Пол Макоули Будем гулять и веселиться
Собрание ее клайда длилось столетие. Когда до истечения этого срока остался ровно год, она со своим новым любовником отправилась в Париж, обогнав полночь и Новый год. Париж! Здесь был ее первый дом - вначале двадцатого века. Над черной ночной Сеной - цветы фейерверков; под разноцветным дождем конфетти бурлящий карнавал заполняет все улицы от Луврской набережной до Триумфальной арки.
В сопровождении любовника (они охотились на крупную дичь в плейстоценовой тайге на месте будущей Сибири, и он так и не снял охотничьего костюма, а с плеча свисал «Спрингфилд») она пересекала палеолитовые дубравы Иль-де-ла-Сите. Там посреди кольца из огромных камней друиды в крашенных синим шкурах били в громадные барабаны под пылающими факелами; а топографические призраки метались по освещенному электричеством берегу из двадцатого века; ив небе танцевала флотилия светящихся облаков. Ее чуткий любовник объяснял все подряд, и прижимался к ней, чтобы она могла видеть вдоль его вытянутой руки. Ростом он был точно с нее и выглядел импозантно: лучистые синие глаза, русая, с проседью борода.
Астронавт. Генный пират. Императрица Виктория. Микки Маус.
- А кто такой Микки Маус? Он показал:
- Это мышонок, зверек с черной шкуркой и круглыми ушами.
Она прижималась к крепкому, теплому человеческому телу.
- Для зверька у него слишком умный вид. Это что, результат генных войн?
- Это знаменитый символ страны, в которой я родился. Мои соотечественники всегда предпочитали воображаемых существ реальным, потому-то моя родина и дала миру так мало хороших писателей.
- Но ты-то хороший писатель.
- Да, я был неплох, разве что в конце сломался. В моей стране вечно с писателями случается что-нибудь плохое. С одними рано, с другими поздно, но случается обязательно.
- Ой, что это у него?
- Лазерный меч. Воображаемое оружие, аутентичное для данного периода. Мои современники были помешаны на оружии и распрях. Мир они рассматривали как поле боя, на котором сошлись добро и зло. Потому-то войны считались делом достойным. Правда, их участники всегда придерживались совсем другого мнения.
Она спорить не стала. Прообразом ее спутника послужил известный Писатель XX века. Будучи отчасти человеком - частичным - любовник имел доступ к соответствующей информации в Библиотеке. И хотя она сама родилась в самом конце XX века, эту культуру давно успела забыть.
Барабанная дробь в капище позади них достигла волнующего апогея - и оборвалась. Священная жертва корчилась на круглом каменном алтаре, а верховный друид, ликуя, поднимал над головой все еще бьющееся сердце. Вне круга зрители хлопали и дружно поднимали бокалы. Один убеждал свою спутницу заняться любовью на алтаре. Друиды их не видели. Друиды - всего лишь куклы, для исторического колорита.
- Знаешь, мне надоело вроде…
- Понимаю. Эх, нам бы с тобой на Кубу махнуть, вот там в океане рыбалка - словами не передать. Или в Африку, на львов поохотиться. Мне это, помню, больше всего понравилось. Хотя здорово отвлекало от работы. Наохотился я тогда досыта…
- Кажется, я и от тебя устала, - перебила она. И любовник с вежливым поклоном удалился.
* * *
Кажется, она устала не только от него, но и от всего на свете. И когда это случилось, вряд ли теперь припомнишь. Если ничего нового открыть уже невозможно, какой смысл в вечной жизни? Вопреки всем ее надеждам эта ложная Земля, населенная двумя миллиардами кукол и частичных и десятью миллионами членов ее клайда, вернуть ей вкус к жизни не смогла. Пройдет еще год, и рассеется рой космических кораблей. Солнце, обычная звезда класса G2, превратится в сверхновую; не останется ничего, кроме собранной и каталогизированной Библиотекой информации. К этим сведениям она еще не притрагивалась. Быть может, это ее и спасало.
Она вернулась на карнавал, провела там три дня. Но, хоть и пробовала разные опьяняющие средства, отдаться празднику всей душой не смогла. И не смогла избавиться от мыслей о неудаче. Она собрала себе подобных, чтобы они обменялись воспоминаниями - воспоминаниями, которые охватывают пять миллионов лет и всю галактику. Но тьмы и тьмы ее «я», похоже, просто хотят забыть о своем существовании, им подавай только развлечения и удовольствия. Впрочем, для многих, впервые получивших тела, чтобы явиться на собрание, такое легкомыслие простительно - ведь с плотью через год они должны будут расстаться.
В третий день праздника она сидела в прохладных рассветных лучах за столиком кафе под открытым небом, в Jardin les Tuileries [1], у большого фонтана. Точно из глины, кто-то лепил скульптуры из облаков, сквозь которые светило восходящее солнце. В кафе было яблоку негде упасть - и частичные, и куклы, и андроиды, и животные, и даже серебристый гиноид с гладким овальным зеркалом вместо лица. Кругом гудели крошечные сервомеханизмы, обслуживали гостей, среди которых было даже клубящееся облачко бусин размером с комара. Столетний маскарад заканчивался, гости возвращались в свою обычную форму.
* * *
Она потягивала citron presse [2], вслушивалась в болтовню окружающих.
Скоро закончится праздник в Париже, и клайд рассеется по всей Земле. Здесь останутся только уборщики, а прочую обслугу - кукол, частичных и так далее - отправят на склады.
За соседним столиком молодой двойник ее последнего любовника разговаривал с каким-то стариком. У того каштановые волосы были зализаны назад от высокого лба, а водянистые голубые? глаза увеличены толстыми стеклами очков.
- Да, Джим, львы! Поезжай в Африку и послушай, как они рычат по ночам. Клянусь, больше нигде ничего подобного ты не услышишь.
- Эх-ма, да я бы с радостью. Нора не согласится. Ей подавай блага цивилизации. Да к тому же львов мне так и так не увидеть. Давай-ка лучше еще возьмем по бокалу этого отменного белого, и ты мне про львов расскажешь.
- О черт! Да я, если хочешь, живого тебе привезу! - возбудился молодой. - Расскажу, как он выглядит, а ты будешь его гладить и нюхать, пока не поймешь, что я имею в виду.
Он и не подозревал, что в этом парке есть два льва, ас ними обнаженный человеческий ребенок, девочка; ее ноги с пингвиньими крыльями на лодыжках даже не касались земли.
И что, эти куклы приходят сюда ежедневно и развлекают гостей беседами из давным-давно,-миллионы лет назад ушедших времен? И что, каждый день для этих созданий похож на все остальные? Вдруг как будто холодный ветер подул сквозь нее; вдруг как будто ее, нагую, вознесло на самый верх горы, сложенной из миллионов ее лет.
- Ты путаешь истинное и реальное, - произнес тихий, шепелявый мужской голос. Она огляделась - кто из удивительных людей и нелюдей мог сказать эти слова, самые истинные и реальные из слов, которые она услышала за… сколько уж столетий?
* * *
Она отправилась в Новый Орлеан, где была ночь и шел дождь - теплые ласковые струи сыпались на освещенные фонарями улицы. В Новом Орлеане тоже был XX век, там на каждом перекрестке мощенных кирпичами улиц под мимозами варили лангуст. И над озером Пончартрейн пылала Новоорлеанская Дева. Она висела в черном ночном небе, окутанная промасленными шелками, и сияла как звезда, и бледно-голубое колесо Галактики над горизонтом служило задником этой сцене. А потом Дева вспыхнула кометой и канула в черную воду, а духовой оркестр сыграл «Laissez 1е Bon Temps Rouler» [3].
В Новом Орлеане она сдружилась с тремя гостями, чьим оригиналам было под тысячу лет. Все трое, по их словам, были студентами Переоткрытия. Что такое Переоткрытие, она не поняла. Ее новые друзья носили зеленое в честь Земли, объяснил один из них. Она сочла это странным - Земля ведь, если из космоса глядеть, почти вся голубая. Пили слабый психотроп под названием абсент; горькую белую бурду полагалось лить в воду, держа под струей в Серебряных щипцах кусочек сахара. Они поинтересовались происхождением клайда, чем сильно насмешили ее. Его «происхождением», конечно же, была она - затерявшаяся среди своих бесчисленных копий. Но, хоть и вынуждали студенты ее почувствовать каждый из прожитых пяти миллионов лет, ей импонировали их невинность, открытость и энергия.
Вместе со студентами она шла по набережной чер$з огромный планетарий. При подготовке этой выставки широко использовались оставленные в Библиотеке гостями воспоминания и иные материалы. И экспозиция ежедневно обновлялась.
Она слушала, как студенты спорили о том, что люди, возможно, произошли не на Земле, и тут подошел какой-то человек и, глядя на нее в упор, громко сказал:
- Ни один из них на тебя не похож, но все равно они - твои копии. И все одержимы прошлым, потому что в нем они как в ловушке.
Высокий рост, смоляная борода лопатой. В черных глазах плещется бескрайнее море веселья. Этот же мягкий шепелявый голос она слышала в парижском кафе. Незнакомец подмигнул и скрылся в самой середине раскаленного добела круговорота - аккреции черной дыры Сигмы Дракона-2; материю эта звезда тянула со своего спутника, голубоватого гиганта. Когда-то это было одно из чудес Галактики.
Она пошла следом, но незнакомец уже исчез.
Она искала его по всему Новому Орлеану и наткнулась на женщину, которая перед сбором клайда жила в оболочке водяного пара вокруг газового гиганта, управляла турфирмой, чьи клиенты копировали свой разум на нервную систему живого дирижабля километровой длины. Звали эту женщину Рафа; когда-то она правила стозвездной империей, но сложила с себя бремя власти задолго до того, как ее позвали на сбор.
- Между прочим, я была не императрицей, а императором, Мужчиной, - сообщила Рафа. - Но и от этого отказалась. Когда все дела переделаны, что еще остается? Только гулять да веселиться.
«А я всегда была женщиной», - подумала она. И на протяжении двух миллионов лет она правила империей в миллион миров. И насколько ей было известно, оставленная на троне копия правит по сей день. Но об этом она Рафе не сказала. Никто на всей Земле не знал, кто она,
- Что ж, коли так, давай гулять да веселиться до конца света.
Сама она перепробовала уже все развлечения, в любых сочетаниях, и давно не открывала ничего нового. Но на этот раз, возможно, что-нибудь и откроет. Потому что ей на этот раз все равно.
В Новом Орлеане они учинили скандал и перенеслись в Антарктику. Там тоже шел дождь. Он не прекращался уже целый век, с тех пор, Как был создан этот мир.
На стационарной орбите висели тончайшие зеркала, отражали солнечный свет, чтобы на болотах, лесах и горных вулканических грядах Южного полюса царил вечный день. Охотничий домик стоял на летучем острове, а остров парил в сотне метров над верхушками гигантских папоротников, у берега мелкого зеленоватого озера. В нем плескался косяк хрупких пятнистых дромицейомимусов, гигантские стрекозы порхали под струями дождя, на туманном горизонте три четко прорисованных вулкана протянули к тяжелым, низко висящим тучам дымные щупальца.
Они с Рафой безумными скачками гнали свои шары над лесом, гонялись за динозаврами или подстрекали динозавров гоняться за ними. Потом нырнули в вулкан, заставили его извергнуться. Наконец у егеря лопнуло терпение, он догнал шары и вежливо, но твердо попросил прекратить безобразие.
Озеро и лес покрылись слоем вулканического пепла» От этого же пепла небо сделалось молочным.
- Ваши проделки забавляют гостей, но долго так продолжаться не может, - говорил егерь. - Здесь ведь главное - охота. А для ваших развлечений, если позволите, я предложу другие участки.
Он был из той же породы, что и ее последний любовник, только чуть помоложе, в бороде седины поменьше, поступь чуть потверже.
- Сколько же вас я наделала? - спросила она. Вопроса он не понял.
Они отправились в Фивы, а с ними кое-кто из охотников (в Фивах они нагишом бегали по улицам с криками и сбрасывали с пьедесталов статуи богов). Потом - в Гренландию, там разрушили радужный мост Валгаллы, подрались с троллями и со смехом убежали под раскаты грома Одина в Трою, где подожгли деревянного коня, не дожидаясь, когда в него залезут греки.
Все это не имело совершенно никакого значения. Машины все починят. Куклы вновь сыграют свои роли, назавтра Троя падет - по расписанию.
- А давай на Голгофу махнем! - У Рафы были совершенно пьяные, дикие глаза.
Разговор происходил в баре какого-то американского городка христианской эпохи. Снаружи по Майн-стрит взад и вперед носилась пара мотоциклов. Они петляли между медлительными машинами карамелевой расцветки. За ними снисходительно наблюдали два копа.
- Или в Африку, - продолжала Рафа. - Там можно на человекообезьян поохотиться.
- А я на них охотился, - сказал кто-то, не имевший даже имени, только цифру. Выглядел этот полуклон живописно: бритая голова в жутких шрамах, один глаз - механический. - На человекообезьяну идешь с пращой или копьем. Знаете, какая она хитрющая, хоть и недочеловек! Меня два раза убивали.
Кто-то вошел в бар. Высокий, черноглазый, с окладистой бородой. Угрюмый. Она тотчас спросила у своего прибора: частичный это или гость? Но вопрос поставил машинку в тупик. Тогда она спросила, нет ли в этом мире еще каких-нибудь чужаков. И тотчас получила ответ: есть слуги, есть члены ее^спайда, но чужих нет.
- Ну что, развлекаетесь? - вкрадчиво спросил он.
- Ты кто?
- Кто я?.. Ну, может быть, я тот, кто нашептывает на ухо: memento mori [4]. Ты смертна, Энджел?
На этой планете никто не мог знать ее имени. Ее настоящего имени.
«Опасность, опасность», - пропел внутренний голос под аккомпанемент музыкального автомата. «Опасность», - булькнул кофейник на плите за стойкой бара.
- Я и тебя сделала, - сказала она.
- Э, нет. Ты сделала все это, даже всех гостей. А меня - нет. Тут нам не поговорить. На этом суррогатном мире только одно место имеет какой-то смысл. Предлагаю встретиться там, после того, как я оттуда кое-что заберу. Буду тебя ждать.
- Ты кто? И чего ты хочешь?
- А если я скажу, что хочу тебя убить? - Он улыбнулся. - А ты, возможно, хочешь умереть. Все остальное уже перепробовала.
Он ушел, а когда она двинулась следом, на пути очутилась Рафа. Рафа не видела мужчину. Она сказала, что друзья-студенты зовут ее в Бразилию.
- Генетические войны, - сказала Рафа. - С них началось то, что с нами сделалось. И во что мы еще превратимся… не знаю. Ну да и не важно. Будем гулять и веселиться до конца света. Когда взорвутся солнца, оседлаю ударную волну - и полечу… Назад не вернусь. Таких, как я, кто назад не захочет, много. А зачем возвращаться? Мы просто запишемся и потом, через тысячи лет, проснемся здесь копиями. Или в тысячах световых лет отсюда. Зачем возвращаться? Э, ты куда?
- Не знаю, - буркнула она и вышла.
Этот мужчина ее напугал. Он коснулся больной темы - той самой, что побудила ее организовать сбор. Нужно найти укромное местечко, там посидеть и подумать обо всем, прежде чем она с ним встретится.
Почти весь североамериканский континент создавался по образцу третьего тысячелетия христианской эры: Она села в автомобиль - красный «додж» величиной с лодку, с «плавниками» и хромовой окантовкой, и поехала в Даллас, и там на нее напали племена всадников возле мерцающих останков погибшего в огне города. Она пожила там с вождем, отравила всех его жен, от скуки соблазнила его сына, тот убил отца и развязал междоусобицу. Она отправилась верхом на юг по цветущим джунглям, что заполонили Землю после того, как ее покинуло почти все человечество, потом на скоростном экспрессе пронеслась через всю Флориду до Кей Веста. Там тоже жил двойник ее последнего любовника, через две недели она его увидела в баре на пляже. В Кей Весте главными наркотиками считались сигареты, героин и алкоголь. Она перепробовала все по очереди и пришла к выводу, что спиртное ей нравится больше. Помогает забыть себя, странным образом разрушая логические связи - это и приятно, и как-то тревожно. Может, посвятить пьянству часть долгой жизни? Двойник ее любовника тоже «уважал» горячительные напитки, но стыдился этого и притворялся, когда пил один за другим какие-то мудреные коктейли, будто не замечает осуждающих взглядов. Он располнел, борода отросла и побелела. Окаймленные морщинками глаза были ярко-синими, но взгляд мутен, озабочен. С помощью своего прибора она подслушала его разговор с барменом - хотела узнать, сильно ли сдал пламенный борец, которому приходилось то и дело доказывать миру, что он чего-то стоит. Похоже, что сильно. Мир беспощаден, а его силы тают.
- Карлос, она меня бросила, представляешь? - говорил он бармену, подразумевая свою музу..- Сбежала, сука.
- Да брось, папаша, ты же знаешь, это не так, - возражал паренек. - Я на прошлой неделе читал твою статью в «Лайфе».
- Барахло! Такие статейки я стряпаю запросто, а вот что-нибудь стоящее - дудки. Спекся. Мне бы передохнуть чуток в тишине и покое, а тут эти туристы - так и норовят меня сфотографировать. Помоложе был, так мог сутки напролет в кафе работать, а сейчас мне… черт, да я и сам не знаю, что мне нужно. Нет, Карлос, она. точно сука. Только молодых и любит.
Позже он сказал:
- А мне все львы снятся. Африка, длинный белый пляж, и туда в сумерках приходят львы. Играют там, как котята. И я все хочу к ним подойти, да не могу.
Но Карлос не внимал, он обслуживал другого посетителя. Только она слушала старика.
Потом, когда он ушел, она поговорила с Карлосом. Будучи куклой, он ничего не понял. Но это не имело значения.
- Все это было неправильно, - сказала она. - Дурацкая затея.
Она имела в виду бар, Кей Вест, Тихий океан. Весь мир.