Потом мы зачем-то поперлись на кухню. Тая стала открывать дверцы шкафчиков, а я полезла в холодильник. Судя по набору продуктов, покойный придерживался здорового образа жизни и отоваривался в супермаркете: фрукты, минеральная вода, соки и початая бутылка сухого красного вина иностранного производства.
– Идем отсюда, – я нервничала, все-таки в квартире убитого роемся безо всякого приглашения. – Посмотрели уже, хватит.
На лестничной площадке Тая вспомнила, что забыла выключить ночник. Я погрозила ей кулаком и сделала вид, что собираюсь побить изо всех сил. Подруга снова нырнула в квартиру, а я осталась у двери. Вдруг заработал лифт, он поехал вниз, и я мгновенно взмокла от ужаса. А Тайки всё не было! Вот уж с кем нельзя ходить ни в горы, ни в разведку – свалишься со скалы прямо на минное поле!
Лифт опустился на первый этаж, его гостеприимные окровавленные двери раскрылись. Я ожидала услышать крик, возглас, нецензурное выражение, но некто просто стал подниматься по лестнице. Наконец-то явилась моя Эммануэль, странно, что она не прихватила парочку фаллоимитаторов и плетку за одно. Возбужденными и хаотичными жестами, я дала понять, как сильно я ее не люблю, как плохо к ней отношусь и что по лестнице кто-то поднимается. В ответ она пожала плечами и покрутила пальцем у замочной скважины, мол, закрывай давай, хватит ластами махать. Закрыв замок, мы с добрую секунду раздумывали, что же делать дальше, а потом пошли к себе вниз, на ходу снимая перчатки.
Дверь в Тайкину квартиру была открыта, на пороге стоял Горбачев и рассматривал натюрморт в прихожей. Увидав нас, он приветственно кивнул и снова перевел взгляд на тело.
– Девочки, девочки, – укоризненно покачал он головой, – как же это вас угораздило?
– Вы так говорите, будто это мы его убили, – обиделась Тая.
Я тоже обижалась молча, спрятав руки со связкой ключей за спину. Горбачев достал мобильный телефон и, тяжело вздыхая, принялся кому-то названивать. Воспользовавшись паузой, мы проскользнули в квартиру. Бросившись на кухню, я быстренько смахнула со стола вещи покойного в ящичек с вилками-ложками, туда же полетели и ключи с многообещающим брелком.
– Да, Юрий Дмитриевич, ждем, – донесся голос Горбачева. Минутой позже, он зашел на кухню. – Сейчас подъедет следственная бригада, а пока давайте, рассказывайте, как все произошло. И если можно, напоите меня кофе.
Пока я ставила чайник и насыпала в чашки растворимый кофе, Тая рассказывала, как дело было, старательно умалчивая о всей нашей преступной деятельности.
– Мне почему-то кажется, что ты чего-то не договариваешь, – задумчиво произнес Горбачев, когда она закруглилась.
Вот как… а с ним надо держать ухо востро, все-таки детектив, на плечах голова, а не ведро дырявое.
– Ну, что вы, – Тая сделала самое честное лицо на свете, – как все было, так и рассказала.
– Да, да, – я поставила на стол чашки, блюдце с печеньем, – мне она рассказала тоже самое.
– Значит, вместо того, чтобы позвонить в милицию, скорую или хотя бы мне, Тая позвонила тебе, Сена, верно?
Я кивнула. Горбачев снова тяжело вздохнул, помешивая ложечкой сахар.
– Девочки, дело очень серьезное, все же труп в квартире…
– А как же, не собачка сдохла, – понимающе кивнула Тая, нарезая еще и колбасы.
– …будете давать показания, ставить свою подпись в протоколе, так что будьте добры, говорите правду, иначе неприятностей не оберетесь. И лично от себя прошу вас в это дело не вмешиваться, это работа для специалистов. Умоляю, держитесь подальше, я лучше найду вам в «Фараоне» что-нибудь интересное и не такое кровавое. Договорились?
Мы молча кивнули, врать вслух такому хорошему человеку совершенно не хотелось.
Глава третья
Следственная бригада не оправдала высоких надежд Таисии Михайловны – не приехало ни одного симпатичного парня подходящего брачного возраста. Она так расстроилась, будто ей специально плюнули в душу таким вот изощренным способом. Уж как она перед их приездом-то старалась: и глазоньки накрасила, и ресницы возвела до небес, и причесалась – челка коконом, ну прямо красота и загляденье. А тут такой облом – сердитые хмурые дядьки и никаких тебе киногероев. Возня длилась долго, до самого утра. Я смертельно хотела спать и мне уже была сугубо безразлична дальнейшая судьба трупа, добраться бы до кровати… Допрашивали нас по очереди, вызывая из кухни в комнату. Когда на стала моя очередь, я оттрубила, как по писанному, расписалась, где положено и вернулась в общество. Совесть меня не мучила, я ведь не врала, просто не сказала всей правды.
– Похоже на ограбление, – услыхала я мимоходом, и сердце малость ёкнуло.
Какая прелесть, мы уже направили следствие по ложному пути. Вот если рассудить по-человечески, по-гомосапиенски, ну зачем нам этот юноша? К чему копаться в его кружевном белье? Пусть бы следователи занимались пробитой головой молодого человека, им за это зарплату платят, но нет, нам непременно нужно просунуть голову под нож гильотины, чтобы проверить, работает ли агрегат.
В восьмом часу утра некрасивая следственная бригада надумала отчаливать вместе с трупом, засобирался и Горбачев. Они попрощались, оставили нам лужу крови на полу и убрались восвояси.
– А это кто будет убирать? – поинтересовалась Тая, тупо глядя на захлопнувшуюся дверь.
– Ты догони и попроси, чтоб убрали, – зевнула я. – Газеты есть? Давай пока накидаем, пусть впитывается, а сами поспим хоть пару часиков, мне потом еще на работу звонить, домой ехать…
Глаза откровенно слипались.
– Ладно, – качнула Тая челкой-коконом, – пойду, принесу газет.
Сил помогать ей с уборкой у меня уже не было, я свернулась калачиком на диванчике и отключилась, как перегоревшая лампочка.
* * *Разбудил меня телефонный звонок. Тайкин голос что-то сонно мычал в трубку, затем произнес:
– Я ее позову, сам спрашивай. Сена, иди, тебя Влад.
Ох, как не во время и ни кстати… если он звонит с нашей общей работы, значит великий командор нашей жалкой газеты Конякин С. С. заметил мое отсутствие и желает побрызгать желчью по этому поводу.
– Да, слушаю.
– Сена, ты вообще где?
– А куда ты звонишь, Владик?
– Тае…
– Следовательно, где я?
Оказывается, не только я одна так отчаянно туплю с утра пораньше.
– Сен, с тобой Станислав Станиславович поговорить хочет.
И тут же в трубке раздалось зловещее рычание любимого начальства.
– Сена, что такое?! Почему ты не на работе?! У нас номер горит!
Номера у нас горели постоянно, но почему-то до конца ни разу еще не догорали.
– Видите ли, в чем дело, – привычно уныло начал оправдываться мой голос, – у моей подруги в квартире был труп, его только что увезли…
– Ну а ты-то тут причем?! Труп у подруги, а у тебя что? Ты почему не вышла на работу?!
Ну вот что тут можно сделать? В редакцию я все равно не собиралась ехать, оставалось донести этот факт до сознания начальства в наиболее доступной форме.
– Станислав Станиславович, – удалось мне вставить в случайной паузе, – я могу вам справку из милиции принести, что всю ночь давала показания в связи с убийством. Я не приеду сегодня, потому что еле на ногах держусь!
После небольшой паузы, Конякин изрек чуть спокойнее:
– А что за труп? Интересный? Получится материал?
– Разумеется, – обрадовалась я, что глас мой был услышан. – Вы же меня знаете, репортаж будет забойным!
– Ладно, – совсем остыл Конякин, – твои темы отдам Владу. Не затягивай там!
– Всего хорошего.
Повесив трубку, я облегченно вздохнула. То, что мою работу свалят на Влада, меня ни коим образом не беспокоило. Вот такая я бесстыжая.
– Который час? – зевнула я, пытаясь проснуться.
– Половина первого.
– Да ты что? – сон мгновенно слетел. – Бедный Лавр, совсем псина исстрадалась! Умоюсь и домой помчусь.
– Сена, а как же я? – заволновалась Таюха. – Ты что меня одну бросишь?
– Дорогая, а ты не дееспособная, что ли? Лаврентий, наверное, укакался и уписался, а я тебя развлекать буду?
– Я с тобой поеду, – бросилась вперед меня в ванную подруга, – не хватало еще мне тут одной оставаться, воспоминания будут мучить!
– А разве не сегодня ты собиралась на собеседование?
– В другой раз соберусь!
Дверь ванной комнаты захлопнулась перед моим носом, зашумел душ. Делать нечего, я отправилась на кухню ставить чайник. Очередное Тайкино собеседование по устройству на работу снова откладывалось. Моя попытка сбежать из родной газеты успехом не увенчалась, осталась я на своем месте при прежнем бубновом интересе, а вот подруга после смены руководства в банке и увольнения, все еще пребывала в свободном полете и поиске достойного своей персоны места. Она благополучно тратила полученные за последнее наше дело средства, находила по газетам-журналам замечательную по ее словам вакансию, договаривалась о собеседовании и… никуда не ехала. На все мои вопросы отвечала: «Боязно. Приеду, на меня смотреть будут, изучать, как под микроскопом и я обязательно скажу что-нибудь глупое». Я пыталась ей объяснить: то, что она делает само по себе уже глупо, но она упрямо продолжала гнуть свою линию. Хотя в принципе я могла ее понять, с одной стороны она вроде бы занята бурными поисками работы, а с другой свобода, гуляй – не хочу и совесть спокойна.
Заварив чай, пошла посмотреть, как там обстоят дела в прихожей. Я была уверена, что сейчас увижу присохшие к полу газеты, даже настроилась на то, что придется полдня отскребать все, что натекло с молодого человека, но на удивление, пол был девственно чист. Какой прекрасный человек моя дорогая подруженька, сама все убрала в кои-то веки, солнышко мое чернобровое.
– Ванная свободна! – крикнула Тая.
– Чай заварен!
Завтрак прошел в чинном молчании. К завершению трапезы, я вспомнила, что среди вилок-ложек лежат вещи покойного, достала и переложила их в сумку. Тая настороженно наблюдала за этими манипуляциями, прихлебывая чай.
– Будем расследовать, да? – выдвинула гипотезу подруга.
– Разумеется, что нам каждый день трупы в квартиры сыплются?
– Как-то мне не очень хочется, – завела старую шарманку Тая, – может, пускай следователи парятся?
– Об этом надо было ночью думать, мы уже все сделали для того, чтобы нам как следует дали по шапке: в квартире у трупа были, в показаниях наврали, да еще и обчистили покойного.
– Надо было отда-а-а-ать, – скучающе протянула Тайка, – а то это все как-то…
– Правда? – я сполоснула посуду и вытерла руки замученным кухонным полотенцем, печально болтающимся на кривом гвоздике. – Заявить как бы между прочим: «Ах, да, совсем забыли, мы же обобрали уважаемого убиенного, всё из карманов у него выгребли. Зачем мы это сделали? Да просто так, от любопытства, заняться нам было нечем, гражданин начальник. Что? Соображали ли мы, что делали? Нет, конечно, посмотрите повнимательнее на наши лица, где вы видите признаки ясного человеческого сознания?»
– Мы едем к тебе или нет? – сердито пробубнила Тая. – Кто там плакался о бедной собачке?
Улица встречала нас совсем по-летнему ярким и жарким солнцем, в лучах которого мой жучок – «жоперок» представал во всей своей доисторической красе, со всех сторон вопиющей о жажде капитального ремонта, на который у меня, конечно же, не было средств. Вообще-то ремонт «горбатенького» являлся моей давней хрустальной мечтой, так же я грезила и о смене цвета, который я называла «тухлый апельсин» на что-нибудь более радостное, например: «безумный лимон».
Выехав со двора, я занялась моральной подготовкой к бесконечным пробкам, ставшим настоящим бедствием для Москвы. Думается мне, сколько бы транспортных колец не накрутили по столице, сколько бы туннелей не проложили, пробки все равно будут, потому что армия автолюбителей стремительно разрастается, а площадь не резиновая. Вот и Тайка когда-нибудь разбогатеет и сразу же обзаведется машинерией, по ее словам – непременно шикарной иномаркой.
Вцепившись в баранку, я отважно рулила, обливаясь холодным потом при одной только мысли, что могу толкнуть (помять, поцарапать) какое-нибудь из этих сверкающих транспортных средств. Далеко не каждый день на дорогах расфранченной, разжиревшей столицы встретишь такое авто, как у меня, поэтому частенько я становилась гвоздем программы, бывало, мне сигналили, махали руками или же таращились, рассматривая нас так, будто я ехала на санях, запряженных оленями.
– Слушай, Сена, я вот всё думаю и думаю, – Тая крутила ручку, опуская стекло, видимо желая всласть надышаться выхлопными газами, – если бы я замыслила кого-нибудь убить, я бы сделала это поаккуратнее, к чему такая кровавая баня? Его вполне можно было тихонечко зарезать в том же лифте или толкнуть под машину, или сбросить на рельсы в метро – масса элегантных, приличных способов, зачем же устраивать такое безобразие?
– А если состояние аффекта? Безумная ненависть внезапно застившая ум?
– Не думаю, – Тая закурила, – человек взял с собой орудие, проследил за жертвой до самого дома, зашел за ним в лифт и принялся колотить его со всей дури, какой же тут аффект? Безумная ненависть вполне возможна, но случайность – вряд ли. А вообще в убийстве самое сложное – избавиться от трупа.
– Почему? – я аккуратно затормозила на светофоре, с тоской оглядывая плотный поток машин, гарантирующий скорую пробку.
– Сама подумай, – часть пепла Тая стряхнула в окно, остальное полетело в салон, – представь, что ты кого-нибудь убила.
Я представила, представила даже кого конкретно.
– Считай, полдела сделано, – продолжала Тая с умным видом, – теперь самое тяжелое – избавление от тела. Куда его девать? Человек-то большой, под плинтус не засунешь. Конечно, лучше всего расчленить, разложить по сумкам и раскидать по троллейбусам, но не каждому этот вариант подойдет, я, например, толком курицу не могу разделать, не то, что человека. А нашего убийцу не волновал важный процесс сокрытия мертвого организма, пускай валится, куда хочет, это наводит на мысль, что ему было все равно…
Замурованная в плотной пробке, я смотрела на красную лакированную задницу «Феррари», полную всевозможных разноцветных фар и слушала Таины бредни. И деваться мне было некуда.
Глава четвертая
Домой мы добирались столько времени, что хватило бы съездить в Рязань, поздороваться с памятником Есенину и вернуться обратно. Тайка курила и болтала, болтала и курила, а я страшно хотела есть, пить и кого-нибудь убить. Я уже созрела для совершения преступления.
– … наверное, его убил отвергнутый любовник, – доносилось до моих злых ушей, – в припадке сексуальной психопатии!
– Тая, ну что ты несешь! – не выдержала я, преодолевая последние метры до родимого дома. – Какой любовник? Какая психопатия? Парень вполне мог быть традиционной ориентации, просто любил разнообразить досуг и себе и девушке.
– А его бельё? – Тая твердо решила придерживаться гомосексуальной версии. – А духи, которыми пропахла одежда? Это ж духи, а не одеколон!
– Сейчас такую туалетную воду для мужчин выпускают – от женской не отличить. Время такое, всё смешалось… – еще бы покряхтеть, причмокивая, и точно буду как старая бабка со своими рассуждениями. – Выходи, приехали.
Тая как всегда неуклюже полезла из машины, ударилась головой и выругалась.
Загнав свое сокровище в гараж «ракушку», я помчалась в подъезд, ожидая увидеть в прихожей непоправимое… Тая осталась дожидаться нас во дворе.
Лаврик поджидал меня у двери, с глазами полными печали, на полу было чисто, песик мужественно дотерпел до моего возвращения.
– Сейчас, моя лапушка, – засюсюкала непутевая хозяйка, – уже идем на улочку. Где наш ошейничек?
От радости, что его мучения вот-вот прекратятся, пес подпрыгивал и с грохотом опускался обратно, виляя при этом хвостом, как заведенный. Оказавшись на свободе, Лавр понесся к ближайшему дереву, поднял лапу и стоял неподвижно, глядя в небо минут десять.
– Бедолага, – посочувствовала Тая. – Сен, у вас тут неподалеку базарчик есть, давай сходим, купим чего-нибудь вкусненького, а то от пельменей и лапши уже воротит.
– Идем, – я потянула поводок Лаврентия, закончившего свой первый акт пьесы «Освобождение». – А что возьмем?
– Я предлагаю взять кусок мяса, сделать отбивные с луком и сыром, а на гарнир картошку фри.
Мой голодный желудок громко сказал: «Да-а-а!»
– Ну и бутылочку винца к этому пиршеству, – закруглилась подруга.
– Знаешь что, – засомневалась я насчет винца, – только вчера смотрела репортаж о том, что почти вся алкогольная продукция в Москве и области поддельная. На вид нормальная фирменная бутылка, а внутри бурда неизвестного происхождения: тяпнешь стаканчик и бац – уже с Боженькой здоровкаешься.
– И шампанское подделывают?
– Конечно, газируют всякую лажу, заливают, запечатывают и вперед – тебе на стол к отбивным и картошке.
– Ой, ну не зн-а-аю, – недоверчиво затянула Тая.
Тут нам пришлось остановиться, потому что у пупсика начался второй акт «Освобождения».
– Может объявить в наших рядах сухой закон? – предложила я, когда мы смогли двинуться дальше. – В целях борьбы за выживание?
– Сена, какое выживание с такой собачьей жизнью? Не волнуйся, купим правильный напиток, я выберу.
Рядом с базарчиком располагался скверик из четырех деревьев и лавочки.
– Ждите меня здесь, а то с вами по рынку ходить сплошное мучение.
Мы с Лавриком не возражали. Я села на лавочку, умиротворенный пёс разлегся на травке у ног. Если мы с Таей выбирались за покупками на оптушку вдвоем, то через пять минут начинали ссориться. Я терпеть не могла толкаться в очередях среди бабулек с тачками и сумками на колесах, предпочитая отовариваться в ближайшей к выходу палатке и бежать домой. А Тае непременно нужно было облазить весь рынок, сунуть нос в каждую витрину, метаться от одной палатки к другой, занять очередь сразу в шести местах и нигде ничего не купить, потому что запомнить, за кем заняла Тая не в силах. Если же мы оказывались на рынке с Лаврушей, то кошмар удваивался, песик вел себя хуже Таи, он старался еще и со всеми перезнакомиться. Поэтому мы тихонько поджидали подругу дней суровых в скверике. Лавруша наблюдал за голубями, а я думала об убийстве. Вернее о мальчиках по вызову. Объявления о досуге с молодыми людьми регулярно печатались на последней странице нашего «Непознанного мира»: «В любое время дня и ночи голубоглазый атлет подарит состоятельной даме или господину вихрь незабываемых ощущений»… и т. д. и т. п. А не был ли наш убиенный из этой индустрии развлечений? Виточки розовые и голубенькие для дам и господ, вполне может быть, что он занимался банальной проституцией. Перед глазами возникло содержимое портмоне. Неужели мужчины проститутки так хорошо зарабатывают? Это ж сколько надо напроститутить, чтобы на «Мерседес» хватило?