– Передумал, – пробормотал он. – Вынюхивать, выслеживать… Нет уж, лучше просто разведусь – и дело с концом.
– Да вы и сорока минут не прождали, – воскликнула Ада Аркадьевна. Ее разочарование было таким сильным, как если бы у нее отобрали недочитанный боевик про бравого Громова. Или помешали посмотреть сериал с его же участием.
– Мерзко все это, – сказал прощелыга. – Гадко.
– Значит, пусть развлекаются?
– Пусть. Меня это больше не касается.
– Что ж, хозяин – барин. – Ада Аркадьевна постаралась вложить в свою улыбку как можно больше язвительности, и, надо отдать ей должное, это у нее получилось отлично. – Но, прежде чем вы уйдете, я должна осмотреть номер. – Она встала. – Ключ.
– Пожалуйста. – Ключ лег в требовательно протянутую руку.
– Прошу следовать за мной.
Прощелыга замялся:
– Вы прямо как милиционер изъясняетесь.
– Я тут больше, чем милиционер, – заявила Ада Аркадьевна, – и я вижу вас насквозь.
Вздрогнувший прощелыга неуверенно улыбнулся:
– Что значит, насквозь?
– А то, что ходят тут всякие, а потом пепельницы пропадают. Идемте!
Повинуясь властному жесту Ады Аркадьевны, прощелыга проследовал по коридору к покинутому им номеру, где, перетаптываясь у порога, терпеливо дождался, пока дежурная убедится в сохранности вверенного ей имущества. Затем, буркнув на прощание что-то нечленораздельное, он повернулся к Аде Аркадьевне спиной и, помахивая на ходу сумкой, покинул второй этаж.
– Слизняк, – процедила она, вернувшись на место. – Разводится он! А морду женушке бить кто будет? Громов?
* * *Последующие полчаса прошли в угрюмой тишине, нарушаемой лишь шорохом перелистываемых Адой Аркадьевной страниц.
«Приходит какой-то подонок, угрожает, – цедил майор Громов. – Словно не бандитский холуй, а полномочный представитель НАТО. Что за адвокатишко такой? Ни бога не боится, ни черта, ни даже майора ФСБ. Отчаянной храбрости человек.
«Послушайте, вы, – занервничал Адвокат. – При чем тут ФСБ?»
«А ни при чем, – безмятежно согласился Громов. – ФСБ всегда ни при чем, в любые времена. Вроде бы мы есть, а вроде бы нас нет».
Осознавший свою ошибку Адвокат попытался было улизнуть, но не тут-то было.
«Ты здесь опасности, подстерегающие мою внучку, обрисовал, – сказал ему Громов, – душу мне растревожил. А я человек суеверный. Поэтому просьба к тебе имеется. Ты прикуси язык, Адвокат. Прикуси и покажи мне, чтобы я успокоился».
Пожав плечами, бандитский посланник выполнил странную просьбу. В тот же миг открытая ладонь Громова с силой ударила его в подбородок, заставив челюсти сомкнуться…
Ада Аркадьевна вздрогнула. Кончик откушенного языка, упавший на пол, привиделся ей так же отчетливо, как капли крови на грязном кафеле и слизывающий их черный кот. Кошмарное зрелище. Настолько реальное, что Ада Аркадьевна не сразу сообразила, что находится не в подъезде, а на рабочем месте, и это именно к ней обращается цветущая брюнетка в распахнутом плаще.
– Добрый вечер, – машинально откликнулась Ада Аркадьевна.
Перед ней стояла та самая гражданка Плющ, которую не соизволил дожидаться обманутый супруг. А зря. Дамочку сопровождал безмолвный, как тень, мужчина лет тридцати. Подобно испарившемуся прощелыге, он держал в руке спортивную сумку, хотя смотрелся совершенно иначе.
Рослый, широкоплечий, стройный, с резко очерченным ртом и жестким взглядом. Подбородок помечен горизонтальным шрамом, брови нахмурены, щеки запали.
Худоват, решила Ада Аркадьевна, но это его не портит.
– Вы к кому? – осведомилась она, не спеша вручать гражданке Плющ ключ от номера, который та потребовала.
Мужчина молча кивнул на спутницу, предоставив право голоса ей. Чем гражданка Плющ не преминула воспользоваться:
– Ко мне, разумеется, – нахально заявила она. – А вам какое дело?
– Не поздновато ли для визитов? – прищурилась Ада Аркадьевна.
– Хотите обсудить этот вопрос с вашей администрацией?
– Существует инструкция…
– Какого года? – резко спросила гражданка Плющ.
– Что?
– В каком году какого века издана инструкция, запрещающая мне проводить в номер своих гостей?
Еще секунду назад Ада Аркадьевна боролась с сильнейшим искушением поведать дамочке о визите ее супруга, рассчитывая на некоторое материальное вознаграждение. Теперь ее губы сомкнулись так плотно, что щель между ними превратилась в подобие пореза от бритвы.
Протянув гражданке Плющ ключ, она проводила ее завистливым взглядом, предполагая, что сегодняшнюю ночь эта шлюха проведет значительно насыщеннее, чем любая героиня дамских романов. Для того, чтобы прийти к такому выводу, достаточно было оценить походку и осанку ее спутника. Вот почему дальнейшее чтение перестало казаться Аде Аркадьевне достаточно занимательным, а стул сделался чересчур жестким даже для ее привычной к многочасовому сидению задницы.
Убедившись, что на этаже совершенно тихо и безлюдно, она прокралась к двери шестьдесят второго номера и прильнула к ней ухом.
Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, спору нет. Но если нет возможности увидеть, то послушать тоже не мешает. Это вам любая женщина скажет.
X. Испепеляющая страсть
Пропустив спутника в комнату, Милочка захлопнула дверь, заперла ее на замок и поспешила избавиться от вкрадчиво шуршащего плаща. Бондарю пришла на ум гадюка, сбрасывающая старую кожу, но делиться своими наблюдениями он не стал, подозревая, что женскому племени не льстит сравнение со змеиным.
– А ты почему не раздеваешься? – спросила она.
– Дай хотя бы осмотреться, – буркнул Бондарь.
– Осмотрись, конечно, – согласилась Милочка.
И тут же навалилась на него, норовя то ли размазать его по стенке, то ли взобраться на него, как на дерево.
– Да подожди ты! – воскликнул он, чувствуя себя добычей гигантского спрута, обвившегося вокруг него всеми щупальцами.
– Я и так ждала-ждала…
Милочкин поцелуй имел что-то общее с вакуумным насосом, а ее зубы норовили отхватить кончик языка пытающегося протестовать Бондаря. Высоченные каблуки позволяли ей держаться вровень с ним, а он, зажатый в угол, был совершенно лишен пространства для маневра.
– Угомонись, черт тебя подери! – рявкнул он.
– Подери, – легко согласилась она. – Но лучше пусть это будешь ты, а не черт…
– Послушай, меня абсолютно не возбуждает перспектива бурного соития в этом коридорчике!
– Не скромничай, – возразила Милочка. – По-моему, ты в полной боевой готовности. – Ее рука проворно прикоснулась к твердому предмету, упирающемуся ей в живот. – Ого! – восхитилась она. – Прямо как железный!
– Ты не ошиблась. – Отстранившись, Бондарь вытащил из-за пояса пистолет, держать который за поясом стало не только неудобно, но и опасно.
– Ого! – Новое восклицание прозвучало уже не так восторженно, как первое. – Какой длинный!
– Двести семнадцать миллиметров.
– А в сантиметрах это сколько?
– Около двадцати двух.
– Ну, бывают и побольше, – туманно высказалась Милочка.
– Меня и такой устраивает, – буркнул Бондарь, которому, наконец, удалось высвободиться из чересчур жарких для него объятий и перевести дух.
На самом деле он считал «беретту М-92» не таким уж отличным и далеко не идеальным оружием, тоскуя о своем верном «вальтере», утерянном в ходе недавней операции на Волге.
Лишь врожденное упрямство не позволяло Бондарю оценить «беретту» по достоинству. И напрасно. Этот мощный пистолет военного образца с полусвободным затвором, коротким ходом ствола и самовзводным ударно-спусковым механизмом отличался не только надежностью, но и прекрасной кучностью боя – редкое качество для пистолета массового производства. При стрельбе на 25 метров с упора Бондарь вгонял тринадцать пуль из пятнадцати в «яблочко», а после установки специального особо точного ствола мог решетить черный круг мишени хоть полчаса кряду, только успевай менять обоймы. Они у «беретты» были съемные, с двухрядным расположением девятимиллиметровых патронов. Для того чтобы вытащить обойму, достаточно было нажать кнопку на нижней части рукоятки. Но сейчас необходимости в этом не было. Бондарь просто убедился, что расположенный на левой стороне корпуса предохранитель блокирует спусковой механизм, и положил пистолет на тумбочку.
– Красавец, – прошептала Милочка, осторожно коснувшись гладкой деревянной «щечки» на рукояти.
– Вернее, красавица, – поправил ее Бондарь. – Беретта – женское имя.
– Испанское?
– Итальянское.
– И сколько же весит эта дура? – Милочкино восхищение сменилось необъяснимой ревностью.
– Чуть меньше килограмма, – сказал Бондарь.
– Ты, как я погляжу, любитель экзотики.
Бондарь пожал плечами:
– Любители экзотики предпочитают что-нибудь многозарядное, крупнокалиберное и непременно никелированное. «Беретта» же – классический вариант.
– Любители экзотики предпочитают что-нибудь многозарядное, крупнокалиберное и непременно никелированное. «Беретта» же – классический вариант.
– Это мнение профессиональных киллеров?
– Это мнение жертв вроде меня.
– Ты – жертва? – Милочка звонко расхохоталась, сверкая золотым зубом.
– Надо полагать, что да, раз угодил в твою западню.
– Разве ты в западне?
Бондарь оглядел гостиничный номер, выход из которого перекрывала подбоченившаяся Милочка, и сокрушенно кивнул:
– Похоже на то.
– Только не надо изображать собой загнанного зверя.
– По правде говоря, я действительно чувствую себя так, словно попал в ловушку.
Бондарь не кривил душой. Обстановка номера производила гнетущее впечатление. Никакой видимой опасности вроде не было, но внутреннее чувство подсказывало ему, что беда притаилась где-то совсем рядом.
«Немедленно уходи», – шепнул Бондарю внутренний голос.
– Давай я помогу тебе раздеться, – предложила Милочка, медленно приближаясь к нему.
Ее лицо выражало непоколебимую решимость добиться своего во что бы то ни стало. Сброшенные туфли поочередно ударились в стену. Теперь их обладательница стала ниже на добрый десяток сантиметров, что не лишило ее походку хищной грации.
– Сам справлюсь, – проворчал Бондарь, проклиная собственную уступчивость.
Милочка остановилась перед ним, дыша так прерывисто, словно то расстояние, которое она преодолела, измерялось не шагами, а километрами.
– Ну, не будь букой. – Ее голос заметно охрип, а рука, потянувшаяся к поясу джинсов Бондаря, была холодной, как лед.
Не произнеся ни слова, Бондарь обхватил ее за талию, приподнял над полом и не слишком бережно понес к кровати. Расшатанная деревянная конструкция возмущенно крякнула, приняв на себя вес Милочкиного тела. Кровать всякое повидала на своем веку, но еще ни один мужчина не укладывал на нее женщин с такой бесцеремонностью.
– Осторожней! – пискнула Милочка, которая тоже не привыкла к подобному обращению. – Я тебе что, кукла?
– Сейчас выясним, – буркнул Бондарь, обрушившись на нее сверху.
«Крэк!» – откликнулась кровать, покрепче упираясь в пол всеми своими ножками. Испытание, выпавшее на ее долю, обещало быть долгим, трудным и запоминающимся.
* * *Ухватив ее за ягодицы, он заработал тазом, наслаждаясь своей властью и ее покорностью. Диван пел под ними на все пружинные голоса, и все они звучали по-старчески жалобно.
– Ты… ты с ума сошел, – пролепетала сотрясаемая толчками Неля. – Па… папу разбудишь.
– Он спит как убитый, твой папапа, – пропыхтел Макс, слегка ослабляя натиск. – Однажды собутыльники его придушат, а ты и не заметишь.
– Как тебе не совестно! – пискнула Неля.
– Я пошутил, – сказал Макс. – Ты обязательно заметишь.
Его корпус начал совершать медленные круговые движения. Приподнявшийся на руках, он напоминал огромного варана с перебитым хребтом.
– Ду… Дурак! – задохнулась под ним Неля.
– На третий день заметишь, – не унимался Макс. – Когда твой папапа завоняет.
– Как ты можешь говорить такое про моего папу?
– Да он тебя за бутылку продаст.
Неля повернула голову к дощатой перегородке, за которой храпел ее пьяный отец. Он давно не походил на того пышущего здоровьем мужчину, который подбрасывал ее к потолку, приговаривая: «Доня, донюшка моя, мы летаем, ты да я». Да и Неля не была той славной смешливой девчушкой, которая млела от счастья в папиных руках. Осознавать это было больно и гадко. И она, ненавидя всех на свете, включая себя саму, принялась вырываться:
– Прекрати, слышишь!
Макс покрепче стиснул ее в обьятиях и конвульсивно задергался, довольный тем, что ему удалось вывести Нелю из себя. В обычном состоянии она занималась сексом без огонька, отделываясь механическими телодвижениями. Задетая же за живое, она придавала ощущениям Макса непередаваемую остроту.
– Оставь меня! – злилась Неля.
– Ни за что на свете, рыбка, – сопел Макс.
Потревоженный отец завозился за перегородкой, ударяясь об нее то ли коленями, то ли своей забубенной головушкой. Неле пришлось прикусить язык, чтобы не разбудить его окончательно, и Макс использовал этот момент на всю катушку. Остановился он не раньше, чем возбуждение сменилось полнейшей апатией к обмякшей под ним девушке. Шумно отдуваясь, он перекатился на спину и уставился в потолок, прислушиваясь к биению своего сердца.
– Ты меня совсем не любишь, – печально сказала Неля, вытянувшись вдоль дощатой стены, завешенной домотканым ковриком с лебедями.
Покосившись на нее, а заодно и на этих уродливых созданий, Макс попросил:
– Только не надо этих дешевых сцен, пожалуйста. Лучше принеси пивка.
После минутного колебания Неля перебралась через его распростертое тело, прошлепала к обшарпанному холодильнику и возвратилась на диван с двумя откупоренными бутылками «Черниговского». Он принял свою емкость, не глядя. Перед его мысленным взором возник заминированный гостиничный номер. Проникнуть в него ему не составило особого труда – ключи от номеров, похоже, все были одинаковы.
– Только бы не подвела растяжка, – пробормотал он.
– Что ты сказал? – полюбопытствовала Неля.
– Ничего, – отрезал Макс.
– Нет, сказал.
– Просто мысли вслух.
– Какие мысли?
– О том, что я люблю тебя. Я сказал: только бы не подвела дурашка.
– Кто дурашка?
– Ты.
– Как это, интересно, я могу тебя подвести? – удивилась Неля.
– Известно, как, – пробормотал Макс, прежде чем сделать несколько жадных глотков из горлышка. – Известно как, – повторил он, утирая влажные губы ладонью. – Вот возьмешь, и не захочешь рожать от меня ребенка.
– От тебя? Ребенка? – Холодное пиво пролилось на Нелину грудь, но она этого не заметила. – Какого ребенка?
– Лучше мальчика, – мечтательно произнес Макс, лаская бутылку в обеих руках. – Такого, знаешь, бутуза на велосипеде. Но можно и девочку. С бантиком.
– Ты собираешься на мне жениться?
– А ты думала, что я хожу в эту грязную халупу ради эстетического удовольствия?
Вспотевшая бутылка описала плавную дугу, приглашая Нелю полюбоваться окружающей обстановкой, которая и без того была ей хорошо знакома. Слишком хорошо знакома. До тошноты.
– Как-то все неожиданно, – пролепетала она.
– То ли еще будет, – загадочно пообещал Макс.
– А что будет, что? – Неля заерзала на своей половине дивана, изнывая от желания услышать продолжение.
Пришлось успокаивающе потрепать ее по плечу, приговаривая:
– Потом, рыбка, потом. Пока что пей свое пиво и не задавай лишних вопросов. Мне надо все хорошенько обдумать.
– Обдумать что? – вырвалось у Нели.
– Фейерверк в честь нашей помолвки, – мрачно ответил Макс.
– Будет фейерверк?
– Я на это рассчитываю, рыбка. Очень рассчитываю.
* * *Отведя взгляд от притихшей подружки, Макс ввинтил в губы мокрое бутылочное горлышко, гадая, не допустил ли он какой-нибудь оплошности при установке ребристой мины ПОМЗ-2 с подрывной шашкой внутри. Чугунный цилиндр весил около двух кило, несмотря на свои сравнительно небольшие габариты. Сверху через отверстие в корпусе в шашку был введен взрыватель. Без него мина была абсолютно безвредна.
«Разве что хватить ею кого-нибудь по башке, – подумал Макс, глотая пиво. – Например, мистера Штейна. Хотя, конечно, разумней позаботиться о сохранности своей собственной головы. Если по какой-либо причине взрыв в гостиничном номере не состоится, мне несдобровать. А вдруг я что-нибудь напутал?»
Или не напутал?
Да или нет?
Взрыватель состоял из корпуса, ударника, пружины, чеки, шпильки и запала. В боевом положении пружина находилась в сжатом состоянии – чека входила в отверстие ударника, удерживая его на взводе. Требовалось минимальное усилие для того, чтобы выдернуть чеку. Но никакой идиот не станет этого делать, находясь в непосредственной близости от мины. Поэтому чеку снабдили ушком, в которое продевалась проволока или шпагат. Что касается Макса, то он воспользовался капроновым шнуром, примотав один его конец к трубе парового отопления, а второй – к дверной ручке ванной комнаты, пропустив его снаружи.
Черт! Он подпрыгнул на диване. Неужели он забыл прикрепить мину? Тогда при открытии двери она не взорвется, а лишь проскользит по кафельному полу. В этом случае Максу не поздоровится. Штейн и так глядит на него волком. Подобного просчета он не простит.
– Что с тобой? – спросила Неля, глядя на встрепенувшегося Макса.
– Комары, – брякнул он.
– В октябре?
– В этой гнусной дыре, наверное, и зимой от комарья спасу нет.
– Да что ты говоришь такое! У нас дома даже тараканы не водятся!
– Потому что жрать нечего, – проворчал Макс. – От голода передохли. Ну, ничего. – Его голос внезапно повеселел. – Там, куда мы уедем, все будет по-другому. Полный о’кей…