— Давай поменяемся, — предложил я Эвану. — Мой «Биг-трак» с дистанционным управлением на твой «MG». Он программируемый, до двадцати команд.
Эван притворился, что это очень соблазнительное предложение и что его терзают муки выбора.
— Боюсь, что одностороннее движение в Вустере я даже на «Биг-траке» не осилю, — его дыхание пахло мятным «Тик-таком», и еще я уловил слабый аромат «Олд спайс». — Извини.
В окно с моей стороны постучала Джулия — в глазах у нее прыгало шутливое «эй!». Я вдруг понял, что моя вредина-сестра — взрослая женщина. Губы накрашены темной помадой, на шее — ожерелье из голубоватого жемчуга, которое когда-то принадлежало нашей бабушке. Я покрутил ручку, и окно опустилось. Джулия уставилась на Эвана, потом на меня, потом опять на Эвана.
— Ты опоздал.
Эван прикрутил «Talking Heads».
— Я опоздал?!
Эта улыбка уже адресовалась не мне.
Может, папа и мама тоже когда-то были такие?
* * *Наша столовая вроде как подпрыг-вздрогнула, словно взорвалась бесшумная бомба. По четвертому каналу радио назвали имя подбитого корабля, и мы с мамой и Джулией застыли. «Ковентри» стоял на якоре в обычном месте, к северу от острова Пеббл, вместе с эсминцем «Бродсуорд». Примерно в 14.00 два вражеских «Скайхока» вылетели из ниоткуда на малой высоте. «Ковентри» выпустил ракеты «Си-дарт», но промахнулся, и «Скайхоки» сбросили четыре тысячефунтовые бомбы практически в упор. Одна упала в море, но три вспороли корабль по левому борту. Все три взорвались глубоко внутри корабля, и система электроснабжения отказала. Пожарные команды корабля очень скоро перестали справляться с пожаром, и через несколько минут «Ковентри» уже сильно кренился влево. Наши вертолеты «Си-кинг» и «Уэссекс» вылетели из Сан-Карлоса, чтобы подобрать людей, плавающих в ледяной воде. Тех, кто не был ранен, поселили в палаточный лагерь. Серьезно раненных перевезли на госпитальные суда.
Диктор новостей стал рассказывать про что-то другое, но я не запомнил, про что.
— Девятнадцать из скольких человек? — произнесла мама сквозь пальцы, зажимающие рот.
Я знал — из-за того, что вел тетрадь с вырезками.
— Из трехсот примерно.
Джулия посчитала в уме.
— Значит, шансы больше девяноста из ста, что с Томом все в порядке.
Мама побледнела.
— Бедная его мать! Она, должно быть, места себе не находит.
— И бедная Дебби Кромби, — подумал я вслух.
— А при чем тут Дебби Кромби? — мама явно ничего не знала.
— Дебби — подружка Тома, — объяснила Джулия.
— Ох, — сказала мама. — Ох.
Может, для стран война и вправду аукцион, но для солдат она — лотерея.
* * *Было уже восемь пятнадцать, а школьный автобус все не шел. Птичьи трели рассыпались очередями и морзянкой с дуба на общинном лугу. В окне на втором этаже «Черного лебедя» раздернулись занавески, и, кажется, мелькнул Айзек Пай в ромбе солнечного света, пронзив нас всех злобным взглядом. Ника Юэна пока не видно, но он всегда приходит последним, потому что ему надо идти пешком аж от Хейкс-лейн.
— Моя бабка пыталась позвонить миссис Юэн, но у нее было занято. Невпробой, — сказал Джон Тьюки.
— Полдеревни пыталось ей позвонить, вот никто и не мог пробиться, — объяснила Дон Мэдден.
— Да, — согласился я. — Линии оказались перегружены.
Но Дон Мэдден даже виду не подала, что я что-то сказал.
— Бум-бум-бубум, — распевал Подгузник, — бух-ба-ба-бум!
— Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! — рявкнул Росс Уилкокс.
— Не приставай к нему, — заступилась Дон Мэдден. — Он-то не виноват, что у него мозги всмятку.
— Захлопни пасть, Подгузник, а то я ее тебе захлопну! — проскрипел Подгузник.
— Том в порядке, — сказал Грант Бэрч. — Если б нет, мы бы узнали.
— Ага, — согласился Филип Фелпс. — Если б нет, мы бы узнали.
— Тут что, эхо? — хрюкнул Росс Уилкокс. — Вам-то двоим откуда знать?
— Оттуда, что как только сами Юэны узнают — им сообщат из военной канцелярии, — они сразу позвонят моему предку, потому что он и папан Тома росли вместе. Вот откуда я знаю, — Грант Бэрч харкнул на землю.
— Ну конечно, Бэрч, — издевательски произнес Уилкокс.
— Да, конечно, — у Гранта Бэрча запястье до сих пор в гипсе, так что он мало что мог сделать с Уилкоксовым сарказмом. Но у Гранта Бэрча хорошая память.
— Эй! — воскликнул Гэвин Коули. — Смотрите!
Далеко за перекрестком показались Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли.
— Должно быть, заходили на Хейкс-лейн, — догадался Кит Бродвас. — Вышли в самую рань. Чтобы зайти к Юэнам. И узнать про Тома.
Стало видно, что Гилберт Свинъярд и Пит Редмарли почти бегут.
Я мысленно опробовал фразу «Почему Ник не с ними?», но Висельник перехватил «Ник».
— А чего это Ник не с ними? — спросил Даррен Крум.
Птицы шарахнули с дуба без предупреждения — мы подскочили, но не засмеялись. Зрелище было невероятное. Бесчисленные сотни птиц обогнули общинный луг по орбите — сперва длинной, как эластичная резинка, второй раз — покороче, встав на крыло, и третий — и, словно повинуясь приказу, опять исчезли в кроне.
— Может, Никсон разрешил Нику не ходить сегодня в школу, — догадалась Дон Мэдден. — Ну, из-за всего.
Догадка была вполне правдоподобной, но к этому времени мы уже могли разглядеть выражения лиц Свинъярда и Редмарли.
— Ой, бля… — пробормотал Грант Бэрч.
* * *Мистер Никсон прокашлялся.
— Без сомнения, вы все уже знаете, что Томас Юэн, выпускник нашей школы, только что был убит в ходе вооруженного конфликта на Фолклендских островах.
Он был прав, мы все знали. У Нормана Бейтса было включено «Радио Уайверн», и там упомянули Тома Юэна по имени.
— Томас был не самым прилежным из учеников, когда-либо осчастлививших своим присутствием стены этого заведения. Не был он и самым послушным. В моем кондуите отмечено четыре случая, когда я был вынужден применить к нему туфлю.[22] Но Томас не из тех… — мрачная пауза, — был не из тех, кто поминает старое, и я тоже. Когда начальник призывного отделения Королевского военно-морского флота запросил у меня характеристику на Томаса, я был рад рекомендовать этого задорного юношу всей душой и безоговорочно. Несколькими месяцами позже Томас ответил любезностью на любезность, пригласив меня и мою жену на свою выпускную церемонию в Портсмуте.
По залу пробежал шумок — мы были поражены, что на свете нашлась женщина, которая согласилась выйти замуж за мистера Никсона. Но директор одним взглядом восстановил тишину.
— Не припомню, когда еще я с таким удовольствием и с такой личной гордостью принимал приглашение на официальное мероприятие. Томасу явно пошла на пользу военная дисциплина. Он стал зрелым человеком, достойным представителем нашей школы, и делал честь военно-морскому флоту Ее Величества. Поэтому скорбь, которую я ощутил сегодня утром, узнав о его смерти…
Да неужели у Никсона дрогнул голос?
— …на борту корабля Ее Величества «Ковентри», столь же глубока, сколь и остра. Судя по подавленному настроению в учительской и в этом зале, мою скорбь разделяет вся школа.
Мистер Никсон снял очки и на миг превратился из коменданта фашистского концлагеря в обычного усталого человека, чьего-нибудь папу.
— По окончании этого собрания я направлю семье Томаса телеграмму с соболезнованиями от имени всей школы. Надеюсь, те из вас, кто близок к семье Юэнов, поддержат ее в этот трудный час. Жизнь бывает жестока, но мало какие из ее жестокостей сравнятся — возможно, и ни одна не сравнится — с потерей сына… или брата. Однако я также надеюсь, что вы не будете докучать Юэнам излишним вниманием, чтобы они могли справиться со скорбью.
Несколько третьеклассниц уже ревели. Мистер Никсон взглянул на них — но, похоже, он временно отключил свой луч смерти. Он ничего не говорил пять секунд… десять… пятнадцать. Слушатели заерзали. Двадцать секунд… двадцать пять… тридцать. Я заметил, что мисс Ронксвуд бросила на мисс Уайч вопросительный взгляд: «С ним все в порядке?» Мисс Уайч еле заметно пожала плечами.
Наконец мистер Никсон заговорил снова:
— Я надеюсь, что, размышляя о жертве, принесенной Томасом, вы задумаетесь также о последствиях насилия, как военного, так и эмоционального. Надеюсь, вы обратите внимание на то, кто является инициатором насилия, кто его осуществляет и кто вынужден за него расплачиваться. Войны не приходят просто так, из ниоткуда. Они зарождаются в течение длительного периода времени, и, поверьте, всегда существует груз вины, который ложится на всех, кто не смог предотвратить их кровавое пришествие. Я также надеюсь, вы поразмышляете о том, что в ваших жизнях поистине драгоценно, а что — просто… вздор… гордыня… накипь… напыщенные позы… эгоизм.
Казалось, эта речь отняла у него все силы.
— Это всё. — Мистер Никсон кивнул мистеру Кемпси, который сидел за пианино. Мистер Кемпси велел нам открыть книги на том гимне, где есть слова: «На море гибнущих в борьбе услышь, взывающих к Тебе».[23] Мы все встали и спели этот гимн в память Тома Юэна.
Обычно любому дураку ясно, какой теме было посвящено школьное собрание. Например, «помогать людям — это хорошо» или «даже самый дебильный дебил добьется успеха, если будет стараться как следует». Но я думаю, даже учителя не могли бы сказать с уверенностью, что имел в виду мистер Никсон сегодня утром.
* * *Смерть Тома Юэна как-то убила весь пыл, с которым мы раньше следили за ходом войны. Тело Тома никак нельзя было привезти в Вустершир, так что его похоронили прямо там, на каменистых островах, за которые еще шла драка. Жизнь пока так и не вернулась в нормальное русло. Изображать, что скорбишь, очень приятно. Но когда кто-нибудь по-настоящему умирает, остается только чувство нескончаемой тягучей тоски. Войны длятся месяцы… годы. Как вьетнамская. Кто скажет, что с этой будет по-другому? У аргентинцев тридцать тысяч человек на Фолклендах, все в окопах. А наших только шесть тысяч, и все их силы уходят на попытки выбраться с завоеванной позиции. Мы потеряли два «Чинука» (а у нас их и было-то всего три), когда враги потопили «Атлантик Конвейор», так что нашим солдатам пришлось идти на Порт-Стэнли пешком. Ведь наверняка даже у Люксембурга больше трех нормальных вертолетов? Ходят слухи, что аргентинский флот делает вылазки из портов и перерезает наши морские пути к острову Вознесения. И еще у нас не хватает бензина. (Как будто вооруженные силы Великобритании — это какой-то паршивый легковой автомобиль.) Гора Кент, гора Две Сестры, гора Тамблдаун, то есть «Вверх тормашками». Имена звучат мирно, но сама местность — враждебная. Брайан Хэнрахан говорит, что нашим морским пехотинцам негде спрятаться, кроме как за огромными валунами. Наши вертолеты не могут прикрывать войска с воздуха из-за тумана, снега, града, шквалов. Он сказал, что погода тут — как зимой в Дартмуре. Наши десантники не могут копать окопы — земля слишком твердая, и некоторые уже страдают от «траншейной стопы». (Дедушка однажды рассказывал, как у его папы была «траншейная стопа» при Паскендале в 1916 году.) Восточные Фолкленды — это одно сплошное минное поле. Пляжи, мосты, овраги — все заминировано. По ночам ихние снайперы запрашивают у артиллерии обстрел осветительными снарядами, так что весь пейзаж озаряется светом, как холодильник, когда его открываешь. Сыплется дождь из пуль. Один специалист сказал, что аргентинцы тратят боеприпасы так, словно тем никогда конца не будет. А наши просто не могут бомбить здания, чтобы не поубивать тех самых мирных жителей, которых собирались защищать. Хотя их там и не так много. Генерал Галтьери знает, что зима — его союзник. С балкона своего дворца он сказал, что Аргентина будет сражаться до последнего человека, живого или мертвого.
Ник Юэн так и не вернулся в школу. Дин Дуран видел его в лавке мистера Ридда — он покупал коробку яиц и жидкость для мытья посуды. Дуран не знал, что ему сказать. Он говорит, что лицо у Ника было мертвое.
На прошлой неделе «Мальверн-газеттир» напечатала фотографию Тома Юэна. Он был в морской форме, улыбался и салютовал. Я вырезал фотографию и наклеил к себе в тетрадь. У меня уже кончаются страницы.
* * *В понедельник, когда я пришел из школы, на нашей площадке перед гаражом лежали штук десять гранитных валунов и еще пять мешков с надписью «Наполнитель — дробленый ракушечник». И еще огромный черепаший панцирь из стекловолокна, который оказался перевернутым резервуаром для водоема. Мистер Касл стоял на стремянке и подравнивал ножницами живую изгородь, которая отделяет его садик перед домом от нашего.
— Что, папа решил вавилонские висячие сады себе построить?
— Что-то вроде.
— Надеюсь, у него в гараже завалялся автопогрузчик.
— Что?
— У вас тут больше тонны камня. Такое на тачке не перевезешь. Да и покрытие площадки они вам в кашу превратили, — мистер Касл одновременно улыбнулся и поморщился. — Я был тут, смотрел, как они выгружали.
Мама приехала минут через двадцать, злая, как черт. Я смотрел войну по телевизору, так что мне было хорошо слышно, как она орет по телефону: «Вы должны были привезти камни ЗАВТРА! И положить их В САДУ! А не просто свалить перед нашим гаражом! Случайно перепутали? Нет, это преступная глупость! Где мы, по-вашему, теперь должны ставить машины?» Под конец она рявкнула: «Я немедленно свяжусь со своим адвокатом» и бросила трубку.
* * *Папа вернулся в семь часов вечера и ни словом не обмолвился о камнях на площадке перед гаражом. Но его умалчивание было виртуозным. Мама тоже ничего не сказала про камни. Перемирие, вооруженное до зубов. В воздухе висело такое напряжение, что казалось: если прислушаться, услышишь его, как скрип натянутого троса. Мама вечно хвалится перед гостями и родственниками, как мы всегда, что бы ни случилось, собираемся за ужином всей семьей. Для нас для всех было бы лучше, если бы сегодня мама пренебрегла этой традицией. Джулия старалась изо всех сил: она плела какую-то историю про свой письменный экзамен по международной политике (ей достались как раз те вопросы, которые она повторяла), мама и папа вежливо слушали, но я прямо чувствовал, как эти камни затаились на площадке снаружи и ждут, когда о них упомянут в разговоре.
Мама подала пирог с патокой и ванильное мороженое.
— Хелена, я ни в коем случае не хотел бы создать впечатление, что я тебя пилю, но мне хотелось бы знать, когда у меня появится возможность поставить машину в гараж.
— Рабочие установят камни на место завтра. Вышла путаница со временем доставки. Они закончат к завтрашнему вечеру.
— Очень хорошо. Просто наша страховка покрывает машины только в том случае, если они стоят не на дороге, поэтому…
— Завтра, Майкл.
— Превосходно. Кстати, очень вкусный пирог. Это из «Гринландии»?
— «Сэйнсбери».
Было слышно, как ложки скребут по тарелкам.
— Хелена, я ни в коем случае не хотел бы создать впечатление, что я лезу в твои дела, но я надеюсь, что ты еще не заплатила этим людям?
— Нет. Я внесла задаток.
— Задаток. Понятно. Просто я вечно слышу ужасные истории про то, как люди платят большие суммы денег каким-то ковбоям из только что организованных контор. А потом, не успел клиент и адвокату позвонить, как директор конторы уже смылся куда-нибудь в Коста-дель-Чипс. И бедный клиент остается без своих потом и кровью заработанных грошей. Удивительно, как разные мошенники разводят доверчивых простаков.
— Майкл, ты же сказал, что умыл руки и не желаешь участвовать во всем этом деле.
— Да, сказал, — злорадство из папы так и перло, — но я же не рассчитывал, что лишусь возможности парковаться на собственном участке. Вот и все.
Что-то бесшумно разбилось, хотя никто ничего не ронял.
Мама вышла из-за стола. Она не злилась, не плакала — гораздо хуже. Она вышла из-за стола так, словно никого из нас тут не было.
Папа остался сидеть, глядя на ее пустой стул.
— Папа, мне сегодня на экзамене попалось выражение, которое мне было не совсем понятно, — Джулия покрутила прядь волос. — «Пиррова победа». Ты знаешь, папа, что такое пиррова победа?
Папа посмотрел на Джулию взглядом, в котором смешалось очень многое.
Джулия не дрогнула.
Папа встал и ушел в гараж — наверно, курить.
Между мной и Джулией лежали руины десерта.
Мы созерцали их некоторое время.
— Какая победа?
— Пиррова. Это из Древней Греции. Пиррова победа — это если ты победил, но заплатил такую цену, что дешевле было бы просто не затевать войну. Полезное выражение, правда? Ну что, Джейс, кажется, посуда опять на нас. Ты хочешь мыть или вытирать?
* * *Вся Британия празднует — как будто сегодня разом ночь Гая Фокса, Рождество, День святого Георгия и 25-летие царствования королевы. Миссис Тэтчер вышла на крыльцо дома 10 по Даунинг-стрит со словами: «Радуйтесь! Просто радуйтесь!» Фотографы со вспышками и толпа просто с ума посходили, как будто это не миссис Тэтчер, а все четыре участника «Бак Физз», только что взявшие первый приз на Евровидении. Все принялись петь «Правь, Британия, волнами, никогда британцы не будут рабами», снова и снова, без конца. (Интересно, в этой песне есть хоть какие-нибудь куплеты, или только один сплошной припев?) Это лето — не зеленое, оно окрашено в цвета «Юнион Джека» — красный, белый и синий. Звонят колокола, горят огни на сигнальных вышках, по всей Британии идут уличные празднества. Айзек Пай вчера объявил «счастливый час» — весь вечер в «Черном лебеде» торговал со скидкой. В новостях объявили, что в крупных городах Аргентины начались беспорядки, грабеж магазинов, стрельба, и идут разговоры, что хунту скоро свергнут. «Дейли мейл» без конца распространяется о том, как мужество и лидерские качества британцев помогли им выиграть эту войну. Согласно опросам общественного мнения, Маргарет Тэтчер — самый популярный премьер-министр за всю историю опросов общественного мнения.