– Что вы имеете в виду? – оскорбилась я.
– Поры расширены, чистку лица не делали давно.
– Да я вообще ее ни разу не делала.
– Что вы говорите? – Он удивленно приподнял кустистые брови. – А в вашем возрасте это просто необходимо!
– В моем возрасте? – возмутилась я. – Но мне же четырнадцать!
– Но вы же модель, – мягко возразил он, – когда я работал в Париже, ко мне водили и тринадцатилетних девочек. Вы должны быть идеальной, иначе ничего не получится… Потом, я бы изменил форму бровей. Надо покрасить ресницы, они у вас невыразительные. Убрать усы.
– Какие усы?! – ужаснулась я.
– Над верхней губой, – добродушно пояснил врач, – что, никогда не обращали внимания? А зря. В увеличительном зеркале вы похожи на поручика Ржевского.
Я в ужасе прижала ладошку ко рту. Никогда не знала, что у меня есть усики! И мне никто об этом не говорил – интересно, почему? Не хотели меня травмировать или тоже ничего не замечали? А может быть… Господи, может быть, Данила знал про мои усы! Сначала не обратил на них внимания, а потом заметил – во время поцелуя. Может быть, они даже кололись – какой кошмар! Кошмар! Но природное чувство такта помешало ему об этом намекнуть, и он предпочел тихо уйти к безусой ухоженной барышне?!
– Да что вы так перепугались? – снисходительно улыбнулся бородач. – В нашем салоне вам обязательно помогут. Все необходимое можно сделать прямо сейчас.
Но, прежде чем меня допустили до ликвидации усов, мне пришлось пройти через ряд весьма унизительных процедур. Хамоватый бородач проводил меня в кабинет женщины-косметолога, которая должна была дать необходимые рекомендации по уходу за телом. Насколько я поняла, в ее профессиональную компетенцию входило внушение клиентам стойкого комплекса неполноценности. Она заставила меня раздеться догола, потом водрузила на нос очки с толстыми линзами и принялась сантиметр за сантиметром беспардонно осматривать мое тело. Время от времени она вздыхала и укоризненно качала головой.
– Да-а-а… Что же вы так запустили себя? – Сняв очки, она улыбнулась.
Я виновато потупилась.
– А как же антицеллюлитный массаж? – сладким тоном бабушки Красной Шапочки полюбопытствовала она. – В вашем возрасте это необходимо делать раз в полгода.
– Мне четырнадцать, – со слезами в голосе напомнила я.
– Вот и я о том же. Вы же модель.
Я сглотнула подступившие слезы. Похоже, модель – это не человек, а некое эфемерное существо, ему подобное. Модель не имеет права даже на мелкие погрешности. Все должно быть в норме – руки бы оторвать тому, кто эти дурацкие нормы напридумывал! Косметолог протянула мне бумажный платок, в который я тотчас же шумно высморкалась.
– Ничего страшного, – засуетилась она. – Хотите водички? Хорошо, что вы вовремя пришли к нам. Сейчас мы все исправим! Вы выйдете отсюда другим человеком…
– Пройдите, пожалуйста, в кабинет лазерной эпиляции! – пригласила улыбчивая медсестра. Она так радовалась, словно звала меня в гости на блины, а не предлагала пройти весьма болезненную процедуру.
Меня усадили в металлическое кресло. Заметив крепкие кожаные ремни, свисающие с подлокотника, я занервничала.
– А что это такое? Меня что, привяжут?
– Если хотите, то да, – серьезно подтвердил длинноусый врач, – некоторые боятся дернуться и повредить лицо. Хотя на практике такое случается крайне редко.
Неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника.
– А вы уверены, что мне это необходимо? Никто никогда не замечал, что у меня усики!
Он приблизил свое лицо к моему. Он был так близко, что я чувствовала запах кислых щей, исходящий от его пышных усов. Уж ему-то явно были неведомы прелести лазерной эпиляции.
– Наверное, друзья просто не хотели вас расстраивать, – «утешил» усач, – с такими усищами ходить неприлично.
Я хотела было парировать: «На себя посмотрите!» – но потом вспомнила, что его цель – не обидеть меня хлестким словом, а сделать из меня красавицу. Модель. Воплощение идеала. И возможно, победительницу конкурса со всеми вытекающими из этого последствиями – в том числе и роскошным лазоревым платьем.
Доктор выдал мне огромные прозрачные очки, в которых я стала похожа на заправского сварщика. Такие же очки, только красные, были на нем.
– Что ж, приступим. Расслабьтесь, закройте глаза.
Я нехотя подчинилась. Красота требует жертв. А также существенных денежных инвестиций. Сегодня мне не нужно платить за все эти варварские процедуры. Но если я собираюсь работать моделью, значит ли это, что мне придется стать частой гостьей таких инквизиторских заведений, как этот салон красоты? И тратить заработанные деньги в этой камере пыток?
Верхней губе вдруг стало нестерпимо горячо, словно к ней резко прикоснулись раскаленным металлом. Впрочем, это длилось всего несколько секунд. Но от неожиданности я дернулась.
– Ну вот, чуть щеку вам не обжег, – меланхолично улыбнулся усатый врач. – Девушка, вы поаккуратнее, пожалуйста.
– Постараюсь.
Через некоторое время он объявил:
– Совсем другое дело. Губы сразу же приобрели четкий контур. Уверен, больше вы не будете пренебрегать эпиляцией.
Я взглянула на свое отражение в увеличительном зеркале. И не заметила ровно никакой разницы. Но мне было неудобно говорить об этом врачу, он ведь так старался и так искренне радовался своему успеху. И потом, мне вовсе не хотелось слишком долго рассматривать самое себя в зеркале, которое десятикратно увеличивало мои недостатки, мелкие и не очень. Весь нос был в подозрительных черных точках, на лбу, как легендарная звезда из сказки, сиял огромный розовый прыщ. Розовый цвет – хит сезона, мрачно подумала я, отодвигая зеркало.
А ведь завтра у меня – конкурс красоты.
И вот наконец наступил день, к которому я готовилась половину лета. Ради которого я в кровь сбивала ноги, не ела конфет, не сутулилась и приучила себя к многим прочим унылым «не».
Проснулась я раньше будильника, и, как ни странно, настроение мое было спокойным и ровным. Руки не тряслись, и зубы не бились друг о друга в лихорадочном танце. С другой стороны, еще не вечер. До решающего выхода на сцену у меня было больше десяти часов.
Конкурс непрофессиональных моделей «Дрим-косметикс – Нью-Йорк» должен был проходить на сцене одного из московских казино. Официальное начало конкурса было назначено на половину восьмого вечера, но нам, участницам, велели быть на месте уже в девять утра. Ведь до этого мы репетировали в уже знакомом назубок стареньком ДК, нам надо было привыкнуть к новой сцене.
– Настенька, а все-таки ты у нас молодец, – за завтраком сказала мне мама.
Отец угрюмо промолчал. В последнее время он от нас отдалился, у него были свои проблемы – телефонная Леночка властно требовала эксклюзива. У меня нет привычки подслушивать, да и неинтересна мне эта мышиная возня, даже если в роли главной мыши выступает мой собственный отец. Но пару раз мне удалось услышать их разговор на весьма повышенных тонах – Леночка явно скандально заявляла права полной собственницы, отец неумело защищался. Казалось, он не хочет покидать насиженную квартиру, в которой моя подурневшая от нескончаемых ссор мама вяло пытается создать подобие семейного очага. В то же время с этой невидимой Леночкой он разговаривал нежно – давно я не слышала, чтобы его голос так виновато дрожал. Уже за один этот папин голос, к ней обращенный, я могла бы ее возненавидеть.
Мама, конечно, все давно знала. И вроде бы ей было наплевать на невнимание отца, но чувство несправедливой обиды провоцировало ее на новые скандалы. Мне даже казалось, что она поддержала меня в модельных начинаниях только назло отцу. Тот был категорически против, чтобы дочь ступила на скользкую подиумную дорожку. И только за это мама меня рьяно защищала.
– Уверена, ты выиграешь. Жаль, что я не могу пойти с тобой. Я бы тебя поддерживала.
Лично я сомневалась, что присутствие в зале казино моей мамы оказало бы мне моральную поддержку. Скорее наоборот. Мне было бы неудобно вышагивать по подиуму в более чем откровенном купальнике, зная, что за моими телодвижениями наблюдает мама. Но я не хотела ее обижать, поэтому ответила:
– Да, жаль. Но такие правила. Билеты стоят дорого, а зал маленький. Поэтому нам не разрешили приводить своих.
– Но я дома буду держать за тебя кулачки, – улыбнулась мама, покосившись в сторону отца, который с мрачным видом дожевывал бутерброд, – а когда все закончится, сразу же позвони. Ни пуха ни пера.
– Хорошо, – пообещала я, а потом вежливо добавила: – К черту!
Репетировали мы так рьяно, что к трем часам дня у меня разболелась голова. Режиссер Алексей Львович выжимал из нас все соки и не давал ни минутки отдыха. В зале казино было душновато, впрочем, нам пообещали, что вечером будет работать кондиционер.
Казино мне понравилось своей кинематографической красотой и показательной роскошью, которая на меня, четырнадцатилетнюю, произвела наисильнейшее впечатление. Гримерная была оформлена в золотых тонах. Золотыми были стены, и светильники, и вешалки. И даже зеркала отливали золотистым светом – и в зеркалах этих все мы выглядели красавицами с необычным нежно-персиковым цветом лица.
В три часа явилась команда гримеров. Нам принесли скудный обед, состоящий из бутербродов, винограда и минеральной воды, и предупредили, что это последний шанс утолить голод: после того как нам накрасят губы, о еде можно забыть.
Гримеры работали быстро, движения их были театрально размашистыми, как будто бы они не за кулисами трудились, а сами были главными героями какого-то шоу. Тем не менее результат их работы впечатлял – под их кисточками наши бледные полудетские лица превращались в произведения искусства.
Главная неприятная новость дня – у нас появилась новая девушка, которую все мы дружно бойкотировали. Естественно, все сразу поняли, что подозрительная Николь была права. Под занавес к нам привели «блатную» красавицу, которая, по сценарию, видимо, и должна была стать победительницей. Мы же выступим в роли фона, оттеняющего ее красоту.
– Я вообще от участия откажусь, – шипела мне в ухо Лизка.
– Не хмурься, макияж испортишь, – посоветовала ей я.
– А кому нужен мой макияж, если все заранее известно? – Она кивнула в сторону новенькой, которая спокойно сидела в углу и просматривала какой-то журнал.
Надо сказать, она была красивой. Не просто счастливой обладательницей хороших пропорций, а именно красавицей. Ее лицо было словно вырезано из слоновой кости. Огромные инопланетно-синие глаза немного испуганно смотрели из-под густых бровей. Нос был маленьким, губы – яркими и пухлыми, подбородок – треугольным. Ее волосы были подстрижены так коротко, что она могла обходиться без расчески. Такая стрижка мало кому пойдет. Уверена, что я, например, выглядела бы с такой прической по-идиотски.
Незнакомая красавица время от времени пробовала с нами заговорить и искренне удивлялась, почему это окружающие относятся к ней с такой нескрываемой неприязнью. Как будто бы сама не понимала, в чем дело.
Вот что странно – она была совсем не похожа на платную любовницу денежного мешка. Слишком уж нежной и строгой была ее внешность. Богатые любители девушек с титулами, как мне казалось, должны западать на более броскую красоту. Вот Николь я легко могла представить в этой роли, и Лизку тоже, но не эту незнакомку.
К вечеру у нее наконец сдали нервы. Она вышла на середину гримерной и воскликнула, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Что же это происходит, девочки? Ну почему вы так со мной?!
Что-то в ее голосе показалось мне знакомым. Где я могла его слышать? Наверное, померещилось.
– А ты сама не понимаешь? – насмешливо промурлыкала Николь.
– Нет, – честно призналась девушка.
Мы с Лизкой переглянулись. Я пожала плечами. Чего только на свете не бывает – проплаченная участница оказалась какой-то блаженной.
– И не надо тут косить под святошу, – резко сказала Николь, – раз уж приперлась, играй свою роль до конца. И не жди, что с тобой тут будут лясы точить.
– Но почему именно сегодня? – Подбородок бледной красавицы предательски задрожал. Она была совсем юной, лет пятнадцать, не больше.
– Что ты имеешь в виду? – холодно спросила Николь.
– Почему вчера все было хорошо, и ты, Николь, даже одалживала у меня расческу. А сегодня все как с цепи сорвались. Почему я?!
На обычно бесстрастном лице Снежной королевы появилось выражение замешательства. И только в тот момент я поняла, что новенькая красавица на самом деле вовсе не является новенькой.
Да это же Тамара!
Длиннокосая замкнутая молчунья, которую вчера заставили подстричься. Она ушла из салона красоты первой, ею занимался лично Птицын за закрытой дверью, и никто из нас не видел результата фантазии маэстро.
Видимо, внезапная догадка осенила не только меня. Все девушки столпились вокруг преобразившейся Тамары. На их лицах зажглись приветливые улыбки. Тамара, с которой полдня никто не хотел общаться, вдруг стала объектом всеобщего дружелюбия. Всем хотелось провести ладонью по непривычно колючему ежику ее волос.
Мнения разделились. Одни девушки ревниво заявили, что Птицын намеренно изуродовал Томку перед конкурсом. Другие (в том числе и я) восхищались ее новым образом и говорили, что королева всех лысых Шиннед О’Коннор по сравнению с ней выглядит просто страшилищем.
Но время шло, наступил вечер, и о Томке забыли. В семь часов в зале появились первые гости. Мы наблюдали за ними из-за кулис. Все они словно прилетели с другой планеты – были дорого одеты и небрежным тоном заказывали стодолларовый коньяк. Мне стало не по себе – все эти люди заплатили деньги специально для того, чтобы посмотреть, как я, тощая Настя Николаева с нулевым размером груди, буду разгуливать по подиуму, меняя наряды. Зато Лизка была в восторге.
– Это то, что мне надо! – призналась она. – Чтобы все смотрели на меня и восхищались!
В наш разговор тут же вмешалась Николь – куда же без нее.
– Откуда ты знаешь, что они будут восхищаться? – усмехнулась она. – Может быть, наоборот. Ты идешь по подиуму, а они сидят и думают: такая страшная, а туда же – в модели.
– Не сомневаюсь, что про тебя они будут думать именно так, – огрызнулась Лизка.
Тяжелая бархатная портьера отделяла гримерную от зрительного зала. Вяло прислушиваясь к ссоре Николь и Лизки, я сквозь щель в занавеске продолжала наблюдать за публикой. И вдруг…
Нет, я глазам своим сначала не поверила, но это было именно так – за одним из ближайших к сцене столиков я увидела Данилу! Старшего Лизкиного брата и моего первого мужчину, исчезнувшего из моей жизни беспардонно и, похоже, насовсем. Сердце сжалось в крохотный комочек, руки похолодели. Вот уж не думала, что мое тело так бурно отреагирует на случайную встречу.
В тот вечер Данила был хорош, как романтический киногерой. На нем был серый костюм, стильно дополненный нежно-сиреневыми галстуком и выглядывающим из кармана треугольным платком. Волосы немного отросли, он причесывал их на косой пробор.
Но что он здесь делает? Многие девушки хотели пригласить на конкурс родителей и друзей, но Лена Штиль безапелляционно заявила: никаких лишних людей. Исключений не будет ни для кого.
И как же Лизке, спрашивается, удалось протащить в зал своего брата? И почему она ничего не рассказала мне?
– Видишь того мужчину в сером костюме? – прошелестел сзади тихий голос.
Вздрогнув от неожиданности, я обернулась и увидела Тамару, которая тоже с любопытством наблюдала за зрителями. Она явно говорила о Даниле.
– Ну, – кивнула я, – я даже с ним знакома. Это Лизкин брат.
– Да? – удивилась Тома. – Не знала. Вообще-то у него небольшое модельное агентство в Волгограде. Я ведь оттуда родом.
– Лизка тоже, – потрясенно пробормотала я, – нет, ты что-то путаешь. Он компьютерщик!
– Он такой же компьютерщик, как я балерина, – ангельски улыбнулась Тома, – впрочем, может, по совместительству и работает компами…
– А ты уверена?
– На все сто. Город не такой большой, все, кто заняты в модельном бизнесе, знают друг друга.
– Но…
– Идем, Лена зовет. Нам пора.
Под звуки фанфар мы друг за другом вышли на сцену, на нас были одинаковые вечерние платья из темного шелка и туфли на высоченных каблуках. Искоса я посматривала на Лизку, но та не обращала на меня никакого внимания – она явно работала на публику. Она широко улыбалась зрительному залу, весь ее вид словно кричал, умолял: выберите меня, меня, меня!
Оказавшись на сцене, я растерялась. Свет софитов был таким ярким, что я не видела зрительских лиц. Я не могла понять, смотрит ли на меня Данила, нравлюсь ли я ему в этом платье, улыбается ли он. Машинально, шаг за шагом, я шла вперед, стараясь не отставать от других девушек. Вот ведущий выкрикнул в микрофон мое имя, и я уже в гордом одиночестве прошествовала к краю подиума, чтобы дать жюри возможность меня рассмотреть. Сама же я напряженно всматривалась в темное пространство зала, а точнее – в то место, где, по моему предположению, должен был сидеть Данила. И не видела ничего. В какой-то момент я поймала себя на том, что стою на краю подиума, нахмурившись, позабыв об улыбке, и кто-то шепчет мне в спину: «Настя, назад!» И только тогда я, опомнившись, улыбнулась и, сгорая от стыда, отправилась в обратный путь.
Мне было понятно, что я сама организовала себе полный провал. Все кончено, и лазоревого платья мне не видать.
– Настя, что с тобой происходит? – кричала на меня обычно уравновешенная Лена Штиль. – Соберись! Немедленно сконцентрируйся, ты же была нашей главной ставкой.
Мой слух резануло слово «была».
– Теперь-то зачем стараться? – криво усмехнулась я.
Горечь провала застала меня врасплох и даже заставила забыть о Даниле. Конечно, я на всякий случай готовила себя к неудаче, но не ожидала, что она подстережет меня на первом же выходе.
– Еще не все потеряно, – подбодрила меня Лена, – между прочим, председателю жюри понравились твои фотографии. Выход в купальниках очень важен. Переодевайся быстрее, ну же!