– Куинн, подойди сюда! – позвал Лоренс. – Тебе надо это увидеть.
Его дочь помогла Джун подняться. Они стояли в центре просторной пещеры, заполненной, по меньшей мере, сотней скелетов, сохранившихся, в большинстве своем, в целости. Одежда этих людей давно истлела в холодном, сыром микроклимате подземелья, в котором буйно росла мохнатая белая плесень, расползшаяся по камням, словно армия гусениц. Скелеты всевозможных размеров застыли в разнообразных позах, так что вся эта сцена напоминала какую-то жуткую скульптурную выставку. К горлу Фостер поднялась тошнота. Она хотела закрыть глаза, но знала, что легче от этого не станет. И шахта, и ее обитатели останутся с ней до конца жизни – и наяву, и во сне.
Молча, не произнося ни слова, четверо путешественников обошли подземную усыпальницу. Большинство скелетов лежало на полу, как будто люди нарочно легли, чтобы умереть. Один замер в углу, свернувшись в позе зародыша, другой – за небольшим валуном, с разбитым черепом… Рядом, на камнях, валялись осколки костей, окрашенные в темно-красный цвет столетней кровью. Еще два скелета притулились к стене: их лучевые и плечевые кости переплелись, как у людей, отошедших в мир иной в объятиях друг друга.
Число умерших горожан множилось, и Эбигейл, ошарашенная увиденным, уже перестала что-либо понимать.
Чей-то череп на коленях другого скелета.
На бедренной кости – кожаный переплет Библии короля Якова.
Между коленями – прозрачная, заткнутая пробкой бутылка с вековой давности виски на донышке.
Некоторые скелеты сидели, все еще сжимая дробовики, винтовки и револьверы, деревянные части которых либо сильно подгнили, либо рассыпались в труху; другие и после смерти не расстались с брикетами золота, вцепившись в них потемневшими костяшками пальцев.
Некоторые прижимали к себе останки детей.
С ужасом и одновременно с любопытством журналистка пригляделась к скелету с длинными черными волосами, упокоившемуся под проржавевшим насквозь свечным фонарем. На широких, словно блюда, костях таза лежали крошечные, будто игрушечные, косточки – бедренные, большеберцовые, реберные – миниатюрный, размером с яблоко, череп, тоненькие, как спички, фаланги пальцев… И когда Эбигейл поняла, что все вместе это – останки беременной женщины и ее неродившегося ребенка, силы оставили ее.
– Знаю, – вздохнул Лоренс, опускаясь на пол рядом с дочерью. – Такое выдержать нелегко.
– Вы не против выключить на минутку фонари? – подала голос Джун. – У меня с собой камера Эммета, и он… – Она снова расплакалась. – Он хотел бы, чтобы я сняла это… для него.
Фонари выключили. Эбигейл терпеть не могла темноту, а теперь они и вовсе оказались в кромешном мраке без малейшего намека на свет, который помог бы освоиться в этой густой, нефильтрованной черноте. Она решила, что даст миссис Тозер ровно минуту, и какое-то время ждала, слушая, как щелкает фотоаппарат и капает где-то вода, а потом не выдержала:
– Извини, но я включаю. Жуть берет – сидеть и ничего не видеть!
С включенным фонарем дышать стало легче, и девушка повернулась к отцу.
– Ты, должно быть, доволен, а?
– Я о такой находке мог только мечтать, – признался тот. – Золото и целый город – все вместе, как на тарелочке!
– Потрясающий материал. Нам обоим будет о чем написать, – подтвердила Фостер.
– Не знаю, как у тебя, но у меня в планах целая книга. – Лоренс поднялся и протянул дочери руку, но она как будто и не заметила этого и продолжила, как загипнотизированная, смотреть на старый фонарь между двумя костями. – Эбби, с тобой все хорошо?
– Я не знаю, что со всем этим делать, – тихо сказала девушка. – Со всем, что случилось с нами сегодня.
– Куинн! Идите сюда! – крикнул Кендал. – Вы это видели? Мы нашли Абандон. Они все здесь! – Он постучал по своему налобному фонарю. – Черт, гаснет… Эбби, проводи меня к выходу.
Они осторожно, лавируя между скелетами, прошли через подземелье.
– Вон он где! – Лоренс указал на пятно света футах в тридцати перед ними. – Эй, профессор, вам обязательно надо подойти сюда – здесь столько костей!..
Подойдя ближе, Фостер увидела, что Куинн застегивает рюкзак. Он поднял голову, посмотрел на них и произнес:
– Надеюсь, Лоренс, этого достаточно.
– Чего? Золота? – уточнил Кендал. – Конечно. Восемнадцати миллионов долларов хватит на…
– Я не о золоте. – Коллинс взвалил на плечо тяжеленный рюкзак. – Я имею в виду этот город и все, что с ним случилось. Вы потратили добрую половину жизни, пытаясь разгадать его загадку, и я искренне надеюсь, что теперь, когда вы полностью удовлетворили свое любопытство, это будет для вас хорошим утешением.
– Утешением?..
Куинн сделал шаг в штольню. Дверь в шахту захлопнулась, громыхнув металлом о металл и оставив долгое, казалось, бесконечное эхо. А потом Эбигейл услышала звук, который уже слышала – скрежет ржавого болта, грохот упавшего на скобы штыря и щелчок тяжелого навесного замка.
1893
Глава 58
Глория и Розалин сидели у стены, поддерживая друг друга и прислушиваясь к нарастающему шуму у железной двери, где после прозвучавших в штольне выстрелов собрались десятка два вооруженных мужчин. Но с тех пор уже прошло некоторое время, и воинственность у защитников сменилась беспокойством.
– Пора уже показать краснокожим ниггерам, что такое ад, – проворчал чей-то голос.
– Проповедник сказал подождать, пока… – начал возражать ему кто-то еще.
– А если он сам уже лишился скальпа? Ты об этом подумал? Пороху там, похоже, не жалели…
– Мейсон, поднимайся и тащи сюда ключ! Надоело ждать! – крикнул еще один горожанин.
Неприметный кузнец пробился к железной двери через толпу шахтеров.
– Что ты сказал? – спросил он позвавшего его человека.
Глория не видела окруженного мужчинами Стетлера, но его зычный голос, совершенно не соответствовавший невыразительной внешности, легко поднялся над всеобщим бедламом.
– Сказал, что нам нужен ключ от двери. По-другому ее изнутри не откроешь, – послышался еще один недовольный голос.
– Ты, Уилл, замочную скважину видишь? – спросил Мейсон.
– Ты это о чем?
– Проповедник попросил ключ, и я его отдал. Да и какая разница? Эта дверь открывается только снаружи.
– И на кой хрен ты это сделал?
– Он попросил.
– Господи! А если его убьют, как мы выберемся?
Стетлер почесал свою рифленую лысину, на которой уже блестели капельки пота.
– Нам нужен порох, – предложил один из шахтеров. – Грохнем, чтоб эта железяка с петель слетела.
– Ты, когда заходил, на дверь смотрел? – спросил подрывник с прииска. – Она же в дюйм толщиной! Тут пригоршней пороха не обойдешься. А если взять больше, того и гляди вся чертова шахта обрушится!
– Не могу их больше слушать, – прошептала Глория, повернувшись к Розалин. – Я положу голову тебе на колени, а ты погладь меня по волосам, ладно? Как раньше делала.
– Конечно, милая. Иди ко мне…
Глава 59
Гарриет Маккейб лежала, притаившись, между скамеек. Еще недавно неподалеку стреляли, но теперь все, кроме ветра, стихло. Девочка думала о маме. О своей подружке Бетани. О новой кукле, Саманте, которую пришлось оставить дома. Гарриет проголодалась и хотела пить, но еще больше она страдала от холода и страха.
Солнце уже отправилось баиньки, ветер протяжно завывал, стучась в заколоченные окна, крохотная церквушка качалась и потрескивала, как трюм корабля, и холод просачивался внутрь между досками.
Гарриет поежилась под маминой серой шерстяной кофтой. По другую сторону от прохода между скамьями стояла печка, возле которой лежала охапка дров, и девочка уже решила, что растопит ее, как только откроются двери храма. Она зевнула и прикрыла рот ладошкой. Дверь хлопнула, и половицы жалобно заскрипели. Шаги приближались.
Маленькая беглянка закатилась под скамью. Пара теплых бот прошлепала в двух футах от ее головы. В передней части церкви что-то тяжело плюхнулось на пол, и девочка, приподнявшись, осторожно выглянула из-за скамьи. В тени нефа кто-то стоял. Мужчина опустился на колени перед барьером, отделяющим передние скамьи, и поднял руки, повернув их открытыми ладонями к незатейливому деревянному кресту, висящему на стене за кафедрой.
Он заговорил, и Гарриет вздрогнула – голос был громким и вместе с тем дрожащим и ломким, как песчаник:
– Все кончено, Господи. Твой верный слуга пришел сказать, что воля Твоя исполнена.
С этими словами незнакомец вдруг упал лицом на половицы.
Девочка подумала сначала, что он умер, но тут мужчина заплакал – сначала тихонько, а потом громче, навзрыд – и заколотил кулаками по полу. Гарриет видела однажды, как плакал папа, но здесь было не так. Казалось, незнакомца разрывает какая-то сердечная мука.
– Почему?! – Это слово вырвалось из самого нутра рыдающего мужчины. Он прокричал его трижды, так громко, что Гарриет испугалась, как бы не лопнули стекла в высоких, глядящих на юг окнах. Незнакомец встал на колени и заговорил так тихо, что девочке пришлось затаить дыхание, чтобы разобрать слова.
Девочка подумала сначала, что он умер, но тут мужчина заплакал – сначала тихонько, а потом громче, навзрыд – и заколотил кулаками по полу. Гарриет видела однажды, как плакал папа, но здесь было не так. Казалось, незнакомца разрывает какая-то сердечная мука.
– Почему?! – Это слово вырвалось из самого нутра рыдающего мужчины. Он прокричал его трижды, так громко, что Гарриет испугалась, как бы не лопнули стекла в высоких, глядящих на юг окнах. Незнакомец встал на колени и заговорил так тихо, что девочке пришлось затаить дыхание, чтобы разобрать слова.
– Ты говоришь, что любишь правду, – бормотал он. – Так вот моя правда. Я уже не знаю, кто Ты сейчас. Я не понимаю, как Творец любви, милосердия и сострадания, Бог, опаливший мое сердце в Чарльстоне, может приказать слуге своему запереть в пещере целый город. Женщин! Детей! Чем мог обидеть Тебя ребенок? Или Ты не такой Бог, каким я Тебя считаю? Бог Давида… Бог Христа… Ты – начало и конец, какова бы ни была Твоя природа, но мне нужно знать, ошибался я в Тебе или нет. Поправь мое восприятие. Ты знаешь, я люблю Тебя. Я предпочел служить Тебе, отказавшись от женщины, чей образ до сих пор преследует меня в снах. Если любишь меня, Господи, если любишь хоть немного, дай мне тот покой, что глубже всякого понимания. Потому что мне так нужно. Мне очень это нужно. Я во тьме и, может быть, не увижу утра. Не отказывай мне в просьбе. Ради Тебя я погубил себя, и мне теперь так одиноко…
Стивен склонил голову, снова заплакал и вдруг почувствовал, как что-то коснулось его плеча. Он обернулся и отпрянул в страхе. Перед ним, в темноте нефа, стояла девочка с черными как смоль кудряшками и голодными глазами.
– Почему вы печалитесь? – спросила она.
Коул потянул капюшон и вытер им глаза.
– Ты меня напугала. Как ты выбралась из шахты?
– Я была здесь еще до того, как вы пришли. Пряталась от индженов.
– Тебе не нужно было оставлять маму.
Проповедник наклонился и поплотнее запахнул на ребенке кофту.
– Ты дрожишь. Посмотрим, можно ли это поправить.
Он поднялся, взял девочку за руку и повел ее к печке. На решетке, в напрасном ожидании воскресной службы, уже лежали скомканные страницы «Силвертон стандард энд майнер», а под ближайшей скамьей стояла плетеная корзина с высушенными еловыми шишками. Стивен взял пригоршню шишек и, разложив их на решетке, сунул в печь пару поленьев. Одного чирканья спички оказалось достаточно. Закрывать дверцу печки мужчина не стал, и вскоре пламя уже загудело, задышало жаром, бросая отсветы на стены, холодные половицы и сводчатый потолок.
– Подбирайся поближе, милая. Тебе надо согреться.
Гарриет протянула к открытой дверце озябшие руки. Стивен сел позади нее, положил на пол шляпу, поправил волосы и достал из кармана бутылочку.
– Вот, сделай глоток, – предложил он ребенку. – Это настойка арники.
Малышка вытащила пробку, отпила немножко и вернула бутылку проповеднику.
– А что за пятнышки у вас на лице? – спросила она.
– Ерунда. – Коул стер со лба, щек и губ липкие капли крови ее отца, а потом опустил руку в карман пальто, достал старый армейский револьвер и открыл зарядную дверцу за барабаном. Осталось три патрона. Такова воля Твоя, Господи? Чтобы я застрелил ребенка в затылок? Я сделаю это, ведь я Твой верный слуга, но пожалуйста… Пожалуйста. Если можно как-то по-другому…
– Хочу есть, – сказала Гарриет.
– Сейчас найдем что-нибудь для наших животиков.
Проповедник закашлялся, маскируя щелчок курка.
– А мне, мистер Коул, на Рождество подарили куклу, – похвасталась девочка.
Стивен сморгнул слезы.
– И как ее зовут? – с трудом выговорил он, приставляя дуло к ее затылку.
– Саманта. У нее рыжие волосы.
Мужчина знал, что потом его вырвет, и с трудом справился с желанием сунуть дуло себе в горло. Такова Твоя воля? Говори сейчас, или…
– У нее два платья, и больше всего я люблю расчесывать ей волосы.
Стивен положил палец на спусковой крючок, и тут оно пришло – покой разлился внутри него, словно теплый жидкий свет.
– Спасибо! – прошептал он и опустил револьвер в карман шинели.
Гарриет оглянулась.
– Вы снова плачете.
– Всё в порядке. Это слезы счастья. Господь так добр…
– А где все инджены? – спросила девочка, подняв голову.
– Сколько тебе лет? – спросил Коул.
– Шесть.
– Думаю, тебе пора узнать кое-что. Прошлой ночью со мною говорил Бог. Он сказал, что час суда над Абандоном настал и что я буду орудием Его гнева, Его серой и пламенем.
– Значит, никаких дикарей не было?
– Нет. Хотя временами Бог позволял мне верить, что они есть. Он показал мне язычников, когда я стоял на Пиле. Позволил мне поверить в ложь. Показал, как ее использовать.
– Тогда куда же все ушли?
– Ты веришь в Бога, Гарриет?
– Да.
– Твой отец огорчался из-за тебя? Ну, когда ты озорничала? Когда не слушалась?
– Да. Когда мамы нет дома, он бьет меня по попе ремнем. Железной пряжкой!
– Он и должен наказывать тебя за плохое поведение. Точно так же Бог есть отец Абандона, и все живущие здесь – Его дети. Но знаешь что?
– Что?
– Здешние люди были очень порочны.
– Почему?
– Они были жадными. Грешными. Они помешались на золоте, а некоторые поддались злу и делали плохие вещи с другими. Брали то, что не принадлежит им. Делали людям больно.
– Это плохо. Надо быть хорошими.
– Да, ты права. И вот поэтому Бог решил наказать всех, кто жил в Абандоне.
– А как же Бетани и мама?
– Даже их.
– Но они же не плохие?
– Послушай, Гарриет. Мы не должны сомневаться в Боге. Не должны спрашивать, почему Он наказывает одних и не наказывает других. Мы можем не понимать Его, но это наш недостаток. Мы можем только любить Его и слушаться Его.
Нижняя губа у малышки задрожала.
– Я хочу увидеть маму! – всхлипнула она.
– Ну-ну, милая, не надо плакать! Слушай. Бог сказал мне не наказывать тебя. Он любит тебя. Он знает, что у тебя золотое сердце. И Он хочет, чтобы я позаботился о тебе.
– А как же папа и мама?
– Это плохой вопрос. Не задавай его больше.
Гарриет отвернулась от Стивена к огню.
Он положил руки на ее хрупкие плечи.
– Пойдем в мой дом. Я растоплю печь и приготовлю нам ужин.
– А Саманту Бог наказал?
– Нет, милая.
– Она одна дома, на моей кровати. И ей страшно.
Коул поднялся. Он так устал, что мог бы лечь на свой набитый еловыми ветками матрас и проспать лет тридцать.
– Мы будем проходить мимо твоего старого дома и заберем ее, – пообещал он ребенку.
Затем проповедник помог девочке подняться и взял ее за руку. Они вместе вышли из церкви.
Ночь выдалась ясная. В небе поднималась полная луна.
Крошечные звездочки перемигивались между собой, и среди них тускло светился красноватый Марс.
Темный и тихий, в каньоне лежал Абандон. И только сверху, издалека, доносился едва слышный стук, как будто работала камнедробилка.
Там, внутри горы, люди колотили в железную дверь.
2009
Глава 60
Эбигейл подошла к железной двери – ни ручки, ни замочной скважины. Лоренс тоже подошел и толкнул дверь, после чего позвал Куинна.
– Это же не шутка? – спросила журналистка, изо всех сил удерживая рвущийся наружу страх.
Ее отец отступил, разбежался и с силой ударил по двери каблуком ботинка.
Эхо раскатилось по стенам и затихло.
Лоренс упал на землю и, морщась от боли, схватился за лодыжку. На пол осыпались осколки камня и мелкая крошка. Фостер посветила на дверь. Поверхность ее хранила многочисленные следы отчаяния – щербинки, царапины, зарубки, – как будто кто-то испытывал на ней все имевшиеся в его распоряжении инструменты. Канавки от пуль, разбросанные ямочки от дроби, а в середине – большая вмятина, оставить которую, как подсказывало воображение, могла группа мужчин, атаковавших неприступную дверь валуном.
Из пещеры вышла Джун.
– Что случилось? – спросила она с удивлением.
– Куинн запер нас здесь, – объяснила журналистка.
– Но зачем?
– Понятия не имею.
Миссис Тозер тоже потолкала дверь и, убедившись в тщетности своих усилий, громко позвала Коллинса.
– Побереги силы, – посоветовала ей Эбигейл. – Думаю, эти люди, которые здесь погибли, перепробовали все варианты. Даже валуном ее таранили. Но у них ничего не получилось.
– Господи… Мы же умрем здесь, как и они все. – Джун пошатнулась и стала судорожно хватать ртом воздух. – Что же это такое? Как же…
– Так, минутку. – Лоренс с усилием поднялся с пола. – Давайте все немного передохнем. Можно поддаться страху и впасть в истерику, но это нам не поможет. Мы все равно окажемся там же, где и были, запертые в горе. Так что давайте пропустим ту часть, где все бесятся и сходят с ума. Самое важное сейчас – свет. Он так же важен, как кислород, и он кончается. Оставим включенным только один фонарь. Выключайте свои, а я свой оставлю. – Два фонаря погасли. – Хорошо. Теперь рюкзаки. Посмотрим, какими припасами мы располагаем. У меня, по-моему, есть… Черт! – Он подбежал к нише и посветил внутрь, где лежали десять джутовых мешков. – Его здесь нет. Я оставил рюкзак возле золота, а теперь его нет. Там были веревки, батарейки, вода…