— Только старикан этот, видать, Славке что-то наказывал и водкой поил. Сначала они вроде спорили, ну, а потом договорились.
— Какой из себя этот старик?
— Да такой невидный, встречу — не узнаю. Ну, высокий, хлипкий, в кепочке.
— Вы правду говорите, Зайчиков? Не вздумайте только нас запутать.
— Вас запутаешь. Сам небось знаю — в МУР попал. Наслышан.
— То-то же. А мы проверим. Ну, хотя бы у официантки. Как ее зовут, какая она из себя?
— Горелов ее Зоей называл. Блондинка. Худая такая, невысокая, красивая.
— Так. Значит, знакомая его. А теперь скажите, куда отвезли награбленные вещи?
Зайчиков наморщил лоб и через минуту назвал улицу и номер дома.
— А квартира какая?
— Никакая. К воротам подъехали. Горелов туда сам все вещи занес. Быстро вернулся. Видать, передал кому-то.
— А все вещи унес?
— Один саквояж оставил. Сначала и его хотел нести, а потом подумал, глазами на ворота зыркнул и припрятал. Все. — Зайчиков тяжело вздохнул. — Больше я, ей-богу, ничего не знаю.
— Хорошо, — согласился Зотов. — А теперь расскажите о себе.
Допрос продолжался.
Вечером того же дня был арестован Горелов, высокий, плечистый парень с наглыми глазами и модной длинноволосой прической.
— Вам что, материал для фельетона нужен? — нахально улыбаясь, спросил он у Зотова. — Так поищите его в коктейль-холле на улице Горького, а не хватайте честных людей, да еще студентов.
— Сейчас разберемся, — спокойно ответил Зотов, просматривая бумаги.
— И разбираться тут нечего! — крикнул Горелов, сверкнув глазами. — Материала не получите.
— Вы обвиняетесь, — поднял голову Зотов, — в убийстве Любы Амосовой.
— Я такой не знаю, — вызывающе ответил Горелов. — Прекратите издеваться над человеком.
— Не знаете? — переспросил Зотов. — Вам нужны очные ставки или достаточно будет почитать допросы свидетелей?
Зотов назвал несколько фамилий.
Горелов беспокойно заерзал на стуле, потом неожиданно схватился за голову.
— Боже, что я говорю! Люба? До меня сразу и не дошло, так далек я был от этой мысли. Моя Люба убита? Этого не может быть. Я так люблю ее. Отпустите меня! — закричал он, вскакивая со стула. — Я сам найду убийц!
— Прекратите комедию, Горелов, — властно сказал Зотов, хлопнув тяжелой ладонью по столу. — Будете отвечать на вопросы?
— Не буду! — завизжал Горелов, растирая по лицу слезы. — О, я отомщу!.. Я докажу!..
Зотов повернулся к Сергею.
— Вызовите конвой. Разговор с ним продолжим завтра. К тому времени одумается.
Но Горелов одумался только на третий день.
— Ничего не поделаешь — погорел, — со знакомой уже Сергею наглой улыбкой сказал он Зотову. — Валяйте пишите. Только сначала скажите, кто меня заложил? — и яростно скрипнул зубами. — Убью падлу.
Зотов в ответ усмехнулся и сурово сказал:
— Вас разоблачило много людей, Горелов. Честных людей. Теперь отвечайте на вопросы. За что судились в тысяча девятьсот сорок четвертом году?
— Докопались? — злобно процедил сквозь зубы Горелов и с деланной небрежностью добавил: — За карманку.
— Так. А теперь, значит, на убийство пошли? Назовите сообщников.
— Один дело сделал, один и пойду, — угрюмо ответил Горелов.
— Нет. Вы не могли сами решиться. Это вам не карманная кража. Зайчиков говорит, что вы были сильно пьяны. Верно это?
— Да!
— Вас кто-то напоил, Горелов. Вас кто-то толкнул на это убийство.
Горелов молчал.
— Вспомните, — продолжал Зотов. — Когда вы садились в машину Зайчикова, вы знали, что Люба Амосова дома?
— Я думал, что квартира пустая.
— Значит, вы затеяли кражу, а не убийство?
— Выходит, что так.
— Значит, решение убить Амосову, если она окажется дома, вы приняли позже?
Горелов молчал.
— Вы боялись уйти из квартиры с пустыми руками. Вы очень боялись, Горелов. Верно я говорю?
Горелов тревожно посмотрел на Зотова и, чуть побледнев, спросил:
— Вы куда клоните?
— Отвечайте на вопрос.
— Не буду отвечать. Не заставите.
— Как хотите. Но, по-моему, это в ваших интересах. Вы ведь поняли, куда я клоню.
Горелов не ответил.
— Ладно, — продолжал Зотов. — Теперь скажите, где и как познакомились с Любой Амосовой?
— На вечере. Сосед познакомил. Петька Гвоздев. Он с ее отцом на одном заводе работает. В их клубе заводском вечер был.
— Так. А кто принял у вас вещи?
— Барыга один залетный. Случайно познакомился с ним на вокзале.
— Скупщик краденого? Случайно? Так, так, — иронически проговорил Зотов. — А у нас есть сведения другого рода.
— Плевал я на ваши сведения, — самоуверенно ответил Горелов. — Я правду говорю.
— Допустим, — невозмутимо продолжал Зотов. — Скажите еще вот что. С вами в машине была девушка. Кто она? Где с вами встретилась? Зачем?
— Она не имеет отношения к делу, — поспешно возразил Горелов. — Она ехала кататься.
— Допустим. Но все-таки где вы с ней встретились?
— На улице. Могу показать место, — не задумываясь, ответил Горелов.
— Это точно?
— Будете приставать, так могу придумать что-нибудь позамысловатей.
— Нет, зачем же, — усмехнулся Зотов. — Придумывать не надо. Мне ваш ответ и так нравится.
Горелов метнул на него тревожный взгляд. Зотов невозмутимо курил и, казалось, ничего не заметил. Потом спокойно произнес:
— Вам привет от Папаши.
— Какого Папаши? — грубо переспросил Горелов. На его лице проступили красные пятна. — Какого Папаши? — крикнул он, подавшись вперед. — Я никого не знаю! Слышите?
— А вот он вас знает, — все так же спокойно заметил Зотов. — Знает даже, что вы обманули его, не все вещи отдали.
— Я его не обманывал!.. Не обманывал!.. Продать меня хотят!.. Да?!
Горелов затравленно озирался по сторонам, руки его дрожали.
— Ну вот. Значит, вам известен этот человек, — сурово произнес Зотов. — Будете давать показания?
— Нет! — закричал Горелов, закрывая руками глаза. — Я его не видел!.. Я его не знаю!.. Прочь!.. А-а!! — вдруг по-звериному завыл он.
Сергея всего передернуло от отвращения и гнева. «Откуда только берутся у нас такие?» — с ожесточением подумал он. И, как бы отвечая на его вопрос, Зотов сказал:
— Успокойтесь, Горелов. Слышите? Сейчас же прекратите истерику. Поговорим о другом. Итак, первый раз вы судились в сорок четвертом году, за карманную кражу. В то время вы учились в седьмом классе, так? Отец был на фронте с первых дней войны. Мать сошлась с другим, уехала из Москвы, а вас оставила у тетки.
— Я ее ненавижу.
— Кого?
— Мать!
— А отца?
— Ну, отец… Если бы он был жив, — с неожиданной тоской вдруг произнес Горелов.
— Если бы он был жив, то проклял бы сейчас своего сына, — убежденно сказал Зотов. — При обыске мы нашли у вас его письма. Это был честный боевой офицер.
— Все было бы по-другому, — покачал головой Горелов.
— Но вы забыли отца.
— Нет!.. — воскликнул Горелов и тут же осекся. — Забыл. Вы верно сказали — забыл…
Зотов внимательно посмотрел на него и продолжал:
— Через два года вы вернулись в Москву. Окончили школу. Поступили в институт. Какой институт?
Горелов ответил.
«И Лена там», — мелькнуло вдруг в голове у Сергея.
— Ваша тетка говорит, что вы неплохо учились. Но потом…
— Тетка, тетка… — с раздражением перебил его Горелов. — Что она понимает! В институте узнали о моей судимости, и все отвернулись от меня, почти все. А я не пошел к ним на поклон! Плевал я на них!
— Нашлись новые друзья?
Горелов в ответ лишь кивнул головой. Он сидел высокий, угловатый, с искаженным лицом, в помятом модном костюме, спутанные волосы падали ему на лоб. В больших черных глазах его давно потух вызывающий блеск.
— Да, рядом с вами не было уже отца, — с неподдельной горечью продолжал Зотов. — Но у вас были его письма, надо сказать, замечательные письма. Я тут обратил внимание на одно место. — Он надел очки и, вынув из пачки исписанную страницу, не спеша прочел отчеркнутые красным карандашом строки: — «…Помни, сынок, мы ведем сейчас страшный, смертельный бой, ведем его за Родину, за светлое будущее, за счастье и свободу. А мое будущее — это ты, ближе и дороже нет у меня теперь человека. Я хочу видеть тебя здоровым и счастливым. Учись, сынок, учись хорошо, будь смелым, правдивым и сильным. Я хочу рассказать тебе…» Дальше идет один поучительный боевой эпизод, — сказал Зотов, откладывая письмо в сторону и снимая очки. — Вот что завещал вам отец.
Он посмотрел на Горелова. Тот сидел сгорбившись, низко опустив голову, и беззвучно плакал.
Сергей слушал и думал о том, как сложна жизнь, как порой нелегко выбрать в ней прямой и ясный путь, и еще думал он, как много надо знать, самому пережить и передумать, чтобы вот так, как Зотов, разговаривать с людьми, уметь заглянуть им в душу.
— Нам все-таки необходимо знать, Горелов, что за девушка была с вами в машине, — тихо, но твердо произнес Зотов.
— Она ничего не знает, она не причастна к делу, — ответил Горелов, не поднимая головы.
— Это она? — спросил Зотов, показывая фотографию Валентины Амосовой.
Сергей, не дыша, впился глазами в лицо Горелова. Ему казалось, что сейчас решится и его судьба.
Горелов поднял голову, усмехнулся и сказал:
— Ее фото в вашей коллекции нет и не будет. С нами была Варя Белова из моего института. Пригласил покататься на машине, для отвода глаз Кольке.
Допрос продолжался. Горелов отвечал на все вопросы, и чувствовалось, что он говорит правду: злая воля его была сломлена.
Но каждый раз, когда Зотов касался Папаши, лицо Горелова покрывалось красными пятнами, и он грубо, почти истерично отказывался отвечать.
Когда его, наконец, увели, Зотов устало откинулся на спинку кресла и, закурив последнюю за день папиросу (он давно берег ее для этой минуты), сказал:
— Дело закончено, друзья. Преступление раскрыто.
— Но ловок этот барыга, — заметил Сергей усмехаясь. — До чего запугал парня. И вещички получил.
Он был подавлен своей неудачей и не знал, как скрыть это от окружающих.
Зотов исподлобья взглянул на Сергея и резко, с ударением произнес:
— В разговоре с товарищами по работе, Коршунов, а тем более в других местах, не прибегайте к жаргону преступников. Чтобы я больше не слышал от вас этих словечек. Ясно?
— Ясно, товарищ майор, — краснея, ответил Сергей.
— А что касается этого Папаши, — задумчиво продолжал Зотов, — дело тут обстоит не так просто. Как думаете, Гаранин?
— Так и думаю, — пробасил Костя. — Интересный тип.
— Интересный — не то слово, — многозначительным тоном поправил его Зотов.
Поздно вечером Сергей вызвал на последний допрос Валентину Амосову. Он уже собирался приступить к нему, когда в комнату вошел Сандлер. Сергей встал.
— Допрашивайте, Коршунов. Я послушаю, — сказал Сандлер, усаживаясь за стол Гаранина.
Сергей сел, придвинул к себе протокол допроса и строго посмотрел на заплаканное, чуть бледное лицо Валентины.
— Действительные преступники установлены и разоблачены, Амосова, — сказал он. — Объясните, почему вы лгали и мешали следствию.
Валентина в ответ всхлипнула и опустила голову.
— Почему вы солгали, указав мнимых спутников во время поездки в Москву?
— Чтобы вы легче поверили, — тихо ответила Амосова.
— Почему лгали Голиковой насчет ее находки?
— Я этот платок сразу потеряла и боялась признаться.
— Так. А почему лгали насчет вашего зимнего пальто?
— Я его действительно собралась продать. А когда произошло убийство, я подумала, что дяде станет меня жалко и он купит мне новое.
— Вы кругом изолгались, Амосова, — вступил в разговор Сандлер. — Скажите, вы, наверное, и раньше лгали всегда и всем?
Валентина повернулась и вдруг, встретившись с ним глазами, сказала устало и горько:
— Мне всегда казалось, что когда лжешь — легче жить. Я получила хороший урок, на всю жизнь.
— Посмотрим, пойдет ли он вам на пользу, — задумчиво сказал Сандлер и прибавил, обращаясь к Сергею: — Выпишите ей пропуск, Коршунов. Пусть отправляется домой.
Когда Амосова вышла, Сандлер посмотрел на огорченное лицо Сергея и рассмеялся:
— Не унывайте, Коршунов. Вам еще просто недостает опыта. Но у вас есть главное, что нужно людям нашей профессии. И это мне нравится.
Сандлер на минуту умолк, потом уже совсем другим, озабоченным тоном произнес:
— Имейте в виду. Дело это не закончилось арестом Горелова. У нас на горизонте появилась другая, куда более опасная фигура — Папаша. Понимаете? Так запугать этого мерзавца Горелова и толкнуть на убийство — это не шутка. И никаких подходов к нему пока нет. Папаша… — задумчиво повторил он. — Нет, не знаю такой клички. А странно! Ведь преступник он, кажется, старый. Да, очень странно.
ГЛАВА III ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С СОФРОНОМ ЛОЖКИНЫММосква задыхалась от зноя. Под палящими лучами солнца расплавлялся асфальт. С утра до вечера на центральных улицах были видны голубые автополивщики, в веере их хрустальных струй мелькали обрывки радуг. Но ничто не приносило облегчения. Вода, падая на раскаленный асфальт, почти мгновенно превращалась в теплые струйки пара. Около киосков и вагончиков с газированной водой стояли длинные очереди.
Вечер не принес прохлады. Душный и горячий воздух, казалось, еще больше сгустился, нечем было дышать.
Сергей, Гаранин и Лобанов устроились в самом далеком и глухом уголке Нескучного сада. Они разлеглись на траве и лениво переговаривались.
— Ох, — простонал Сергей, переворачиваясь на бок, — все мышцы болят!
— Самбо — великая вещь, — нравоучительно произнес Лобанов, жуя травинку. — В нашем деле абсолютно необходимая. Вот, помню, у Воронцова был случай.
При упоминании о Воронцове Сергей невольно нахмурился. За последнее время их отношения еще больше испортились. Сергей болезненно переживал свою первую неудачу. И именно потому, что Воронцов больше других посмеивался в свое время над его версией и в результате оказался прав, Сергей невзлюбил его еще больше. Но главное в этой взаимной неприязни было презрительное мнение Воронцова о новом сотруднике. Поэтому Воронцов в присутствии Сергея становился ядовитым, задиристым и самоуверенным и тем неизменно вызывал негодование у Сергея.
— Ничего хорошего в вашем Воронцове не вижу, — раздраженно произнес он.
— Ну, это ты напрасно, — безмятежным тоном возразил Лобанов. — Виктор в общем неплохой парень, ей-богу!
— Склочник он! Мелкая душонка! — вскипел Сергей. — А вы просто языка его боитесь.
— Ха-ха-ха! — залился Лобанов. — Слыхал, Костька? Склочник… Это Витька-то!..
Молчавший до сих пор Гаранин при последних словах Сергея повернулся со спины на бок и, обращаясь к Лобанову, сердито спросил:
— Чего ты веселишься? — и со сдержанной силой произнес: — Клевета это! В своей личной обиде слишком далеко зашли, Коршунов.
Минуту все молчали. Гаранин тяжело перевалился через плечо я больше не смотрел на Сергея. Лобанов перестал смеяться, лицо его стало серьезным.
От их единодушного отпора Сергею стало не по себе. «Личная обида». Эти слова глубоко задели его, я задели потому, что были правильны. Сергей тут же признался себе в этом. Он привык к крепкой, открытой дружбе, к честным и прямым отношениям с людьми. И ему стало стыдно за свою вспышку, за явную несправедливость своих слов. К этому прибавилось ощущенье своей вины перед людьми, которых он считал своими друзьями и которые действительно были его друзьями.
Сергей встал, прошелся по полянке и остановился перед Гараниным.
— Ну, согласен. Погорячился, — негромко сказал он. — Беру свои слова обратно.
— Вот это другой разговор, — повернулся Костя, с земли протягивая ему руку. — В таких случаях, брат, самолюбие — в карман.
— Похвально, весьма похвально, — с шутливой торжественностью произнес Саша. — А теперь могу рассказать нашему молодому сотруднику еще один случай, в назидание. Из моей практики.
— До чего же ты хвастать любишь, — с досадой произнес Гаранин.
— Ничего подобного, просто люблю рассказывать, — обиделся Лобанов.
Помолчали.
Потом Гаранин встал, отряхнулся и, взглянув на светящийся циферблат часов, сказал:
— Пошли, братцы, а то я все бока уже пролежал. Они прошли парк, и у выхода Костя простился с друзьями.
Сергею вдруг стало грустно.
Интересно, что сейчас делает Лена? У нее теперь каникулы. Уехала, наверное, из Москвы. А может быть, нет?
— Слушай, Саша, — неожиданно обратился он к Лобанову. — Хочешь, и тебя познакомлю с одной очень красивой девушкой?
— А ради чего? — насторожился Лобанов. — Тебе самому хочется ее видеть?
— Нет, так просто, — растерялся Сергей, не ожидавший такой проницательности от своего друга.
— Что ж, можно, — согласился Лобанов.
Они разыскали телефон-автомат и вместе пошли в стеклянную будку, Сергей набрал номер, услышал длинный гудок и вдруг решительно повесил трубку.
— Не буду я ей звонить, — мрачно объявил он.
Лобанов удивленно посмотрел на Сергея и, видно поняв, что творится у него в душе, убежденно сказал:
— И не звони. Чувства, знаешь, не склеивают.
На следующий день около семи часов вечера дежурный по МУРу доложил Зотову:
— В вашей зоне крупная квартирная кража. Запишите адрес. Машина у подъезда.
…В передней большой, хорошо обставленной квартиры в новом доме на Песчаной улице оперативную группу МУРа встретил сотрудник районного отделения милиции. Он отозвал Зотова в сторону и коротко доложил: