– Дима, – чуть дыша от волнения, проговорила Раечка, – я тебе знаешь что хочу сказать?..
– Да знаю я все, – со вздохом перебил Димка, – знаю. Но мне теперь вообще писец, понимаешь? Мне придется человека убить, чтобы с крючка слезть. И я даже не знаю, кто этот человек, я его увижу сегодня вечером впервые в жизни. А может, он меня убьет. Это уже как повезет, так что, Раечка, ты извини, мне сейчас не до...
– Дима! – выкрикнула Раечка. – Погоди! Ничего не надо делать, потому что отец согласен... я его почти уговорила, мы еще вместе должны на него надавить, и, когда он увидит, какой ты, увидит, как я тебя люблю, он даст деньги, я точно знаю!
Она выкрикивала все это автоматически, потому что в трубке уже давно звучали гудки, гудки... Она просто не верила ушам, не верила, что Димка бросил трубку, что совсем бросил Раечку, что не нужны ему ни она, ни ее деньги, что ему лучше убить кого-то и даже самому быть убитым, чем взять у нее деньги. Он боится, что она из-за этих денег получит на него какие-то права – так, что ли? Или не надеется на отца? Но отец обещал... нет, почти обещал!
Потом Раечка вспомнила, что Димка предупредил: мол, зарядка его мобильника может кончиться. А вдруг она и впрямь кончилась? И он не услышал, не успел услышать Раечку только потому, что телефон сам выключился.
Что же, что же, что же теперь делать? Конечно, она перезвонит, она сто раз перезвонит, будет звонить, пока его не вызвонит. Она выцепит Димку, когда телефон зарядится. Вопрос только, когда это произойдет. И что он успеет за это время накуролесить?!
А деньги-то, можно сказать, у нее в кармане!
– Димка, Димка, ну ты что? – жалобно пробормотала Раечка, снова и снова притискивая мобильник к уху и вслушиваясь в короткие гудки.
Димка мрачно кивнул выключенному телефону, у которого все было в абсолютном порядке с зарядкой батареи. Жалобные крики Райки все еще отдавались в ушах.
Нормально! Пусть не одному ему будет хреново. Пусть девчонка подергается. Думает, если у нее богатый папаша, можно над людьми издеваться? Да на фиг она была бы нужна Димке, если бы не эти деньги, на которые он рассчитывал? Вот сделает он то, чего хочет от него Гном, и станет наконец-то свободным человеком.
Он мрачно усмехнулся.
На самом-то деле все совсем не так, как думает перепуганная Райка. Долги, бизнес... Ой, чепуха все это. Дурочка, он ей наплел с три короба, какую-то байку рассказал, про какие только в глупых газетках пишут. В действительности все куда хуже, куда страшней, куда проще.
Почему люди думают, что он так уж сильно боится убить? Ну, Райка – ладно, а то ведь и Моська кудахтала там чего-то...
Димка расхохотался. Моська – кудахтала... Хорошо получилось. Кудахчущая Моська (уродина мерзкая!) убеждена, что Димка боится крови, что ему нужно ободрение. Да чепуха! Ему нужна свобода, а через что надо переступить на этом пути – какая разница, труп, два, три?
Главное, самому не влипнуть, сделать все по-умному. Почему Моська так уверена, будто то, что Димка найдет в «Барбарисе», он в клювике покорно потащит Гному? Ждите ответа, козлы! Всю жизнь гнуть спину на Гнома, на кого-то другого – это не для Димки Сазонова. Он сам будет других скручивать в дугу, в узел завязывать – только надо НАЙТИ.
НАЙТИ ЭТО.
А если Райка все же уломает своего папашу и тот даст башли – ну, деньги лишними никогда не бывают, правда ведь?
Но все это пока не главное. Главное то, что Димке предстоит завтра. Завтра вечером. Он приедет в «Барбарис», чего-нибудь наврет сторожу, чтобы тот его впустил, и...
Это чепуха. Наврать – это за ним не заржавеет! К примеру, скажет, что он из санэпидстанции. Там ведь у них, в «Барбарисе», теперь постоянно санэпидстанция пасется. Или – что он ремонтник, который забыл свое барахлишко. Вряд ли сторож помнит всех строителей в лицо. Их там до черта, целая бригада. Да, Гном – великий человек, с каким размахом все устроил, чтобы закрыть этот несчастный кабак! Крысы, тараканы, протечка... То есть Димке туда попасть – проще простого. Главное, чтобы не помешала Моська. С этой сволочи вполне станется караулить, стеречь, выслеживать. Чтобы такое придумать, чтобы избавиться от Моськи? Чтобы можно было спокойно уйти потом с находкой? Как расчистить путь?
Как? Ты что, идиот, Димка? Да очень просто. Не надо тратить все патроны на сторожа, только и всего. Что-нибудь надо оставить на Моську, если та посмеет сунуться поперек дороги.
Все просто. Все очень просто.
Делать нечего!
* * *А еще Алена увидела на снегу след...
И хотя в эту минуту дисплей ее телефона погас, она продолжала видеть этот след так отчетливо, будто он сам собой светился в темноте: узкий, удлиненный отпечаток подошвы остроносого сапожка на тонком каблучке.
След женского сапожка! Женской ноги!
Алена снова осветила снег мобильником. Так, отпечаток, конечно, не один: целая цепочка следов ведет откуда-то из-под арки. Около двери есть и отпечатки мужских башмаков с ребристой подошвой, но женщина прошла позже. Причем буквально вот только что, не более четверти часа назад, – меленький снежок еще не успел замести следы, лишь чуточку припорошил их.
Дисплей снова погас, и Алена снова задействовала его. И снова уставилась на этот роковой след... правда что роковой! Он так много, так жутко много значил сейчас для нее. Мигом вырисовался портрет женщины, которая вошла сюда не более чем четверть часа назад: она невысока ростом, гораздо ниже Алены. (Игорь вечно бухтел, что его подруга слишком высокая, и даже приговаривал, случалось, такое: «Я не могу, если девушка выше меня!» Ничего, мог, конечно, но, видимо, через силу, а теперь, с этой... теперь ему и напрягаться не придется, у нее ножка не больше тридцать шестого, а может, даже и тридцать пятого размера – гора-аздо меньше Алениной ноги!
О господи, сколько преимуществ у этой неизвестной соперницы! И хотя Алена ее в глаза не видела, она уже знала главное, самое главное и неоспоримое из этих преимуществ: соперница, конечно, красива и, разумеется, молода, молода, несравнимо моложе ее и несравнимо больше, чем она, подходит Игорю!
Алена громко всхлипнула и, чтобы вытереть набежавшие слезы, отшвырнула в снег одну из сумок, едва ли соображая, что, собственно, делает. А впрочем, кому теперь нужны ее горячая, огненная баранина и все остальное?
Авокадо – кому оно надо?!
И ее любовь никому не нужна. Цветы запоздалые безнадежно запоздали!
Она повернулась к арке. Надо уйти, поскорей уйти...
Что? Нет! Нужно не уходить, а остаться. Чтобы все узнать! Нужно убедиться в измене Игоря собственными глазами, иначе – Алена отлично знала себя! – ложная надежда не даст ей потом покоя.
Она осторожно потянула на себя дверь, молясь, чтоб та не скрипнула. Дверь была тяжелая, металлическая, сейфовая и отворялась с трудом, зато совершенно бесшумно. Спустя две или три минуты Алена смогла протиснуться в узенький коридорчик – и только в последнюю секунду вспомнила, что перед дверью две ступеньки. Еще не хватало сейчас грохнуться с них с шумом и грохотом, ногу подвернуть, а потом жалобно взывать о помощи, помешав Игорю... в чем?
Да в чем угодно!
Алена крадучись сползла со ступенек, придерживаясь за стеночку, и только сейчас обнаружила, что сумка с наполовину торчащим из нее ананасом до сих пор болтается у нее на запястье. Видимо, расправляясь в состоянии аффекта с ни в чем не повинной бараниной (а также авокадо, креветками и черным хлебцем с изюмом), она просто забыла про злополучный ананас. Алена попыталась снять сумку, но та зацепилась за манжету дубленки. Начнешь отцеплять – шелест пойдет такой, что тайны своего прибытия в «Барбарис» сохранить уже не удастся. Еще спугнешь голубков – вон дверь подсобки совсем рядом.
Она затаила дыхание и вслушалась. Ни стонов, ни томных вздохов... Похоже, означенные голубки уже притомились от любви.
Или, может, они ею вовсе не занимались?! Может, Алена зря... зря она это зате...
Она замерла, услышав легкий шелест шагов за углом. Кто-то прошел, вернее, прокрался совсем близко. Человек? Или это была торопливая пробежка крысы?
Алена выждала какое-то мгновение, но, не услышав больше ни звука, осмелилась переместиться ближе к повороту коридора – и тотчас увидела впереди пятно света.
Она довольно часто бывала раньше в «Барбарисе» и думала, что хорошо знает его, однако сейчас, лишенный привычной мебели, портьер, привычных звуков и запахов, ресторан казался совершенно чужим и непохожим на себя. Где горит свет? В кухне? В холле? Или в зале?
Надо умудриться добраться до угла и выглянуть. Алена сделала шаг, другой – и остолбенела, едва не заорав во весь голос.
Было с чего! У ног ее валялась крыса с окровавленной головой! Дохлая! В смысле убитая!
«Голодно, холодно и скучно! – словно бы зазвучал в ее голове насмешливый голос Жанны. – Только и развлечений, что по крысам из мелкашки стрелять!»
Ага, значит, Игорь развлекался именно этим – пока не пришла она...
Надо умудриться добраться до угла и выглянуть. Алена сделала шаг, другой – и остолбенела, едва не заорав во весь голос.
Было с чего! У ног ее валялась крыса с окровавленной головой! Дохлая! В смысле убитая!
«Голодно, холодно и скучно! – словно бы зазвучал в ее голове насмешливый голос Жанны. – Только и развлечений, что по крысам из мелкашки стрелять!»
Ага, значит, Игорь развлекался именно этим – пока не пришла она...
Кто?
Да вот же она, Алена ее видит... торчит прямо напротив, держа пластиковую сумку, одета в короткую дубленку, без шапки, взлохмаченная, с огромными испуганными глазищами, бледная...
Тьфу! Да ведь Алена смотрит на себя, это ее собственное отражение в большущем запыленном зеркале, которое стоит, прислоненное к стене, и пугает добрых людей!
Вообще-то, зря его не завесили, зеркало-то. Во-первых, пыль на нем и даже будто ошметки цемента, а во-вторых, вдруг да зацепит его кто-то из рабочих каким-нибудь ящиком или рулоном. А впрочем, может быть, оно было завешанным, да Игорь, этот Нарцисс несчастный, нарочно его открыл, чтобы снова и снова любоваться своей красотой, о которой ему щебечут все кому не лень, а одна чокнутая писательница-обожательница и вообще все уши прожужжала.
Вот эта самая, которая сейчас таращится на Алену из пыльного зеркала.
Алена с трудом подавила желание состроить своему отражению предурацкую гримасу и двинулась было дальше, но снова замерла, потому что опять услышала звук шагов. Однако теперь это был отнюдь не крадущийся шелест. Какой-то человек медленно и довольно гулко прошел за поворотом коридора в зал, волоча за собой что-то тяжелое.
Это еще что такое?!
Может быть, просто-напросто рабочие еще не ушли из ресторана? Перетаскивают какие-нибудь мешки или инструменты?
Алена задумчиво нахмурилась. Хорошо это или плохо? То есть никаких опасных красоток с маленькой ножкой тут не наблюдается, обладательница узкого следа – это, условно говоря, прораб или бригадир...
Вот именно – условно говоря! Вокруг Игоря вечно крутятся какие-нибудь прорабы-бригадиры женского пола!
Однако хорошо же будет выглядеть писательница Дмитриева, если ремонтник-работоголик или дама-прораб, она же – бригадир, вдруг увидят ее вот такой, крадущейся, с вытаращенными глазками. Небось решат, что это местное привидение, дух «Барбариса».
Да пусть что хотят, то и думают, на всякий чих не наздравствуешься, решила сердито Алена и продолжала передвигаться, еле касаясь ногами пола.
Наконец она достигла поворота коридора. С трудом удалось сообразить, что теперь она смотрит в зал от задней стенки сцены. Сколько раз влюбленная писательница сидела вон там, недалеко от окна, и пыталась за черной шторкой, из-за которой появлялись на маленькой сцене танцоры и актеры, разглядеть своего обожаемого Игоря! Сколько раз пыталась поймать мельканье его улыбки, сиянье его глаз, когда он летал в танце, как ослепительная птица!
А теперь она выслеживает его, как будто...
И тут Алена мигом забыла, о чем думала, обо всем на свете забыла, потому что увидела в зале человека. Но это был не Игорь. Неяркая голая лампочка, висевшая на шнуре, выхватывала из темноты лишь самую середину зала, оставляя все углы погруженными в темноту, и Алена только и смогла рассмотреть, что это среднего роста, широкоплечий парень в короткой черной куртке с меховым воротником и в джинсах. Кажется, у него были довольно светлые, стриженные ежиком волосы. Он стоял, нагнувшись над каким-то бесформенным мешком в углу (ага, теперь понятно, кто и что волок), и доставал из этого мешка что-то, тихонько звенящее.
Вот интересно, что это такое? Может, строитель клад нашел среди развалин?
В эту минуту по Рождественской улице за окнами «Барбариса» прогрохотал по рельсам запоздавший трамвай. Лампочка под потолком качнулась, отбрасывая причудливые тени и вырывая из темноты углы зала, и Алена увидела, как в руке незнакомого парня вспыхнул блик света – вспыхнул на чем-то, очень хорошо ей знакомом... В следующий миг она не столько разглядела, сколько догадалась, что свет бликует на часах с браслетом, которые парень вовсе не достает из какого-то там мешка, а снимает с чьей-то бессильно повисшей руки.
Рука принадлежала человеку, который лежал, скорчившись, в углу.
Странно – сначала Алена узнала часы. Это был тот самый «Ориент», который она в прошлом году подарила Игорю. И только потом до нее дошло, что там, в углу, лежит Игорь.
Она не закричала только потому, что в первую секунду не поверила глазам, подавилась ужасом, ошеломлением. А в следующий миг прижала руку ко рту, глуша этот рвущийся крик и понимая: если выдаст себя, то пропадет. Этот человек в черной куртке убьет ее, и тогда она уже ничем не сможет помочь Игорю!
Может быть, он еще жив?..
От резкого движения сумка, висящая на манжете ее дубленки, предательски зашелестела, и парень в куртке разогнулся, повернул голову. Но за полсекунды до того мига, как он увидел бы Алену, она успела отпрянуть в темноту, за угол.
– Кто тут? – послышался напряженный, ломкий от страха голос. – Моська, ты?
Моська?!
Алена судорожно вздохнула, вжимаясь в стену. Ее затрясло так, что ананас предательски заколыхался, сумка снова зашелестела, а потом... а потом многострадальное дно наконец прорвалось, и чертов ананас с мягким стуком вывалился на пол.
«Да я не моська, а слон!» – мелькнула идиотская мысль, но в следующее мгновение ни одной мысли в голове Алены не осталось, потому что совсем рядом грянул выстрел, и сразу за ним – второй. Она увидела, как пули одна за другой вошли в мягкую древесину дверного косяка...
Алена втиснулась спиной в стену, занятая только одним: не упасть, не броситься бежать, не выдать себя. Но шансов, кажется, не было... послышались шаги, они приближались.
Алена перестала дышать.
И вдруг шаги замерли, потом послышался насмешливый свист, и Алена увидела, как из комнаты протянулась рука в черном овчинном манжете и что-то подняла с полу. Это «что-то» было длинное, серое, оно болталось на какой-то веревке...
Алену чуть не вырвало, когда она поняла, что парень нашел крысу, убитую Игорем (сколько он их тут успел настрелять?.. Ох, кажется, не напрасно санэпидстанция закрыла «Барбарис»!), и, видимо, решил, что это его жертва, что это он сам ее подстрелил. Наверное, он посчитал, что именно эта крыса напугала его шумом.
«Идиот! – судорожно сглотнув, подумала Алена. – Повезло мне».
«Идиот! – качнув головой, подумал человек, стоящий буквально в двух шагах от Алены, под прикрытием зеркала, невидимый и неслышимый для нее. – Повезло ему!»
И опустил пистолет, который держал в руке.
Между тем парень отшвырнул крысу и, такое ощущение, немного успокоился. Зазвучали удаляющиеся шаги.
Алена вслушивалась в них с таким облегчением, какого, пожалуй, не испытывала никогда в жизни. У нее даже голова закружилась от этого ошеломляющего ощущения покоя и безопасности.
Шаги замерли. Мгновение тишины... И внезапно, так же отчетливо, как если бы она видела это своими глазами, видела даже сквозь стену, к которой прижималась, Алена поняла, что делает в это мгновение страшный незнакомец: он стоит над Игорем и целится из пистолета ему в голову. Чтобы добить!
Значит, Игорь еще жив? Пока жив?
Пока?!
И все, мыслей никаких не осталось. Страха тоже. Осторожность... да какая, к черту, осторожность! Нормальные человеческие эмоции исчезли. Осталась только неконтролируемая, первобытная, почти звериная ярость существа, у которого сейчас отнимут самое дорогое, самое любимое.
У нее отнимут самое главное, самое необходимое, то, что ценится больше ее собственной, жалкой и никчемной жизни, то, что составляет самый смысл ее существования!
Алена подхватила ананас, лежащий у ее ног, рванулась за угол и швырнула ананас в голову человека, который стоял шагах в пяти от нее, целясь из пистолета в Игоря...
Ну да, еще миг – и она опоздала бы.
Однако успела вовремя!
В первую минуту Алене показалось, что коротко стриженная светловолосая голова от удара ананасом разлетелась на части с влажным, чмокающим звуком. Тошнота подкатила к горлу... Но тотчас Алена сообразила, что ошибочка вышла: к сожалению, это не голова – это ананас разбился на части!
Удар, однако, оказался крепок: парень шатнулся в сторону, схватился за виски, выронил пистолет. В тот же миг что-то глухо шпокнуло за Алениной спиной, а из-под ног парня брызнула пыль. Он подскочил так высоко, словно его ожгли раскаленным прутом по ногам. И снова этот странный звук, какой издает пробка, вылетевшая из шампанской бутылки, и снова брызнула пыль из-под ног несостоявшегося – какое счастье, что несостоявшегося! – убийцы...
Парень взвизгнул коротким заячьим визгом и кинулся наутек. Скрежетнул ключ в замке, металлически лязгнул засов, задребезжала дверь – Алена поняла, что парень выбежал через главный вход «Барбариса» на Рождественскую улицу.