Что ж, следовательно, никаких промахов и не было. Я не слышал пересудов о внезапной кончине двадцати трех горожан только потому, что их никто не вел. Что же это за люди такие удивительные, что об их смерти все молчали как заколдованные? И ладно бы просто никому не рассказывали, но ведь не думали даже — выходит, просто не знали? Похоже на то.
Я еще раз перечитал список, вдумчиво, неторопливо. Первой жертвой стал некий Алаис Кинн. Двести семьдесят шесть лет, отставной сержант Королевской Гвардии, проживал на улице Фонарей. Жена, леди Амита Кинн, детей и других родственников нет, прислуги в доме тоже нет — что ж, выходит, и правда некому было рассказывать в городе об этом несчастье. Ладно, хорошо, предположим. Пошли дальше.
Мина Шлюйис, триста девяносто лет — весьма солидный возраст! — бывшая оперная певица. Ну как же, конечно, помню такую. Однажды, еще в бытность придворным Его Величества, я попал на ее выступление. Крошечная, хрупкая женщина с копной белокурых волос чуть ли не до пят и упоительным голосом. Даже меня, помню, проняло, хотя я не ахти какой любитель оперы. Потом оказалось, я попал на один из ее последних концертов. То ли Мине наскучила артистическая жизнь, то ли просто голос пропал, но она внезапно оставила сцену и тут же вышла замуж, причем не за одного из своих влиятельных поклонников, а за скромного чиновника Канцелярии Забот о Делах Мира; он был младше ее чуть ли не на сотню лет, только-только из Высокой Школы, совсем мальчишка. Это скоропалительное решение, принятое, как я понимаю, по велению сердца, оказалось стратегически верным. Почти все Смутные Времена эта парочка провела в Куманском Халифате, где муженек Мины и его старшие коллеги в неспешном, как заведено у куманцев, темпе налаживали нежную дружбу между Его Величеством Гуригом Седьмым и молодым халифом Цуан Афией, а в свободное от этих занятий время, то есть примерно триста дней в году, проедали казенные денежки в лучших кумонских кабаках. Ничего не скажешь, повезло ребятам. Брак их, судя по всему, оказался счастливым, по крайней мере, крепким, вот и в отчете написано: жила в семнадцатом доме по улице Злобных Замков, вместе с мужем. Сэр Бета Шух, точно, именно так его звали. Отставной младший помощник Начальника Канцелярии Забот о Делах Мира — прямо скажем, не самая блестящая карьера. Взрослые сын, дочь и внуки живут отдельно, их адреса… Кумон, Капутта? Ничего себе. Прижились, значит, в Куманском Халифате, как же я их понимаю! Хорошо, кто там у нас следующий?
Леди Атисса Каларнис, двести двадцать восемь лет, владелица обувной лавки, Тихая улица, муж Брета Каларнис, детей нет… Стоп. Лавка на Тихой улице. Как же, прекрасно помню обоих. Красивая пара. Рыжая, черноглазая женщина и совершенно седой мужчина, загорелый, как пират, с укумбийской серьгой в ухе, а все равно сразу видно, что умник, тихоня и книгочей. С магазинчиком своим носились как с любимой игрушкой, у таких торговцев и деньги оставлять приятно. И все время говорили хором — не перебивали друг друга, а именно хором, одно и то же, одновременно. Смеялись, объясняли: с нами такое вечно случается, слишком долго живем вместе. Вот рыжая-то, выходит, и умерла. Ох, как же жалко ее. Вернее, его. Ну то есть обоих.
Ага, а вот эту леди я точно не знаю. Каора Тёрли, триста один год, улица Маленьких Генералов, пятый дом. Жила с сестрой-близнецом Шаорой, мужа, детей, других родственников нет. Ну да, с близнецами так часто случается, им, если спелись, вообще никто больше не нужен. Бедная леди Шаора, в таком почтенном возрасте потерять сестру-близнеца — суровое испытание. Как сама-то жива осталась? Впрочем, ответ на этот вопрос мне, пожалуй, известен: пришел знахарь, смуглый и зеленоглазый, дал сладкое лекарство… Дырку в небе над этим пройдохой Габой Гро, во что он все-таки вляпался?
Еще один старый знакомый, сэр Брима Кроббис, улица Сизых Туч, пятьсот двадцать два года. Возраст, что и говорить, солидный, но только не для бывшего Младшего Магистра Ордена Семилистника. Все-таки чему-чему, а основам искусства долголетия у нас учили даже послушников. С Бримой вышла совершенно дурацкая история, в духе старинных поэм. Сперва закрутил легкомысленный, ни к чему не обязывающий роман с юной послушницей из Ордена Колючих Ягод, благо лютой вражды между нашими Орденами в ту пору еще не было. Напоил девчонку приворотным зельем, а она в тот же вечер — его, так что влипли оба, к обоюдному, надо понимать, удовольствию. А когда действие отравы закончилось, оказалось, что можно было не хлопотать, не в приворотном зелье тут дело, все гораздо хуже, в смысле, серьезнее. Несколько лет эти двое бегали друг к другу на свидания, пользуясь всякой возможностью, а потом решили махнуть рукой на орденскую карьеру и поженились. «Разрушить свою жизнь» — так это тогда называлось. Поскольку семейный человек не может состоять в магическом братстве, брак был — собственно, и остается по сей день — самым простым и надежным способом вылететь из любого Ордена в считанные минуты; в то же время намерение поступить в Орден всегда считалось достаточно веской причиной для немедленного развода. Я знавал людей, которые заключали фиктивные браки, чтобы беспрепятственно развязаться с Орденом, из которого иначе так просто не выйдешь, но тут был другой случай. И Брима, и его молодая жена весьма неохотно отказались от своих планов и надежд на будущее: настигшая их взаимная страсть казалась обоим скорее несчастьем, чем благословением, чем-то вроде душевной болезни, которая сделала их непригодными для настоящей жизни, но они сочли это велением судьбы, с которой не поспоришь, и решили покориться. Впрочем, несколько лет спустя эти двое наперебой твердили, что все оказалось к лучшему, и вообще производили впечатление очень счастливой пары, а я редко ошибаюсь в таких вещах. А теперь, значит, Брима умер, и его вдова осталась доживать свой век в одиночестве. Не позавидуешь. Ладно, поехали дальше.
Сэр Трайши Брай, отставной профессор литературы, двести двадцать шесть лет. Знакомое имя, только вот откуда? Особняк на улице Гномов — грешные Магистры, а это еще где? Небось в Новом Городе, в Старом-то я каждый миллиметр знаю. И жил он там вдвоем со старшим братом, очевидно, таким же закоренелым холостяком, как сам профессор… Стоп, так это же братья Брай! Ну как же, помню их историю. Когда они осиротели, Трайши был еще младенцем, а старший мальчик, Хайта, только-только начал учиться в Королевской Высокой Школе. Так он год добивался опеки над братом, не соглашался отдавать его родственникам, кажется, даже Королю писал — и получил-таки особое разрешение. Учебу забросил, конечно; его еще в Орден Потаенной Травы звали и, подозреваю, не только туда, мальчик-то был очень способный, — вежливо отказывался. Тогда всем казалось, парень губит свою жизнь; позже, когда началась война Орденов, говорили — что за мудрый выбор, какая сила предвидения! Но, я думаю, ничего такого Хайта не предвидел, просто ему нравилось бездельничать, интересоваться всем понемножку и ни от кого не зависеть, благо родительское наследство давало такую возможность. Зато братишку он вырастил преотличного, тот везде за ним хвостиком ходил, смешной такой, смышленый паренек. Настолько смышленый, что кафедру древней гугландской литературы получил сразу после окончания Университета, а всего дюжину лет спустя вышел в отставку, чтобы заняться современной угуландской поэзией — в смысле, писать собственные сочинения. Если я ничего не путаю, наш Шурф Лонли-Локли большой поклонник его стихов… или, наоборот, яростный противник? Хоть убей, не помню, но книжку Трайши Брая я именно у него и видел. Кстати, интересно, почему о младшем Брае никто не судачил? Все-таки какая-никакая, а знаменитость. С другой стороны, литераторы нередко ведут замкнутый образ жизни, может, его друзья и поклонники только через год начнут беспокоиться и наводить справки. А что старший брат сейчас не пьет горькую по трактирам и не рыдает на груди случайных собутыльников, это как раз неудивительно. Не тот характер.
Хорошо, кто там у нас еще? Тима Бонкс, триста восемь лет, улица Королевских Прогулок, в прошлом помощник цирюльника Его Величества Гурига Седьмого. Ага, тогда я его помню. Хотя, честно говоря, помнить особо нечего. Милый человек, но совершенно невзрачный, и жена у него была такая же милая и невзрачная. Вечно сидела на скамейке в дворцовом саду, ждала, пока Тима закончит работу, и смущенно улыбалась всем, кто проходил мимо, робея поздороваться вслух. Ну вот, совершенно верно, жена Карита — вот как ее, оказывается, звали. Двое взрослых сыновей, владельцы корабельной верфи в Гажине, там же, понятное дело, и живут… Прислуги в доме нет — кстати, очень необычно для отставного придворного, обычно они по несколько слуг заводят, благо размеры пенсии позволяют, — и не ради необходимости, а больше по привычке, чтобы домашняя жизнь хоть отчасти напоминала о дворцовой суете и неразберихе. Но Бонксы как-то обходились.
Мати Кришайна — вот это имя я точно слышу впервые. Сто пятьдесят четыре года, еще совсем молодая леди, надо же. Улица Забытых Снов, художница по стеклу. Муж, сэр Шанир Кришайна, детей, родственников, слуг нет… Да что они все, сговорились — парами жить, без детей, родственников и прислуги?!
Дочитав отчет Шурфа до самого конца, я убедился — да, действительно, как будто сговорились. В списке фигурировали только пары, в основном супружеские, хотя попадались исключения — близнецы Тёрли и Прити, братья Брай и еще старушки Сулайнис; я изредка встречал их в «Белом Доме», куда они ходили послушать музыку, думал, они сестры, а оказалось — мать и дочь. Однако исключения лишь подтверждали общее правило: в каких бы отношениях ни состояли пары, разлученные теперь смертью, это были именно пары, а не одиночки, но и не большие семьи; изредка у них имелись дети, но непременно взрослые и проживающие не просто отдельно от родителей, а Магистры знают где — в другом городе или даже на ином континенте.
Я чувствовал, что сделал очень важное открытие, хотя не мог пока сообразить, в чем именно оно состоит. По правде сказать, я не люблю, когда чутье опережает разум, но так порой бывает, ничего не попишешь.
— Прошу прощения, — наконец сказал Джуффин. Он ухитрился как-то незаметно объявиться у меня за спиной. — Не рассчитывал, что так задержусь. За это время я дважды смотался на Темную Сторону, но это сущие пустяки по сравнению с проблемой, которая возникла у меня при попытке лишить сэра Хумху прекрасного собеседника.
Я схватился за голову. Джуффин сделал вид, что не замечает моих терзаний, и жизнерадостно продолжил:
— Шурф сейчас позарез нужен на Темной Стороне, Абилат один не справляется, а Рани, как вы уже поняли, ни во что не вмешивается, может себе позволить, счастливица… Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь, я вызвал в Управление леди Рениву, теперь они с сэром Хумхой наперебой сплетничают про общих знакомых, так что призрак вряд ли потревожит вас этой ночью. А пока Ренива одевалась и ехала, мне пришлось играть с вашим батюшкой в карты. Хорошее дело, но сегодня, честно говоря, это было немного некстати.
— С Хумхой все всегда некстати, — вздохнул я. — Он — живое воплощение самого этого понятия: «некстати». Впрочем, не такое уж и живое… Ладно, к делу. Пока вас не было, я изучал материалы, которые сэр Шурф собрал для меня в полицейском архиве. Он вам уже рассказал?
— Вкратце. Я бы, пожалуй, не отказался почитать его отчет.
— Держите, — я протянул ему табличку. — Я тут от скуки терзал сей документ и, будете смеяться, нашел кое-что общее для всех покойников. Интересно, что вы скажете.
Джуффин изучал табличку минуты три — по его меркам, очень долго.
— Пока, пожалуй, ничего не скажу, — наконец вздохнул он. — Я вижу только один общий момент: никто из них не жил один, но это не…
— Вот именно. Хотите сказать, это неудивительно, потому что одиноких людей вообще немного?
Джуффин нетерпеливо кивнул.
— Все так почему-то думают. А факты говорят об обратном. По официальным данным Канцелярии Забот о Делах Города, на сегодняшний день больше половины взрослых жителей Ехо не состоит в браке. Многие семьи распались в Смутные Времена, а сколько с тех пор осталось вдов и вдовцов, вы и сами примерно представляете. Но дело не только в этом. Обычаи и нравы тоже изменились. Повзрослевшие дети теперь крайне редко остаются жить в родительском доме, благо заработать стало проще простого, а для того чтобы снять небольшую квартирку в Новом Городе, больших доходов не требуется, почти любой студент может себе позволить. Еще одна интересная тенденция: устойчивые многолетние союзы все реже перерастают в традиционный брак — любовники предпочитают жить по отдельности, чтобы иметь возможность обставлять каждое свидание как своего рода праздник. В старые времена такой образ жизни вели в основном адепты Орденов, для которых, собственно, не существовало другого выхода; простым горожанам это было вроде бы ни к чему, да и не всем такая свобода по карману — не секрет ведь, что люди нередко съезжаются и держатся вместе ради экономии. Но теперь почти каждый желающий может содержать себя самостоятельно. И вот вам результат: примерно половина совершеннолетних горожан имеет отдельное жилье. А в нашем списке таких нет вовсе. Теоретически, это может оказаться совпадением. Но, честно говоря, вряд ли.
— Просто одинокая жизнь настолько прекрасна, что нет дурных умирать от всякой ерунды, — неожиданно рассмеялся Джуффин. И добавил, уже вполне серьезным тоном: — На совпадение действительно не похоже. Вы сами как-то это объясняете?
— Пока нет. Возможно, мне не хватает информации или какого-то специфического личного опыта. Потому и рассказываю, чтобы вы тоже подумали.
— Подумаю, — кивнул Джуффин. — Чего-чего, а «специфического личного опыта» у меня предостаточно. Я бы сказал, перебор. Но не представляю пока, как это может помочь в данном деле.
Паясничает он, что и говорить, превосходно. Но время не всегда выбирает подходящее, поэтому я не стал слушать и продолжил:
— И еще одно. Собственно, самое удивительное. За семнадцать дней я ни разу не слышал ни единого упоминания о внезапной смерти от утраты Искры.
— И что с того? — настороженно спросил Джуффин. — Хотите сказать, люди по какой-то причине скрывали кончину своих близких от окружающих?
— Да нет, почему скрывали? Сообщали о происшествии домашнему знахарю, а больше, как я понимаю, эта новость никого не интересовала. Джуффин, вы представляете, насколько замкнутый образ жизни вели эти пары, если никто не сплетничал по трактирам о безвременной кончине одного из них?
— А кстати, да. Интересное наблюдение.
Джуффин снова уставился на табличку, словно надеялся, что там в любой момент могут появиться новые записи, содержащие дополнительную информацию.
— Слушайте, — сказал он несколько минут спустя. — А тут действительно есть о чем подумать. Вы молодец, что заставили меня обратить внимание на семейное положение покойных и…
В этот момент в моем сознании зазвучал голос Кобы. Орать, когда пользуешься Безмолвной речью, невозможно, но старшина портовых нищих вложил в свое сообщение столько энергии, что оно прозвучало как крик; если бы мы говорили вслух, он бы, безусловно, охрип.
«Еще нашли! Безымянный тупик в конце улицы Маятников. Их там больше двух дюжин! Двадцать шесть, если быть точным. Я сам туда не ходил, но мои ребята говорят, без выпивки такое зрелище не вынести».
«Спасибо, — сказал я. — Какие они у тебя впечатлительные, однако».
«Не сказал бы. Обычно этих красавцев ничем не проймешь. Так что бутылку чего-нибудь крепкого на всякий случай прихвати».
«Спасибо за заботу, — огрызнулся я. — Что бы я делал без твоих советов?»
«Как скажешь, — невозмутимо ответствовал он. — Дело хозяйское. Мы как, продолжаем искать? Или уже всех нашли?»
«Понятия не имею, сколько их. Поэтому ищите».
«Ладно».
— Коба нашел еще две с лишним дюжины славных, тихих малышей, — сказал я Джуффину. — Пойдете со мной или вместо меня, или как?
— Я еще на этих не нагляделся всласть. Вы пока идите, присмотрите, чтобы не разбежались, а я к вам чуть позже с удовольствием присоединюсь.
На сей раз пришлось воспользоваться Темным Путем — улица Маятников совсем в другом конце Старого Города, туда даже в амобилере ехать четверть часа, никак не меньше.
Тупик, о котором говорил Коба, совсем короткий, там всего-то два дома по разные стороны дороги, один из красного камня, другой — из черного кирпича, оба окружены садами, по меркам Старого Города, довольно большими. Один сад — на диво ухоженный, другой выглядел как фрагмент дикого леса, неведомо как возникший посреди столицы. Заброшенный участок и черный кирпичный дом принадлежали Тутте Буркасу, Старшему Магистру Ордена Посоха в Песке, и пустовали чуть ли не с самого начала Смутных Времен: хозяин погиб, наследники, все как один, отправились в изгнание, а единственный оставшийся в Ехо родственник Магистра Тутты был слишком богат, чтобы сдавать дом внаем, и слишком ленив, чтобы приводить его в порядок. Все это я к тому, что с наблюдательным пунктом мне опять повезло — заходи и смотри сколько влезет.
Детей в тупике было очень много. Коба говорил, их тут двадцать шесть человек, а я насчитал без малого три дюжины. Все они, как водится, сидели скрестив ноги на мостовой и молча пялились на красный каменный дом, окна которого сияли мягким желтым грибным светом.[14] Зрелище, прямо скажем, не слишком воодушевляющее, но после того, как Джуффин сказал, что эти существа — не люди, их поведение вдруг перестало меня раздражать. Мне было трудно и неприятно допускать, что живые человеческие дети могут проводить время столь дурацким образом, а с нежити какой спрос.