За четыре дня скорого сбора ополчения, я ссудил командованию всего четыре совета. Поставить пулемёты на тачанки, завести военную полицию, использовать осветительные ракеты и рыть окопы навесными агрегатами тракторов «Беларусь». Пулемёты, которых было всего 51, на тачанки не поставили, но повозки нашли. Пришлось ругаться, и только десять тачанок обеспечили пулемётами и расчётами.
Военную полицию набрали из восьмидесяти спецназовцев Никиты, двадцати чехов и Муравьёв выделил тридцать жандармов. Никита переодел их в чёрный ночной камуфляж, пошили красные повязки с жёлтыми буквами «ВП» и добавили стальной горжет на шею. А потом Никита «удружил» военному «обчеству». Тройняшек забрал к себе регулировщицами дорожного движения. И чехословаки-шофёры разбили дюжину грузовиков, заглядываясь на сексапильных одинаковых блондинок. Осветительные ракеты доставили чехи, «Беларуси» выцыганили у Аресова и Марсова.
— Эти директора совхозов, эти «боги войны», меня чуть седым не сделали, — чертыхался Зворыкин. — А расценки у них вообще драконовские…
Но траншеи за каналом выкопаны были быстро. И все «зелёные» грузовики Зворыкин из совхозов забрал.
К вечеру четвёртого дня развёртывания корпуса обороны, прибыл «компьютерный гений» Макс Шувалов с сообщением, что неприятель подойдёт через три дня. Ополченцы замаскировали окопы и ходы сообщений. Бригады заняли позиции. Тренировались, стреляли на стрельбищах и учились кидать чешские гранаты.
На другой день, как приехал Макс, я чуть с ним и Никитой не поругался…
— Борн, где ты взял кадры старта ракеты и ядерный взрыв над Хиросимой?
— Я не брал, она, где то нашла хронику, — отвертелся, кивнув на Лиэль, сидевшую рядом с Никитой. Лиэль, почему то покраснела.
— Ты, Борн, заврался.
— Не понял.
— У нас над Хиросимой ядерную бомбу не взрывали!
— Тэкс. Огласите весь список претензий, пожалуйста.
— С чего тебе начать?
— Э, со Второй Мировой войны, плиз.
— А не было у нас такой…
— Как не было? А что было?
— Ну, это у нас все знают. 28-го августа 1939-го всех диктаторов Земли с приближёнными переселили в Антарктиду. И мировых войн у нас не стало.
— И кто это сделал?
— Андреевское братство. Мы считаем, что это добрые пришельцы сделали.
— А потом? Я был ошарашен.
— А потом каждые пятнадцать лет они очищали Землю от всякой мрази. Правда, у нас локальные войны, э, бывали, но воевали разные ЧОПы, частные военные кампании и «дикие гуси». Воевали с оглядкой на это самое братство, и не таким оружием, как у тебя.
— Не понял?
— Глоков и САФов у нас нет, и ракет нет. Типа «Искандеров» и «Тополь М».
— А компьютеры есть?
— Да, есть. И спутники есть. Их нам Андреевское братство подвесило на орбиту. Целых 365-ть штук. Вот такие пироги, господин врун. Так, где ты взял старт ракеты?
— Лиэль, где? — вопросил. Лиэль стала ещё краснее. — Да ладно тебе краснеть, колись, давай. Ну?..
— Из фильма, — писк от Лиэль. Она чего-то стыдилась.
— Какого фильма?
— «Глубокая глотка», — Лиэль это прошептала и убежала. А я от смеха сполз под стол. Макс и Никита недоумённо уставились на меня. Пришлось объяснять.
— Га-га-га, урок французского языка номер раз! Никита стал красным, как Лиэль две минуты назад.
— А ещё, я до Каменской по навигатору добрался, и под музыку спутникового потокового радио.
— Никита, он опять врёт!
— Пошли к машине, — пошли, посмотрели. — Видали. На эту машину, из-за её цвета, никто не позарился, а в ней есть и бортовой компьютер, и навигатор, и приличная стереосистема. Ручная сборка, — хвалился я машиной.
— Борн, тебе к фамилии надо добавить приставку — Удачливый, — Макс мне подмигнул, особливо. — А ещё — Суперпижон, Супернахал и Супертра…
— Но-но, без интима!
— Поздно. У тебя уже и другие поклонники появились, — заявил Никита, вовсю ивановскую давя улыбу. — Немножко фиолетовые!..
— Чего?
— А на мою квартиру, где живут Макс и Любомир уже можно вешать табличку — гей-клуб.
— Ну, уж если это скромняга Никита озвучил… Макс вдел в левую мочку уха серёжку с алмазом. — Вуаля. Забьём стрелку, противный.
Я от Макса ажник шарахнулся. На этом весь «экзерцизм» в прошлое Никиты и Макса и завершился. А я скрылся в шатре «массажисток».
Глава 30
На следующее утро позвонил Борисов. Телефон мне подала одна из девушек, Клеопатра, понимаешь, хе-хе.
— Борн, мы тут вчера банду гоняли, мля, — озадачил Николаевич. — Представляешь, двадцать гавриков с калашами, одвуконь, припожаловали к твоей таможне. Если бы не мой «слонобой» и М60 американцев, они бы тут делов натворили, мля. А так, мля, ой, мы их, ой, к лощине у залива выдавили, а парни с катера эту лощину из гранатомёта накрыли, мля. Ой, они потом, на прорыв пошли к заливу, представляешь. Десять чертей, с двумя калашами в руках, мля, ой, пробились, и в воду, бросились.
— Не понял, ты, что ойкаешь?
— В залив ушли, бесследно! — договаривал новины Борисов. В трубке раздалось пыхтенье, а потом раздался плачущий голос Эльзы:
— Рома, они Ванечку ранили, в руку, и Шатрова ранили, серьёзно. Твой врач сейчас его будет оперировать. А Ванечку наградят? Ты, там шепни начальству, чтобы наградили. Ну, пока, пойду атаманшу успокаивать. И, берегите себя там!
Пришлось начальству шепнуть. Начальство, как и я, сначала встревожилось, а потом и смягчилось. И опять встревожилось, когда узнало, что нападения были на все города по левую сторону залива от Ясной. Албанцы выбивали агрессоров из предместья, потеряли сорок человек ранеными. И ушли бандиты в воды залива.
— Кто нападал, а, пан Борн?
— Местные черти, милорд. «Какой такой мой врач оперировал атамана?» — терзался.
— А, пи-пи-пи, что б им пусто было, а наших героев надо наградить. Есаул, пиши наградные листы…
Отзвонился домой. Атаману уже сделали операцию, пулю от АК-74 вынули, стабильно тяжёлый, пуля попала в кость левого предплечья. Помолился за Шатрова, и пошёл на офицерское стрельбище. Настрелялся до одури и зашёл в штаб.
— Борн, я вас ищу. Сударь, я тут подумал, а, что, если комбригам и комполка дать ваши мобильники, для лучшей координации действий соединений, — идея, которая пришла в голову начальника Макса, профессора Новых, была очень даже ничего.
— Блеск и трепет, профессор! Мрак для неприятеля!..
— Жуть, парниша. Ой, простите. Как трудно с вами разговаривать, господин Борн. И с Максом, чего уж там!..
Мобильники изъяли, наши попаданцы поехали объяснять, как ими пользоваться. Шарпу отвезли спутниковый телефон Макса. На Ан-3 Аресова.
А потом наступил день пред-Че. Неприятель, в шести вёрстах от моста, разбил, как всегда свой лагерь, и выслал вперёд сотню разведки. На расстоянии с километр, от этой сотни конных в красном, отделилась дюжина верховых. Их и встретил пулемётчик тачанки, казак Антипов. Тачанка отъехала от моста метров на сто, развернулась, тррр; пулемёт, на тридцать седьмом патроне, заел. Разведка неприятеля, взъерошенная пулями, ускакала в лагерь, потеряв одного бойца. Это его же коник сбросил. А от таможни выехала «шишига» со спецназовцами. Никита привёз сомлевшего пленного. Он даже два раза стрелял из пистолей. С двадцати метров не попал в Газ-66, а потом Макаров ушёл от выстрела перекатом, три раза выстрелил из Глока в землю у головы разведчика, и всадник ушёл в нирвану от изумления.
Около таможни его оживили и попробовали допросить. Ноль откликов. Ибо незнакомый язык. Пленный был одет в ярко-красный доломан, кивер, и бордовые чикчиры — гусар а ля Наполеон-1812. Эполеты сбиты пулями, в середине кивера дырка от попадания. Заострённые к верху уши, полностью зелёные глаза, нос с горбинкой, невысокий. «Гусар» держался бесцеремонно, капризно изгибал тонкие губы, и цедил какие-то свои ругательства. Правда, при виде блиндированного «ЗИЛа» его стало трясти. Но. В целом жалости к нему не ощущалось.
— В клетку этого пиндосного «эльфа» надо. Паршиво, что здесь урановых рудников нет, — злобно посетовал Зогин. Пленного просто изолировали.
Наши части, рассредоточенные на протяжении двадцати вёрст, вдоль канала, ждали следующего шага неприятеля. На правом фланге эсминец, который как то прошёл ростовские мосты, охранял Новый Дон от переправы неприятеля на незащищённый берег. Чуть дальше от него стояли самоходные баржи, для перевозки резервных частей. А по пустому берегу рыскали три сотни злых калмыков, отрезанные рекой от основных сил. Рыскали они не зря. Нашли круглое озеро со стоящим на берегу храмом с золотой полутораметровой статуей сидящего Будды. Помолились, получили по слитку серебра на брата, и успокоились. Серебро они в подвале отыскали.
Неприятель сделал следующий шаг. В вечерних сумерках, в полутора километрах от моста быстро установил вышку. На неё поднялись трое наблюдателей с подзорными трубами. Тррр из американской спарки. Башня завалилась. Васечкин постарался на славу…
Неприятель сделал следующий шаг. В вечерних сумерках, в полутора километрах от моста быстро установил вышку. На неё поднялись трое наблюдателей с подзорными трубами. Тррр из американской спарки. Башня завалилась. Васечкин постарался на славу…
Неприятель затаился. У нас полковые священники, кроме бригады Мелехова, провели молебны. Ночью над нашими позициями было светло от ракет, ждали ночной атаки. Спутник показывал пустое пространство. В три часа ночи, меня разбудили.
— Господин майор, этот пакет отвезёте на аэродром под Каменской и вручите майору Цисаржу.
Сел в машину, в сопровождении «Тигра» военной полиции доехал по мокрой траве до аэродрома. Разбудил Вацлава, вручил ему пакет, в котором были снимки со спутника и свой мобильный телефон.
— Вацлав, а где охрана? Дрыхнет, чтоли? — спросил, зевая и светя фонариком на здоровенные «дуры» под крыльями «Юнкерса». — ОДАБ-500 ПМ «Nano-ХС. Объёмно-детонирующая авиационная бомба повышенной мощности. С использованием нано-технологий? Ха, привет из Сколково. Блеск! Ты, Вацлав, тока в шатёр попади. И будет всё чики-пуки!
— Караульные у нас не спят, они бдят, лёжа, — беззаботный ответ Цисаржа. — И мы тренировались. Три раза. Скажи начальству, что мой экипаж готов к боевому вылету.
— Удачи, парни!..
— Слушайте, господин майор, а чем вы занимались всю эту неделю? — вопрос от Зворыкина, в здании таможни, когда назад вернулся.
— Господин генерал, я искал слабые стороны в нашей обороне. И не нашёл, смею вас заверить!..
— Да-а-а?
— Он сам самая слабая сторона! Особенно в отдельно стоящем шатре князя Рустама, — сдал меня Свечин. — И свой тыл бережёт! Ха-ха — от штабных.
«Завидуют!» Зворыкин косо посмотрел на весёлых подчинённых и промолчал, ус выравнивая. Макс принёс и разложил на оперативном столе снимки.
— Они завтракать собираются…
— Звоните своему двойнику, господин майор. Пусть «доставит» главное блюдо. От нас гостеприимных…
Позвонил. За подлётом бомбардировщика следили с плоской крыши таможни, где причудливо присутствовали старые телефонные аппараты на столах, и мобильники в руках офицеров-операторов. Никита, испросив разрешения, отправил разведку на «шишиге» поближе к лагерю неприятеля. Снимать взрыв поехали спецназовцы, на фоне неспешно встающего над горизонтом, справа от нас Солнца. Кю.
И прилетел гостеприимный аэроплан. Вацлав над таможней крыльями покачал, и шустренько попёр на лагерь. Затаив дыхание смотрели, как он заходит на лагерь неприятеля.
Затем, БУМ. Бумкнуло прилично. Макс сразу же, предоставил раскадровку. Подлёт самолёта, полу-пике, отрыв бомбы, огненный блин закрыл весь лагерь. Картинка мира мигнула. А мы были поражены таким действием мощного боеприпаса.
— Грех, господа, мы допустили, — Зворыкин был удручён. — Уж-ж-ж-асный!..
— А ля гер, ком а ля гер, господин генерал. Сами напросились. Стоп, господа. А где неприятель? — спросил Свечин. Снимок в руках полковника показывал отсутствие в лагере чужеродных солдат. — Они исчезли, господа! Совсем исчезли!..
После этих слов Свечина, на крыше таможни, началось веселье. Сарафанное радио разнесло весть о большой нашей удаче по окопам. И казаки Мелехова, размещённые перед мостом, бросились в плясовую. Веселились, пока не прибежал взъерошенный спецназовец с «шишиги».
— Конница идёт к мосту! И снимок под нос Свечину.
— Ого, тыщи две будет! — и я бросился к «ЗИЛу». — Заводи! Григорий Пантелеевич, поставь свои тачанки вразброс, за окопами. Кавалерия на нас прёт! — прокричал в трубку, и залез в кузов ЗИЛа.
Только «ЗИЛ» переехал мост, показалась знатная конница. Орки на огромных волках. Я глаза даже протёр от увиденного в бинокль. Казаки Мелехова уже сыпанули назад в окопы. Мат-перемат, пошли команды сотников и взводных командиров. Тачанки разъехались по местам, куда им указывал лично сам Мелехов. Конница орков перешла в намёт. Мелехов скомандовал приготовиться.
— Пли! — чёткий приказ.
Грохотание пулемётов. От «лая» сдвоенного пулемёта я оглох, и хлестал воду из фляжки второго номера. Увидал, как над лавой нового неприятеля вспухли разрывы шрапнели. Раз, другой, третий. И от кавалерии орков ничего не осталось. Они как мыльные пузыри лопались. Пулемётчики в «ЗИЛе» выдохнули…
Опять команды. Конные полки пошли вперёд. Версте на шестой увидали тучи безоружных вояк в синем. Казаки остановились. Я с «ЗИЛа», уже порядком растрясенный, с удивлением разглядывал бегущих к нам чужих бойцов.
— Чего это они? Ёклмнэ, они динозавров испугались! — в бинокль рассмотрел парочку тварей в полукилометре от броневика. — Чёрт, чёрт, чёрт!
Пока Васечкин отслеживал ти-рексов, вояки стали массово бросаться под ноги казачьим коням. Казаки не стреляли. А потом, чуть сами не побежали, когда рассмотрели врага страшнее. Помогли тачанки. Пулемётно-ружейным огнём перебили штук двести динозавров…
Потом сделали перекличку по сотням. Двух казаков, какие-то мелкие твари покусали, а трое казаков пропало. Час масштабных поисков. Нашли пьяных, в небольшой рощице, всыпали горячих, и на этом военные действия на Восточном фронте завершились.
У Шарпа дела ещё занимательнее были. Только к вечеру он добрался до Сан-Себастьяна. На грузовиках Шарп вёз десять пулемётов, патроны, гранаты, осветительные ракеты и камуфляжную сетку. Всё из Новой Праги. И один из грузовиков поломался. Пока ремонтировались, майор поставил охрану, один М1924 «Шварцлозе» определили на крышу грузовика. Как оказалось не зря. Пожаловали два ти-рекса. Их расстреляли с расстояния, и поехали дальше, объезжая лесочки.
Капитан Кос провёл отбор добровольцев из всех желающих получить «клерон». Провёл по методике отбора гуркхов, и потом весь вечер крыл матом по-русски, ибо из четырёхсот стрелков триста пятьдесят были девушками.
— Шарп, пся крев, я тебе батальон амазонок заготовил. Пользуйся! — шипел Янек.
Пользоваться было некогда, нужно было рыть окопы, тренировать «бойчих», в общем, быть большим крикливым начальством. И Шарп амазонок чуть «разбавил». Добавил парней — пятьдесят гранатомётчиков и тридцать пулемётчиков. До подхода корпуса неприятеля сделано было много, если, что продержались бы долго. А амазонки нервничали. 480 человек против 30000. Разведка в лице Рауля отслеживала передвижение неприятеля и рассмотрела, как тот выглядел.
— Смотри, майор: в синем — пехота. В жёлтом — конница. В коричневых куртках — пушкари, а в красном — офицеры и тоже кавалерия. И похожи лицами.
— Да я бы так не сказал, — Шарп, в бинокль, разглядывал утренний лагерь врага. — Волосы, носы и глаза у них разные. Тут же Шарпу отзвонились и сказали, что бомбардировщик уже летит.
— Ждём, дамочки, — и придвинул поближе СВД.
— Где же этот бомбер? Они ж лагерь уже свернули! — амазонок сидящих в окопах, затрясло. Неприятельские полки стали разворачивалась, как для боя, и до синей пехоты уже было метров семьсот…
И прилетел самолёт. Бомбу, Вацлав, сбросил на авось, как потом сам же и сказал. Она упала между красной конницей и коричневыми пушкарями. БУМ. Конные и пушкари с пушками исчезли. Конники в жёлтых куртках бросились наутёк. Пехота, поднялась с земли, потопталась на месте, потом арестовала своих командиров и, побросав оружие, пошла, сдаваться в плен амазонкам. Шарп ещё этому посодействовал. «Ссадил» троицу особенно воинственных офицеров из СВД.
Стрелял и приговаривал: «И тебя вылечат. И тебя. И тебя». Амазонки радостно хлопали после каждого удачного выстрела…
— Не стрелять, они сдаются! — последняя боевая команда. И так вот стал национальным героем, по званию — сеньор Coronel.
На следующий день амазонки, разглядев «нежданных гостей» накормили их, помыли, и спать уложили. Многие возле себя. Шарп веселился, священники бранились. Потом отцы девушек взяли их «за хобот», и посыпались свадьбы. Бывшая пехота с радостью смирилась с таким вот разгромом.
В плен попало больше двадцати тысяч крепких синеглазых парней. Больше сотни молодых семей потом переехало в окрестности Новой Праги.
Ополченцы, и у нас и у басков, занялись мародёркой. А преуспел в этом генерал Зогин. Его грузовик, набитый золотом, еле-еле доехал до Ростова. Никита вколол покусанным казакам лекарство от столбняка и противошоковое. Мне презентовали приличную саблю.
Макс с помощью спутников отследил жёлтых конных.
— Сеньор Coronel, они примерно в тысяче километрах от вас. Гоните спутниковый обратно, — Макс через десять дней перезвонил Шарпу.
Глава 31
Васечкин расстрелял все патроны. Поехали назад, к таможне. Обогнули по широкой дуге места непонятного, но вонючего побоища орков и доехали до таможни.
— Что там, Борн? — Тарапунька проявил жгучее любопытство.
— Полная победа. Казаки собирают пленных, ополченцы мародёрствуют. Слушай, майор Саша, ты меня тут не видел, понял. Поехал я в Ростов, — сказал, пожал Тарапуньке руку, дошёл до шатра, где ночевал; собрал вещи, послал воздушные поцелуи курдским лялькам, и фьють.