Глухой удар шлемом о балку, потом крик и грохот доспехов о каменные ступени заставили нас переглянуться, и в следующий миг мы понеслись вслед за источником шума, перепрыгивая через две, а то и через три ступени.
Если бы вторым шел воин с лучеметом, то за нашу глупость пришлось бы немедленно расплатиться. Однако пока сбитый с ног лучник сидя пытался натянуть тетиву, чахо вылетел из руки Малура и впился в незащищенную прорезь между ключицей и горлом.
Лук взял я, а пику забрал Малур.
Третий оказался чуть умней и не полез в башню. Прислушиваясь, он неосторожно высунулся из-за стены. Справиться с тугой тетивой мне с непривычки удалось не сразу, да и стрелок из меня неважный.
Я целил в голову, а попал в живот. Воин завизжал, попытался сразу выдернуть стрелу, вместо того, чтобы обломать ее, но тут же скорчился и пропал в высокой траве. Судя по стонам, он был еще жив.
Малур нащупал в полумраке шлем одного из воинов, содрал его с головы и швырнул наружу. Три вспышки одна за другой ударили со стороны развалин второй башни.
— Не подходи близко, — сказал я Малуру. — Попробую его достать.
Повесив колчан на плечо, я полез на верхнюю площадку, но чуть не полетел вниз, наступив на небольшой круглый щит. Выругался и тут же почувствовал себя дураком, потому что его хозяин лежал внизу со свернутой шеей и брани в свой адрес услышать не мог. Ему уже не понадобится, а мне пригодится.
Наверху я подполз к арочному мосту, ведущему в никуда, и, придерживая за край, выставил щит наружу. Пошевелил им. Никакой ответной реакции.
Осторожно высунул голову и посмотрел вниз. Четвертый воин оказался самым умным. Он не стал дожидаться, пока у него кончатся заряды, а сверху полетят камни и стрелы. Вот его спина мелькнула в кустах, потом он выбежал на каменистую осыпь и помчался к скакунам, щипавшим траву у подножия холма.
Теперь надо торопиться. Если он вернется с подмогой, то никакие чудеса ловкости и храбрости нас не спасут.
Когда я спустился вниз, то застал Малура за обшариванием поясных карманов. Затем он быстро и ловко принялся стаскивать с мертвецов одежду.
— А тряпки тебе зачем? — поморщился я.
— Это не тряпки, это наш ключ к городским воротам, — ответил он, ухмыляясь.
Мы напялили на себя воинские безрукавки из плотной ткани, обшитой медными бляшками. Я с трудом влез в короткие кожаные штаны. Поножи, налокотники и коленные щитки оставили здесь. Всадник без скакуна вызовет подозрение, объяснил Малур, поэтому лучше стать пешими воинами.
Пока он оттаскивал тела в глубь башни, я глядел по сторонам, высматривая, не появится ли кто на дороге. Над моей головой, шелестя крыльями, пролетели два черноклюва, покружили над зубцами и спикировали вниз, к развалинам второй башни.
Двести лет… Надо же! Память все же начинает сдавать. Что-то я не припоминаю двух башен. В проекте вроде бы предполагалась одна да арочный переход — намек на то, что рядом стояло некое сооружение. «Парность нечетных фантомов» — вот как назывался принцип эстетизации этого ландшафта.
Ну конечно, даже в первом приближении можно сказать: двойные структуры здесь неуместны. Если бы не река, еще, возможно, оставались бы сомнения.
Скорее всего, башня была достроена местными умниками для большего привлечения туристов. Профаны все портят бестолковым энтузиазмом.
Удивленный вскрик Малура прервал мои размышления. Положив стрелу на тетиву, я осторожно приблизился к проходу.
— Что случилось?
— Письмена, письмена! — воскликнул Малур.
Он возник в проходе, воздел руки к небесам и опять исчез в темном проеме. Я еще раз бросил взгляд на дорогу и последовал за ним.
Присев на корточки под ступенями, где были спрятаны тела, он прикасался кончиками пальцев к стене, а затем к своему лбу и вроде бы собирался делать это долго. Его длинные черные волосы, унизанные железными кольцами, почти касались земли. Свет из двух бойниц еле проникал сюда, но, приблизившись, я все же разглядел, чему он поклоняется, и не удержался от невольного смеха.
Малур вскочил и крепко приложился головой к каменной ступени.
— Знаешь ли ты, безволосый чужак, сколь священны эти письмена?! — гневно спросил он, и рука его легла на чахо. — Твой смех позорит тебя!
— Прости мое невежество, — быстро сказал я. — Развей его, поясни, о каких письменах толкуешь?
Ноздри его широко раздувались, но он быстро успокоился.
— Смотри, — показал он на вырезанные в камне буквы, — вот неведомые нашему разумению знаки, оставленные Древней Расой. Счастлив тот, кому они открываются, удача не оставит его… И его спутников, — добавил он, смягчившись.
— Что означают эти знаки? — спросил я, бросив на них короткий взгляд.
— Никто и никогда не сможет их прочесть, — ответил Малур. — Старые люди говорят, что их смысл откроется в последние дни, когда они вернутся, чтобы вершить суд над правыми и неправыми.
— Последние дни, стало быть? Старые люди, говоришь?..
Последние дни выдались для меня весьма насыщенными, и я устал от красивого вранья, которым был пропитан воздух Тайлура. Стоило упомянуть Древнюю Расу, как мелкий торговец мясом начинал говорить языком пророчеств. И Малур туда же!
— Вот это «К», а это «М», — я показал на буквы, заключенные в круг.
— Тебе ведом язык Великих Ушедших? — его губы превратились в тонкую линию.
— Это русский язык, — устало ответил я. — А буквы всего лишь инициалы моего имени, означают «Константин Морозов».
— Русский… — с трудом выговорил Малур. — Он и есть язык Древней Расы?
— Ну, в каком-то смысле…
Было заметно, как мечутся его мысли, пытаясь связать концы с концами.
— Чье имя ты назвал? — спросил он наконец. — Кто он?
— Константин Морозов — мое имя, — терпеливо повторил я.
Эх, было бы много свободного времени, средств и, главное, неограниченных полномочий, как во времена эстетизации… Тогда бы я рискнул, пожалуй, на демонтаж той суеверной чепухи, которую за столетия нагромоздили вокруг хорошо исполненного заказа. Может, начать с Малура? Он казался человеком здравомыслящим, практичным. Его нетрудно будет вразумить.
Как бы не так!
Я был обязан ему своим спасением. Выпрыгнув из дворцового окна, я по крышам спустился к нижнему городу, а потом долго метался по кривым и узким улицам, прислушиваясь к нарастающему шуму погони. Малур наткнулся на меня в тупичке, в котором я очутился, перебравшись через невысокий дувал. Молча втащил меня во внутренний дворик и помог спуститься в подпол, где и сам таился от стражи.
А ночью мы вместе выбрались из города и дня три уходили лесными тропами из владений клана тай, прихватив семейное сокровище — бинокль. Когда же я случайно из ночного разговора у костра выяснил, что племянник, который ходил над нашими головами по скрипучим половицам, знает местонахождение космопорта, то уговорил его повернуть обратно. Кажется, он решил, что я из чужаков, застрявших на Тайлуре еще во времена смешения. Поселения чужаков давно разорены, их потомки либо перебиты, либо одичали на островах.
Мы договорились, что в случае удачи я возьму его с собой на корабль. Малур хотел увидеть далекие миры, о которых еще помнили старики, а там и торговлей с ними при случае заняться.
Сейчас Малур переводил взор с вырезанных в камне букв на меня, потом обратно, теребил кольцо ножа. По тому, как разглаживались или собирались морщины на его лбу, можно было догадаться: он стоит перед тягостным выбором — рухнуть передо мной на колени или убить за святотатство, принеся в жертву во славу Великих.
— Прости неразумного, — сказал он наконец. — Я должен был догадаться. Ты и есть Провозвестник, о котором сказано: «Чужак откроет двери знаний, ибо он не знает корысти, его помыслы чисты, а разум пуст, как у новорожденного». И еще сказано: «Вернется он и отделит зерна истины от плевел лжи».
Сравнение с новорожденным пришлось мне не по вкусу. Но я человек незлобивый.
— Сейчас я тебе все отделю, — пообещал я Малуру. — Так вот, никакой Древней Расы не было, это все создал я, все эти чертовы руины до самого последнего камешка! Знаки на них — мое клеймо.
— Правильно говоришь, — неожиданно согласился Малур. — Если бы не ты, никто бы не узнал о Великих. Забыли неблагодарные потомки, убей их Древние, вот что. А теперь и дети ведают, что безволосым чужаком были отысканы свидетельства о Великих. В наказание за короткую нашу память посланы испытания на Тайлур, а ты послан сюда, чтобы напомнить о свете истины.
— Куда только меня ни посылали… — безнадежно пробормотал я, — но чтоб Провозвестником… Я тебе говорю, не было Древней Расы, это все я придумал, чтобы больше туристов… э-э… то есть праздных зевак сюда приезжало.
— Почему же они не приезжают? — хитро прищурившись, спросил Малур.
— Куда только меня ни посылали… — безнадежно пробормотал я, — но чтоб Провозвестником… Я тебе говорю, не было Древней Расы, это все я придумал, чтобы больше туристов… э-э… то есть праздных зевак сюда приезжало.
— Почему же они не приезжают? — хитро прищурившись, спросил Малур.
Я перешел на родную речь и долго обкладывал Малура, его чертову планету, его соплеменников, впавших в дикость, алчных заказчиков, Корпорацию…
Малур с интересом прислушивался к звукам незнакомых слов.
— Язык Великих похож на говор чужаков-островитян, — заметил он. — Все сходится. Чужаку было дано вернуть утраченное. Вот тебе Древние и открылись в те незапамятные времена. Наградой послужило, я думаю, твое долголетие. Теперь я твой спутник и помощник. Глядишь, и мне перепадет от щедрот Великих.
— Перепадет, — пообещал я.
Что мне оставалось делать, если культурный разлом уже сделал свое дело? Любое мое слово будет истолковано вкривь и вкось. Чем дольше я буду разубеждать их, тем больше они укрепятся в своей вере.
Может, оно к лучшему. Мне бы только убраться отсюда живым, а там пусть хоть младенцев в жертву приносят, если мозгов не осталось.
— Я помогу тебе, — сказал Малур. — Были у меня кривые мысли уйти одному, бросить тебя. С племянником мы и сами добрались бы до корабля, а ты обуза. Но сделать так — значит, навлечь немилость Древних.
Он приложил пальцы к вискам в знак искренности. Ну и на том спасибо. Присмотревшись к буквам, я обнаружил, что они не стерлись со временем, а даже как-то стали четче, глубже. Наверно, их обновляли. Приходили сюда поклоняться таинственным знакам и обновляли. Меня разобрал нервный смех, но я тут же оборвал его, потому что Малур, вытащив за ноги тело одного из воинов, ловким движением срезал кожу с его головы вместе с волосами.
С трудом подавив рвотный рефлекс, я тупо уставился на Малура, глядя, как пучком травы он протирает кожу. Медные кольца, вплетенные в длинные волосы мертвеца, тихо позвякивали, стукаясь друг о друга.
— Теперь ты сможешь ходить по городу незамеченным, — сказал он, довольно оглядывая скальп. — Безволосому и шлем не поможет.
— А… а ты как пройдешь? — с трудом выдавил я из себя.
— Бедному торговцу никто не поможет, кроме самого себя, — ответил Малур, хлопнув по поясу. — Не оставлять же кольца врагов червям и змеям?
К утру мы добрались до верхних пещер. Успели, как вскоре выяснилось, своевременно. Только лишь солнце высветило далекую башню на холме, чтоб ее черти развалили, как у городских стен заревели трубы. А потом и дробный рокот походных барабанов возвестил о том, что армия клана лур осадила город.
Веревочные лестницы быстро втянули наверх и сложили на широком уступе. Отсюда, как на планшете, был виден весь город. Можно пройтись взглядом по улочкам, переулкам и небольшим площадям с колодцами под навесами-беседками… Что творилось за стенами, разглядеть не удавалось. Виднелись лишь отряды всадников, рассыпающиеся по долине, изредка в разных местах я замечал фиолетовые вспышки ручных лучеметов.
Все-таки есть и положительная сторона в том, что прогресс немного притормозил на Тайлуре. Один хороший горный проходчик за несколько минут снес бы полгорода в мелкую пыль. Очень надеюсь, что серьезную технику успели вывезти до того, как здесь все пошло вразнос.
Малур и племянник о чем-то шептались, присев за ближайшей кучей камней. Рядом с камнями стояли ряды глиняных горшков, от которых исходил приятный запах цветочного масла. Понятно. Если полезут, есть чем отбиться. Но кто полезет по отвесной скале, с уступа на уступ, даже если найдутся двадцатиметровые лестницы?
Видимо, по этой причине воинов здесь было немного, да и то почти все либо увечные, либо с густой сединой в волосах, заплетенных в косицы. Они помогали женщинам, детям и старикам карабкаться по узкой тропинке, вырубленной в скале. Тропинка вела ко второму выступу. Там находились входы в пещеры, которые пронизывали всю гору и, как я надеялся, могли вывести нас далеко за пределы города, по другую сторону горного массива.
Малур подошел ко мне, а за ним племянник, который почему-то боялся поднять голову.
— Тумалур говорит, что выходы по ту сторону гор засыпали еще в прошлые паводки. Так приказал Хранитель Знамен. Боялись лазутчиков.
— А раньше он не мог сказать? — сердито спросил я.
— Молодой еще, — снисходительно свел пальцы Малур. — Его не спрашивают, он рта не раскрывает. Сказано ведь: воду — младшему, слово — старшему.
— Как же мы отсюда выберемся, старший и младший?
— Древние не дадут пропасть. Выведут Провозвестника и его спутников из любого ущелья зла, — убежденно сказал Малур, еле заметным движением бровей выражая удивление моему тугодумию.
— Может, остался хоть один выход, тайный, на всякий случай?
— Будем искать. Все равно надо идти к пещерам. Если не найдем проход, хоть дождемся конца осады.
— Это сколько же придется ждать? — я немного помнил тайлур-ские истории о войнах, невероятных подвигах и подобающей любому захудалому мирку героической чепухе. — Год, два года? Или еще дольше?
— К вечеру все кончится, — уверенно ответил Малур. — Видишь, сюда еды не взяли и даже скот не подняли. Стало быть, если до вечера наши не войдут в город, трусливые тай выведут все свои жалкие силы для решающей битвы. А Древние несомненно отдадут победу достойным.
Я заметил, что юный Тумалур слушал дядины речи без восторга. Таким, как он, полукровкам было все равно, кто победит. Да, наверно, и любому жителю тоже, будь он лур или тай со всеми своими коленами, вместе взятыми. Главное, успеть вовремя заплести в волосы правильные кольца.
Когда мы, уставшие и голодные, ввалились ночью в дом Тумалура, там никто не спал. Бодрствовала его мать, младшая сестра и две старые служанки, решая, пора ли доставать железные кольца, чтобы они лежали под рукой, или еще рано. Наше появление их явно удивило, но виду они не подали. А сестра Тумалура, девочка с колтуном в волосах, обрадовалась, что бинокль вернулся домой. Она вцепилась крохотными, но очень сильными ручонками в его пятнистый корпус. Малуру пришлось долго смешить ее тенями на стене от причудливо сложенных пальцев, пока она не согласилась отдать бинокль. Матери же Тумалура очень не понравилось, что мы уводим единственного мужчину в доме. Но Тумалур, узнав от дяди, кем является смешной чужак с короткими волосами цвета сухой травы, без лишних слов быстро собрался.
Наскоро перекусив, мы темными улицами спустились к городским воротам, чтобы утром выбраться из города. Но опоздали. Уже был слышен далекий гул сотен тысяч голосов, скрип тяжело груженых обозов, а потому ворота наглухо перекрыли шипастыми решетками и зажгли огромные факелы из пальмовых стволов.
Даже если перебраться через стену, неглубокий ров переплыть не удастся. Многочисленная стража у решетки и воины на стенах смотрят во все глаза. Стрела в спине или удар луча — и останется тайной, кто поплыл вверх животом к водосбросу.
Малик долго рассматривал в семейную реликвию верхнюю кромку стены и надвратные укрепления, а потом сказал, что надо идти к пещерам. Вот тогда Тумалур качнул головой и открыл было рот, но дядя строго велел ему помалкивать. А тут еще к нам стали присматриваться. Чей-то голос со стены окликнул прикорнувших у жаровни с углями стражников. Трое из них, кряхтя, поднялись и побрели в нашу сторону. Мы не стали их дожидаться и без лишних слов исчезли в ближайшем переулке.
Всю ночь мы блуждали по городу, то прячась от больших отрядов стражников, то пристраиваясь к растерянным беженцам, не знающим, где разместили их земляков и куда им самим идти. Вернуться опять в подпол никто не сообразил. Чужие волосы на моей голове сбились набок; вываливаясь из-под шлема, они лезли мне в глаза, а укрепить их как следует рука не поднималась, настолько было противно. Ближе к рассвету мы наконец оказались недалеко от пещер.
Толпа, собравшаяся у восточного конца города, быстро таяла. В мутном свете масляных фонарей по лестницам из досок и веревок карабкались по отвесному склону женщины с маленькими детьми, привязанными к спинам. У детей постарше маленькие узлы были перекинуты через плечо, а старики тащили тюки побольше. Нас приняли за воинов и велели придерживать концы веревок. А потом и мы оказались на нижнем уступе, откуда начали переправлять людей выше.
Тут и солнце взошло.
— Ты уверен, что к вечеру осада закончится? — спросил я Малура.
— Пусть убьют меня Древние, если нам придется здесь ночевать!
— Да-а… но поспать все же не помешало бы… — мой зевок навеял сонливость на Тумалура.
— Вы, там, хватит зубами клацать, — крикнул старый воин, замыкающий шествие по узкой тропе. — Идите наверх котлы чистить. Успеете отоспаться, пока за вас другие сражаются.