– Этого не может быть! – расширенными глазами глядя на мужа, проговорила Ольга. – Да нет же, это он сам такое придумал, я уверена, этот твой… собеседник! И что ты ему сказал?
– Сказал, что рассматриваю это как провокацию. Что не верю, чтобы руководство СССР могло пойти на такой сговор с Гитлером.
– А он?
– А он мне сказал, что я не в церкви и веры никакой от меня не требуется, а требуется срочно встретиться с Дидериксом и выполнить задание.
– И ты встретился с Дидериксом? – замерев, спросила Ольга.
– Нет. Я не знаю, что мне делать. Впервые – не знаю, – повторил Алексей. – И к тому же…
– К тому же – я? – Ольга выразительно взглянула на свой живот. – То есть – мы?
– Выполню я это задание или нет, в живых меня не оставят, – помолчав, сказал Алексей. – Или немцы, или… свои.
Теперь замолчали оба. Молчание было пронзительным, невыносимым.
– Алеша… – наконец произнесла Ольга. Она сама удивилась тому, как спокойно звучит ее голос. – Я никогда тебе ничего не советовала, ты знаешь. Твоя работа – это не то, в чем я могу подавать тебе советы. Но теперь я все же… Ты должен просто поступить по совести, – глядя ему прямо в глаза, отчетливо произнесла она. – По своей совести, без оглядки на какие бы то ни было обстоятельства. Прости за банальность, но это единственный верный путь. Для тебя – единственный.
Он взял ее руку в свою и быстро сжал. И тут же улыбка – та самая, которую она так любила, беспечная, мальчишеская какая-то, – мелькнула по его лицу.
– Что ты? – Ольга тоже не сдержала улыбку. – Я смешно говорю, да?
– Я не от того совсем, – покачал головой он. – Мне просто интересно: очень ты разочарована?
– Чем? – не поняла Ольга.
– Что я не дворянин.
Ольга рассмеялась так, что почувствовала, как ребенок завертелся у нее в животе.
– И еще! – пока она смеялась, вспомнил Алексей. – Вот скажи мне просто для информации: привили мне правильные манеры или нет? У нас в разведшколе старушка этикет преподавала, дворянка. Вроде она меня хвалила. Но мало ли!
– Привили, привили, – успокоила его Ольга. – Правда, в тамбовских имениях каких-то особенных церемоний я не припоминаю. Но у тебя манеры безупречные. Прирожденный аристократ!
– Ты сняла камень с моей души! – торжественно объявил Алексей.
И все время, пока они целовались, смех, счастливый любовный смех, щекотал им губы.
Глава 8
До родов оставался еще почти месяц, но, накрывая стол к обеду, Ольга чувствовала, как потягивает у нее в животе. Она старалась не обращать на это внимания – на завтра записана на прием, вот врач и скажет о состоянии ее здоровья, и нечего гадать на кофейной гуще.
Алексей задерживался, и это тревожило Ольгу куда больше: он всегда приходил обедать вовремя. Утром, провожая его на работу, она сказала, словно продолжая вчерашний разговор:
– Не волнуйся, ты все решил правильно.
Но сама волновалась теперь и ничего не могла поделать со своим волнением.
Хлопнула входная дверь – Алексей вошел в комнату.
– Наконец-то! – с облегчением воскликнула Ольга. – Я уже два раза суп разогревала.
– Оля, одевайся, – сказал он. – И вещи собери. Только самые необходимые, и поскорее.
Сердце ее провалилось в пустоту, потом забилось стремительно, потом… Потом замерло.
– Что случилось? – спросила она.
Голос звучал спокойно. Да и сама она была спокойна, как ни странно.
– Поскорее, – повторил Алексей. – Расскажу, пока будешь вещи собирать.
Собираться, слушая его рассказ, было трудно: с каждым новым словом все валилось у Ольги из рук.
– Доктор мой дорогой! – воскликнул Грюнлих, входя в кабинет. – Все время вас вспоминаю!
Он был одет в форму гестапо. Что ж, больше маскироваться незачем: немцы хозяйничают в Болгарии, гестаповская форма является признаком большого начальника, и нет необходимости ее прятать – совсем наоборот.
– Что же вас заставило меня вспомнить? – Алексей с трудом заставил себя улыбнуться. – Неужели бессонница?
– Она, доктор, она, проклятая, – подтвердил Грюнлих. – А кроме нее – головные боли. И тик. – Он ткнул пальцем в свое веко. – Видите? Глаз дергается, как будто я психопат.
– Ну уж сразу и психопат! – возразил Алексей. – Вы здоровы как бык. Просто много работаете, я думаю.
– Это да, – кивнул Грюнлих. – В вашей Софии работы хоть отбавляй. В Германии было куда спокойнее.
– Зато, наверное, в Софии карьера пошла в гору, – предположил Алексей.
– Не без того, – самодовольно кивнул Грюнлих. И заметив отсутствие Ольги, поинтересовался: – Супруга уже подарила вам наследника?
– На сносях. Садитесь, Ханс.
Алексей указал на кресло для сеансов гипноза, и Грюнлих с удовольствием уселся в него.
– Можете меня усыпить, – заявил он. – Можете даже в дерево превратить. Только избавьте от всех этих мерзких явлений!
– Сию минуту, – кивнул Алексей.
Все происходило как обычно, он готов был в этом поклясться.
– Мышцы расслаблены, – говорил он, положив ладони на виски Грюнлиха. – Свет становится спокойным, тускнеет. Тепло по всему телу. Пальцы теплые, самые кончики пальцев. Все. Вы спите. Крепко спите.
Только уверившись в том, что гестаповец действительно погрузился в сон, он встал у него за спиной и спросил:
– Чем вы заняты сейчас на работе?
– Болгарскими политэмигрантами, – с готовностью сомнамбулы и сомнамбулическим же тоном ответил Грюнлих.
– Почему вы ими занимаетесь?
– Они переброшены советскими секретными службами из СССР в Болгарию. Специальный отряд войск НКВД.
– Их цель?
Алексей спрашивал коротко, быстро: невозможно было долго держать под контролем тренированную волю Грюнлиха.
Тот отвечал так же коротко и глухо, словно из колодца.
– Разведка.
– Откуда вам это известно?
– Мы взяли одного. Все рассказал. Не сразу. Иголки под ногти не подействовали. Примитивно. Я придумал лучше. Можно сдирать кожу. Каждый день. Не сразу. Понемногу. На третий день начинает говорить.
– Я еле сдержался, чтобы сразу его не задушить, – сказал Алексей, виновато глядя на жену. – И видимо, зря сдержался.
– Почему зря? – с трудом шевеля побелевшими губами, спросила Ольга.
– Потому что он не был под гипнозом. Я его недооценил, понимаешь? Он повернулся, направил на меня пистолет и сказал: «А теперь, доктор, пришло время рассказать, зачем вы задаете пациентам такие интересные вопросы!» Сказал, что он еще в прошлый раз заподозрил… В общем, вариантов поведения у меня не было, – закончил Алексей.
– Ты его убил? – спросила Ольга.
– Да. Притворился, что я деморализован, оправдываться стал… Он расслабился, ну и удалось нажать ему на сонную артерию – нейтрализовать. Он потерял сознание, и я его застрелил. Через подушку. Запер в кабинете. Но все равно его найдут, в лучшем случае через пару часов. Поторопись, Оля, – напомнил Алексей.
– Я сейчас! – спохватилась она.
Но стоило ей вскочить, чтобы взять с верхней полки шкафа распашонки, приготовленные для ребенка, как тянущая боль, о которой она позабыла, когда слушала рассказ мужа, вернулась, только уже с такой силой, что Ольга не могла сдержать вскрик.
Она схватилась за живот, согнулась, потом села на пол. Алексей бросился к ней.
– Ты рожаешь? – спросил он.
– Наверное, – изо всех сил пытаясь сдержать крик, ответила она. – Но почему сразу… так сильно?..
Тут Ольга увидела, что по полу вокруг нее растекается лужица.
– Воды отошли, – сказал Алексей.
– Сейчас, Алеша… – морщась, проговорила она. – Я сейчас встану.
– Не надо. Посиди так.
Он быстро сжал ее руку и вышел из спальни в гостиную.
– «Скорая помощь»? – услышала Ольга. – Будьте добры, пришлите карету, супруга рожает. Моя фамилия Димитров. Поторопитесь, пожалуйста, воды отошли. Мы будем ждать вас возле дома. Запишите адрес.
– Ты назвал соседнюю улицу, – сказала она, когда муж снова появился в дверях спальни.
– Мы пойдем туда.
Он помог Ольге подняться с пола и зачем-то открыл шкаф.
– Вещи в чемодане, – сказала она. – Я все уже собрала.
Но муж был занят не вещами. В глубине шкафа что-то щелкнуло, отодвинулась задняя стенка, и Алексей протянул Ольге конверт.
– Оля, вот тебе деньги, – сказал он. – И твои новые документы. Ты Ружена Димитрова. Домохозяйка. Муж – Цветан Димитров, фармацевт. Это я. Поняла?
– Да, – кивнула Ольга. – Мы поедем вместе?
– Я провожу тебя до кареты «Скорой помощи».
Ольгу так испугала уклончивость его ответа, что от испуга отступила даже боль.
– Алеша, прошу тебя, поедем со мной! – воскликнула она. – Тебе нельзя здесь оставаться!
– Я и не собираюсь здесь оставаться. – Он притянул ее к себе и поцеловал. – Оленька, ну разве я похож на идиота? Я заберу тебя из больницы сам, можешь не сомневаться. Прошла схватка?
– Да, – кивнула Ольга. – Пойдем поскорее.
Они дошли до соседней улицы за минуту до того, как туда подъехала карета «Скорой». Стоя рядом с экипажем, Алексей снова обнял Ольгу и повторил:
– Я и не собираюсь здесь оставаться. – Он притянул ее к себе и поцеловал. – Оленька, ну разве я похож на идиота? Я заберу тебя из больницы сам, можешь не сомневаться. Прошла схватка?
– Да, – кивнула Ольга. – Пойдем поскорее.
Они дошли до соседней улицы за минуту до того, как туда подъехала карета «Скорой». Стоя рядом с экипажем, Алексей снова обнял Ольгу и повторил:
– Я заберу тебя из больницы сам. Вас заберу. Не волнуйся, родная.
Они замерли друг у друга в объятиях. Это длилось мгновение, не долее. Алексей почти оттолкнул Ольгу от себя и подсадил на подножку.
Все время, пока карета тряслась по булыжной мостовой, Ольге казалось, что он смотрит ей вслед. Она чувствовала его взгляд, и тревога ее не то чтобы уходила, но все-таки слабела.
Неизвестно, так ли это было бы, если бы она видела, каким сосредоточенным и суровым стало его лицо, когда увозящая жену «Скорая» скрылась за углом, как пошел он обратно к покинутому ими дому, все убыстряя шаг… Не зря он сделал все для того, чтобы она этого не видела!
И как сжигает он в кухонной раковине гору бумаг, незачем ей было видеть. И как смывает пепел уже под частые звонки, а потом и под грохот в дверь. И как врывается в квартиру полиция…
Ничего этого не видела Ольга Незнамова, когда рвался из нее на белый свет ее сын. А видела она, как ни странно, Вангелию. Даже не видела – это слово неправильно обозначало то, как являлась перед нею в те минуты, в те бесконечные часы боли и муки ее подруга. Ванга была рядом, была над нею, была вокруг нее и даже, кажется, внутри у нее было то странное и сильное, что каким-то необъяснимым образом было связано с Вангой.
Глава 9
Во дворе покойного Панде Сурчева, как обычно, стояла толпа. Люди приезжали сюда издалека, чтобы поговорить со слепой Вангелией. Даже те приезжали, кто не верил в ее способность видеть будущее и таинственным образом проникать в самую суть событий, происходящих в жизни неизвестных ей людей. Не верить-то они не верили, а когда входило в их дом горе – болезнь ли, раздор или нищета, – то готовы были ухватиться за соломинку.
В войну же горя хватало у всех, и потому двор Вангелии не пустовал никогда.
День уже клонился к вечеру, когда на пороге дома появилась Любка.
– Все! – сказала она. – Сегодня Ванга больше никого не примет. Устала она.
Толпа недовольно зароптала.
– Я и вчера приходил!.. Зря, что ли, мы из самого Петрича приехали?.. – раздались голоса.
– Возгордилась эта Ванга! – сердито проворчала женщина в дорогой шерстяной юбке.
– Не возгордилась, – возразил ей молодой солдат. – Сказали же, устала она.
На нем была форма болгарской армии. Стоял он уже у самого входа в дом, однако совсем не рассердился от того, что не успел попасть к пророчице.
– Не больно-то и надо… – начала было ворчливая женщина.
Но тут в дверях показалась сама Вангелия. Забыв про спор, солдат засмотрелся на нее.
«Да она молодая еще! – подумал он, вглядываясь в простое, круглое лицо этой женщины. – А я-то думал, раз пророчица, значит, старуха. Сколько ей, интересно? Лет тридцать, наверное. Чтобы красивая – не скажешь, но какая-то… Яснолицая, вот какая!»
Вангелия стояла молча, словно прислушиваясь или даже присматриваясь к толпе.
«Ну, не присматривается она, конечно, – подумал солдат. – Глаза-то не видят».
Но стоило ему об этом подумать, как «взгляд» ее остановился на нем.
– Пусть солдат войдет, – сказала Вангелия.
– Я? – оглядываясь, спросил тот.
– Ты, ты, – улыбнулась она. – Тут других солдат нету.
А чего улыбнулась? Разве он что смешное сказал?
Но объясняться было уже не с кем: Вангелия ушла в дом. Помедлив мгновение, солдат пошел за нею.
– Что ты хочешь узнать? – спросила Вангелия, когда он, озираясь, вошел в комнату.
Бедность соединялась здесь с чистотой. Это показалось ему необычным: он привык, что или бедность, или чистота – вместе их не сложишь.
– Ну, говори скорее, – поторопила она.
– Да! – спохватился солдат. – Брата моего грабители убили. Трое малых детей осталось, у вдовы чахотка. Вот, хочу узнать, что с ними будет. Со вдовой, с детьми…
– Врешь! – отрубила Вангелия.
– Не вру! Кого хочешь спроси. Три месяца, как брат мой погиб!
Солдат изо всех сил постарался, чтобы взгляд у него был правдивым. Хотя зачем? Она ж все равно не видит.
– Врешь, что про братнину семью пришел узнать, – уточнила Вангелия. – Ты другое хочешь… Имена убийц хочешь узнать. Так?
Ничего себе! Как же она догадалась?
– Ну… Да, – смущенно кивнул парень.
– Может быть, я тебе их назову, – сказала Вангелия. – Но только если пообещаешь, что мстить им не станешь. Можешь пообещать?
– Нет, – секунду поколебавшись, твердо ответил он. – Не могу.
– Тогда и незачем тебе знать, кто они, – так же твердо произнесла Вангелия.
– Да почему же?! – вскинулся он.
– Потому что месть – злое дело, – ответила она. – Такое же злое, как убийство. И наказание за месть тебе будет жестокое. Если не для тебя, то для детей твоих, для внуков.
– Но это же несправедливо! – воскликнул парень. – Им убивать можно было, а мне отомстить – нельзя? Почему так?
– Чтоб сильнее болело, – ответила Вангелия. И добавила: – Не расстраивайся. Если мстить не станешь, то своими глазами увидишь, как убийц твоего брата судить будут.
– Правда? – встрепенулся он.
– Правда, – кивнула Вангелия. – Увидишь суд на теми, кто твоего брата убил. Как тебя зовут? – спросила она.
– Димитр Гущеров. Я из Петрича сам.
– Димитр? – почему-то вздрогнула Вангелия.
– Ну да, Димитр. Митко.
– Митко… – повторила она. И велела: – Теперь иди.
У двери Митко обернулся.
– Вангелия, – поколебавшись, спросил он, – а откуда ты все знаешь про меня?
– Я многое даже про чужих людей знаю. А ты мне не чужой.
– Мы ж с тобой не родня! – удивился Митко.
– По крови не родня, – кивнула Вангелия.
– Да я тебя первый раз вижу! – зачем-то добавил он.
Как будто она сама этого не знала.
– Но ты мне не чужой, – повторила Вангелия.
– Что это значит?
Она не ответила. Вздохнув, Митко снова пошел к выходу. И снова обернулся.
– Вангелия, раз ты все про меня знаешь… – сказал он. – Что ж ты мне про мою судьбу ничего не скажешь?
– А твоя судьба простая.
Она пожала плечами. Митко показалось, что усмешка мелькнула на ее губах. Но наверняка он этого сказать не мог – про усмешку. Ничего нельзя было сказать наверняка про эту загадочную женщину…
– Какая же моя судьба? – спросил он.
– Твоя судьба – быть моим мужем.
Ошеломленно, будто на призрак, смотрел Митко Гущеров на Вангелию Сурчеву.
«И правда, загордилась она! – сердито думал он потом, уже шагая по дороге, ведущей из Струмице в Петрич. – Или совесть потеряла. Надо же постороннему парню такое сказать!»
Но с каждым шагом, уводившим от дома Вангелии, пыл его все более сходил на нет. А когда улицы Струмице скрылись за поворотом дороги, Митко и вовсе остановился…
Ванга сидела в палисаднике и пряла шерсть.
«Как это она вечером прядет? Ниток ведь не видно, – подумал Митко. Но тут же сообразил: – Ну да, ей же все равно».
– Вангелия, – негромко сказал он, – это я.
– Я знаю, Митко, – не отрываясь от своей работы, кивнула она; удивления не слышалось в ее голосе. – Ты можешь не говорить, что это ты. Про тебя и так знаю.
– Я… понимаешь… – сбивчиво проговорил Митко. – Я… ну, просить тебя хотел…
Когда совсем стемнело, Любка вышла из дому, оглядела двор – куда это Ванга подевалась? И увидела, как из палисадника быстро вышел какой-то солдат и, перемахнув через изгородь, исчез в темноте.
– Ванга! – встревоженно позвала она. – Ты где?
– Здесь, здесь, – донеслось из палисадника.
– Зачем солдат приходил? – спросила Любка, подходя к сестре.
– Мы с тобой уезжаем, сестричка, – вместо ответа сказала Ванга.
– Куда это? – удивилась Любка.
– В Петрич.
– Почему вдруг в Петрич? – не поняла та.
– Митко меня замуж позвал. А он в Петриче живет.
– Какой Митко? – машинально переспросила Любка. И тут же ахнула: – Ванга! Как – замуж? Ты что?!
– А что? – пожала плечами Ванга. – Вот этот парень, что сейчас приходил, замуж меня берет. – Любка расслышала, что в голосе сестры звучит гордость. – А что, на мне и жениться нельзя?
– Можно, конечно, – пробормотала Любка. – Только… – И найдя причину, воскликнула: – Только ведь он солдат! Ты его и не увидишь.
– Его в запас отпускают, – сказала Ванга. – Через три дня он за нами приедет. В Петриче вся его семья живет, и мы с тобой туда переберемся. За что нам здесь держаться, сестричка? Отец в могиле. Васил по людям батрачит. Томе и вовсе…
Она горестно вздохнула. Брата Томе немцы угнали работать в Германию, и неизвестно было, жив ли он.
– Но, Ванга… – пробормотала Любка. – Как же этот Митко не боится тебя замуж брать? Ведь ты слепая! И старше его, – бесцеремонно добавила она.