— Хм… не совсем, — рахива понял, что ошибся, но оказалось поздно.
— Хватай их, ребята! — завопил предводитель. — Покажем им, что такое настоящее угнетение!
Вопреки приказу двое стражников метнули копья. Одно пролетело над головой Егора, другое воткнулось в выставленную дубинку Бешеного Сони. Махот заревел и вскинул свое громадное оружие.
— Давно бы так! — Яхирон будто сам прыгнул в руку Егору. — Пойдут клочки по закоулочкам!
Рыжегривый пони заржал, когда его пнули каблуками в бока, но послушно ускорился. Волшебный меч лязгнул, столкнувшись с обычным, ударил сноп белоснежных искр. Егора дернуло в сторону, и он осознал, что убил человека, просто насадив его на клинок.
Хруст и удаляющийся вопль возвестил, что дубинка Бешеного Сони вышибла кого-то из седла.
— Видит Тарсес, я хотел решить все миром, — мрачно сказал Ганди-Ла, швыряя в одного из врагов огненный шар.
— Маг! Смотрите! Маг! — заорал один из стражников, но быстро заткнулся, поскольку крайне затруднительно издавать какие-либо звуки в том случае, если у тебя перерублена шея.
Яхирон радостно присвистнул, вскинувший аркан вояка лишился кисти и, воя от боли, свалился наземь. Бешеный Соня насильственным образом спешил еще одного стражника, и тут бой прекратился, так как уцелевшие вояки из Ужасающей Тысячи дружно закричали, что сдаются.
Из десятка в седлах остались четверо, все бледные и трясущиеся, и меж них — обладатель красного плаща. Из упавших выжили только двое, один ухитрился перенести удар Махота и теперь мотал головой, стоя на четвереньках, а второй, с обрубком вместо кисти, скрипел зубами от боли.
— Давай отрубим этим падлам головы! — Яхирон от возбуждения дрожал и покачивался в руке Егора, с острия капала кровь. — Хотя сначала можно руки и ноги, чтобы помучились! Это будет приятно и познавательно!
— Не стоит делать этого, — сказал кто-то голосом сильным и властным.
Аладдин перестал смеяться, те из стражников, что могли удивляться, удивились заново, и на лице Бешеного Сони появилась легкая озадаченность. Ганди-Ла отчего-то резко помрачнел и даже испустил печальный вздох, а Егор посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос.
На обочине, там, где начинались густые заросли малины, стоял высокий и тощий эльф, и кончики его ушей воинственно топорщились. В руке он держал посох из белесого, странно поблескивающего дерева, серый балахон свисал до земли, а желтые глаза смотрели яростно и пристально.
— А ты кто такой? — поинтересовался Яхирон.
— Мое имя — Бурбурэль Посох, — сообщил эльф, — и в данный момент я возглавляю отряд Хранителей.
— Хранителей? — Егору представилась кучка хоббитов с волосатыми ногами и перепуганными лицами и золотое колечко на пальце одного из них, тысячи лет назад изготовленное в подземной кузнице.
— Да спали меня Оро, — эльф махнул рукой, и из малинника выбралась крайне разношерстная компания.
Хоббитов меж них не было.
Зато имелся гном с бородой, как у Карла Маркса, и длинными гибкими пальцами, гоблин с ехидным взглядом прирожденного зубоскала, еще один эльф — на этот раз молодой, вооруженный луком и канонически голубоглазый, а также некто сутулый, лысый, одноглазый и настолько вонючий, что это ощущалось даже на расстоянии в десяток метров.
— Ну, ваще. Кто это? — спросил Егор, разглядывая висящий на поясе у странного существа меч.
Бурбурэль вопрос проигнорировал.
— Мы хотели вмешаться и помочь вам в схватке с богопротивными слугами Темного Властелина, но вы справились сами, — сурово заявил он. — А вообще прибыли на помощь герою, отправляющемуся на великую битву со Злом, что ныне приняло облик хозяина Серого замка.
Предводитель «богопротивных слуг» открыл рот так широко, что в него пролетела бы не только ворона, но и средних размеров альбатрос, а его подчиненных начало бить мелкой дрожью.
— Герой? — через стиснутые зубы спросил тот, что остался без руки. — Не повезло нам…
— На помощь? — Егор хмыкнул. — Ко мне? А вы уверены, что она мне нужна? У меня есть верные сподвижники и славный меч. С ними мы прошли через сонмы опасностей и пройдем и дальше, до самой победы.
Он не собирался уступать какому-то там Бурбурэлю, пусть даже и Посоху, право произнесения выспренних речей.
— Давай отойдем в сторонку на пару слов, — предложил желтоглазый эльф. — А вы, идиоты, последите, чтобы богопротивные слуги не разбежались. Аэрозэль, лук-то подними!
— Есть, шеф! — ернически воскликнул гоблин, молодой эльф поспешно выполнил приказ, а сутулое одноглазое существо, немного похожее на циклопа-недоростка, потащило клинок из ножен.
Егор убрал Яхирон в ножны, несмотря на его сопротивление, развернул пони и направился к Бурбурэлю. Оказавшись рядом с Посохом, уловил сильный запах свежей древесины, а приглядевшись, понял, что палка в руках остроухого шевелится, точно живая.
— Теперь можно спокойно поговорить, — сказал Бурбурэль, когда они отъехали немного в сторону. — Надеюсь, ты понимаешь, молодой человек, какая ответственность на твоих плечах?
В голосе эльфа звучали гневные, рычащие нотки, и, услышав их, Егор вспомнил своего декана, Олега Петровича по прозвищу Тигр, и почувствовал, как начинают дрожать колени.
— Э… да, — пискнул он.
— Это хорошо. Надеюсь, ты понимаешь, что должен действовать не абы как, а в соответствии с каноном? Что ты не имеешь права отклоняться от традиций! Отступи ты от них хоть на волос, твой подвиг не будет зачтен, а память о тебе не воплотится в легендах, преданиях и анекдотах Нифигляндии.
Егор бросил отчаянный взгляд на последовавшего за ними Аладдина, но тот лишь развел руками — все так и есть, остроухий не врет.
— Я понимаю… — промямлил Грачев. — Но зачем мне все эти… Хранители?
— Честно тебе скажу, — Бурбурэль заговорил тише, доверительнее, — компания и в самом деле не самая качественная, но! — он выразительно поднял палец. — Зачем тебе в первую очередь нужны сподвижники?
— Зачем?
— Чтобы погибнуть! Героически, трагически, славно и с пользой, чтобы ты пролил над ними скупую мужскую слезу и поклялся отомстить, дабы ненависть твоя крепла, а решимость возрастала, — эльф говорил убежденно, сверкая глазами и размахивая посохом, и видно было, что он на самом деле верит в собственные слова. — И в конечном итоге попасть в те самые хроники, сказки и анекдоты. Мы одолели тысячи миль, прошли через Великое Дупло, чтобы добраться до тебя. Поэтому ты не можешь просто так послать нас всех подальше и сказать: «Я сам». Это будет неразумно и эгоистично.
— Ну ладно, хорошо, — сдался Егор. — Но почему ты сказал, что не стоит убивать этих стражников?
— Спали меня Оро, но это же очевидно! — разгневался Бурбурэль. — Если исчезнет целый десяток воинов или их найдут мертвыми, то начнутся широкомасштабные поиски виновников. Понятно, что мелкие приспешники злодея не могут поймать героя, но жизнь попортят и нервы потреплют.
— Так что же делать?
— Впихнуть в головы этих типов фальшивые воспоминания — о том, что они поссорились и сами начали рубить друг друга, — эльф улыбнулся немного самодовольно. — По-моему, блестящая идея.
— Но кто… — начал Егор, но взглянул на одежду собеседника, на посох в его руке и понял, что хотел задать дурацкий вопрос. Стало ясно, отчего при виде желтоглазого эльфа помрачнел рахива — рыбак рыбака не любит издалека, а уж вблизи… — Э, вы — маг?
— Лучший чародей Смутного леса, — без тени скромности заявил Бурбурэль. — Пошли, я их быстренько заколдую, и наш объединившийся отряд продолжит дорогу. Нифигляндия на краю гибели, так что медлить нет времени!
Егор вновь посмотрел на Аладдина и обнаружил, что тот умильно лыбится во всю харю: набитый понтами и грозными речами эльфийский чародей оказался СУКА по нраву.
Пришлось разворачивать пони и возвращаться туда, где ждали Махот и Ганди-Ла.
— Ну что, поговорили? — шепотом осведомился рахива. — Этот дядя — колдун, и такой, что не мне чета, — он печально вздохнул. — Аж жуть. Дракона бешеного — одной левой, демона первой категории — плевком.
Бурбурэль тем временем рявкнул на Хранителей, и те поспешно отступили на обочину, оставив спешенных и сбившихся в кучу вояк из Ужасающей Тысячи в одиночестве.
— Милостивый господин, не губите нас, — запричитал красноплащный, отвешивая желтоглазому эльфу поклон за поклоном. — Не знаю, что вы хотите делать, но лучше убейте просто, как тот невидимый господин предлагал. Ежели мы выживем, нас колдуны-дознаватели замучают, наизнанку вывернут. Лишите жизни, чтобы мы считались павшими на боевом посту и на наших малых детей не падала тень подозрений в измене, якобы совершенной их отцами.
— Не забывайся! Я добрый маг и не могу вас банально прирезать, — высокопарно сказал Бурбурэль. — Не бойтесь, больно не будет, клянусь в этом Королевским Дубом и всеми древоточцами в его стволе.
А затем он показал, что такое высшая магия, так же превосходящая обычное чародейство, как спецэффекты студии Джорджа Лукаса превосходят жалкие потуги какой-нибудь российской кинокомпании.
Вскинутый посох сверкнул крохотным маяком, и над магом-эльфом вырос настоящий шатер из света. Бешеный Соня уважительно крякнул, Яхирон издал нечто вроде металлической отрыжки, а Ганди-Ла принялся отчаянно бормотать что-то магически невразумительное.
— Хорош старикан, — одобрительно проговорил Аладдин.
Шатер рухнул вниз, и каждый из выживших стражников оказался заключен в сияющий полупрозрачный кокон. Их предводитель задергался, попытался сделать очередной поклон, но замер, словно вмурованная в янтарь муха. Мгновением позже застыли остальные.
Бурбурэль опустил посох и повернулся:
— Все готово. Мы можем отправляться в путь.
— Эй, шеф, а почему они верхом, а мы пехом? Просто-таки несправедливость какая-то получается, — с недовольством в голосе поинтересовался гоблин. — Нельзя было лошадей купить?
— Раньше — нельзя, — лицо мага-эльфа перекосило от гнева, но он сдержался. — Теперь — можно.
Гном, насколько Егор мог судить, довольно высокий для своего народа, тоже хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. Одноглазый вонючка, у которого были необычайно длинные руки, спрятал меч в ножны, а молодой эльф опустил лук, и ему для этого не понадобилось распоряжения командира.
Глянув на идеально правильное лицо, в одухотворенные, но лишенные даже проблеска мысли глаза, Егор заподозрил, что этот Перворожденный даже в сортир ходит только по приказу.
Неожиданно увеличившийся в два раза отряд выстроился колонной и направился дальше на юг. Заключенные в светящиеся коконы стражники остались на месте, рядом с лошадьми и трупами собственных товарищей.
— Сияние вскоре рассеется, и они очнутся, — сказал Ганди-Ла, заметив, что Егор оглядывается. — Только в памяти у них не будет встречи с нами, там появятся фальшивые воспоминания о ссоре и междоусобице.
— Да, практично… — пробормотал Егор, раздумывая, отчего этот Бурбурэль, способный одним плевком одолевать демонов, до сих пор сам не справился с черным магом, известным как Три Пальца.
Неужели только потому, что это не предусмотрено традициями и канонами?
Вскоре наткнулись на еще одну деревушку, но ее по предложению Бурбурэля объехали стороной. Егор спорить не стал — понятно, что если трое чужаков, один из которых рахива, привлекают внимание, то поглазеть на целую ораву с гоблином, гномом и эльфами сбегутся все селяне.
А уж слухи лучше всяких шпионов подскажут Ольвхоретану Пердигийскому, где находится герой.
— И все же это какой-то неправильный Темный Властелин, — бурчал Аладдин, оглядывая засеянные пшеницей поля и рощи плодовых деревьев. — Прямо-таки реакционер. Вместо того чтобы все сжигать и уничтожать, он сельское хозяйство поощряет. Нет, надо его как можно быстрее повергнуть, чтобы другим неповадно было. Сечешь?
Егор сек, да только логика советчика не казалась ему безупречной: ясное дело, что по безлюдной пустоши куда легче подкрасться к логову черного мага, чем по населенным местам, но зато там труднее добыть провиант, не говоря уже о пиве, а дышать запахом садов намного приятнее, чем дымом пожарища.
Солнце коснулось горизонта в тот момент, когда они достигли моста через очередной приток Риаро.
— Ну что, вон там поляна хорошая. Встанем на ночлег, — сказал Бурбурэль, оглянувшись, и Егор с неудовольствием подумал, что с появлением эльфийского мага лишился лидерства.
Утро в Небесной Пирамиде — понятие относительное.
Оно может наступить глубокой ночью, когда над миром в общем и над Ста Башнями в частности царит темнота, или отложить приход до полудня, когда солнце светит вовсю и обычные смертные давно трудятся в поте лица своего, добывая хлеб насущный и вино приятное.
Короче говоря, утро магов удивительным образом совпадает с тем моментом, когда открывает глаза главный чародей Небесной Пирамиды, и объяснить этот феномен не может никто.
Да никто и не пытается, если честно.
В двадцатый день второго летнего месяца, именуемого меж людей саможаром, величайший из ныне здравствующих магов Нифигляндии, что откликался на имя Вавасидха, открыл глаза ближе к вечеру.
— Ага, — глубокомысленно изрек он после паузы, которой хватило бы иному торопливому мудрецу, чтобы открыть закон всемирного тяготения и запатентовать его в ближайшем патентном бюро.
Вавасидха лежал вовсе не в кровати собственной спальни на третьем сверху ярусе Небесной Пирамиды, а, если не побояться этого слова, валялся на полу заклинательного зала. Но он пребывал в столь плачевном состоянии не в одиночку — в окрестностях виднелись храпящие тела других чародеев, а мощный перегарный дух не оставлял сомнений в том, что вызвало подобные обстоятельства.
Перевернутые жаровни, битые кувшины, разбросанные детали женской одежды, пятна на полу и даже стенах — все это не оставляло сомнений, что тут происходила разудалая гулянка.
— Ага, — повторил Вавасидха. — Тяжела борьба со злом… А ну-ка.
Он щелкнул пальцами, и под потолком заклинательного покоя возникло изображение неба Нифигляндии с Солнцем, Луной, звездами и туманностями крупнее четвертой звездной величины.
Самими богами созданные часы, работающие без завода тысячелетиями.
— О… — протянул Вавасидха. — Восемнадцать дней… Да, но и повод-то какой. Но хватит…
Он щелкнул пальцами еще раз, убирая звездный купол, а затем поднялся на дрожащие ноги. От брошенного заклинания длинная седая борода главнейшего мага встала дыбом, по ней побежали лиловые искры, но зато в следующий момент она стала чистой и благообразной, а с белоснежной мантии исчезли все пятна, даже самые стойкие и подозрительные.
Производители стиральных порошков продали бы за это заклинание душу.
— Пора вставать, — сказал Вавасидха, затем прокашлялся и заревел, словно труба Судного дня. — Подъем, дармоеды! Нифигляндия на краю гибели! Вековечное Зло угрожает ей!
Никто не пошевелился, лишь на мгновение прервался раскатистый, неповторимый храп самого толстого из чародеев Небесной Пирамиды, давно заслужившего славу непревзойденного знатока кулинарного волшебства.
— Кого я обманываю? — Вавасидха вздохнул, и почти шепотом продолжил: — Эй, братва, кто похмеляться будет? На халяву. Пиво свежее, холодное… А не то выпью все сам.
Заклинательный покой наполнился шорохом и кряхтеньем.
Через пару минут главнейший из магов оказался в перекрестье двух десятков мутных, но алчущих взглядов.
— Где пиво? — спросил Пешвамитра, второй по статусу чародей Небесной Пирамиды.
— В погребе, — невозмутимо отозвался Вавасидха. — Кто хочет, может туда прогуляться — две тысячи ступеней вниз, затем столько же вверх. А вообще — пора вставать и начинать работать!
— Э… что? — спросил маг по имени Лохаваджья.
За восемнадцать дней пьянки само понятие «работа» выветрилось из мозгов пирамидских чародеев.
— У нас здесь, вообще-то, не клуб любителей выпивки и не воскресная школа, — сурово напомнил Вавасидха. — И мы должны держать руку на пульсе Нифигляндии, следить за тем, как развиваются события. Как там наш герой? Что творит злобный Ольвхоретан, вдруг его рати подходят к стенам Ста Башен?
— Да, да, само собой, естественно… — загалдели маги и начали приводить себя в порядок.
Если обычным смертным для борьбы с похмельем приходится использовать всякие хитрые средства вроде рассола, минеральной воды, бани или лежания вниз лицом до вечера, то колдунам намного проще, у них на этот случай имеются особые, пусть и болезненные заклинания.
— Очень хорошо, — сказал Вавасидха, когда его подчиненные перестали напоминать толпу забулдыг. — Пешвамитра, возьми пару ребят помоложе и тащите сюда Подглядывающий Кристалл.
Кристалл этот, представлявший собой громадный, с голову огра, шар из чистейшего хрусталя, изготовил три тысячи лет назад маг по имени Ашдод Терпеливый. Повторить или тем более превзойти его работу с тех пор не смог никто, и поколения чародеев без зазрения совести эксплуатировали творческий прорыв коллеги.
— А чего я… — начал было Пешвамитра, но наткнулся на гневный взгляд начальства и умолк.
Через мгновение он в сопровождении пары коллег, чей возраст не достигал и ста лет, покинул заклинательный покой, а оставшиеся принялись наводить порядок. Ясное дело, что убираться — не дело магов, для этого есть уборщики, но скрыть следы хотя бы самых вопиющих безобразий, совершенных по пьяной лавочке, — дело любого разумного человека.
Попутно чародеи делились обрывочными воспоминаниями, сохранившимся в продырявленных алкоголем головах: