Расслышав робкое царапание в дверь, Вадим скользнул к ней и распахнул. Перед входом стояла, зябко обхватив себя руками, давешняя смуглянка в декольтированных лохмотьях и сосредоточенно тёрлась подбородком о собственное плечо, почти готовая зарыдать. Походила она то ли на индианку, то ли на бирманку, то ли и вовсе на индонезийку. Хотя покрой платья больше подобал латиноамериканке. Или цыганке, какими их представляли в кино.
– Что? – негромко спросил Вадим.
– May I come in? – прошептала девушка через силу.
– What for?
После паузы она решилась:
– I may sleep with you.
– But I can’t!
Она впрямь была иностранкой, завезённой сюда ещё малышкой. Кажется, даже мелькала недавно по тивишнику – с песнями и плясками из индийских фильмов, столь почитаемых в народе. И как обхаживали её эти годы, если даже не обучили туземной речи!.. Теперь сия экзотика показалась на Студии чрезмерной, и чудачку вышвырнули на обочину, как многих прочих.
Вадим ещё раз оглядел гостью – от сбитых маленьких ступней, по щиколотки вывоженных в слякоти, до спутанной чёрной гривы. Девушка и поныне так старалась расправить гибкую спину, что даже слегка оттопыривала задок. Впрочем, смотрелось это симпатично.
Он покачал головой, удивляясь её смущению.
– What's the matter, honey? – спросил. – Is that the first time?
– Yes, – призналась она тихо. – Because you – kind man.
– В хорошие руки, да? – фыркнул Вадим и выругался чуть слышно. Делегировали её сюда, что ли? От здешней челяди новому господину – самый свежачок! Только сейчас доставили в посылочной капсуле, ещё ополоснуть не успели… Или сама додумалась?
– Ну, заходи, – сказал он и перевёл: – Come in!
Всё-таки пришлось взять её за руку и – покорную, с понурой головой – отвести в ближнюю ванную, которая и впрямь по ней скучала.
– Разберёшься? – спросил Вадим.
Машинально она кивнула. Памятуя о стыдливости бангладешских крестьянок (при наводнениях умиравших от голода в кустах, лишь бы не показаться на людях голышом) и целомудрии бирманских студенток (во время путчей десятками выбрасывавшихся из окон, лишь бы не достаться солдатне), Вадим оставил гостью одну, чтобы заняться своими делами. Но когда вернулся, она сидела на пятках в пустой ванне, дрожащая и съёжившаяся, бессмысленно прижимая к груди скомканное платье – собственно, единственную свою одежду.
Тихонько чертыхнувшись, Вадим поставил перед ней таз, сунул в руки мыло. Механически девушка принялась за стирку, благо процесс, видимо, оказался знаком; а он включил на полную душ и стал её мыть, стараясь только не заходить за некую весьма условную грань. Бедняжка не возражала. Стыдливости в ней обнаружилось немного – по крайней мере, сейчас. Как насчёт целомудрия?
Когда сошли первые грязевые потоки, Вадим уложил гостью на дно ванны, быстро наполняющейся горячей водой, и двинулся по второму кругу, теперь промывая набело.
Конечно, справедливости ради следовало таким же образом обслужить публику, зябнущую в вестибюле, а затем и всех плантационных рабов. То есть соблюсти принцип: всем или никому! Проблема в том, что из всей прислуги Вадиму приглянулась лишь эта малышка.
– Ну-с, – сказал он затем, – Go to bed. Sleep так sleep. Настал час расплаты!
Ему в самом деле требовалось вздремнуть – хотя бы с часок. За сегодня уже столько случилось! Суточная норма выполнена, даже с превышением.
Так же покорно «бирманка» подставилась под полотенце, коим её энергично растёрли, и пошлёпала в спальню, кончиками пальцев неся перед собой почти сухое платье (которое Вадим столь же энергично отжал, едва не разорвав надвое). Аккуратно повесила его на спинку кресла и юркнула под одеяло, будто вспомнив наконец о стыдливости. А может, ей стало зябко: всё ж здесь не Бирма!
Натянув одеяло до подбородка, смуглянка с ожиданием и опаской уставилась на Вадима, почти достающего макушкой потолок. И сам он показался себе громадным бледным валуном, чуть ли не айсбергом, грозящим обрушиться на темнокожую кроху. Ну да, щас!..
– What's your name? – спросил Вадим.
– Uma, – шепнула кроха.
– Спи, Ума, – велел он. – Bye-bye, сладкая, «глазки закрой». Конечно, я гурман, но не людоед. Let's sleep on it.
Когда он вернулся после душа, девчушка и впрямь заснула, свернувшись калачиком. А только Вадим лёг рядом, как она безотчётно прижалась к его жаркому боку, уложив голову ему на грудь. Большего Вадиму не требовалось. Живая душа рядом – что ещё? Как Ума нуждалась в его тепле, так и Вадиму надо было делиться.
А снились ему давние подружки и странные с ними отношения, затеваемые на новом витке, после долгой разлуки. Господи, к чему мне забытые проблемы! – негодовал Вадим даже во сне. Мало нынешних?
Но не просыпался.
Глава 2 НОВЫЕ ПОРОДЫ
1. В лесу прифронтовом
Едва забрезжило, Вадим разбудил смуглянку Уму, сладко разомлевшую в его жаре. Нагишом она и вовсе напоминала диковинного зверька, очаровательную обезьянку – со скуластым личиком, большими блестящими глазами, тупеньким носом и пухлым ртом, бесшёрстную, но гривастую, на гибком смуглом теле которой розовели только ладони и подошвы. И как это Бату пропустил, не прибрал «бирманку» в свой гарем? Хотя, если разобраться, у Вадима гарем не меньше – ведь столько крючочков разбросано! Только и отличий, что у него все гуляют на воле, а не сидят под замком, и сам он не решается никого тронуть. Зато какие кобылки: одна другой краше!.. Уж любоваться имею право?
Он опять пропустил Уму и себя через душевую, сунул девушке высохшее платье. Затем, уже одетую, провёл через вестибюль, мимо спящих вповалку дворовых, и дальше, по заиндевелой скользкой дорожке, – к самым воротам, где покорно ждал ходульник вместе с безропотными «ангелами», запертыми в нишах. Подбросив им фруктов, Вадим опустился за пульт, а в соседнее кресло усадил испуганно озирающуюся голоножку. Оставлять плантатору эдакий свежачок он не собирался. Хватит с него историй про насилия над малолетками!..
Сориентировавшись по мысленной карте, Вадим снова пустил «жука» через лес, втаптывая в грязь свежий снежок. Он старался не ломать разросшийся кустарник, не царапать стволы, но временами заросли сгущались настолько, что приходилось идти напролом. И даже тогда Вадим почти не снижал скорости – всё-таки для глухомани лучшего транспорта трудно желать!.. Собственно, ходульник и создан для диких мест.
Через час с небольшим они прорвались сквозь последние ветки и выскочили на знакомую поляну, слегка припорошённую белизной поверх травы. Впервые Вадим наблюдал блокгауз ранним утром, в косых и уже тёплых лучах восходящего солнца, быстро рассеивающих ночные тучи. И смотрелся тот даже уютно. А прозрачный воздух бодрил и взывал к здравомыслию, убеждая, что недавние кошмары лишь привиделись.
Без обычной опаски Вадим подъехал к дому. Помахав рукой Оксане, по пояс высунувшейся из окна, он оставил «жука» и вместе с Умой прошёл в калитку, с любопытством озираясь.
Нынче здесь оказалось непривычно людно: знакомые фигуры мелькали не только в доме, но и на крыше, и в ближних кустах. Как ни рано поднялся Вадим, эти ребята сегодня не спали вовсе, полночи продираясь через захламлённый лес. Добрались они сюда на двух бэтрах и от самого Замка вели за собой кабель, одетый в пластиковую оболочку – столь прочную, что её не повредил бы даже взрыв. Под землёй росичей сопровождал «скалогрыз»: жутковатый проходческий механизм, похожий на метровую гусеницу, – за которым, по проплавленной зеркальной норке, тащился кабель, словно нитка за пауком. Причём скоростью машина не уступала бэтрам, ехавшим поверху. В числе прочих полезных вещей «скалогрыз» был обнаружен в Гнезде, набитом добром, словно сундук, который волны прибили к необитаемому острову.
Как видно, росичи решили превратить блокгауз в один из своих форпостов. Даже несколько компов сюда доставили, и теперь пара сварливых технарей под суетливым руководством Тима устанавливала их в кабинете Михалыча, оборудуя пультовую. Четвёртый спец, седовласый и тощий Конрад, с головой ушёл в модернизацию страж-системы, слоняясь по окрестностям в сопровождении насторожённого крутаря. На новых гостей технарь даже не взглянул. Правда, невиданный ходульник, затормозивший вплотную к дому, на секунду привлёк его внимание. Но подробный осмотр Конрад отложил на потом – видно, за вчера насмотрелся всякого.
Вообще все тут были при деле, исключая разве самого хозяина и гиганта Гризли, разомлевшего в обществе здешних прелестниц, Оксаны и Милицы (два облачённых в сарафанчики тела при одной участливой душе). Расположились они в той же светлице, за памятным столом, предаваясь чинному кофепитию под роскошные выпечки. Ассортимент их ещё расширился – наверно, благодаря Милице, привнёсшей в дом новые рецепты.
Нагрянувшего Вадима, предваряемого оборванной, но чистенькой смуглянкой, встретили радостно. Даже угрюмый Михалыч пробурчал что-то одобрительное.
Нагрянувшего Вадима, предваряемого оборванной, но чистенькой смуглянкой, встретили радостно. Даже угрюмый Михалыч пробурчал что-то одобрительное.
– Растёт женское поголовье! – приветствовал Гризли его спутницу. – Да все такие славные!..
Всё-таки не зря он считался первым росским витязем – первым по стажу и по силе. Гризли сделался ещё массивней, уже едва умещаясь внутри доспехов. По росту запас оставался, но шириной богатырь доставал серков. Видимо, при захвате Гнезда он сцепился с Шершневым вожаком. Конечно, тот сумел отбиться, но ведь и Гризли выжил!.. Вот, теперь осваивает новую полку.
– Да уж, славы Уме не занимать, – подтвердил Вадим, вдвоём с «бирманкой» подсаживаясь к столу. – Но всё преходяще, увы.
Радушная Оксана кинулась их обслуживать, шлёпая по строганому полу босыми ногами. Быстро расставив чашки, наполнила их дымящимся кофе, придвинула к гостям вазы с печеньем. И сама подсела ближе к Вадиму, с удовольствием потчуя новыми сортами, беззастенчиво прижимаясь к его руке юной грудью. Кажется, она уже почитала Вадима за родича – то ли старшего брата, то ли любимого дядю. Или это в ней женственность пробуждается?
– Эк тебя привечают! – позавидовал Гризли. – Даже скандала не закатили… Не спать! – вдруг рявкнул он в сторону кабинета. И подмигнул Вадиму: – Ну, публика – перекуров больше, чем работы! А уж задницу лишний раз оторвать…
В его глазах мерцали горячечные огоньки, словно у начинающего безумца. И очень он напирал на бутерброды. Гризли всегда был не дурак поесть, а нынче и вовсе открылся жор. Как у прочих витязей, его сознание уже заполняло тело, жёстко контролируя каждый орган, управляя, подхлёстывая. И плотности в этом эфирном двойнике прибывало с каждым часом – будто подрастал младенец-богатырь. Эдак и своему прототипу Гризли вскоре на руках растолкует, кто тут царь зверей. По старой памяти Бэк попробовал было на него гавкнуть, но гигант рявкнул в ответ с такой силой, что бедный пёс даже присел, будто от акустического удара. Зычностью и густотой это смахивало на львиный рык, а собаки, как известно, чтят громогласных.
– Лина доплюхала нормально? – спросил Вадим. – Никто не выпал по дороге?
– Всё путём, – заверил крутарь. – Шлёт приветы. Слава богу, Брон не ревнивый. Или ему не до того – столько суеты!.. Спим урывками и не хочется – на таком все подъёме.
– Ну, неделю вы на этом подъёме продержитесь… ну, две…
– Больше не надо, – уверенно сказал Гризли. – Всё решится раньше.
В самом деле, через пару недель можно спокойно впадать в спячку – «поезд ушёл».
– А ты сам – как? – поинтересовался Вадим.
– В смысле?
– Растёт моща-то?
– «Сама пошла», – похвастал Гризли, ухмыляясь во всю ширь мясистого лица. – Будто на дрожжах. А помнишь, как мы вкалывали, чтобы сдвинуться на чуть? Голову кружит, сердце ёкает, суставы трещат, самого шатает. И прикидываешь: то ли прорвёшься к новой силе, то ли окочуришься.
– Чаще заканчивалось компромиссом, – вставил Вадим. – Болячка или травма – и начинай разбег снова.
– Зато теперь только успевай считать килограммы!..
– И много набрал?
– Да ну, о чём говорить! – ответил гигант, явно кокетничая. – Разве это вес?
Действительно, даже кресло пока выдерживает. Хотя не каждое.
– Ем теперь раз в день, – добавил Гризли. – Но уж с утра до вечера. И всё равно не хватает. Где бы разжиться приличной кормёжкой? Свежатинка – и то проблема.
– Свежатинка – это что?
– Мясо, – пояснил крутарь. – Пока оно свежее, сочное – оно живое. А завяло – всё. Есть надо живую пищу.
– Живую им подавай! – проворчал Вадим. – Скоро и впрямь станете пожирать зверей, срезая ломти с живого.
– Николь, говорят, пробовал. А я не могу – с души воротит.
– Твоё счастье: душа есть. А за своим карлой приглядывайте – как бы не перевернулся.
– Это как?
– Как перевёртыш. Повадки у него, точно у оборотня, и чем дальше, тем заметней.
– Ну, ты суров! – хмыкнул Гризли, однако задумался: видно, у самого копились подозрения. Правда, процесс этот давался ему трудно – другая специализация.
– А знаешь, какой продукт в природе самый белковый?
– Какой? – послушно спросил гигант.
– Саранча, – ответил Вадим. – Ну, ещё пауки. Семьдесят процентов протеина!
– Ну да! – развеселился Гризли. – Это что ж мне, за каждым паучком гоняться? – Он даже фыркнул, представив картинку. – Хотя…
И здоровяк опять наморщил лоб, наверняка вспомнив про исполинских пауков подземелья, живущих колонией. Ну, твари, стерегитесь! Если крутари войдут во вкус…
– Старый, да ты параноик! – Вадим укоризненно покачал головой. – Нельзя зацикливаться на одной идее. Для равновесия нужна ещё парочка, иначе крыша поедет. Может, живописью займёшься?
– Ага, щас! – хохотнул Гризли.
– Я не шучу. Погонишься за одним зайцем – это ж какой прокол, если упустишь! А так: сменил направление – и ни обвала тебе, ни депрессии… Знаешь, когда кончается жизнь?
– Ну?
– Когда смысл теряется. Тогда рушится здоровье, опускаются руки и прочее… А то и сам головой в прорубь. Так лучше уж иметь их парочку.
– Рук? – с тем же смешком спросил Гризли. – Или прочего?
– Смыслов, – ответил Вадим серьёзно.
Он по себе знал, как затягивает гонка за силой. Для нормального мужика такой азарт покруче любой игры, сколько б ни было ему лет – 16 или 60. Когда начинается «путь в неведомое», забываешь обо всём. Ночей не спишь, всё повторяешь в уме объёмы и веса, достижимые через месяц, два… через год. (Ну, через год ты уже Геракл!) Сравниваешь себя с признанными силачами. Подбираешь упражнения, планируешь комплексы, рисуешь таблицы, чуть ли не диаграммы. Мысленно прокручиваешь движения, невольно наливаясь жаром, будто и впрямь тужишься. Так нафантазируешься до тренинга, что, когда добираешься до «железа», сил уже не хватает. Ну, ладно…
– Как поживает селянка? – спросил Вадим у хозяина. – Не тоскует по своим?
– У нас, поди, не хуже, – повёл плечами тот. – А тосковать ей, в общем, и нечем.
В его взгляде, брошенном на Милицу, Вадиму почудилась нежность. «А что, в самом деле? – подумал он. – Молодуха справная, в самом соку. К тому ж покорная, несуетная, слова лишнего не проронит. И связывает их смерть да воскрешение – прочнее уз нет. А что без души – так сколько их!.. Может, такая и нужна затворнику, „чтобы спокойно встретить старость“? Дочка-то скоро упорхнёт, судя по всему. Ей уж тесно тут».
Из кабинета выскочил Тим, распаренный руганью с подчинёнными.
– Ага, и ты здесь, – отрывисто сказал он, увидев Вадима. – Ну дык!.. А твои бабы где?
– Вот, она взамен, – кивнул тот на Уму. – Рекомендую.
– Господи, везёт некоторым! – воскликнул щупляк. – Ведь постоянно вокруг вьются, как над дерьмом!..
– Это ты – муха навозная, – возразил Вадим. – А бабочек тянет к нектару. Сюда-то зачем припёрся?
– Так в Замке скукота! Девочки уж разобраны, вы с Кирой запропастились. У творцов крыши вразлёт, а Власий к вечеру и вовсе наклюкался – где только раскопал?
Подтащив стул, спец втиснулся между Вадимом и Умой и налил себе кофе, сперев у Михалыча освободившуюся чашку. Притянул поближе вазу с печеньем.
– И не страшно было ехать?
– Полдня боролся с собой, – признался Тим. – Потом кто-то из нас победил, и вот я тут!
– Победитель! – фыркнул Гризли. – Видели б его, когда мы подстрелили кикимору! Забился в угол, глазки закатил, окутал себя какой-то мерцающей дрянью – сам чуть не задохнулся…
– А на кой ляд было затаскивать её в кабину? – огрызнулся коротыш. – Господи, такое в страшном сне не привидится! У меня даже ноги отнялись…
– Что ты за мужик, – пророкотал Гризли, – если собственными мослами распорядиться не можешь. Хочешь, чтоб за тебя управились чужаки?
Уж своего Зверя гигант содержал в такой строгости, что никакой вампир не сумел бы вмешаться.
– Я не мужик, – кисло возразил Тим. – Я нормальный цивилизованный мужчинка, коему ни к чему скакать по лесам и болотам, добывая пропитание. Я сапиенс, понимаешь? А сапиенсы отличаются от зверья мозгами, а вовсе не мышцами!
– Спецы! – с презрением сказал гигант. – Умники!.. Кабы не мы, запаршивели б в своей Крепости. Или слонялись сейчас по помойкам, кормясь объедками. У вас мозги настроены на безделье. Ежели вас не подхлёстывать, сыщете сотню причин, лишь бы не дёргаться. Хоть бы разобрался со своими фокусами – а может, ты готовый маг?
– Типун тебе… – испугался малыш. – Говорю ж: я нормальный! Мало что выскочит с перепугу? У меня и справка есть. Никаких отклонений, понял?
– А тебе трудно попробовать? Что ты теряешь!.. Или боишься лишний раз задницу от стула оторвать?
– Передай своему громиле, – сказал Тим Вадиму, – что, когда у одного помершего силача взвесили мозг и бицепс, – оказалось, бицепс весит больше.
– Передай своему задохлику, – лениво откликнулся Гризли, – что у него тоже зад наверняка тяжелей головы. И о чём это говорит?