– Ты должна помочь мне, Эстер. Ведь это ужасное, возмутительное мошенничество. Какая низость! Рыться в моем столе, выкрасть работу, над которой я столько трудилась, безжалостно исказить мой изящный, могу сказать гениальный… да, гениальный слог… Эстер, что же ты молчишь? Уставилась на меня и молчишь!
– Я поражена… Почерк совсем как твой.
– Мой почерк? Да ты с ума сошла! Это жалкое подражание моему почерку. Ты могла бы, кажется, знать мой почерк. Ты, которой я доверяла, которую отличала, потому что думала, что между нами есть родство душ, ты говоришь такие нелепости, что это мой почерк. Посмотри хорошенько, Эстер Торнтон, разве я пишу такое «т»? А это «б» с завитушками! Я согласна, что посторонний человек может, пожалуй, найти сходство, но не ты, Эстер! Я этого от тебя не ожидала.
Эстер, разглядев внимательно «т» и «б», была вынуждена признать, что Дора так не пишет.
– Это ловкая подделка, – продолжала Дора. – Столь злобное намерение повредить ближнему может быть свойственно только низкой душе. Эстер, здесь в последнее время процветает несправедливость, но шутить с собой я никому не позволю. Эта история непременно должна быть расследована. Если нужно, я попрошу вмешаться отца. Нанесенное мне оскорбление не должно остаться безнаказанным. Я сейчас же все расскажу мисс Гуд и мисс Дейнсбери, а миссис Виллис узнает по приезде, какую змею в лице Энни Форест она пригрела на своей груди.
– Постой, Дора… – Эстер тоже вскочила с места.
Внезапная догадка пронизала ее мозг, и она собиралась заговорить, но одно обстоятельство удержало ее: издали она увидела Нэн, бежавшую с распростертыми объятиями навстречу Энни. Энни наклонилась, и детские руки обняли ее за шею. Потом Энни пошла дальше, а девочка долго смотрела ей вслед и только потом подала руку няне. Вся сцена заняла не более минуты, но этого было достаточно, чтобы сердце Эстер замерло. Она скорбно поджала губы и снова села.
– Что с тобой Эстер? Ты что-то начала говорить. Ты что-то знаешь? – допрашивала Дора.
– Я только хотела сказать, что у тебя нет доказательств вины Энни Форест.
– Уж не собираешься ли ты защищать эту гадкую девчонку? Я удивляюсь тебе, Эстер. Она чуть не убила твою сестру, украла у тебя ее любовь… Ты видела, как сейчас Нэн к ней бежала? Никогда она не целовала тебя так горячо!
– Да-да, я знаю, – Эстер отвернулась и прижалась лбом к холодным перилам.
– Этти, справедливость будет восстановлена, когда эту особу исключат из школы, – с этими словами Дора погладила Эстер по плечу, взяла подложное сочинение и вышла в сад.
Глава XXXI. Добрые и злые ангелы
Эстер осталась в тенистой беседке одна. В этот чудный весенний день, когда птички так сладко пели и легкий ветерок освежал горячие щеки, в ее душе происходила борьба добра со злом.
У Эстер было много недостатков, но она была честной и правдивой девочкой. Никогда в своей жизни она не лгала. Она очень хорошо понимала, но без трепета не могла даже думать о том, что в ее власти оправдать Энни. Трудно было представить себе, как глупой Сьюзи Драммонд удалось придумать столь сложный план, но если бы Эстер рассказала, что видела прошлой ночью, это, конечно, привело бы к дальнейшим разоблачениям. Тогда, без сомнения, отыскался бы ключ к необъяснимой истории с карикатурой на миссис Виллис и ко многим другим событиям. Эстер, будучи неглупой девочкой, тотчас припомнила все странные поступки Сьюзи, когда она была ее соседкой по комнате, ухищрения, к которым она прибегала, чтобы проснуться, когда ей было нужно, – и, сведя все это воедино, поняла, что разгадка таинственных происшествий у нее в руках.
В прежнее время Эстер ни на минуту не задумалась бы, как поступить; теперь она была вполне уверена, что источником смуты последнего времени была Сьюзи Драммонд – по необъяснимым причинам, вероятнее всего, по глупости. И стоит ей, Эстер, рассказать об этом, Энни будет полностью оправдана в глазах подруг и начальницы.
Но сделает ли она это? Эстер то краснела, то бледнела, переживая в душе жестокие мучения. Она так искренне ненавидела Энни, так страстно хотела ей отомстить, что колебалась недолго. Она решила молчать, и пусть все идет своим чередом. Подозрение, вероятно, падет на Энни, и она будет исключена из школы. Ни миссис Виллис, ни мистер Эверад теперь не пожалеют ее. А когда она уедет, Нэн снова привяжется к сестре и будет любить только ее одну.
– Совесть не даст тебе покоя, – шепнул ей добрый ангел, но она не послушала его.
– Ты сказала, что хочешь отомстить, зачем же упускать такой случай? – твердил злой дух.
Добрый ангел отлетел, а злой дух восторжествовал – Эстер приняла его сторону.
Глава XXXII. Новые подозрения
Миссис Виллис едва успела вернуться, как ей доложили, что Дора Рассел желает ее видеть. Энни ничего не знала о подмененном сочинении, так как Дора молчала об этом до приезда миссис Виллис.
У Энни и без того хватало забот. Прогулка на «волшебный луг» тревожила ее совесть. Филлис и Нора простудились, а Сьюзи Драммонд сделалась еще флегматичнее и сонливее. После подобных выходок Энни всегда горячо раскаивалась, что не мешало ей приниматься за новые проказы. Будь она одна замешана в этой истории, она бы тотчас во всем покаялась. Но она не могла выдать своих сообщниц.
Все заговорщицы боялись, что старая цыганка раскроет их тайну, и шепотом делились друг с другом своими опасениями. На Бетти они могли положиться – торговка с незапамятных времен была в заговоре с воспитанницами «Лавандового дома». Она всегда ухитрялась доставлять им запрещенную директрисой провизию и относительно сроков уплаты была очень сговорчива. В молчании Бетти девочки были уверены, а вот насчет старой Рэйчел сомневались: как бы не вздумала она сделать из них постоянный источник дохода. Будет, пожалуй, бродить около дома, подкарауливая их и вымогая деньги, а то и расскажет обо всем миссис Виллис.
– Я ужасно боюсь эту Рэйчел, – говорила Филлис с нервной дрожью.
– Мне сделается дурно, если я ее увижу, – вторила ей Нора.
Другие сообщницы носили в кармане деньги, чтобы умаслить цыганку, если она появится.
Однажды после возвращения миссис Виллис Энни прогуливалась по дальней аллее, полностью погруженная в свои сомнения, как вдруг Сьюзи Драммонд и Мэри Моррис бросились к ней, бледные, как полотно.
– Рэйчел! Она там, в кустах, и кивает нам. Пойдем Энни, пойдем, пожалуйста!
– Зачем? Если цыганка намерена выпрашивать денег, я не дам ей ни гроша. Не пугайтесь и не давайте денег. Зачем ей доносить на нас? Ведь она ничего не выиграет от этого.
– Ах, нет, она донесет, наверняка донесет, уверяю тебя, Энни, – заплакала Мэри Моррис. – Пойдем с нами, задобрим ее.
– Погодите. Слышите? Кто-то зовет меня. Это мисс Дейнсбери. Что там случилось?
– Миссис Виллис зовет вас, Энни. Идите к ней в кабинет, – сообщила мисс Дейнсбери, и Энни, крайне удивленная неожиданным приглашением, убежала.
Сознание того, что она поступила дурно, злоупотребив доверием своей начальницы, отразилось на подвижном лице Энни – на нем застыло выражение необычайного смущения. Цыганка также беспокоила ее, хотя при подругах девочка и храбрилась. Приближаясь к дому, она, мучимая угрызениями совести, все больше и больше замедляла шаг.
– Что проку жалеть о том, чего нельзя вернуть, – подумала Энни и вздохнула. – Нет, никогда не быть мне порядочным человеком.
Откинув бархатную портьеру, она вошла в кабинет директрисы. Миссис Виллис, явно очень расстроенная, сидела за письменным столом. Рядом, облокотившись о камин, стояла Дора Рассел, на ее щеках горели красные пятна.
– Подойди ближе, моя девочка, – сказала начальница, увидев Энни.
Первым желанием Энни было броситься ей на шею и признаться в своем проступке, но три соображения удержали ее. Во-первых, она не имела права выдавать подруг; во-вторых, ей не хотелось объясняться в присутствии надменной Доры; в-третьих, миссис Виллис выглядела усталой и расстроенной. Ни за что на свете Энни не решилась бы беспокоить ее в такую минуту. Все эти смешанные чувства были написаны на ее лице. Миссис Виллис посмотрела на девочку с тревогой, а Дора – с торжеством.
– Мне нужно поговорить с тобой, Энни, – начала воспитательница. – В мое отсутствие был совершен дурной и бесчестный поступок.
Энни стала белее снега. Неужели цыганка донесла на них? Заметив ее смущение, миссис Виллис продолжала строгим голосом:
– Я требую правды. Посмотри на эту тетрадь. Узнаешь ли этот почерк?
– Это? Да ведь это твой почерк, Дора, – сказала Энни, совершенно сбитая с толку.
– Нет, не мой, – заявила Дора, но миссис Виллис остановила ее, взяв за руку.
– Предоставьте мне вести разговор, мисс Рассел. Я сумею объяснить, в чем дело. В мое отсутствие, Энни, кто-то совершил отвратительный поступок. Одна из учениц осмелилась открыть стол Доры Рассел, взять сочинение, озаглавленное «Река», которое она писала на премию, и подменить вот этим. Посмотри хорошенько. Можешь ли ты как-то объяснить это?
Энни стала белее снега. Неужели цыганка донесла на них? Заметив ее смущение, миссис Виллис продолжала строгим голосом:
– Я требую правды. Посмотри на эту тетрадь. Узнаешь ли этот почерк?
– Это? Да ведь это твой почерк, Дора, – сказала Энни, совершенно сбитая с толку.
– Нет, не мой, – заявила Дора, но миссис Виллис остановила ее, взяв за руку.
– Предоставьте мне вести разговор, мисс Рассел. Я сумею объяснить, в чем дело. В мое отсутствие, Энни, кто-то совершил отвратительный поступок. Одна из учениц осмелилась открыть стол Доры Рассел, взять сочинение, озаглавленное «Река», которое она писала на премию, и подменить вот этим. Посмотри хорошенько. Можешь ли ты как-то объяснить это?
– Это похоже на пародию, – задумчиво проговорила Энни, переворачивая листы. – Смешно написано. Кто-то старался подражать почерку Доры. Я не знаю, миссис Виллис, кто бы это мог быть.
Она бросила тетрадь на стол и насмешливо взглянула на Дору.
– По-моему, пародия остроумная и довольно забавная, – прибавила она.
Ее комментарий не понравился миссис Виллис, а Дору едва не вывел из себя.
– Я не затем послала за тобой, Энни, чтобы спросить твое мнение о пародии, – сказала директриса, – я надеялась услышать хоть какие-то разъяснения. Я должна знать, кто осмелился так оскорбить мою ученицу.
Энни встрепенулась и поинтересовалась с вызовом:
– А почему вы послали именно за мной?
– Потому, – запальчиво заговорила Дора, которая не в силах была более сдерживаться, – потому, что ты одна можешь разъяснить это дело; потому, что только ты из всех воспитанниц способна на такую низость; потому, что кроме тебя никто не умеет подделывать почерки и рисовать карикатуры.
– Ах, вот оно что. Значит, ты подозреваешь меня? И вы тоже, миссис Виллис?
– Не знаю, что и сказать…
– Ничего и не говорите, если не верите мне. Мое слово давно не имеет веса! Я, конечно, скверная, взбалмошная девчонка, но здесь я ни при чем: в глаза не видела этого сочинения, а к столу Доры даже близко не подходила. Я делаю много глупостей, но подлостей – никогда. Мне не было нужды вредить Доре, она мне безразлична. Тем более что премии ей никогда не получить, как бы она ни старалась. Тогда с чего бы мне мешать ей, подделывать ее почерк, писать пародии? Миссис Виллис, я вижу, вы не верите мне, но я не виновата.
Энни залилась слезами и выбежала из комнаты.
Глава ХХХIII. Наказание
В беседке Дора самоуверенно заявила Эстер Торнтон о своем намерении добиться того, чтобы виновница ее оскорбления была обнаружена и исключена из школы. Во время разговора с начальницей она до того забылась, что, настаивая на исключении Энни, в виновности которой не сомневалась, она осмелилась намекнуть директрисе на ее пристрастность к этой девочке. Достоинство, с которым держала себя начальница, и ее негодующий взгляд несколько обуздали Дору. Миссис Виллис очень сочувственно отнеслась к причиненной ей неприятности, хорошо понимая, что пострадало не только сочинение, но еще и самолюбие гордой девушки. Доверие к Энни было поколеблено, хотя миссис Виллис и не показывала этого.
– Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы удовлетворить вас, Дора, – сказала директриса, когда плачущая Энни выбежала из комнаты. – Я постараюсь найти виновницу. Вы видите, Энни напрочь отрицает свою причастность к этому делу, и пока у нас нет доказательств ее виновности, мы не вправе подозревать ее. Здесь много воспитанниц, и завтра я проведу основательное расследование. Идите, милая, и если у вас окажется достаточно характера и самообладания, попробуйте восстановить утраченную часть сочинения. Я уверена, что вторая попытка будет лучше первой. Начинающим авторам не мешает почаще переписывать свои труды.
Дора вздернула носик, но возражать не посмела. Неудовлетворенная результатами беседы с миссис Виллис, она поспешила отвести душу с Эстер Торнтон.
– Мы обо всем переговорили с миссис Виллис, – сказала вполголоса Дора. – Ты увидишь, «она» будет завтра на выставке.
Эстер же, по-видимому, вовсе не расположена была разговаривать.
– Кто будет на выставке? – с досадой спросила она, отрываясь от французской книги.
– О, какая ты стала бестолковая, Эстер Торнтон! Кто? Конечно, эта противная Энни Форест! Нет терпения говорить с тобой, ты совсем поглупела. И зачем я только связалась с третьеклассницей!
Дора направилась через всю залу к своему «уголку» в полной уверенности, что Эстер бросится за ней. Но, к ее немалому изумлению, Этти не двинулась с места. Она продолжала смотреть в книгу, только щеки ее покрылись легким румянцем.
На следующее утро миссис Виллис попыталась расследовать глупую шутку, жертвой которой стала Дора. Объяснив для начала все подробности, она стала поочередно вызывать воспитанниц и предлагать два вопроса: виновна ли та в проделке и не знает ли чего об этом.
Все ответили отрицательно.
– Итак, юные леди, – обратилась к ученицам миссис Виллис. – Между вами не оказалось виновной, тем не менее чьи-то руки это сделали. Наставницы ваши вне подозрения. Слуги не посмели бы совершить ничего подобного. Не подлежит сомнению, что виновная находится среди вас. Все последнее полугодие в нашей школе царит тревога, недовольство и подозрительность. При таких обстоятельствах дружеские чувства и христианская любовь процветать не могут. Я не потерплю больше безобразий в этом доме. Бессовестная девушка, которая позволяет себе так зло насмехаться над подругами, если сама не покается, а я разоблачу ее, будет жестоко наказана. Я всегда старалась внушать вам правила чести, всегда доверяла вам. В «Лавандовом доме» воспитанниц никогда не оскорбляли излишней подозрительностью или строгим надзором. Вы пользовались большой свободой, и мне не приходило в голову, что вы способны злоупотребить ею. Но теперь я изменяю свою тактику. Виновница находится среди вас, и я не знаю ее – поэтому я имею право подозревать всех. До конца учебного года или до того времени, когда виновная вздумает покаяться, наказаны будут все, исключая младших девочек и мисс Рассел, которая не могла сама себе навредить. Я отменяю полупраздники и лишаю вас «уголков», у кого они есть. Моя гостиная будет закрыта для ваших репетиций. Но и это еще не все. Отныне вы не пользуетесь моим доверием, ибо не заслуживаете его. Я лишаю вас прежней свободы, вы будете все время находиться под надзором: наставницы будут постоянно присутствовать в рекреационной зале, на прогулке они будут прислушиваться к каждому слову, чтобы напасть, наконец, на след этой омерзительной тайны.
Миссис Виллис вышла из класса, и наставницы начали занятия. Трудно представить себе впечатление, которое произвели слова директрисы на воспитанниц, не чувствовавших за собой никакого греха. Казалось, царивший в «Лавандовом доме» счастливый дух покинул его навсегда.
Всех несчастнее чувствовали себя Эстер Торнтон и Энни Форест. Эстер мучилась лживостью своих заявлений, Энни страдала от несправедливых подозрений. В первый раз почувствовала она всю тяжесть своего одиночества и сиротства. Девочка потеряла сон и аппетит и сильно похудела.
Все изменилось в школе. «Уголки» пустовали. Не стало видно групп девочек, весело болтавших между собою. Лишь только две или три воспитанницы усаживались вместе, тотчас же появлялась наставница и начинала прислушиваться к разговору. Репетиции шли так вяло, что едва ли можно было рассчитывать на успех спектакля. Ученицы усердно работали и утешали себя тем, что каникулы близко.
Время тянулось бесконечно долго. Только теперь девочки оценили свободу, которой они дотоле пользовались. Кое-кто попробовал посмеяться над Дорой, назвав ее «мутным ручьем», но шутка не прижилась – над юными созданиями тяготел чужой грех.
Глава XXXIV. Несвоевременная болезнь Бетти
Девочки, пировавшие на «волшебном поле», сделали неожиданное открытие: Бетти не пришла за корзинкой. Сьюзи Драммонд, всюду совавшая свой любопытный нос, гуляла с другой девочкой по дальней аллее, вблизи лавровых кустов. Заметив белую ручку корзинки, она поспешила свернуть в другую сторону. Отделавшись от подруги, Сьюзи побежала за одной из сообщниц ночной прогулки и очень кстати наткнулась на Энни Форест, которая шла, низко опустив голову. Сьюзи поспешила сообщить ей ужасную новость: Бетти не приходила, и корзинка с пивными бутылками и запачканной скатертью может быть обнаружена в любой момент.
Бледное лицо Энни вспыхнуло.
– Зачем нам скрываться, – сказала она, и лицо ее оживилось надеждой. – Пойдемте все вместе и покаемся миссис Виллис, это будет лучше всего. Ведь мы не причастны к той истории с сочинением Доры Рассел. Покаемся в своей глупости, и наша совесть будет спокойна.
– Конечно, мы не причастны к той мерзости, – возразила Сьюзи, густо покраснев, – но я все-таки не вижу причины каяться. Ты, кажется, с ума сошла, Энни Форест. Надеюсь, что ты не посмеешь…