Верховный главнокомандующий, судя по конфиденциальному докладу адмирала о прошедшей встрече, находился в подавленном настроении. Он поинтересовался у адмирала, произведет ли эффект намеченное выступление в рейхстаге. Адмирал ответил, что речь произведет эффект, если ей будет предшествовать "концентрированный" налет на Англию. Напомнив своему шефу, что английские военно-воздушные силы наносят ощутимый урон немецким военно-морским базам в Вильгельмсхафене, Гамбурге и Киле, адмирал высказал мнение, что люфтваффе следовало бы немедленно активизировать свои действия против англичан. Что касается вторжения на Британские острова, то к этим планам командующий военно-морскими силами отнесся довольно сдержанно. Он настоятельно советовал, чтобы оно было предпринято "только как последнее средство вынудить Англию пойти на заключение мира".
"Он (Редер) убежден, что Англию можно принудить запросить мира, перерезав ее артерии снабжения посредством беспощадной войны подводного флота, воздушных налетов на конвои и сильных воздушных налетов на ее главные центры...
Поэтому командующий военно-морскими силами (Редер) не может выступать в поддержку идеи вторжения в Англию, как в случае с Норвегией".
Далее адмирал принялся подробно и долго объяснять трудности, связанные с таким вторжением, которые, вероятно, несколько охладили Гитлера. Охладили, но и убедили. Ибо Редер отметил, что "фюрер также рассматривает вторжение как последнее средство".
Спустя два дня после разговора с адмиралом, 13 июля, в Бергхоф на совещание с верховным главнокомандующим прибыли генералы. Они нашли фюрера все еще озадаченным поведением англичан. "Фюрера, - записал в тот вечер в своем дневнике Гальдер, - больше всего занимает вопрос, почему Англия до сих пор не ищет мира". Но теперь для него стала ясна одна из причин. Гальдер это отметил:
"Он, как и мы, видит причину этого вопроса в том, что Англия еще надеется на Россию. Поэтому он считает, что придется силой принудить Англию к миру. Однако он несколько неохотно идет на это. Причина: если мы разгромим Англию, вся Британская империя распадется. Но Германия ничего от этого не выиграет. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др."
В тот же день Гитлер в письме Муссолини с благодарностью отклонял предложение дуче использовать итальянские войска и самолеты для вторжения в Англию. Из этого письма очевидно, что фюрер наконец начинал приходить к определенным выводам. Странные англичане просто не желали прислушиваться к голосу разума.
"Я столько раз обращался к Англии с предложением заключить соглашение, даже сотрудничество, и в ответ на это со мной обращались так бесчестно, писал он, - что теперь я убежден, что любой новый призыв к разуму будет так же отвергнут, ибо в этой стране в настоящее время правит не разум..."
Тремя днями позднее, 16 июля, нацистский правитель наконец принял решение. Он издал "Директиву э 16 о подготовке операции по высадке войск в Англии".
Ставка фюрера,
16 июля 1940 года
Совершенно секретно
Поскольку Англия, несмотря на свое бесперспективное военное положение, все еще не проявляет никаких признаков готовности к взаимопониманию, я решил подготовить и, если нужно, осуществить десантную операцию против Англии. Цель этой операции - устранить английскую метрополию как базу для продолжения войны против Германии и, если это потребуется, полностью захватить ее.
Операция получила кодовое название "Морской лев". Приготовления планировалось закончить к середине августа.
"...Если нужно, осуществить десантную операцию..." Несмотря на то что интуиция подсказывала, что такая необходимость возникнет, он, как явствует из директивы, не был в этом уверен. Это "если" все еще оставалось большим знаком вопроса, когда Адольф Гитлер вечером 19 июля поднимался на трибуну в рейхстаге, чтобы сделать свое последнее предложение Англии заключить мир. Это было последнее продолжительное выступление фюрера в рейхстаге и последнее выступление, услышанное автором этих строк. В тот же вечер я записал свои впечатления об этом выступлении:
"Гитлер, которого мы видели сегодня вечером в рейхстаге, предстал завоевателем и, сознавая это, тем не менее настолько искусно играл, настолько владел умами немцев, что непоколебимая уверенность завоевателя великолепно сочеталась с почтительным смирением - это всегда хорошо воспринимается широкими массами, когда они знают, что наверху настоящий человек. Его голос звучал сегодня гораздо тише; вопреки обыкновению, он редко повышал голос на трибуне и ни разу не перешел на истерический крик, какой мне не раз приходилось слышать с этой трибуны".
Разумеется, его длинная речь изобиловала фальсификациями истории и щедрыми вкраплениями оскорблений в адрес Черчилля. Но по тону она была умеренной, учитывая исключительно благоприятные для Германии обстоятельства, умело выстроенной, что позволяло ему рассчитывать на поддержку не только своего народа, но и нейтралов и подбросить широким слоям англичан пищу для раздумий.
"Из Британии, - сказал он, - я слышу сегодня только один крик - не народа, а политиканов - о том, что война должна продолжаться. Я не знаю, правильно ли представляют себе эти политиканы, во что выльется продолжение борьбы. Верно, они заявляют, что будут продолжать войну, а если Великобритания погибнет, то будут продолжать войну из Канады. Я не могу поверить, что под этим они подразумевают то обстоятельство, будто английскому народу придется перебраться в Канаду. Очевидно, в Канаду поедут те джентльмены, которые заинтересованы в продолжении войны. Боюсь, народу придется остаться в Британии и... увидеть войну другими глазами, нежели это представляется их так называемым лидерам в Канаде.
Поверьте мне, господа, я питаю глубокое отвращение к подобного рода бессовестным политиканам, которые обрекают на гибель целые народы. У меня вызывает почти физическую боль одна только мысль, что волею судеб я оказался тем избранным лицом, которому придется наносить последний удар по структуре, уже зашатавшейся в результате действий этих людей... Мистер Черчилль... будет к тому времени в Канаде, куда несомненно уже отосланы деньги и дети тех, кто принципиально заинтересован в продолжении войны. Однако миллионы простых людей ждут великие страдания. Мистеру Черчиллю, пожалуй, следовало бы прислушаться к моим словам, когда я предсказываю, что великая империя распадется, - империя, разрушение которой или даже причинение ущерба которой никогда не входило в мои намерения..."
Сделав, таким образом, выпад против упрямого премьер-министра и предприняв попытку оторвать английский народ от него, Гитлер подошел к самой сути своей большой речи:
"В этот час я считаю долгом перед собственной совестью еще раз обратиться к разуму и здравому смыслу как Великобритании, так и других стран. Я считаю, что мое положение позволяет мне обратиться с таким призывом, ибо я не побежденный, выпрашивающий милости, а победитель, говорящий с позиций здравого смысла.
Я не вижу причины, почему эта война должна продолжаться" {Затем последовала беспрецедентная в истории Германии колоритная сцена, когда Гитлер, неожиданно прервав свою речь, принялся вручать фельдмаршальские жезлы двенадцати генералам и специальный, сродни "королевским", жезл Герингу, которому было присвоено вновь введенное звание "рейхсмаршал великого германского рейха", ставившее его выше всех других маршалов. Он был также награжден Большим Железным крестом - единственный случай за всю войну. Гальдера в этой лавине фельдмаршальских званий обошли: его повысили только на один ранг - из генерал-лейтенантов в генералы. Такое неразборчивое присвоение маршальских званий - кайзер за всю первую мировую войну произвел в фельдмаршалы только пять генералов, и даже Людендорф не был удостоен этого звания - несомненно помогало Гитлеру задушить даже скрытую оппозицию среди генералов, что в прошлом имело место трижды. Поступая таким образом, Гитлер хоть и умалял ценность высших воинских рангов, но достигал поставленной цели - укреплял свою власть над генералами. В фельдмаршалы были произведены девять армейских генералов: Браухич, Кейтель, Рундштедт, Бок, Лееб, Лист, Клюге, Вицлебен, Рейхенау, и три генерала люфтваффе: Мильх, Кессельринг и Шперле. - Прим. авт.}.
И все. В детали он не вдавался, не внес никаких конкретных предложений относительно условий для заключения мира, относительно того, что же будет в случае заключения мира с сотнями миллионов людей, находящихся в настоящее время под нацистским ярмом в захваченных немцами странах. Но в тот вечер в рейхстаге нашлось бы очень немного людей, если бы вообще нашлось, которые считали, что на этой стадии нужно что-то детализировать. Я общался с довольно многими высокопоставленными лицами и офицерами при закрытии заседания, и ни один из них не сомневался, что англичане примут великодушное, по их убеждению, предложение фюрера. Но заблуждение их длилось недолго.
С заседания я поехал прямо на радиостанцию, чтобы передать для Соединенных Штатов радиорепортаж о речи фюрера. Едва я прибыл на студию, как тут же поймал передачу Би-би-си на немецком языке из Лондона. Би-би-си уже передавала английский ответ Гитлеру, хотя после выступления фюрера прошло не более часа. Ответом англичан было решительное "Нет!" {Позднее Черчилль утверждал, что мирные предложения Гитлера были немедленно и решительно отклонены Би-би-си "без какой-либо подсказки со стороны правительства его величества, как только отзвучала речь Гитлера по радио" (Черчилль У. Вторая мировая война, т. 2, с. 260). - Прим. авт.}.
Младшие офицеры из верховного командования и чиновники из различных министерств сидели в комнате и с восторженным вниманием слушали радио. Постепенно их лица вытянулись. Они отказывались верить своим ушам. "Вы что-нибудь понимаете?" - кричал мне один из них. Казалось, он оцепенел. "Вы в состоянии понять этих английских дураков? - продолжал он кричать. - Теперь отклонить мир? Да они просто с ума сошли!"
В тот же вечер Чиано {Итальянский министр иностранных дел вел себя точно клоун во время выступления фюрера в рейхстаге - вскакивал, как марионетка, чтобы фашистским салютом приветствовать каждую паузу в его речи. Я заметил Квислинга, маленького человечка со свинячьими глазками, сидевшего в углу первого балкона. Он приехал в Берлин, чтобы просить снова поставить его у власти в Осло. - Прим. авт.} стал свидетелем реакции на безумие англичан на более высоком уровне, чем я. "Поздно вечером, - отмечал он в своем дневнике, - когда стали поступать первые спокойные отклики англичан на речь фюрера, у немцев возникло чувство трудно скрываемого разочарования". Согласно утверждению Чиано, воздействие речи на Муссолини оказалось совершенно противоположным.
"Он... характеризует ее как "слишком коварную". Он опасается, что англичане могут усмотреть в ней предлог для начала переговоров. Это совершенно не устраивает Муссолини, потому что сейчас, как никогда раньше, ему хочется вести войну".
Дуче, как позднее заметил Черчилль, "не стоило беспокоиться по этому поводу. Он сполна получит войну, о которой мечтал".
"Маневр, рассчитанный на то, чтобы сплотить немецкий народ на борьбу против Англии, - так расценил я речь фюрера в тот вечер в своем дневнике. Речь Гитлера - настоящий шедевр, ибо теперь немцы будут говорить: "Гитлер предлагает англичанам мир, причем без всяких условий. Он говорит, что не видит причин для продолжения войны. Если она будет продолжаться, то лишь по вине англичан".
И не крылась ли главная причина в том, что за трое суток до своего выступления с мирными предложениями в рейхстаге он издал Директиву э 16 о подготовке операции по высадке войск на Британские острова? 1 июля он доверительно признался в этом двум итальянцам - Альфиери и Чиано:
"...Всегда считалось хорошей тактикой переложить ответственность за будущий ход событий в глазах мировой общественности и общественности Германии на противника. Это укрепляет наш собственный моральный дух и подрывает моральное состояние противника. Такая операция, какую планирует Германия, будет кровопролитной... Поэтому нужно убедить общественное мнение, что было предпринято все, чтобы избежать этого ужаса..."
В своей речи от 6 октября {Тогда он предлагал Западу мир по завершении польской кампании. - Прим. авт.} он тоже руководствовался мыслью переложить всю ответственность за последующий ход развития событий на противника. Поэтому он выиграл войну еще до того, как начал ее. И опять он намеревался по психологическим соображениям подкрепить моральный дух, так сказать, ради действий, которые будут предприняты.
А 8 июля, то есть через неделю, Гитлер доверительно пояснял Чиано, что он инсценирует еще одну демонстрацию, с тем чтобы в случае продолжения войны (по его мнению, это единственная реальная возможность) произвести нужный психологический эффект на англичан... Может, посредством ловко состряпанного обращения к английскому народу еще больше удастся изолировать английское правительство.
Но это оказалось невозможным. Речь фюрера от 19 июля произвела впечатление на немецкий народ, но не на английский. 22 июля лорд Галифакс в выступлении по радио официально отклонил мирные предложения Гитлера. Хотя это и не явилось неожиданностью для Вильгельмштрассе, тем не менее многих это встревожило, и в тот день я встречал там немало сердитых лиц. "Лорд Галифакс, - говорил один официальный представитель правительства, - отклонил мир, предложенный фюрером. Джентльмены, будет война!"
Легче сказать, чем сделать. В действительности ни Гитлер, ни верховное командование, ни высшие штабы сухопутных войск, ВМС и ВВС никогда всерьез не рассматривали вопрос о том, как вести и выиграть войну против Великобритании. А теперь, в середине лета 1940 года, они не знали, что делать с блестящей победой: у них не было никаких планов и почти никакого желания воспользоваться величайшими военными победами, достигнутыми собственным народом-солдатом.
В этом заключается один из парадоксов третьего рейха. В тот самый момент, когда Гитлер находился в зените военной славы и основная часть Европы лежала поверженной у его ног, а его победоносные армии, растянувшиеся от Пиренеев до Полярного круга, от Атлантики до берегов Вислы, отдыхали, готовясь к дальнейшим действиям, он не имел четкого представления, что делать дальше, как довести войну до победного завершения. Не имели об этом представления и его генералы, двенадцать из которых получили из его рук маршальские жезлы.
Конечно, на то была причина, хотя и неясная нам в то время. Несмотря на их хваленые военные таланты, у немцев не было какой-либо грандиозной стратегической концепции. Их кругозор был ограничен - всегда был ограничен! - войной на суше против соседних государств Европейского континента. Гитлер боялся моря {"На суше я герой, а на воде трус", - говорил он однажды Рундштедту (Шульман М. Поражение на Западе, с. 50). - Прим. авт.}, и его крупнейшие полководцы совершенно не были знакомы с военными концепциями, связанными с использованием морей или океанов. Все они были сухопутчиками, а не моряками, и мыслили соответствующим образом. И хотя их армии за неделю сумели бы разгромить довольно-таки слабые английские сухопутные войска, если бы дело дошло до схватки один на один, даже Ла-Манш - такая отделявшая их друг от друга неширокая водная преграда, что можно было разглядеть противоположный берег, - в их воображении становился непреодолимым препятствием.
Существовала, конечно, и другая альтернатива. Немцы могли поставить Англию на колени, нанеся ей мощные удары через Средиземное море при поддержке своего итальянского союзника, захватив Гибралтар у западной горловины Средиземного моря, а затем про-вйгаясь на восток через Египет и далее через Суэцкий канал в Иран, перерезав тем самым одну из жизненно важных артерий снабжения метрополии. Но для этого необходимо было осуществлять крупные морские операции на огромном удалении от баз в Германии, а в 1940 году все это выходило за рамки немецкого стратегического мышления.
Таким образом, достигнув поразительного успеха, Гитлер и его военачальники заколебались. Они не продумали ни следующего шага, ни способа его осуществления. Этот промах впоследствии сыграет роковую роль в войне, в недолгом существовании третьего рейха и головокружительной карьере Адольфа Гитлера. На смену столь ярким победам пришли неудачи. Однако это, разумеется, невозможно было предвидеть, когда в конце лета осажденная, оставшаяся в одиночестве Англия готовилась отразить имевшимися у нее небольшими силами удар немецких войск.
Глава 22 ОПЕРАЦИЯ "МОРСКОЙ ЛЕВ": СОРВАННОЕ ВТОРЖЕНИЕ В АНГЛИЮ
"Окончательная победа Германии над Англией теперь только вопрос времени, - писал 30 июня 1940 года начальник штаба оперативного руководства вермахта генерал Йодль. - Вражеские наступательные операции в крупных масштабах более невозможны". Любимый стратег Гитлера пребывал в самодовольном настроении.
За неделю до этого капитулировала Франция, оставив в одиночестве, очевидно, беспомощную Англию. 15 июня Гитлер проинформировал генералов, что собирается провести частичную демобилизацию - из 160 дивизий оставить только 120. "Предпосылкой для такого приказа, - писал в этот день в своем дневнике Гальдер, - является мнение, что в связи с уже очевидным окончательным разгромом противника сухопутные войска выполнили свою задачу и что мы можем на территории противника спокойно провести эту перестройку, которая явится основой для дальнейшей организации в мирное время. На ВВС и ВМС ложится задача - вести войну с Англией одним".
По правде говоря, армия не проявляла особого интереса к этому вопросу. Да и самого фюрера эта проблема не очень волновала. 17 июня полковник Вальтер Варлимонт, заместитель Йодля, информировал руководство военно-морских сил, что "относительно высадки в Великобритании фюрер... до сих пор не высказал такого намерения... Поэтому даже в настоящее время ОКБ не осуществляет никаких подготовительных мер". Четыре дня спустя, 21 июня, в тот самый момент, когда Гитлер входил в салон-вагон в Компьене, чтобы унизить французов, военно-морские силы были проинформированы, что генеральный штаб сухопутных войск не занимается вопросами вторжения в Англию, так как считает его осуществление невозможным.