Халиф на час - Автор неизвестен

Перед вами — подлинные ЖЕМЧУЖИНЫ «Тысячи и одной ночи». Сказки-притчи — и бытовые новеллы, сказки волшебные — и сказки изысканно-ироничные! Приключении и чудеса, по восточному земная и одновременно небесная любовь — и, разумеется, НЕПЕРЕДАВАЕМО ВЫСОКАЯ мудрость Древнего Востока — таковы истории «Тысячи и одной ними»

2.0 — создание файла, верстка, первичная вычитка (HEPO);

Повесть о царе Шахрамане, сыне его Камар аз-Замане и царевне Будур

Когда же настала ночь, Шахразада сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что был в древние времена и минувшие века и столетия царь, которого звали царь Шахраман. И был он обладателем большого войска и челяди и слуг, но только велики сделались его годы, и кости его размякли, и не было послано ему ребенка.

И он размышлял про себя, и печалился, и беспокоился, и пожаловался на это одному из своих везирей, и сказал: «Я боюсь, что, когда умру, царство погибнет, так как я не найду среди моих потомков кого-нибудь, чтобы управлять им после меня». И тот везирь отвечал ему: «Быть может, Аллах совершит впоследствии нечто; положись же на Аллаха, о царь, и взмолись к нему».

И царь поднялся, совершил омовение и молитву в два раката и воззвал к великому Аллаху с правдивым намерением, а потом он призвал свою жену на ложе и познал ее в это же время, и она зачала от него, по могуществу Аллаха великого.

А когда завершились ее месяцы, она родила дитя мужского пола, подобное луне в ночь полнолуния, и царь назвал его Камар аз-Заманом и обрадовался ему до крайней степени. И он кликнул клич, чтобы город украсили, и город был украшен семь дней, и стучали в барабаны и били в литавры. А младенцу царь назначил кормилиц и нянек, и воспитывался он в величии и неге, пока не прожил пятнадцать лет. И он превосходил всех красотою и прелестью и стройностью стана и соразмерностью, и отец любил его и не мог с ним расстаться ни ночью, ни днем.

И отец мальчика пожаловался одному из своих везирей на великую любовь свою к сыну и сказал: «О везирь, поистине, я боюсь, что дитя мое, Камар аз-Замана, постигнут удары судьбы и случайности, и хочу я женить его в течение моей жизни». — «Знай, о царь, — ответил ему везирь, — что жениться — значит проявить благородство нрава, и правильно будет, чтобы ты женил твоего сына, пока ты жив, раньше, чем сделаешь его султаном».

И тогда царь Шахраман воскликнул: «Ко мне моего сына Камар аз-Замана!» И тот явился, склонив голову к земле от смущения перед своим отцом. И отец сказал ему: «О Камар аз-Заман, я хочу тебя женить и порадоваться на тебя, пока я жив», — а юноша ответил: «О батюшка, знай, что нет у меня охоты к браку и душа моя не склонна к женщинам, так как я нашел много книг и рассуждений об их коварстве и вероломстве. И поэт сказал:

А другой сказал:

А окончив свои стихи, он сказал: «О батюшка, брак — нечто такое, чего я не сделаю никогда, хотя бы пришлось мне испить чашу гибели».

И когда султан Шахраман услышал от своего сына такие слова, свет стал мраком перед лицом его, и он сильно огорчился, что его сын Камар аз-Заман не послушался, когда он посоветовал ему жениться. Но из-за сильной любви к сыну он не пожелал повторить ему эти речи и гневить его, а, напротив, проявил заботливость и оказал ему уважение и всяческую ласку, которой можно привлечь любовь к сердцу. А при всем этом Камар аз-Заман каждый день становился все более красив, прелестен, изящен и изнежен.

И царь Шахраман прождал целый год и увидел, что тот сделался совершенен по красноречию и прелести, и люди теряли из-за него честь. Все веющие ветры разносили его милости, и стал он в своей красоте искушением для влюбленных и по своему совершенству — цветущим садом для тоскующих. Его речи были нежны, и лицо его смущало полную луну, и был он строен станом, соразмерен, изящен и изнежен, как будто он ветвь ивы или трость бамбука. Его щека заменяла розу и анемон, а стан его — ветку ивы, и черты его были изящны.

А когда Камар аз-Заману исполнился еще один год, его отец призвал его к себе и сказал ему: «О дитя мое, не выслушаешь ли ты меня?» И Камар аз-Заман пал на землю перед своим отцом из почтительного страха перед ним и устыдился и воскликнул: «О батюшка, как мне тебя не выслушать, когда Аллах мне велел тебе повиноваться и не быть ослушником?»

«О дитя мое, — сказал ему тогда царь Шахраман, — знай, что я хочу тебя женить и порадоваться на тебя при жизни и сделать тебя султаном в моем царстве прежде моей смерти».

И когда Камар аз-Заман услышал это от своего отца, он ненадолго потупил голову, а потом поднял ее и сказал: «О батюшка, такое я не сделаю никогда, хотя бы пришлось мне испить чашу гибели. Я знаю и уверен, что великий Аллах вменил мне в обязанность повиноваться тебе, но, ради Аллаха, прошу тебя, не принуждай меня к браку и не думай, что я женюсь когда-либо в моей жизни, так как я читал книги древних и недавно живших и осведомлен о том, какие их постигли от женщин искушения, бедствия и беспредельные козни, и о том, что рассказывают про их хитрости. А как прекрасны слова поэта:

Услышав от своего сына Камар аз-Замана эти слова и поняв эти нанизанные стихи, царь Шахраман не дал ему ответа вследствие своей крайней любви к нему и оказал ему еще большую милость и уважение.

И собрание разошлось в тот же час, и после того как собрание было распущено, царь позвал своего везиря и уединился с ним и сказал ему: «О везирь, поведай мне, как мне поступить с моим сыном Камар аз-Заманом, как. женить его. Я спросил у тебя совета насчет его брака, и это ты мне посоветовал его женить, прежде чем я сделаю его султаном. Я говорил с сыном о браке много раз, но он не согласился со мною; посоветуй же мне теперь, о везирь, что мне делать?» — «О царь, — ответил везирь, — потерпи еще год, а потом, когда ты захочешь заговорить с твоим сыном об этом деле, не говори тайком, но заведи с ним речь в день суда, когда все везири и эмиры будут присутствовать и все войска будут стоять тут же. И когда эти люди соберутся, пошли в ту минуту за твоим сыном Камар аз-Заманом и вели ему явиться, а когда он явится, скажи ему о женитьбе в присутствии везирей и вельмож и обладателей власти. Он обязательно устыдится и не сможет тебе противоречить в их присутствии».

Услышав от своего везиря эти слова, царь Шахраман обрадовался великою радостью и счел правильным его мнение и наградил его великолепным платьем. И царь Шахраман не говорил со своим сыном Камар аз-Заманом год о женитьбе. И с каждым днем из дней, что проходили над ним, юноша становился все более красив, прекрасен, блестящ и совершенен, и достиг он возраста, близкого к двадцати годам, и Аллах облачил его в одежду прелести и увенчал его венцом совершенства. И око его околдовывало сильнее, чем Харут, а игра его взора больше сбивала с пути, чем Тагут. Его щеки сияли румянцем, и веки издевались над острорежущим, а белизна его лба говорила о блестящей луне, и чернота волос была подобна мрачной ночи. Его стан был тоньше летучей паутинки, а бедра тяжелее песчаного холма; вид его боков возбуждал горесть, и стан его сетовал на тяжесть бедер, и прелести его смущали род людской.

И затем царь Шахраман слушал речи везиря еще год, пока мс случился день праздника. И пришел день суда, и зал собраний царя наполнился тогда эмирами, везирями, вельможами царства и воинами и людьми власти, а затем царь послал за своим сыном Камар аз-Заманом, и тот, явившись, три раза поцеловал землю меж рук своего отца и встал перед ним, заложив руки за спину.

И его отец сказал ему: «Знай, о дитя мое, что я послал за тобой и велел тебе на сей раз явиться в это собрание, где присутствуют перед нами все вельможи царства, только для того, чтобы дать тебе одно приказание, насчет которого ты мне не прекословь. А именно: ты женишься, ибо я желаю женить тебя на дочери какого-нибудь царя и порадоваться на тебя прежде моей смерти».

Услышав это от своего отца, Камар аз-Заман опустил ненадолго голову к земле, а затем поднял голову к отцу, и его охватили в эту минуту безумие юности и глупость молодости, и он воскликнул: «Что до меня, то я никогда не женюсь, хотя бы мне пришлось испить чашу гибели, а что касается тебя, то ты старец великий по годам, но малый по уму! Разве ты не спрашивал меня о браке раньше сегодняшнего дня уже дважды, кроме этого раза, а я не соглашался на это?»

Потом Камар аз-Заман разъединил руки, заложенные за спину, и засучил перед своим отцом рукава до локтей, будучи гневен, и сказал своему отцу много слов, и сердце его волновалось, и его отец смутился, и ему стало стыдно, так как это случилось перед вельможами его царства и воинами, присутствовавшими на празднике. А потом царя Шахрамана охватила ярость царей, и он закричал на своего сына, так что устрашил его, и крикнул невольникам, которые были перед ним, и сказал им: «Схватите его!»

И невольники побежали к царевичу, обгоняя друг друга, и схватили его и поставили перед его отцом, и тот приказал скрутить ему руки, и Камар аз-Замана скрутили и поставили перед царем, и он поник головой от страха и ужаса, и его лоб и лицо покрылись жемчугом испарины, и сильное смущение и стыд охватили его.

И тогда отец стал бранить и ругать его и воскликнул: «Горе тебе, о дитя прелюбодеяния и питомец бесстыдства! Как может быть таким твой ответ мне перед моей стражей и воинами! Но тебя еще до сих пор никто не проучил! Разве ты не знаешь, что, если бы поступок, который совершен тобою, исходил от простолюдина из числа простых людей, это было бы с его стороны очень гадко?»

Потом царь велел своим невольникам развязать скрученного Камар аз-Замана и заточить его в одной из башен крепости. Тогда его взяли и отвели в древнюю башню, где была разрушенная комната, а посреди комнаты был развалившийся старый колодец. И комнату подмели, и вытерли там пол, и поставили в ней для Камар аз-Замана ложе, а на ложе ему постлали матрас и коврик и положили подушку и принесли большой фонарь и свечу, так как в этой комнате было темно днем.

А затем невольники ввели Камар аз-Замана в это помещение и у дверей комнаты поставили евнуха. И Камар аз-Заман поднялся на ложе, с разбитым сердцем и печальной душой, и он упрекал себя и раскаивался в том, что произошло у него с отцом, когда раскаяние было ему бесполезно. «Прокляни, Аллах, брак и девушек и обманщиц женщин! — воскликнул он. — О, если бы я послушался моего отца и женился! Поступи я так, мне было бы лучше, чем в этой тюрьме».

Вот что было с Камар аз-Заманом. Что же касается его отца, то он пребывал на престоле своего царства остаток дня, до времени заката, а затем уединился с везирем и сказал ему: «Знай, о везирь, ты был причиной всего того, что произошло между мной и моим сыном, так как ты посоветовал мне то, что посоветовал. Что же ты посоветуешь мне делать теперь?» — «О царь, — ответил ему везирь, — оставь твоего сына в тюрьме на пятнадцать дней, а потом призови его к себе и вели ему жениться: он не будет тебе больше противоречить».

И царь последовал совету везиря. Он пролежал эту ночь с сердцем, занятым мыслью о сыне, так как любил его великой любовью, ибо не было у него другого ребенка. А к царю Шахраману всякую ночь приходил сон только тогда, когда он клал руку под голову своему сыну Камар аз-Заману. И царь провел эту ночь с умом, расстроенным из-за сына, и он ворочался с боку на бок, точно лежал на углях дерева — гада, и его охватило беспокойство,' и сон не брал его всю эту ночь. И глаза его пролили слезы.

Вот что было с царем Шахраманом. Что же касается Камар аз-Замана, то когда пришла к нему ночь, евнух подал ему фонарь, зажег для него свечу и вставил ее в подсвечник, а потом он подал ему кое-чего съестного, и Камар аз-Заман немного поел. И он принялся укорять себя за то, что был невежей по отношению к отцу, и сказал своей душе: «О душа, разве ты не знаешь, что сын Адама — заложник своего языка и что именно язык человека ввергает его в гибель?»

А потом глаза его пролили слезы, и он заплакал о том, что совершил. С болящей душой и расколовшимся сердцем он до крайности раскаивался в том, как он поступил по отношению к отцу, и произнес:

А когда Камар аз-Заман кончил есть, он потребовал, чтобы ему вымыли руки, и невольник вымыл ему руки после еды, и затем Камар аз-Заман поднялся и совершил предзакатную и ночную молитву и сидел на ложе, читая Коран. Он прочел главы «Корова», «Семейство Имрана», «Я-Син», «Ар-Рахман», «Благословенна власть», «Чистосердечие» и «Главы-охранительницы» и закончил молением и возгласом: «У Аллаха ищу защиты!»

А потом он лег на ложе, на матрас из мадинского атласа, одинаковый по обе стороны и набитый иракским шелком, а под головой у него была подушка, набитая перьями страуса. И когда он захотел лечь, он снял верхнюю одежду и, освободившись от платья, лег в рубахе из тонкой вощеной материи, а голова его была покрыта голубой мервской повязкой. И в тот час этой ночи Камар аз-Заман стал подобен луне, когда она бывает полной в четырнадцатую ночь месяца. Потом он накрылся шелковым плащом и заснул, и фонарь горел у него в ногах, а свеча горела над его головой, и он спал до первой трети ночи, не зная, что скрыто для него в неведомом и что ему предопределил ведающий сокровенное.

И случилось по предопределенному велению и заранее назначенной судьбе, что эта башня и эта комната были старые, покинутые в течение многих лет. И в комнате был римский колодец, где пребывала джинния, которая жила в нем. А звали ее Маймуна, и была она из потомства Иблиса проклятого и дочерью Димирьята, одного из знаменитых царей джиннов.

И когда Камар аз-Заман проспал до первой трети ночи, эта ифритка поднялась из римского колодца и направилась к небу, чтобы украдкой подслушивать и, оказавшись наверху колодца, она увидела свет, который горел в башне, и противность обычаю. А ифритка эта жила в том месте долгий срок лет, и она сказала про себя: «Я ничего такого здесь раньше не видела», — и, увидев свет, она изумилась до крайности, и ей пришло на ум, что этому обстоятельству непременно должна быть причина.

И она направилась в сторону этого света и, увидев, что он исходит из комнаты, подошла к ней и увидала евнуха, который спал у дверей комнаты. А войдя в комнату, она нашла там поставленное ложе и на нем спящего человека, и свеча горела у него в головах, а фонарь горел у его ног. И ифритка Маймуна подивилась этому свету и мало-помалу подошла к нему и, опустив крылья, встала у ложа.

Она сняла плащ с лица Камар аз-Замана и взглянула на него и некоторое время стояла, ошеломленная его красотою и прелестью, и оказалось, что сияние его лица сильнее света свечки, и лицо его мерцало светом, и глаза его, во сне, стали как глаза газели, и зрачки его почернели, и щеки зарделись, и веки расслабли, а брови изогнулись, как лук, и повеяло от него благовонным мускусом.

И когда ифритка Маймуна, дочь Димирьята, увидала его, она прославила Аллаха и воскликнула: «Благословен Аллах, лучший из творцов!» (А эта ифритка была из правоверных джиннов.) Она продолжала некоторое время смотреть в лицо Камар аз-Замана, восклицая: «Нет бога, кроме Аллаха!» — и завидуя юноше, завидуя его красоте и прелести, и потом сказала про себя: «Клянусь Аллахом, я не буду ему вредить и никому не дам его обидеть и выкуплю его от всякого зла! Поистине, это красивое лицо достойно лишь того, чтобы на него смотрели и прославляли за него Аллаха. Но как могло случиться, что родные положили его в это разрушенное место; если бы к нему сейчас явился кто-нибудь из наших маридов, он наверное погубил бы его».

Потом ифритка склонилась над Камар аз-Заманом и поцеловала его между глаз, а после этого она опустила плащ ему на лицо, и, накрыв его, распахнула крылья, и полетела в сторону неба. Она вылетела из-под сводов той комнаты и продолжала лететь по воздуху, поднимаясь ввысь, пока не приблизилась к нижнему небу. И вдруг она услыхала хлопанье крыльев в воздухе и направилась на этот шум. И когда она приблизилась, то оказалось, что это ифрит, которого звали Дахнаш, и Маймуна низверглась на него, как низвергается ястреб.