надеясь непонятно на что, поскольку каждому в роте с самого начала было понятно: штурмом высоту не взять.
Мы добрались, наверное, до середины склона, когда небо вспыхнуло ослепительными огнями осветительных ракет траггов.
На ровном, пологом склоне холма мы были, как на ладони. Трагги били по нам почти в упор, загоняя в воронки от взрывов, где потом добивали прицельными ударами самонаводящихся мини-ракет.
Казалось, врата ада разверзлись пред нами.
Я видел, как очередь из крупнокалиберного пулемета разорвала серебристую ткань маскхалата на груди Монтекки и разворотила его бронекирасу. Монтекка согнулся пополам, уперся стволом винтовки в песок и нажал на спусковой крючок. Отдачей его отбросило назад. Он упал на спину, да так и остался лежать.
Сержанту Диманскому самонаводящийся снаряд угодил в правое плечо, оторвав руку вместе с зажатой в ней винтовкой. Диманский лежал на песке и что-то бессвязно орал, истекая кровью. В тот момент я был счастлив, что дымчатое затемнение лицевого щитка на шлеме не позволяло мне разглядеть его лицо.
— Отходить!.. Немедленно всем отходить! — надрывно орал в самое ухо голос ротного.
Но какое там! Трагги отрезали нам путь к отступлению стеной минометного огня.
Я стоял на месте, судорожно сжимая винтовку. Продолжать двигаться вперед было так же бессмысленно, как и отступать. Смерть была со всех сторон. Я находился в самом центре огненного водоворота, в котором умирали мои товарищи, а я стоял и ждал, когда же настанет моя очередь.
Не знаю, чем это объяснить, но ни одна пуля даже не оцарапала мою бронекирасу.
— Отход!.. — голос ротного в наушнике оборвался. Вместо него я услышал странный булькающий звук, возникающий, когда через узкое отверстие продавливают очень густую жидкость. А потом клипса и вовсе умолкла.
Я глянул по сторонам и не увидел ни одного живого человека. Меня окружали тела в серебристых маскхалатах, блестящих и переливающихся всеми оттенками цветов, разбросанные повсюду, словно сломанные ветки деревьев после ураганного ветра.
И еще я увидел выступающий из песка скальный обломок, невесть откуда взявшийся здесь. Это был единственный предмет, который мог послужить хоть каким-то укрытием, и я, мгновенно придя в себя, кинулся к нему.
Это было похоже на чудо, но у самого основания камня имелась небольшая полузасыпанная песком ниша — в самый раз одному человеку втиснуться.
Расстегнув ремень на груди, я скинул со спины уже никому не нужную ракетную установку, бросил на землю винтовку и, упав на колени, принялся обеими руками выгребать из каменной ниши песок.
Как только освободилось пространство, достаточное, чтобы в него мог влезть человек, я лег на песок и боком протиснулся в нишу.
Я знал, что если даже изо всей роты я единственный все еще оставался живым, то командованию должно быть известно об этом, — биодатчик, имплантированный под кожу левого плеча, продолжал посылать сигналы на контрольное табло командного пункта. Но глупо даже думать, что ради одного-единственного человека в бой бросят еще одну роту. Я надеялся лишь на то, что обстрел вскоре прекратится, я просижу в своем укрытии день, а с наступлением новой ночи ползком доберусь до наших.
Я лежал на спине, видя перед собой только трещины в камне, и старался не думать о склоне холма, усеянном трупами.
Поймите меня правильно: я не испытываю суеверного страха перед мертвецами. Но те, что лежали сейчас на сухом красноватом марсианском песке, как губка впитывающем кровь, были не просто мертвыми телами, а моими товарищами, которые всего несколько минут назад были живы…
Стрельба и разрывы снарядов не умолкали ни на секунду. Казалось, трагги поставили перед собой цель нашпиговать сталью и свинцом каждый сантиметр холма.
Если бы дело происходило на Земле, я бы сказал, что трагги решили уничтожить все живое в окрестностях занятой ими высоты. Но на Марсе нет ничего живого, кроме двух вражеских армий, методично уничтожающих друг друга.
Не знаю, как долго это продолжалось. Я не смотрел на часы, предоставив времени возможность течь независимо от моего восприятия действительности. Но рассвет еще не наступил, это я могу сказать с уверенностью. Склоны холма освещали только ракеты, запущенные траггами. Но их было так много, что на несколько километров вокруг было светло, как днем. Только свет этот был мертвенно-бледным. Все, что попадало под него, словно теряло объем, превращаясь в плоскую фигурку, вырезанную из плотного картона, позади которой стелилась длинная, черная, как смоль, тень.
Я не сразу обратил внимание на то, что отсвет горящих в небе искусственных огней приобрел зеленоватый оттенок, который со временем становился все более плотным и насыщенным.
Выглянув из своего убежища, я посмотрел на небо, рассчитывая увидеть там запущенный траггами зонд. Но увидел марсианское сияние.
Я знаю, что, с точки зрения ученых, никакого марсианского сияния в природе не существует. Явлений, подобных тем, что на Земле называют северным сиянием, на Марсе наблюдать нельзя в силу особенностей марсианской атмосферы. А все разговоры о марсианском сиянии врастают корнями в армейский фольклор.
До случая на склоне холма, обозначенного на штабных картах как «высота З-Х-З», я тоже так считал. Но теперь уже никто не сможет убедить меня в том, что истории о сиянии, которые можно услышать в любой казарме, пустые россказни. Я собственными глазами видел всполохи зеленых огней, похожих на широкие неровные полосы, в багрово-фиолетовом предрассветном небе. Пусть ученые ломают головы над природой этого удивительного явления, мне же достаточно просто знать, что марсианское сияние существует.
Полосы зеленых огней в небесах сплетались в столь удивительные картины, что я невольно засмотрелся на них. И не сразу заметил человека в серебристом маскировочном халате, медленно поднимающегося вверх по склону холма всего в десяти — двенадцати метрах от моего убежища.
Он шел не спеша, размеренно переставляя ноги. На плече у него лежала штурмовая винтовка, которую он придерживал за автоматическую часть. Вне всякого сомнения, это был кто-то из нашей роты.
На какое-то мгновение я растерялся, не зная, что делать. Я был уверен, что никого, кроме меня, в живых не осталось. И вдруг я вижу человека, идущего вперед и не обращающего никакого внимания на пули, свистящие вокруг него. Определенно, он был в состоянии шока или же контужен настолько сильно, что перестал осознавать, где находится.
Замешательство мое длилось недолго. Перевернувшись на живот, я ползком выбрался из служившей мне укрытием каменной щели и приготовился подняться на ноги, чтобы догнать бедолагу и повалить его на землю.
Но то, что я увидел, заставило меня так и замереть в неудобном положении.
По склону холма шел не один человек. Их было не меньше десятка. Все они были облачены в отливающие зелеными огнями серебристые маскхалаты и направлялись в сторону укреплений траггов.
И с каждой минутой их становилось все больше. Потому что все новые и новые мертвецы поднимались с земли, выползали из воронок, куда их сбросило взрывной волной, и, как предписывал им приказ, который они не смогли выполнить при жизни, шли на приступ высоты З-Х-З.
Они все были мертвы. Все до одного.
Мимо меня прошел Диманский с оторванной правой рукой. Винтовку он держал левой и стрелял, не целясь, от пояса.
Я видел Монтекку в развороченной пулеметной очередью бронекирасе. Остановившись всего в двух шагах от меня, он поднял с земли брошенную мною пусковую установку. Опустившись на одно колено, Монтекка положил пусковую установку на плечо и сделал по позициям траггов два залпа спаренными ракетами.
В мою сторону Монтекка даже не посмотрел. Бросив использованную пусковую установку на землю, он вновь закинул на плечо винтовку и продолжил свой марш.
Я видел, как самонаводящийся снаряд попал в грудь Степки Тромина и, пробив бронекирасу, взорвался под ней. Вывернутые наружу рваные края трехслойного бронепластика побелели от жара. А Тро-мин, отброшенный назад ударом снаряда, вновь поднялся на ноги, отряхнул песок с колен и, положив винтовку на сгиб левого плеча, как ни в чем не бывало, зашагал вверх по склону.
Как-то раз мы с ребятами смеха ради выстрелили пулей со смещенным центром тяжести в уложенный в каску кочан капусты. Всего одна пуля нашинковала кочан лучше любого повара-профессионала. На моих глазах такая же пуля пробила лицевой щиток шлема Марка Эдлера из второго взвода. Можете представить себе, во что превратилась голова Марка? А он даже не остановился, — шел вперед, продолжая стрелять короткими, расчетливыми очередями.
Так что не говорите мне, будто все это только мои бредовые фантазии, и на самом деле ребята из моей роты не были мертвы, когда предприняли вторую попытку взять штурмом высоту З-Х-З. Каждый из них был мертвее всех тех покойников, каких мне только довелось повидать. И все же они продолжали подниматься вверх по склону.
Что послужило причиной тому, что мертвые восстали и начали новый бой, я не знаю. Могу только предположить, что виной всему марсианское сияние.
Почему? Да потому что, с точки зрения здравого смысла, марсианское сияние это такой же бред, как и живые мертвецы.
Но, как бы там ни было, четвертая рота взяла высоту З-Х-З. То, что не удалось сделать живым, смогли сделать мертвые. И все то время, пока продолжался бой на склоне холма, занятого траггами, на небе полыхали зеленые всполохи марсианского сияния.
Должно быть, вскоре и траггам стало ясно, что против них сражается не обычный противник. Встречный огонь начал слабеть. А к тому времени, когда передовая линия мертвецов достигла вершины холма, на которой находились укрепленные позиции траггов, стрельба и вовсе прекратилась.
Поднявшись на холм вслед за ребятами, я не увидел ни одного трагга — ни живого, ни мертвого. Наверное, они отступили, когда поняли, что удержать высоту не удастся.
Добравшись до вершины, мертвецы остановились. Они стояли, как столбы, опустив стволы винтовок к земле, и, запрокинув головы, глядели на изумрудные всполохи марсианского сияния, полыхавшего на предрассветном небе.
Рядовой Монтекка, рядом с которым я остановился, стянул с головы каску и, посмотрев на меня, обнажил в улыбке неровные, желтые от курева зубы. Лицо его вполне могло бы сойти за лицо живого, если бы не странно вытаращенные глаза с застывшим, остекленевшим взглядом.
— Мы сделали это, Ник, — хрипловатым, каким-то деревянным и абсолютно не своим голосом произнес Монтекка.
Я облизнул пересохшие губы, не зная, что ответить.
Ну что я мог сказать солдату, который даже мертвый до конца исполнил свой долг?
В тот самый момент, когда мне почти удалось найти нужные слова, из-за горизонта выскользнул первый луч восходящего солнца. Зеленые всполохи на небе стали тускнеть и гаснуть.
Мертвые один за другим падали на землю, словно подрубленные деревья.
Монтекка упал у моих ног, зарывшись лицом в песок.
Я опустился на колени и заплакал.
Вот, собственно, и все, что я могу вам рассказать.
Об остальном куда лучше расскажут ребята из второй роты, занявшие высоту З-Х-З после того, как мы выбили с нее траггов.
Я понимаю, что моя история представляется вам полнейшей нелепицей. Но запросите данные с контрольного табло командного пункта. Там вам подтвердят, что по показаниям биодатчиков все бойцы четвертой роты, за исключением меня одного, были мертвы спустя десять минут после начала боя. Что же получается? Я один выбил траггов с хорошо укрепленных позиций? А потом собрал всех мертвых ребят и затащил их на вершину холма?
Если вас и эти доводы не убеждают, то поговорите с медиками, проводившими вскрытие тел. У каждого из мертвых бойцов четвертой роты не одно, а несколько ранений несовместимых с жизнью. Как такое могло случиться?
Впрочем, ваше дело.
Со мной беседовали уже три комиссии, и ни одну из них мне не удалось убедить в своей правоте. Все дело в том, что вы просто не хотите мне поверить. Или боитесь?
Скорее всего, меня признают тихо помешанным, демобилизуют и со всеми почестями, полагающимися кавалеру Ордена Славы, отправят на Землю. Наверное, так будет даже лучше. Мне опостылела эта война, которой не видно конца. Вы все здесь в высоких чинах. Ну так ответьте же мне, из-за чего началась эта война? Почему мы не можем просто договориться с траггами? Что нам делить? Марс? Так он же не был нам нужен до тех пор, пока не появились трагги!..
Все, я закончил. Не смотрите на меня таким гневным взглядом, господин полковник. Мое преимущество в том, что как сумасшедший я могу говорить все, что вздумается.
Что вы еще хотите узнать?.. Что я хотел сказать Монтекке?
Извините, господин полковник, но вам я этого не скажу. Живые не должны знать того, о чем разговаривают между собой мертвецы. □
Раджнар Ваджра ДЖЕЙК, Я И ЗИППО
Иллюстрация Сергея ГОЛОСОВАРанней осенью в Фейфорд-Сити всегда жарко, но этот день побил все рекорды. Джейк, я и наш Зип прямо-таки таяли на тротуаре, глядя вверх на бабулю, которая высовывалась из окна своей квартиры на третьем этаже.
— Готов, Ганс? — крикнула она точно так же, как в любой школьный день.
— Готовее некуда, — ответил я, наверное, в миллионный раз.
— Пуск! Внимание! Бомба!
И тут она уронила закрутку из куска газеты, а в ней — монеты. Как раз, чтобы купить три коробочки леденцовой ваты ча-гам.
Сегодня прицелилась она плохо, и закрутка летела прямо на голову Зипа… Он в самый последний момент пригнул свою мохнатую черепушку и ловко зажал пакетик между ушами.
Вот бы мне так!
Мы с Джейком захлопали в ладоши, а бабуля засмеялась. Мы, все трое, помахали ей на прощание (а я тайком послал воздушный поцелуй), потом направились к супермаркету Бандера, ближайшему источнику ча-гам.
— Зубами ее размолотишь, а после проглотишь, — запел я, импровизируя. Может, у меня и не самый лучший голос в мире, но вы бы послушали Джейка!