Свет выключили, и Изабел вставила в плейер диск с фильмом «Дневник Бриджит Джонс». Джемма посмотрела его, когда он только вышел, и с большим удовольствием. Именно такой фильм — добрый, смешной и правдивый — и требовался ей сейчас. И еще женская компания. И попкорн.
— Много лет назад я была по уши влюблена в Хью Гранта, — проговорила Изабел и высыпала на расстеленную на коленях салфетку горсть попкорна. — Он отлично сыграл в этом фильме.
— Для меня всегда существовал только Колин Фёрт, — сказала Джун. — Он — Кэри Грант нашего поколения — умопомрачительный, постарше нас, высокий, темноволосый и красивый, учтивый, но в то же время очень мужественный и олицетворяет собой все, чего хочет женщина от спутника жизни. — Джун подняла коробку от диска с фильмом. — Только посмотрите, как он вежливо красив. Настоящий англичанин!
Фанатки актера выложили кучу сведений о Колине Фёрте. Он снялся более чем в пятидесяти фильмах и еще несколько скоро выйдут. Его дважды номинировали на «Оскара» как лучшего актера — за «Одинокого мужчину» и «Король говорит», и за последний фильм он его получил. В молодости у него была связь с актрисой Мэг Тилли, от которой у него сын, и он несколько лет прожил с ней в канадской глубинке, прежде чем вернуться к актерской карьере. И знают ли присутствующие, что у него был роман с партнершей по «Гордости и предубеждению», Дженнифер Эль, которая снялась и в «Король говорит»? Сейчас он женат на красавице итальянке по имени Ливия, у них двое детей. И если кому-то интересно, по знаку он Дева, рост восемьдесят шесть.
Фильм начался, так что фан-клуб наконец-то угомонился.
Рене Зеллвегер, актриса, которую Джемма любила с выхода «Джерри Магуайера», появилась на экране в пижаме, печально распевая во все горло старую балладу семидесятых «Одинокая». Джемма расхохоталась, как и все остальные. Это была она, ощущение совпадало в точности — сама по себе, муж далеко, и отвлеклась настолько, словно вообще не замужем, но сцена была уморительной, и Джемма ощутила, как исчезает внутреннее напряжение. Джун правильно сделала, предложив посмотреть именно этот фильм.
Вслед за одинокой, за тридцать, нескладной, но искренней Бриджит Джонс Джемма перенеслась в Лондон, где Бриджит работает в издательстве, в отделе рекламы, и безумно любит своего начальника, которого играет всегда обаятельный Хью Грант. Мать Бриджит хочет выдать ее замуж за богатого юриста по имени Марк Дарси, и они таки встречаются на новогодней вечеринке, причем Дарси одет в нелепый свитер с большим оленем; однако Бриджит случайно слышит, как Дарси ее оскорбляет, но ей это на руку, поскольку она совершенно не заинтересовалась самодовольным ничтожеством. У нее начинается роман с бабником Хью Грантом, и когда он беспардонно лжет ей о Марке Дарси, Бриджит верит ему, и Дарси падает в ее глазах еще ниже. Пока правда не выходит наружу… как и подлинные чувства Бриджит к Марку.
— Нет, ты мне нравишься. Очень. Такая как есть, — в один голос повторили Джун и Изабел, когда Колин Фёрт изрек эти дивные слова со своим роскошным английским акцентом.
Чего все и хотят, включая мужа Джеммы. «Вот я такой, — часто говорил он ей за последние несколько месяцев. — Ты это знала. Предполагается, что именно за это ты меня полюбила. Теперь же хочешь, чтобы я стал тем, кем никогда не был».
Беда в том, что и Джемма чувствовала то же самое.
— Можешь себе представить, что мы увидим Колина Фёрта, приехавшего на съемки этого фильма? — спросила Джун, когда на экране пошли титры. — Вчера я подъехала к съемочной площадке, но там еще не на что смотреть. Только какой-то тип с планшеткой велел мне не болтать лишнего и не привлекать зевак.
Изабел встала и принялась собирать пустые миски из-под попкорна.
— Так и будет, нравится ему это или нет. Ради того, чтобы взглянуть на Колина Фёрта, даже я полезу в толпу.
— Я тоже, — сказала Джун, составлявшая на поднос стаканы и кувшин с чаем. — Я обожаю его в «Гордости и предубеждении». Тогда-то я в него и влюбилась. «Дневник Бриджит Джонс» снят по мотивам этой книги. Мне нравится, что Колин Фёрт играет Дарси и в «Дневнике», и в «Гордости».
Три фанатки Колина Фёрта начали перечислять все его фильмы, называя игравших с ним актеров и высказывая свое мнение об этих лентах. Все начали расходиться. Джемма поднялась в свою комнатку на третьем этаже, переоделась в майку и пижамные штаны и забралась под белое с желтым покрывало, расшитое звездами и лунами. Пискнул ее телефон. Сообщение от Александра: «Ты посмотрела информацию о доме?»
Джемма со вздохом ответила: «Еще нет» — добавила, что вымоталась, и попыталась уснуть. Но всё невольно вспоминала, как Колин Фёрт говорит Рене Зеллвегер, что она ему нравится, очень, такая как есть. Джемма включила лампу на тумбочке у кровати и открыла книгу о беременности, которую дала ей Джун, с гораздо большим удовольствием предпочитая почитать это, чем просмотреть распечатку о недвижимости.
Глава 4 Беа
Беа остановила машину на обочине дороги, рядом с огромным зеленым знаком «РЕГИОН БУТБЕЯ». Сердце стучало слишком часто. На мгновение она подумала, не повернуть ли обратно, просто забыв обо всем этом деле. Два с половиной часа назад она едва не развернулась на границе между штатами Нью-Гемпшир и Мэн, увидев плакат: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МЭН: ЖИЗНЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ТАКОЙ». Плакат показался ей угрожающе большим. На нем с подобным же успехом могло значиться: «Поезжай по этой дороге, чтобы встретиться со своей биологической матерью».
Прошло три недели со дня получения маминого письма, а она даже не была уверена, хочет ли находиться здесь, чтобы увидеть родную мать, не говоря уже о том, чтобы с ней познакомиться. Беа понятия не имела, чего хочет. Разве что какого-то… итога. Нет, неправильное слово. А может, и правильное. Она знала, что иногда для достижения итога надо двинуться в нужную сторону.
Например, запросить свое настоящее свидетельство о рождении, которое пришло вчера по почте. От одного вида слов «Имя: девочка Руссо» она задрожала, как и от всего остального: «Имя матери: Вероника Руссо. Имя отца: Неизвестен. Время рождения: 7:22 вечера. Выдано: Прибрежной больницей, Бутбей-Харбор, штат Мэн».
Беа не могла отделаться от ощущения, что она — кто-то другой и начала жизнь совсем другим человеком, принадлежа другим людям, другой семье, в другом месте. Нужно выяснить, кто эти люди, кто такая Вероника Руссо.
Поставив машину на общественной стоянке, Беа заглянула в свою записную книжку: «Лучшая закусочная в Бутбее» располагалась на Главной улице, главной магистрали, где она сейчас и находилась. Беа посмотрела в окно. Бутбей-Харбор был прибрежным летним городком — множество туристов гуляли по узким, мощенным булыжником улочкам и выложенным кирпичом переулкам, вдоль которых, куда ни посмотри, тянулись магазинчики, рестораны морской кухни и гостиницы.
На эту ночь Беа нашла дешевый мотель. Она переночует здесь, возможно, сходит в больницу, где родилась, погуляет, подумает. Решит, хочет ли встречаться с Вероникой Руссо. В городе она может оставаться сколько захочет, поскольку дома у нее больше нет. Несколько дней назад она застала своих новых соседок за сексом в гостиной. Беа была по горло сыта этой квартирой, этими незнакомыми людьми. Одна из соседок сказала, что ее сестра хочет к ним переехать, и вопрос решился. Теперь деньги, которые Беа откладывала на оплату жилья в июле, помогут ей продержаться здесь, пока она не решит, куда поедет дальше. А поехать она могла куда угодно, и это пугало. Единственным желанным местом был Кейп-Код, маленький коттедж ее матери. Но ее матери он больше не принадлежал. Придется или действовать наугад, или подать заявления во все школьные округа Соединенных Штатов и отправиться туда, где ее возьмут на работу. Пока домом ей служил автомобиль. Все, кроме маминой мебели, лежало в багажнике старенькой «тойоты» — одежда, ноутбук и книги, родительские альбомы с фотографиями, потрепанный старый Винни-Пух, которого отец подарил ей на шестилетие. Материнскую мебель она сдала на хранение в дешевое заведение. Когда Беа где-нибудь осядет, то заберет мамины вещи. Устроит себе самый лучший, какой только сможет, дом.
Беа пошла по Главной улице, но нужная закусочная не попадалась, не видела она ее и на другой стороне, да и не готова была к этому. Девушка свернула на широкий причал со множеством сувенирных магазинов и ресторанов, с видом на гавань. Стоял великолепный ранний вечер июньской субботы, и причал был заполнен людьми, которые делали покупки, ели роллы с омарами, лизали мороженое, торчавшее из вафельных рожков, пили кофе со льдом, разглядывали суда. Идя мимо пар, прогуливавшихся за руки или под ручку, Беа ощутила укол чистой зависти. Ей хотелось от кого-нибудь услышать, что все будет хорошо, и ощущать кого-то рядом, если хорошо не будет. Последний парень, с которым она встречалась несколько месяцев, бросил ее, когда заболела мама; он даже не пришел на похороны.
Она стала свидетелем неожиданного романтического поцелуя молодой пары, кто-то зааплодировал. Никогда Беа не испытывала такой тоски. Или одиночества.
Она купила лимонное мороженое у продавца с тележкой и встала на солнце, пытаясь сориентироваться по взятой у одного из магазинов карте для покупателей, понять, где находится. Беа не представляла, как пройти к «Лучшей закусочной» от этого причала. Закусочная оказалась отмеченной на карте — всего в четверти мили от того места, где стояла Беа.
Она убрала карту, сердце снова учащенно забилось. Вот так, в одну минуту, она может встретиться со своей биологической матерью, о существовании которой не подозревала еще несколько недель назад. Безумие какое-то. Как и внезапное осознание, что любая женщина за сорок из идущих мимо могла быть Вероникой Руссо. Вон та, блондинка, как Беа, в бледно-желтом сарафане и сандалиях-шлепанцах — такой наряд Беа выбрала бы и для себя. Она смотрела, как женщина проверила мобильный, затем окинула взглядом причал, словно ждала кого-то. Возможно, биологического отца Беа. Впрочем, ее биологические родители наверняка обзавелись семьями. Всегда имели семьи. Других детей, старше или моложе. Может, и тех и других. У Беа могла быть сестра. Братья-близнецы.
Она села на скамейку у ресторана с потемневшими от времени и погоды стенами и громадной вывеской «ЛУЧШИЕ В БУТБЕЕ РОЛЛЫ С ОМАРАМИ». Надо с этим заканчивать, а не то можно сойти с ума. Три недели она гадала, думала. Да откуда ей знать, что за жизнь у ее биологической матери?
Вероника Руссо могла быть высокой блондинкой, пробегавшей мимо трусцой вместе с золотистым лабрадором. А может, Беа унаследовала светлые волосы от отца, и Вероника — вон та рыжая, которая отошла от окошечка, торгующего блюдами из морепродуктов на вынос, откусывает от ролла с омарами и глазеет на кита, появившегося в заливе. «Мне надо что-нибудь узнать о тебе, Вероника Руссо, — подумала девушка. — О моем биологическом отце. О моих биологических бабушках и дедушках. Мне нужно узнать, кто я была до того, как меня удочерили Крейны».
Беа достала из рюкзака красную записную книжечку. «Вероника Руссо. Домашний адрес: Морская дорога, 225. Тел.: 207-555-3235. Работа: “Лучшая закусочная в Бутбее”, Главная улица, 45». Судя по карте, ей нужно лишь немного пройти вперед и свернуть направо.
«Просто зайди в закусочную, — сказала она себе. — Просто посмотри на Веронику Руссо».
Вычислить ее сразу Беа не смогла. Там были три официантки, две подходящего для Вероники возраста, а одна — не старше Беа. Ровесница стояла за стойкой, поэтому девушка села на свободное место у двери, позволявшее видеть всю закусочную. Посетителей было много: пустовал только один столик и у стойки почти все места были заняты.
Заведение Беа понравилось. Этакое сочетание старомодной дешевой забегаловки с прибрежным Мэном, на бледно-голубых стенах развешаны дорогие картины местных художников, мягкие стулья и диванчики соседствуют с более простыми столами. На потолке закреплена сеть, в которой запутался громадный деревянный омар. Рядом со стойкой, где она сидела, Беа заметила книжную полку с книгами и табличкой: «ПРОЧИТАЙ МЕНЯ».
Она посмотрела на двух других официанток, вглядываясь в именные таблички, но ей не повезло. Одна из женщин шла к столу с четырьмя тарелками в руках, такая же высокая, как Беа, но не блондинка; ни одна из сотрудниц закусочной не была блондинкой.
— Простите, что не сразу принесла вам меню, — сказала Беа молоденькая официантка. На шее у нее висела золотистая табличка с именем «Кейти». — У нас просто столпотворение, поэтому я помогаю и в зале.
— Ничего страшного.
Беа заказала кофе со льдом и убийственно калорийный на вид кусок пирога, лежавший рядом с морковным тортом.
— О, этот шоколадный пирог «Счастье» необыкновенно хорош. Одна из наших официанток славится в городе своими пирогами. — Она направилась к кофеварке, поглядывая вокруг, пока не увидела женщину, выходившую из служебного помещения. — О, вот ты где, Вероника. Я сейчас продам последний кусок твоего замечательного шоколадного пирога.
Беа оцепенела.
Ее биологическая мать. В семи-восьми шагах от нее. Если бы Кейти не отошла за кофе и пирогом, Вероника посмотрела бы как раз туда, где сидела Беа, и вполне могла заметить девушку, белую, как ее бумажная салфетка, и дрожащую. Беа закрыла глаза и отвернулась к большому венецианскому окну, приказывая себе сделать вдох.
«Моя биологическая мать», — подумала она, снова поворачиваясь в сторону Вероники. Та довольно улыбнулась Кейти, подошла к кофеварке и налила большой стакан кофе навынос. Лет ей было не больше сорока, высокая, как Беа. С пышной грудью, в отличие от Беа. Рыжевато-каштановые волосы мягкими волнами спадали ниже плеч. А глаза у нее, как у Беа, — карие и круглые. Но Вероника Руссо была красива той зрелой женской красотой, которой никогда не будет у Беа, — бывший парень назвал ее деревенской девчонкой, хотя она и выросла в Бостоне и на Кейп-Коде. Тем не менее выражением лица эта женщина чем-то неуловимо напоминала дочь.
Она была вся в белом — ослепительно-белая открытая майка и белые брюки. И сандалии с отделкой из бусин. «Ее смена закончилась», — догадалась Беа.
«Ты — совершенно чужой человек, и однако же вся моя история начинается с тебя, — хотелось ей крикнуть. — А что у тебя за история? Какой она была?»
Беа посмотрела на руки Вероники, пока та сыпала в кофе сахар из пакетика. Никаких колец. Значит, она не замужем.
— Привет, дорогая, — произнес какой-то мужчина, и Беа, оглянувшись, увидела высокого, тощего типа, рыжего, наполовину облысевшего, который стоял в дверях, покачиваясь, точно пьяный, сетчатый створ прижал его ногу. Он пристально смотрел на Веронику. — У меня сегодня счастливый день? Пойдешь со мной погулять?
Вероника ответила ему гневным взглядом.
— Пожалуйста, перестань меня приглашать. Мой ответ не изменится.
— Она разбивает мне сердце! — вскричал мужчина, изображая удар кинжалом в грудь, и сидевшие в закусочной рассмеялись.
Беа наблюдала, как Вероника, беззлобно покачивая головой, размешивала сахар в кофе, а мужчина поплелся прочь.
— В «Кофе с видом на гавань» раздает автографы Колин Фёрт! — раздался гнусавый выкрик у дверей закусочной.
Колин Фёрт? Актер?
Вероника в мгновение ока выскочила на улицу. А вместе с ней и половина посетителей заведения.
Беа испытала мощнейший порыв броситься вслед за этой женщиной, но тело не желало повиноваться. Если не считать дрожавшей руки, сжимавшей вилку, она застыла как статуя. Беа положила вилку, втянула сквозь зубы воздух и подумала, не позвонить ли подруге Каролине и сообщить, что она нашла свою биологическую мать во плоти, настоящую красавицу, но Каролина уехала на лето в Берлин.
Беа посмотрела на нетронутый кусок пирога — тягучий ирис, слоеное тесто. Этот пирог испекла ее биологическая мать. Девушка медленно положила в рот кусочек, разрешая себе насладиться.
Ей хотелось устремиться в погоню за Вероникой и каким-нибудь волшебным образом заставить ее замереть на месте, чтобы тайком рассмотреть каждую черточку — разрез глаз, линию носа, очертания подбородка — и поискать себя в лице Вероники, в ее теле, в движениях. Что-то, способное заставить мозг Беа смириться с тем, что все это правда — именно эта женщина, а не Кора Крейн, дала ей жизнь. И мужчина, имени которого Беа не знала, стал ее отцом. Кто он? Любили ли они друг друга? Была ли это связь на одну ночь? Какое-то ужасное происшествие? Беа желала знать, откуда она родом. Внезапно ей смертельно захотелось открыть для себя историю жизни Вероники, собственно, историю своей жизни. Кто были ее бабушки и дедушки?
Кто такая сама Беа?
Девушка положила на столик десятидолларовую банкноту и бросилась вдогонку за Вероникой.
Главная улица была настолько запружена туристами, велосипедистами, человеком с десятком собак на поводках и группой детей из дневного лагеря, парами шагавших ей навстречу в ядовито-желтых футболках, что Беа не увидела Веронику. Искомое кафе находилось через пять магазинов. Беа зашла туда и осмотрелась, но и там ее не обнаружила, не говоря уж о британском актере.
— Если вы пришли посмотреть на Колина Фёрта, его здесь нет, — крикнула варившая кофе девушка. — Кого-то, видимо, забавляет, что сюда сбегаются все женщины города.
Пара посетителей, взяв кофе со льдом, вышли в зад-нюю дверь, и Беа выглянула в маленькое патио. Вероники там не было. Мощенная булыжником дорожка вела к улице, шедшей перпендикулярно Главной, как раз вдоль гавани. Должно быть, Вероника пошла этим путем.
Хорошо, и что дальше? Можно снова прийти завтра — и на сей раз, предположим, сесть в ту часть зала, которую обслуживает Вероника. Идя к гавани, Беа старательно размышляла. Она приехала в Бутбей посмотреть город, место, где родилась, где ее жизнь началась как чужая история. План состоял в том, чтобы, если подвернется подходящий момент, постучать в дверь своей биологической матери — буквально или фигурально.