В это же время ошалевший от страха Лычкин пригнулся так низко, что чуть не сломал себе шею. "Эх, Мойдодыр, Мойдодыр," - шептал он, качая головой...
Алексей же остановился около телефона-автомата и набрал номер "Скорой".
- Алло, здравствуйте. Тут на улице Варги дом двадцать лежит мужчина лет сорока на вид. С ним что-то произошло, по-моему, ударился затылком об лед. Спасибо.
"Ничего", - подумал он. - "Заберут тебя, родненького, в больницу, а там мы тебя навестим и выведаем, кто это меня заказал, поглядим, кому я перешел дорогу..."
А Михаил сидел в угнанной "Ниве" и лихорадочно соображал, что ему в такой ситуации делать. Тащить Мойдодыра с места происшествия было совершенно нереально, кто-нибудь мог заметить. Да и нужно ли это было вообще? Оставлять же его на месте тоже было нельзя. Наверняка, Кондратьев успел куда-то позвонить, либо в милицию, либо в "Скорую"... Да, а если его заберут, потянется ниточка... Уж к нему то, во всяком случае... А если его начнут бить в ментовке, выдержит ли он, не выдаст ли Живоглота и братков? А потом? Страшно, жутко подумать, что его ждет потом... И это вместо казино, вместо крутых денег... Что же делать, что делать?
От внезапно пришедшей в голову мысли ему только сначала стало страшно. А потом он понял, что это единственный в данной ситуации выход. Единственный выход... Единственный. И как бы он не был страшен, по сравнению с другим вариантом это пустяки...
И все надо сделать быстро, очень быстро. И как хорошо, что ещё темно, ещё совсем темно... И очень рано...
Он вышел из машины и направился к киллеру. Увидел кровь на снегу и брезгливо поморщился. "А может быть, он уже того... сам...", - с надеждой подумал он, но тут же с досадой понял, что Мойдодыр дышит. Уже ни о чем не думая, совершенно машинально он присел рядом с ним, огляделся по сторонам. "Если кто пройдет, то я просто оказываю помощь потерявшему сознание человеку, просто увидел человека на земле и помогаю ему", - лихорадочно думал он. А правая рука тянулась к приоткрытому смрадному рту Мойдодыра. Затем он резким движением закрыл Мойдодыру рот, а пальцами левой руки зажал ему сопящие ноздри. Лежащий несколько раз дернулся, но Михаил давил все сильнее и сильнее. "Господи, пронеси, только бы никто не проходил мимо. Ну... ну, дай Бог, чтобы никого не было... Спите, спите мирным сном, дорогие мои москвичи, завтракайте, одевайтесь, трахайтесь, пейте кофе, какао, молоко, шампанское, только не проходите здесь... Он не должен жить, не должен..."
Мойдодыр тем временем стал дергаться все сильнее и сильнее. У него даже приоткрылись глаза, и Михаил прочитал в них удивление и немой укор. Ему стало страшно, и от этого страха он ещё крепче зажимал киллеру рот. Наконец, он дернулся в последний раз и обмяк... Михаил понял, что все кончено. Весь в холодном поту, он приподнялся и ещё раз поглядел на Мойдодыра. И зашагал к машине, ещё раз оглянувшись по сторонам. И с досадой увидел человека с овчаркой, приближающегося к подъезду. "Он видел, он все видел, проклятый мудак...", - вертелось у него в голове. Он не знал, что Павел Егорович, обладатель немецкой овчарки страдает не только сильной близорукостью, но и дальтонизмом, и как ему будут на руку его показания.
Тогда же делать было нечего, он, чертыхаясь, выжал сцепление и тронул машину с места. За поворотом чуть не сбил какого-то пьяного ханыгу. "И днем и ночью шляются, алкашня проклятая...", - прошипел он. - "Не дай Бог, этот ещё что-то заметил... Хотя, ладно, он-то пьяный..." Какие-то потусторонние силы подсказывали ему, что он должен делать дальше. Он проехал несколько кварталов, где оставил свою "девятку". Перед тем, как пересесть в нее, он зашел в телефон-автомат и набрал номер 02.
- Алло, милиция? Звонит прохожий. Я только что стал невольным свидетелем драки между двумя мужчинами около дома номер двадцать по улице Варги в Теплом Стане. Я слабый человек и побоялся вмешаться. Один из них ударил другого каким-то тяжелым предметом, тот упал навзничь, и первый начал его душить. А потом он сел на "шестерку" по-моему, бежевого цвета, хотя в темноте трудно разобрать цвет, и укатил. Но я запомнил номер машины... Вот он...
Произнеся номер машины Кондратьева, Михаил бросил трубку, не дожидаясь вопросов. Гордый собой и своей смекалкой, он сел в машину и ещё раз озираясь по сторонам окольными путями поехал к Живоглоту.
... - На кой хер ты сюда приперся, мудак? - ругался полусонный Живоглот. - Телка у меня, понимаешь? Говорил же, звонить надо. Что у вас там стряслось? Что-то не так? - побледнел он, вспомнив ласковые глаза Гнедого и его чернобурый полушубок.
- Я не мог звонить с улицы, мало ли что, - процедил Лычкин. - А кое-что непредвиденное действительно стряслось...
Он разговаривал с Живоглотом довольно уверенно, потому что знал, он в этой ситуации поступил единственно верным способом. А в том, что Кондратьев остался жив, виноват только Мойдодыр, не сумевший выбрать нужный момент для выстрела.
- Что случилось, Коленька? - послышался из спальни нежный женский голосок.
- Спи, спи, - проворчал Живоглот. - Товарищ из Мелитополя прилетел. Дело у него ко мне срочное, насчет бройлерного цеха. Я скоро приду.
Лычкин прошел на кухню, сел на табуретку и стал довольно подробно и спокойно рассказывать о произошедшем. Нервничал сам Живоглот, постоянно курил и пил холодную воду из банки. Порой перебивал рассказ Михаила площадной бранью.
- Эх, ночью так хорошо все прошло, и на тебе! Связался я на свою голову с этим Мойдодыром... Козел он, и все... Ну, дальше давай...
Когда Михаил поведал ему историю смерти Мойдодыра, Живоглот внимательно поглядел ему в глаза и уважительно покачал головой.
- Растешь на глазах, парень, - процедил он. - Быть тебе большим человеком, если не загнешься где-нибудь на нарах... Впрочем, сделал ты все путем... Он точно сдох? - уточнил он.
- Уверен, - гордо произнес Лычкин.
- Ладненько. Надо звонить шефу. Он ждет, велел, как только, так сразу... А ты иди туда, туда, в спальню. Там бикса корячится, Яна её зовут. Можешь её трахнуть, если у тебя стоит после таких дел. Руки только сполосни, - усмехнулся он.
Михаил и сам давно уже желал смыть с рук пот и кровь Мойдодыра. Он долго плескался в ванной, а потом разделся и зашел в спальню. Там на огромной кровати нежилась голая девица.
- Ты кто? - проворковала она. - А где Коленька? Коленьку хочу...
- Коля занят, он звонит в Мелитополь по вопросу о строительстве там бройлерного цеха. А меня он просил трахнуть тебя, чтобы мы оба не скучали...
- Это можно, - равнодушно зевнула девица. - На-ка, надень резинку.
Взяла с тумбочки презерватив и подала его Михаилу. Тот стал натягивать, удивляясь сам себе. Он был в полной силе, даже наоборот, ощущал в себе что-то новое, могучее. Его после этой бессонной ночи тянуло на подвиги. Любые... И бикса стонала от наслаждения...
... - Молчи! - крикнул в трубку Гнедой. - Скоренько ко мне. У нас телефоны могут прослушиваться, вернее, у меня, а не у тебя, - уточнил он. А дела, видно, вы замесили крутые, господа хорошие... Поглядим, что изо всего этого получится...
... - Все, сворачивайте бодягу, господа! - открыл ногой дверь спальни Живоглот и увидел там яростные фрикции и услышал стоны наслаждения. Кончай быстрее, одевайтесь и дуйте отсюда. Хочешь, вези её к себе. А я должен ехать по делу. Срочно вызвали в торговое представительство Украины в Москве. Даю пять минут для окончания и сборов. Все по-солдатски...
Через пятнадцать минут "девятка" Михаила увезла распаренную биксу Яну в Ясенево, а "БМВ" Живоглота понесся в сторону кольцевой дороги по Рублевскому шоссе.
... - Все те же лица, те же нравы, - проворчал невыспавшийся Гнедой, увидев на пороге своего особняка бледного взволнованного Живоглота. Заходи, сейчас нам Варенька кофеечку сварит. Варенька! - елейным голоском проворковал он. - Свари нам с Николаем Николаевичем крепенького кофеечку.
... Они сели в огромной гостиной, и полуобнаженная Варенька внесла на подносе кофе и булочки. Когда она вышла толстые пальцы Живоглота потянулись к аппетитной булочке.
- Потом жрать будешь, - властным жестом остановил его Гнедой. Излагай...
... - Так, - вздохнул он, когда Живоглот закончил. - Теперь можешь полакомиться булочкой, хавай, хавай, дружище... А я пока скажу тебе вот что. Ты просто драный козел, понял меня? - привстал он в места. - Ты шпана уличная, мелкий блатырь, шалашовка... Мойдодыр твой получил вполне достойный гонорар за свою оборотистость... А какого гонорара заслуживаешь ты, вот в чем вопрос, господин Николай Андреевич Глотов?
Живоглот успел отхватить огромный кусок булочки и так и застыл с набитым ртом, не в состоянии ни прожевать, ни проглотить. Гнедой вполне мог пристрелить его тут же, на месте...
- Такой спектакль сорвали, паскуды, - сокрушался Гнедой. - Ты жуй свою мягкую булочку, жуй... Не стану я тебя мочить, себе дороже, не боись, до суда доживешь... Не до Страшного, я имею в виду, а до российского... Ты где находишься?! - вдруг истошным голосом завопил он, вскакивая с места. Из дверей показались стриженые головы его головорезов, готовые к действию. Гнедой дал им едва заметный знак, что все в порядке.
Живоглот сделал отчаянное горловое движение и заглотнул огромный кусок булки. Подавился и яростно закашлялся. Гнедой с презрением смотрел на него, ожидая, когда эти пароксизмы закончатся.
- Все, Николай Андреевич? - вежливо осведомился он. - Подкрепились? Теперь разрешите продолжать? Ты где, падло, находишься, я тебя спрашиваю?
- У вас дома, - говорил весь красный Живоглот, переходя от страха на "вы".
- Ты находишься в открытом пространстве, - поправил его Гнедой. - Ты находишься в подвешенном состоянии между небом и землей. Ты находишься в постоянной борьбе всего сущего. И ещё ты находишься в обществе... Ты продукт общества и мельчайшая, вот такусенькая его частица. - Гнедой, презрительно сморщившись, показал пальцами, насколько мелка эта частица. Ты некая молекула, Николай Андреевич. Но... от твоей ошибки могут пострадать другие частицы, другие молекулы. Ведь постоянно происходит борьба противоположностей. Впрочем, тебе ничего не понять, ты двоечник, Живоглот, явный двоечник и симулянт. А я учился в четырех институтах - на актерском факультете ГИТИСа, фрунзенском Инязе, филфаке Грозненского пединститута и где-то еще, не помню, где. Но ни одного из них не закончил, гнали отовсюду за свободомыслие. Впрочем, все это пустое.... Сделай глоток кофе и сделай одолжение - линяй отсюда побыстрее. А Лычкин будет управляющим казино. Он все сделал правильно. Если только, разумеется, это твое мойдодырище не оживет, - добавил он. - Ибо если оживет на радость легавым, тогда Лычкин не будет управляющим казино, а будет самым обычным и довольно омерзительным трупом. Держи меня в курсе событий. Слушай, - вдруг повеселел он. - А что получается? Получается, что наш закоренелый друг Кондратьев скоро станет зэком... Какая красота... Какой молодец этот твой Лычкин. Вот за него тебе спасибо, - похлопал он по плечу оторопевшего от этой перемены настроений у шефа Живоглота. - Кадры решают все. Кто сказал? - хитренько улыбнулся он.
- Ельцин? - попытался догадаться Живоглот.
- Какой Ельцин? - скривился Гнедой. - Какие у него могут быть кадры? Одно ворье.... Сталин сказал, великий вождь времен и народов. Деревня ты... Ступай. И выдай из общака Лычкину двадцать пять штук зеленых, пусть погуляет всласть, когда, разумеется, товар реализует. Заслужил парень, в папашу сообразительностью пошел.... Вот ворюга был, и в каких сложных условиях работал... Нам с тобой теперь значительно проще. А Кондратьева этого мы за решеткой замочим, там это лучше получится, красивее, эффектнее..
Живоглот вышел на морозный воздух, сел в "БМВ" и только там, гоня машину на бешеной скорости по Рублево-Успенскому шоссе, облегченно вздохнул.
- Пронесло, слава Богу, на этот раз - пробормотал он.
12.
... А в это самое время Алексей Кондратьев подъезжал к складу. Около склада стояла прибывшая фура. Из неё выскочил насмерть перепуганный водитель.
- Алексей Николаевич, Алексей Николаевич, там... - лепетал он.
Алексей и сам увидел валявшихся на снегу двух сторожей. Лица их были в крови.
- Вот оно как, - прошептал он. - Вот оно как...
Он открыл своими ключами дверь склада и остолбенел. Склад был совершенно пустым. Ничего... Абсолютно ничего.
Тут подбежал представитель нижегородской фирмы. Он также остановился как вкопанный, глядя на страшную картину.
Алексей дрожащими пальцами набрал номер милиции. Сообщил, что ограблен склад, и двое сторожей убиты. Затем позвонил в Фонд и домой к Сергею.
- Да, основательно взялись за нас, - только и сумел сказать Сергей. Он был совершенно подавлен. О нападении на него Алексей даже не успел рассказать. Сергей сказал, что сейчас подъедет и положил трубку.
... Оперативная группа приехала быстро. Из машины вышел коренастый мужчина в дубленке и ондатровой шапке. Широкое лицо было румяным от мороза.
- Инспектор Уголовного розыска капитан Гусев, - представился он.
- Я директор фирмы "Гермес" Кондратьев, - отрекомендовался Алексей.
- Ну, рассказывайте по порядку, что тут у вас произошло.
Алексей начал рассказывать, говорил путано, постоянно сбиваясь от волнения. Тут к Гусеву подошел один из оперативников и начал что-то яростно шептать ему на ухо, указывая на стоящую рядом кондратьевскую машину. Гусев оглянулся на машину и подозрительно поглядел в глаза Кондратьеву.
- Это ваша машина? - спросил он.
- Моя, а что? Дайте, я вам дальше расскажу.
- Успеется, - процедил сквозь зубы Гусев. - С этим успеется... А пока вы позвольте осмотреть вашу машину. И багажничек откройте, пожалуйста...
Этого Алексей никак уж не ожидал. Он оторопел от неожиданности. Ведь в машине лежал ПМ киллера, а в кармане пиджака справка об его освобождении. И насос со следами крови...
- Я ещё вам забыл рассказать одну важную вещь, - произнес хриплым голосом Алексей. - Сегодня утром около шести часов на меня было совершено покушение...
Но Гусев не слушал. Он быстро шагал к машине. Полез в салон и вытащил оттуда пистолет. Отдал его стоящему поодаль эксперту.
- Это и есть пистолет киллера. Я звонил в "Скорую". Вот еще...
- Стоять на месте! - скомандовал Гусев. - Руки на машину!
Алексей молча выполнил приказание. Гусев обыскал его, вытащил из кармана справку Дырявина об освобождении, а затем полез в багажник. И извлек оттуда насос, на котором были очевидны следы запекшейся крови.
- Вы арестованы, гражданин Кондратьев, - тихо произнес Гусев. - Прошу в нашу машину. И без фокусов.. Не советую...
- Да за что? - недоумевал Алексей. - Я же вам до сих пор ничего не рассказал. Вы меня послушайте...
- Расскажете на Петровке, Кондратьев. Садитесь в машину!
И на его запястьях звонко щелкнули наручники. Представитель фирмы и шофер открыв рты, глядели на происходившее.
- А нам-то что теперь делать, Алексей Николаевич? - жалобным голосом спросил представитель.
Алексей только пожал плечами.
- Скоро все выяснится! - крикнул он из машины. - А тогда и разберемся..
- Но мы же перевели вам деньги...
И машина тронулась с места. Только она скрылась за углом, как к складу подъехала "Ауди" Фролова.
- Что произошло? - тяжело выбирался из машины Сергей, подавленный случившимся. - Где Кондратьев?
- Арестован, - пролепетал представитель. - А склад пуст... И что теперь будет с нашими деньгами?
- Куда его повезли? - мрачно спросил Сергей.
- Вроде бы, на Петровку, - ответил водитель фуры.
- Его задержал капитан Гусев из МУРа, - добавил представитель.
- На Петровку! - скомандовал своему водителю Сергей, снова с трудом залезая в машину. Помог сам себе засунуть туда протез, хлопнул дверцей, и машина рванула по утренней ноябрьской Москве в сторону Центра, оставив на территории склада обалдевших нижегородцев и двух представителей Фонда, приехавших с Сергеем...
... Ошалелый от происшедшего Алексей уже не пытался ничего объяснять сидевшему на переднем сидении инспектору Гусеву. Он понял, что произошло самое ужасное - этот окаянный киллер все-таки умер. Алексей знал два случая, когда люди погибали, упав на затылок. Причем, в одном из них сын толкнул пьяного отца, а в другом парень просто поскользнулся, ударился затылком об лед и от кровоизлияния скончался. Так и тут... Но ведь он же звонил в "Скорую", а милицию на склад вызвал сам. И почему он не начал свой рассказ с покушения? Плохо, плохо все получилось. Звонок его в "Скорую" был анонимным, на насосе следы крови, в машине пистолет, в кармане пиджака справка этого человека об освобождении. Свидетелей нет, только толстый Пал Егорыч, выгуливавший собаку. Но он же ничего не видел, только то, что Алексей менял проколотое колесо. А ведь колесо, наверняка, проколол киллер. И если бы не Пал Егорыч, он бы пристрелил его раньше. И вряд ли бы он тогда почувствовал опасность... Все было бы кончено. А так? Главное, он жив, и он ещё поборется со всем этим кошмаром, навалившимся на него. Господи, как много всего для одного человека в неполных тридцать четыре! Афган, гибель Лены и Митеньки, потом эта история с лже-Пироговым и исчезнувшим без следа Дмитриевым, а тут в один день - покушение и ограбление. Вернее, в обратном порядке. И ещё эта мерзкая история с Ларисой... И Инна, как она горда и принципиальна! Он звонил ей вчера раза четыре. Но она так и не захотела говорить с ним.
Алексей знал от Инны, что у неё до него был мужчина, которого она очень любила. Он знал, что он заставил её сделать аборт, а потом, когда он пришел мириться, она выгнала его. Но больше о нем она ничего не рассказывала. Он даже имени его не знал. А между прочим, иногда неплохо делиться с близкими людьми своими горестями и проблемами, иногда это может принести ощутимую пользу и позволит избежать ужасных бед. А их отношения складывались так - только настоящее, и ничего о прошлом. О работе своей он ей тоже ничего не рассказывал. Никогда ничего. Приносил деньги, дарил подарки, а о практической работе, о своих сослуживцах ровно ничего. Такой же практики придерживался и Сергей Фролов. На вопросы жены он постоянно отвечал шутками и прибаутками, которых у него было немерено. Алексей же просто отмалчивался на вопросы Инны, а сам ей в свою очередь никаких вопросов не задавал. И все же он оказался разговорчивее - о взрыве на душанбинском вокзале она знала, имена его погибших жены и сына знала. А он о ней просто ничего... А теперь её нет. И никого нет. А его везут на Петровку. А из близких людей на Земле остался один Сергей, неунывающий балагур Сергей Фролов. И он должен помочь, наверняка, он уже подъехал к складу и спешит ему на помощь. Жаль только, что Алексей ничего не успел рассказать ему про покушение.