Вокруг него, словно Луна вокруг Земли, бегал Резинкин.
– Ну как, тебе полегчало? Тебе полегчало?
Здоровый, проделав колоссальный объем работы, сейчас не был склонен к разговорам. Ему бы дух перевести. И в этот момент, когда он стоял, склонившись к земле с мокрой башкой, появился «уазик».
– Еще бы две минуты...
– Заткнись, – цыкнул Простаков на Резину, потряхивая бритой головой. Крупные капли летели с его головы в разные стороны. – Мы спим, понял? Уходим.
Оба шуганулись обратно к жилищу и умерли на своих топчанах.
Холодец поставил так свою машину на стройплощадке, что свет фар освещал брезентовый полог.
Подождав, пока Мудрецкий подойдет к нему, Холодец показал пальцем на полог и одними губами произнес:
– Пошли.
Они приближались медленно, стараясь наступать на носки, чтобы ничто не хрустнуло под ногами. Холодец даже расстегнул кобуру, хотя пистолета не достал. Отбросив брезент, майор остановился.
Свет от фар осветил часть жилого помещения. Все солдаты как ни в чем не бывало спали на своих местах.
– Встать, – заорал Холодец. – Подъем!
Первым поднялся потревоженный Терминатор и с неудовольствием захрюкал и завозился в загоне.
Простаков с Резинкиным подорвались со своих мест и вытаращили на майора невинные глаза. Остальные трое продолжали лежать, словно бревна.
– Встать!
Лейтенант подошел к Сизову и потряс его за плечо. Тот открыл глаза и пробормотал:
– А, товарищ лейтенант, доброе утро. А че такое? – Он медленно сел на кровати.
Холодец третий раз раззявил пасть:
– Встать!
Теперь уже зашевелился и Ануфриев, а Фрол продолжал спокойно спать на своем месте.
– Он очень устал, – пояснил Резинкин. – Вон все за свиньей ухаживает. Спит как убитый.
Терминатор тут же подтвердил сказанное частым сопением.
Простаков подошел к Валетову, которого положили спать, естественно, в одежде, и, приподняв его, поставил спящего перед майором. Взял его одной рукой за голову, а другой за воротник и, как кукловод, приподнял голову и вновь отпустил ее. Колганчик Валетова безжизненно мотался на согнувшейся вниз шее.
– Что с ним такое? – майор подошел ближе.
Хорошо, что рядом с ним не стояла медсестра, она бы объяснила, что с ним такое.
– Устает очень.
– Так люди спать не могут, – не поверил начальник штаба, взял и сам пальцем приподнял упершийся в грудь подбородок Валетова.
Случилось чудо. Зрачки под закрытыми веками забегали, и тут Фрол открыл глаза.
– Чего, – бормотнул он, угоняя комок кадыка вниз, – надо?
– Чего мне от тебя надо? – переспросил злобно Холодец. – Ничего, иди спать.
Терминатор, разбуженный воплями начальника штаба, завозился в углу, загородка затрещала.
– Только свиньям не спится, – попытался пошутить Простаков, неловко гыгыкнул и показал рукой на хряка. – Может, ему, того-этого, бабу надо?
– Молчать! – Холодец неистовствовал. – Ануфриев и Сизов, на выход!
Потом посмотрел на Простакова и Резинкина:
– И вы двое тоже.
Построив солдат в одну шеренгу, начальник штаба пригласил для опознания медсестру. Она выбежала из машины и быстрыми шагами подошла к построившимся. Она смотрела на Простакова, потом на Резинкина.
– Эти двое, – тут же живо затараторила она, но Простаков состроил страшную рожу, и медсестра, которой этот сибиряк был не безразличен, как оказалось, осеклась и не стала продолжать. – Эти двое – это не те.
И Простаков с Резинкиным, повинуясь взмаху девичьей руки, тут же отошли в сторону. Теперь она стояла перед Ануфриевым и долго разглядывала его.
– Чего, – не вытерпел Холодец, – не узнаете, что ли?
* * *По дороге, когда Простаков переносил на своем плече наркотов, Резинкин, освещая дорогу впереди фонарем, все время говорил о том, что медсестра действительно может опознать по фотографии и Сизова, и Ануфриева. Потом они приедут к ним на стройку и заберут обоих на губу. Впаяют лет по пять. А им дадут по годику за то, что не доложили о самоволке.
– Чего это мы должны докладывать? – не соглашался Простаков, глотая ртом воздух. – Мы у них в подчинении, а не они у нас. Сами ушли, нас, можно сказать, бросили. Пусть теперь сами и расхлебывают.
– Да нет. Ну-ка, положи его, – распорядился Резинкин, когда они миновали открытое место и вновь скрылись за деревцами.
Простаков рад был отдохнуть и тут же отпустил на землю недвигающееся тело Ануфриева, издающее время от времени стоноподобные звуки.
Размахнувшись со всей дури, Резинкин заехал с левой прямо под глаз дембелю.
– Ты чего делаешь-то? – не понял Простаков. – Че, он тебя так достал, что ли? Пользуешься случаем?
– Молчи! – огрызнулся Резинкин. – Лупи давай. Только башку ему не разнеси, здоровый. Пусть у него рожа распухнет.
Простаков заулыбался, поняв, в чем состоит идея напарника. Тем более что настучать дембелю по роже, пусть даже и находящемуся в наркотическом дурмане, милое дело.
* * *Неудивительно, что сейчас толстопопая Лиза стояла, светила в лицо фонарем Ануфриеву и не могла разобрать, он это или не он. Простаков с Резинкиным постарались на славу и отделали обоих так, что теперь их рожи будут еще долго в два раза шире против обычного.
– Господи, – бормотала она, – что же это у них лица-то такие побитые?
– Дрались они, – небрежно бросил Алексей. – Мутузили друг друга сегодня вечером.
– Кто? Кого? – начал мычать Ануфриев.
– Заткнись! – почти взвизгнул Холодец. – Так это те или не те?
Медсестра перешла к Сизову.
– Нет, товарищ майор, извините, я не могу быть полностью уверенной. Те были какие-то другие.
Тут из недостроенного хлева вышел находящийся еще в дурмане Валетов.
– Спаситель! – воскликнула Елизавета и подбежала к Фролу. Солдатик был не в состоянии чему-либо удивляться. Она прижала его голову к своей пышной груди.
– Хорошо, – бормотал счастливчик, чья голова оказалась как на перине. – Может, мы с вами как-нибудь потом встретимся, я вот только от укола отойду.
Она тут же перестала выражать свою благодарность спасителю и отпрянула от него.
– Какой! Какой ты, – повторила она, развернулась и быстрыми шагами направилась к «уазику».
Холодец выдохнул:
– Ну ладно. А че, где сено-то?
– Какое сено? – Алексей забрал из рук майора посудину.
– Ну, вы на носилках сено носили.
– А, сено, – обрадовался Резинкин. – Сено уже, товарищ майор, все наш боров покушал. Ему уже сразу стало лучше. Он и навалил целую кучу. Прокакался, так сказать. Не хотите взглянуть?
Глава 3 СПАСЕНИЕ 911
Солдаты втянулись в строительные работы, все меньше замечая усталость к концу дня. Хотелось, конечно, отдохнуть, но ломота, посещавшая их суставы и мышцы в первые дни, пропала.
На смену вороватому завхозу никого не дали. Пришлось прапорщику Евздрихину время от времени наведываться на стройплощадку и пересчитывать по головам всех солдат.
Его встречали спокойно, показывали, что они успели сделать за время отсутствия прапорщика, выпрашивали у него сигарет и совсем-таки не жаловались на свою нынешнюю жизнь. Иногда повариха Шпындрюка интересовалась у Фрола, как там идет строительство. При этом всегда упоминала о большой заинтересованности Протопопа Архиповича в скорейшем окончании всех работ.
Фрол кивал головой с пониманием и всегда называл один и тот же срок:
– Еще две недели, – говорил он, забирая хавку и скорее-скорее отправляясь обратно к своим сослуживцам, с нетерпением ожидавшим завтрака, обеда или ужина.
Никто из солдат не был заинтересован в скорейшем окончании этой импровизированной командировки. Здесь неплохо кормили, не было режима, и единственное, что приходилось делать, – так это работать. Но никто из ныне идущих в армию и не думает о том, что здесь придется просто лежать на чистой постели и лопать плюшки. Какая разница? Все равно и в части припрягут, а здесь все же послабления.
Однажды Евздрихин приехал и, разглядывая стены свинарника, успевшие вырасти уже больше чем на метр по всему периметру, сообщил о скором приезде сюда и подружки Терминатора.
Здорового борова на ночь ставили в стойло, а днем выгоняли на воздух. Сейчас он уже не спал вместе с людьми. Ему отвели другой угол, накрыли досками метровые стены, и у свина получилось нечто вроде норы или будки, в которую он спокойно заходил и находился там всю ночь.
Теперь уже Ануфриев не жаловался на вонь, да и остальные не скрывали своего удовлетворения. А то просто как не в двадцать первом, а в первом веке – жили в одном доме вместе со скотиной.
С очередным появлением прапорщика солдаты бросали работу и по привычке окружали его, пытаясь узнать последние новости из части. Иногда Евздрихин по доброте душевной привозил кому-нибудь письмецо из дома, что становилось для одного из солдат праздником.
С очередным появлением прапорщика солдаты бросали работу и по привычке окружали его, пытаясь узнать последние новости из части. Иногда Евздрихин по доброте душевной привозил кому-нибудь письмецо из дома, что становилось для одного из солдат праздником.
Сейчас же, услышав новость о том, что приедет к хряку подруга, Ануфриев загоготал во всю глотку.
– Ну вот, Простаков, – хлопал он сибиряка, – теперь тебе будет к кому обратиться, случись заскучать по бабе.
Алексей хмурился, стоя неподвижно, и молча пережидал, пока все остальные нахохочутся до упаду. Евздрихин сидел на лавочке и покуривал.
– Вы тут, ребята, давайте делайте еще один загончик. Поскольку личный состав, что называется, прибывает. И поторопитесь со стройкой. Не дай бог, хоть с одной свиньей что-нибудь случится. Шпындрюк наедет на комбата, а комбат... он разбирать не станет. Если дело будет у вас плохо идти, пришлют вам подмогу, ребята, из вашего же взвода. И весь этот свинарник достроят за два дня. Надеюсь, вы поняли.
Евздрихин лукаво улыбался в усы, потягивал сигаретку и поглядывал на переминающихся с ноги на ногу солдат, которым ой как не хотелось заканчивать здесь свое пребывание.
– Спасибо за предупреждение, – поблагодарил от всех Валетов, – а то вот этого здорового привезли, так его вот и ставить было некуда. Пришлось все наспех городить, а теперь у нас целый день есть.
– Во-во, – поддержал Ануфриев, – ты загоном и займешься. Будешь невесту встречать.
Тут он заржал, и его подхватили остальные.
* * *К вечеру Фрол уже ходил вокруг еще одного подготовленного просторного загона. Он, будучи городским жителем, ни разу не был в свинарнике и даже не представлял, как он вообще может выглядеть.
Только здесь, на стройке, до него начало доходить, в каких же условиях содержатся животные. Насчет размеров загона его проконсультировал Простаков. Он, что называется, был от сохи и наблюдал в своей деревеньке жизнь свиней.
– Она не меньше Терминатора будет, так что ты давай, городи побольше.
– А че же она, под открытым небом, что ль, будет? – возмущался Валетов. – Че, я опять один должен тут крышу делать? Я за сегодня крышу не успею, – возражал он.
= Утром следующего дня приехал тот же самый грузовичок, что привозил в свое время Терминатора. И тот же самый водитель отбросил задний борт, и вышедшие на шум двигателя автомобиля из-под брезентового полога солдаты с ужасом узрели не только здоровенную свиноматку, но еще и небольшой импровизированный загончик в углу кузова, где кто-то копошился.
Забравшись в кузов, штатный укротитель парнокопытных Валетов прошел мимо свиноматки вглубь и влегкую выматерился.
– Да их тут, – он остановился, пытаясь рассыпать глаза, а потом собрать их в кучу. – Их тут, кажется, восемь.
– Кого их-то? – не понял Сизов.
– Свиней тут восемь, поросят маленьких.
Водитель заложил руки в боки и инструктировал:
– Их от мамки отделять пока нельзя. Они сосут. Это на время дороги небольшой загончик сделали, поэтому давайте создавайте условия. А мне важно, чтобы вы быстрее их отсюда вывели, мне ехать надо.
Валетов, которого дембель сделал старшим по свиньям, разводил руками в стороны.
– Да куда же? Да уж ничего ж нет уж. Где ж стелить-то?
Ануфриев подошел к нему вплотную.
– Давай быстро восстанавливай старый первый загон, который был под Терминатора сделан.
– Опять спать и каки нюхать? – не выдержал Сизов. – Ты чего, Олег, хочешь, чтобы я тоже, как и ты, домой поехал весь вонючий?
Ануфриев огрызнулся:
– Заткнись.
Действительно, ему до дембеля оставалась неделя, и он просто-таки мечтал досидеть здесь до последнего своего дня и убраться восвояси из опостылевшей ему армии. Скорее на гражданку! Туда, где достать травку и порошочек будет намного проще, чем в этой долбаной армии. Так он вылечиться и не смог, привязанность к наркотикам только усилилась.
Простаков сменил в кузове Валетова, помчавшегося устанавливать наспех доски.
– Резина, чего стоишь? – гаркнул Ануфриев. – Бегом с Валетом загон делать.
Покрутившись в кузове и поглядев на свинок, Простаков выпрыгнул.
– Ну, вы че, мужики, давайте, – бодрил водитель.
– Да куда давайте? – Простаков подошел к нему и расправил плечи. – Мы сейчас этих выпустим, – он кивнул головой в сторону копошащихся малюток, – они разбегутся тут. Как мы их тут потом собирать будем? Погоди, сейчас они досками огородят площадь, тогда всех сразу и заберем.
Водилу не устраивал такой поворот событий, но бодаться с Алексеем он не стал, покорившись судьбе, сел и целый час молча наблюдал, как свиней переселяют из кузова в загон.
Коричневая мамаша, одна масть с Терминатором, спокойно реагировала на то, как обращаются с ее детьми, и спокойно-таки потопала по положенным с кузова на землю доскам.
Мамашу с потомством перевели в загон на постеленное сено. Она тут же повалилась, и все восемь крохотных поросят подбежали к ней и стали выискивать маленькими розовыми пятачками мамкины сиськи.
* * *Вечером случился небольшой шухер. Вместе с Шпындрюком на объект пришел и комбат. Все подорвались со своих коек и построились в одну шеренгу.
Стойлохряков подошел к загону и посмотрел на мамку с поросятами, довольно хмыкнул и снова повернулся к солдатам.
– Ощутил себя отцом, – не удержался Валетов.
Шпындрюк – маленький и толстый человечек – со значительным видом, заложив руки за спину, разглядывал через круглые стекла очков в золотой оправе своих нынешних рабочих.
– Ануфриев, – обратился комбат к Олегу.
– Я, – вяло ответил дембель, безразлично глядя на командира батальона.
– Я-я, – передразнил комбат. – Головка-то знаешь от чего?
Привыкнув за два года к комбатовским издевкам, Ануфриев оставался спокойным.
– Чего пялишься? Свободен, Ануфриев.
Улыбка, вначале робкая, затем все более широкая, озарила лицо дембеля.
– Свободен? – переспросил Ануфриев.
– Все-все. Хорош, – комбат едва заметно улыбнулся. – Закончил. Отдал долг Родине. Можешь завтра утром прийти в часть, забрать документы, переоденешься в парадку – и домой. Чтобы завтра до обеда ты все свои дела сделал и я тебя здесь больше не наблюдал. Понял?
Радостный Ануфриев гаркнул во все горло:
– Так точно!
– Ну ладно. Остальным работать, – напомнил подполковник. – Давайте, чтобы вот на нас Протопоп Архипович не гневался.
Тем временем очкарик стоял около загона и все смотрел на маленьких свиней.
– Молоденькие они еще, – говорил он о чем-то своем. – Совсем молоденькие. Такие... нет. Такие никуда не пойдут. Надо времени немного дать. Совсем чуть-чуть. Подожду немного.
Комбат с главой администрации ушли, а солдаты принялись поздравлять дембеля, буквально за несколько секунд из злобного парня превратившегося в обычного пацана с улицы. Он даже, казалось, помолодел на глазах. Куда-то исчезла суровость и озлобленность. Что и говорить, через два дня он будет дома.
– Как же это так? – не понимал Сизов, с завистью поглядывая на кореша. – Ты чего же, обсчитался, что ли? Тебе вроде первого домой? А сегодня-то еще не первое.
– Не знаю, – радостно отвечал ему Ануфриев. – Это же комбат, он на неделю раньше вполне может отправить.
– Я только знаю, что на неделю позже, а то и на месяц, – ворчал Сизов.
– Чего ты дергаешься? – успокаивал его Ануфриев. – Свое отбарабанишь и тоже уйдешь. А у меня сегодня, е-мое, – воскликнул он на весь поселок, – последняя ночь в этом дурдоме!
Ануфриев, казалось, разволновавшись вначале, сейчас спал, словно младенец, уподобившись замершим около мамки свинкам.
* * *Он встал утром, почистил, привел в порядок свою рабочую одежду. Попрощался со всеми достаточно холодно. Только Сизову пару раз шутя ударил кулаком в грудь, как бы передавая тем самым власть над остальными.
Только те остальные, растущие слоны – Резинкин, Простаков и Валетов, с уходом наглого и крикливого Ануфриева не думали просто так впадать в транс перед не таким уж и злостным Сизовым, который на протяжении всей своей службы зависел от более пронырливого кореша. Во взводе знали все, что Олег всегда может достать наркоты и поделиться ею с Сизовым. Вот за что последний мог с себя с живого кожу содрать, если об этом попросит Ануфриев.
Теперь пронырливый дембель уходил, оставляя зависимого от наркотиков Сизова одного. Где ему теперь брать порошок? Остальные с сочувствием поглядывали на остающегося как бы за главного деда.
Но желающих, чтобы правил именно он, не было. От троицы был свой кандидат. Это Валетов. Все-таки у человека десять классов образования, голова варит. Все будет по-другому. Все будет иначе.
Резинкин тоже претендовал на верховенство. Но у него не было такого друга, как Простаков. Все-таки здоровый и маленький, они вдвоем составляли грозный тандем, и идти поперек казалось невозможным.