— Ах, это…
— Ты угодил под копыта лошади?
— Да, но случайно, — сказал он в защиту лошади. — Обычно лошади не наступают на людей. Видимо, было очень скользко.
— Конечно, — согласилась я, удерживая его за рукав. — Стой спокойно. Черт возьми, как это могло случиться?
— Ничего страшного, — пытался вырваться он. — Все Ребра целы, только небольшой синяк.
— Да, небольшой, — саркастически заметила я и стала задирать ему рубашку на спине. К своему ужасу, я обнаружила у него на спине, чуть выше пояса, четкий отпечаток лошадиной подковы, глубоко вонзившейся в тело.
— Боже, здесь видны даже гвозди.
Он невольно вздрогнул, когда я коснулась отпечатка рукой.
— Это случилось во время налета отряда драгун, — пояснил он. — Шотландцы, привычные к маленьким пони, решили, что англичане намерены топтать их копытами своих лошадей. Запаниковав, они стали подныривать под лошадей, яростно разя их мечами в брюхо и ноги.
— А ты считаешь, они не хотели затоптать вас?
— Конечно нет, Саксоночка, — нетерпеливо продолжал он. — Всадник не собирался прикончить меня таким образом. Более того, он старался избежать этого, но был зажат с двух сторон другими всадниками, и ему ничего не оставалось, как скакать на меня.
Оценив ситуацию по глазам седока, Джейми бросился плашмя на землю, прикрыв голову руками буквально за какую-то долю секунды до того, как англичанин пришпорил коня.
— Все еще лежа на земле, я попытался глубоко вздохнуть. Дышать было трудно, но боли я не ощущал. По крайней мере, в тот момент. — Он потрогал рукой больное место, слегка морщась при этом.
— Понятно, — сказала я, опуская конец его рубашки. — Ты мочился после этого?
Он уставился на меня так, как будто я вдруг спятила.
— Лошадь всей своей тяжестью наступила тебе на одну из почек, — объяснила я, теряя терпение: меня ждали раненые. — Мне необходимо проверить, нет ли крови у тебя в моче.
— О, — с облегчением произнес он. — Я и не знал.
— Давай проверим.
Я взяла свой медицинский саквояж и отыскала в нем маленькую медицинскую мензурку для анализа мочи, которая сохранилась у меня со времен работы в «Обители ангелов».
— Иди пописай в нее и принеси мне. — Я протянула мензурку Джейми и поспешила к котлу, в котором кипятились перевязочные материалы.
Оглянувшись, я заметила, что Джейми по-прежнему стоит, разглядывая мензурку с некоторым смущением.
— Никак помощь нужна, парень? — весело окликнул его рослый английский солдат, лежащий на полу.
Грязное лицо Джейми озарилось белозубой улыбкой.
— О да. — Он наклонился, протягивая мензурку солдату. — Подержи ее, пока я буду целиться.
Волна смеха прокатилась по рядам лежащих на полу раненых, на время заставив их забыть о своих страданиях.
Минуту помедлив, англичанин неуверенной рукой взял стеклянный сосуд. Солдат был ранен в бедро, и хотя над верхней губой у него от слабости выступил пот, он улыбался.
— Спорим на шесть пенсов, что не попадешь, — сказал он. Потом поводил мензуркой и поставил ее на пол, в трех или четырех футах от босых ног Джейми.
Джейми задумчиво посмотрел вниз, почесал подбородок одной рукой, как бы оценивая расстояние. Солдат, которому я перевязывала руку, перестал стонать, увлеченный происходящим.
— Не скажу, что это будет легко, — возразил Джейми. — Но шесть пенсов! Думаю, ради такой внушительной суммы стоит постараться. — Обычно меланхоличный взгляд сделался лукавым, как у кошки.
— Шальные деньги, парень, — сказал англичанин, тяжело дыша, но продолжая улыбаться, — для меня.
— Ставлю два серебряных пенса, — раздался голос одного из солдат Макдоналда, лежащего в самом углу комнаты.
Другой английский солдат, укрытый вывернутым наизнанку длинным плащом, долженствовавшим свидетельствовать о его статусе пленного, стал энергично, шарить в карманах.
— Ха! Кисет с табаком против! — воскликнул он, победно размахивая маленьким матерчатым мешочком, набитым табаком.
Со всех сторон сыпались грубые шутки, сопровождаемые взрывами смеха, в то время как Джейми наклонился, поудобнее устанавливая мензурку.
— Вот так будет нормально, — наконец сказал он, расправляя плечи. — Все готовы?
Англичанин, лежащий на полу, хихикнул:
— Я готов.
— Ну, тогда начнем.
Гул голосов мгновенно стих. Раненые приподнимались на локтях, чтобы получше видеть, что будет дальше, забыв и о боли, и о враждебных чувствах воюющих сторон.
Джейми огляделся по сторонам, задержав взгляд на своих солдатах, кивнул им и медленно приподнял подол своего килта. Но тут же нахмурился и принялся сосредоточенно шарить под юбкой. На его лице появилось растерянное выражение.
— Когда я писал последний раз, он был там, — сказал Джейми, и комната содрогнулась от смеха.
Довольный результатом своей шутки, он поднял юбку выше и, ухватив руками свое весьма внушительное орудие, прицелился. Он прищурился, чуть подогнул колени и…
Ничего не произошло.
— Осечка! — заорал один из англичан.
— У него порох отсырел, — вторил ему другой.
— Пустой патронник! — добавил третий.
Джейми недоуменно взглянул на свое оружие, вызвав новый взрыв веселья. Потом улыбнулся:
— Ха! И правда, мой патронник пуст, вот в чем дело!
Он протянул руку к батарее бутылок с подслащенной водой, вопрошающе взглянул на меня и, когда я кивнула, взял одну из бутылей и поднял ее к своему широко открытому рту. Вода заливала его подбородок и стекала на рубашку, адамово яблоко театрально вздымалось при каждом глотке.
— Ух! — Джейми опустил бутыль, вытер рукавом подбородок и отвесил поклон своим благодарным зрителям. — Ну а теперь, — сказал он, наклоняясь вперед, но вдруг заметил выражение моего лица и застыл на месте. Он не мог видеть ни открывшуюся дверь, ни человека, стоящего на пороге, но внезапно воцарившаяся тишина подсказала ему, что пари не состоится.
Его высочеству принцу Карлу Эдуарду пришлось наклонить голову, чтобы войти в дверь. Он явился проведать раненых. По этому случаю он облачился в бархатные бриджи сливового цвета, хлопчатобумажные чулки в тон и — несомненно, в знак причастности к войне — в кафтан геральдических цветов клана Камерон, а через плечо у него был перекинут плед той же расцветки, заколотый на плече брошью. Его волосы были только что напудрены, а на груди сиял орден Святого Эндрю.
Принц стоял в проеме двери, милостиво давая возможность всем находящимся в комнате лицезреть его и одновременно преграждая путь сопровождающим его лицам. Он окинул комнату взглядом, задержавшись на двадцати пяти раненых, лежащих на полу спина к спине, на хлопотавших над ними двух моих помощницах, на куче сваленных в углу пропитанных кровью повязок, на моем столе с лекарственными средствами и медицинскими инструментами и, наконец, на мне.
Его высочество не особенно волновала судьба женщин, участвующих в военном походе, но он был весьма щепетилен в соблюдении светских правил.
А я была женщиной, несмотря на пятна крови и гноя, украшавшие мою юбку. Да еще мои непокорные волосы, выбившиеся из-под чепчика.
— Мадам Фрэзер, — сказал он, грациозно поклонившись мне.
— Ваше высочество. — Я сделала реверанс, втайне надеясь, что он долго здесь не задержится.
— Ваш труд на наше благо заслуживает самой высокой похвалы, мадам, — произнес он, при этом его мягкий итальянский акцент прозвучал более отчетливо, чем обычно.
— О, благодарю вас. Будьте осторожны, ваше высочество. Не поскользнитесь. Здесь кровь.
Его маленький рот крепко сжался, когда он осторожно обходил лужу крови, на которую я указала. Дверной проем освободился, и Шеридан, О'Салливан и лорд Балмерино вошли в комнату. В комнате стало еще теснее. Теперь, когда правила приличия были соблюдены, Карл осторожно протиснулся между двумя тюфяками и, остановившись возле молодого солдата, положил ему руку на плечо:
— Как тебя зовут, храбрый воин?
— Гильберт Мунро… ваше высочество, — добавил солдат, явно робея в присутствии принца.
Наманикюренные пальцы принца коснулись повязки на культе — все, что осталось от правой руки Гильберта.
— Вы принесли огромную жертву, Гильберт Мунро… — просто сказал Карл. — И я обещаю, что это не будет забыто. — Рука принца погладила небритую щеку парня, и тот зарделся от радостного смущения.
Передо мной лежал солдат с черепным ранением. Я зашивала ему рану, краем глаза наблюдая за Карлом. Медленно переходя от солдата к солдату, он не пропустил ни одного. Он останавливался возле каждого из двадцати пяти, спрашивал его имя и место жительства, выражал признательность и благодарность, поздравляя с победой, и сочувствие по поводу ранения. Солдаты, англичане и шотландцы, притихли, слышны были лишь слова принца и тихие голоса отвечающих на его вопросы солдат. Наконец он поднялся во весь рост, при этом отчетливо был слышен хруст его суставов. Край пледа принца волочился по грязи, но он, кажется, не замечал этого.
— Я привез вам благословение и благодарность моего отца, — сказал принц. — Ваш сегодняшний подвиг никогда не будет забыт.
Люди, лежавшие на полу, были не в состоянии изъявлять восторг надлежащим способом, но они улыбались и бормотали все вместе слова благодарности.
Уже направляясь к выходу, Карл заметил Джейми, предусмотрительно отошедшего в сторону, чтобы грубые сапоги Шеридана не оттоптали его босые ноги. Лицо его высочества засияло.
— Мой дорогой! Я не видел вас сегодня и уже стал беспокоиться, не случилось ли чего с вами. — Выражение укоризны появилось на его красивом, румяном лице. — Почему вы не пришли на ужин в дом пастора вместе с другими офицерами?
Джейми с улыбкой поклонился принцу:
— Мои люди здесь, ваше высочество.
Принц удивленно поднял брови и открыл было рот, собираясь что-то сказать, но лорд Балмерино быстро приблизился к нему и шепнул что-то на ухо. Выражение лица Карла сразу изменилось.
— Что я слышать? — воскликнул он, обращаясь к Джейми, как всегда в минуты волнения теряя контроль за правильностью речи. — Его светлость говорит, что вы сами получили ранение.
Джейми выглядел слегка сконфуженным. Он бросил быстрый взгляд в мою сторону, желая знать, слышала ли я слова принца, и, поняв, что, разумеется, слышала, снова посмотрел на его высочество:
— Это всего лишь царапина, ваше высочество.
— Покажите мне. — Слова принца звучали обыденно, но, несомненно, являлись приказом, и грязный плед был немедленно снят.
Складки темного пледа были почти черными с внутренней стороны. Рубашка под ним — в крови от подмышек до самого низа. Там, где кровь начала подсыхать, образовывались бляшки коричневого цвета.
Дав моему солдату с черепным ранением немного отдохнуть, я подошла и приподняла рубашку Джейми. Несмотря на большое количество крови, я знала, что рана неопасна. Он стоял словно скала, и кровь уже не текла.
Это был скользящий сабельный удар, нацеленный в ребра. Ему повезло. Если бы удар пришелся прямо, сабля вошла бы глубоко в тело между ребрами. А так — неглубокий порез кожи длиной в восемь дюймов. Сейчас, когда тонкий срез кожи отошел от тела, снова потекла кровь. Здесь требуется всего лишь наложить несколько швов, и если бы не эта вечная опасность инфекции, ранение можно было бы считать легким.
Повернувшись, чтобы сказать об этом его высочеству я застыла на месте, удивленная выражением его лица.
Какую-то долю секунды мне казалось, что его высочеству, непривычному к виду крови, стало дурно от того, что ему довелось только что увидеть. Ведь даже многие опытные сестры, сняв повязку с раны, не выдерживали и выскакивали на улицу, где их начинало рвать. Но вскоре они возвращались и уже спокойно продолжали обрабатывать рану. Ранения, полученные в бою, выглядят особенно страшно.
Но здесь было что-то другое. Не являясь прирожденным воином, Карл тем не менее был ранен и истекал кровью, как Джейми, в возрасте четырнадцати лет в его первом сражении при Гаэте. Нет, решила я, заметив, что принц успокоился. Его не может испугать вид ран или крови.
Дело в том, что в данном случае перед ним стоял не какой-нибудь батрак или пастух, не какой-нибудь безымянный подданный, чей долг был сражаться за дело Стюартов. Джейми был его друг. И я подумала, что именно рана Джейми напомнила ему об этом. Ведь Джейми пролил свою кровь, выполняя его, Карла, приказ; люди пострадали в борьбе за его дело. Не удивительно, если осознание этого факта глубоко потрясло принца.
Он долго смотрел на раненый бок Джейми. Затем поднял глаза и встретился с ним взглядом. Он схватил Джейми за руку и, склонив перед ним голову, тихо сказал:
— Спасибо.
В какой-то момент мне показалось, что, вероятно, из него может получиться король.
На отлогом склоне за церковью по приказу его высочества была установлена палатка — последняя обитель павших в этом сражении. В связи с тем, что медицинская помощь прежде всего оказывалась англичанам, среди них практически не было умерших от ран. Принадлежность шотландца к тому или иному клану можно было различить только по его одежде. Всех их должны похоронить на рассвете. Макдоналд из Кепоха привел французского священника. Это был человек, согнувшийся под бременем лет. Его розовая сутана была небрежно надета поверх грязного шотландского пледа. Он медленно переходил от одного трупа к другому, творя молитву в честь каждого в отдельности:
— Даруй ему вечный покой, о Господи, и пусть вечный свет сияет над ним.
Потом машинально крестился и шел дальше.
Я уже приходила в палатку и с замиранием сердца пересчитывала убитых шотландцев. Тогда их было двадцать два. Двадцать два шотландских солдата. Теперь их численность увеличилась. Стало двадцать шесть.
Двадцать седьмой лежал рядом, в церкви, его последнем земном пристанище. Александр Кинкейд Фрэзер медленно умирал от ран, полученных в грудь и в живот. Он умирал от внутреннего кровотечения, которое невозможно было остановить. Его принесли ко мне смертельно бледного. В течение нескольких часов он лежал, истекая кровью, на поле брани один среди трупов врагов.
Он пытался улыбнуться мне, но я смочила водой его потрескавшиеся губы и смазала их маслом. Дать ему пить означало мгновенно убить его, так как жидкость хлынет в его поврежденный кишечник, что немедленно приведет к смерти. Какое-то время я колебалась, осознавая серьезность его ранения и полагая, что быстрая смерть может быть еще и легкой, но потом… Я решила, что скорее всего он захочет встретиться со священником, по крайней мере для того, чтобы исповедаться. И поэтому я распорядилась отнести его в церковь, где отец Бенин заботился об умирающих так же, как я заботилась о живых.
Джейми наведывался в церковь почти каждые полчаса, но Кинкейд держался удивительно долго, несмотря на то, что жизнь постепенно покидала его. Но на этот раз Джейми не возвращался слишком долго. Я поняла, что все кончено, и отправилась в церковь сама. Возможно, там потребуется и моя помощь.
На том месте под окном, где лежал Кинкейд, было пусто, там виднелось лишь большое грязное пятно. В палатке для мертвых Кинкейда тоже не оказалось, и никто не знал, где Джейми.
В конце концов я нашла их на склоне холма, за церковью. Джейми сидел на уступе скалы с Александром Кинкейдом на руках. Кудрявая голова Кинкейда покоилась у Джейми на плече. Длинные волосатые ноги беспомощно повисли. Оба были неподвижны, словно скала, на которой они сидели, тихие, словно смерть, хотя только один из них был мертв.
Я коснулась белой, дряблой руки Кинкейда и провела рукой по густым каштановым волосам, таким неожиданно живым на этом теле. Мужчина не должен умирать девственником, но Кинкейд умер.
— Он умер, Джейми, — прошептала я.
Джейми продолжал сидеть молча, потом кивнул и открыл глаза, будто бы смирившись с неизбежным:
— Я знаю. Он умер вскоре после того, как я принес его сюда. Но я не хотел, чтобы он умирал.
Я взяла Кинкейда за плечи, и мы осторожно положили его на траву. Ночной ветерок шевелил стебли густой травы, и они нежно касались его лица, как бы отдавая ему последний земной поклон.
— Ты не хотел, чтобы он умер заточенным в четырех стенах, даже если это стены церкви? — догадалась я.
Над нами простиралось огромное небо, покрытое облаками. Оно было бескрайним и обещало вечный покой.
Джейми задумчиво покачал головой, затем опустился перед телом Кинкейда на колени и поцеловал его широкий, бледный лоб.
— Когда придет мой час, я хочу, чтобы кто-нибудь поступил со мной так же, — тихо сказал он.
Он прикрыл краем пледа кудрявую голову покойного и прошептал что-то по-гэльски, но я не поняла, что именно.
Медицинский пункт для обслуживания раненых — не место для слез. Там слишком много дел. Я держала себя в руках и не позволяла себе плакать весь день, хотя поводов для этого было более чем достаточно. Но сейчас я дала волю слезам. Я уткнулась лицом в плечо Джейми, и он ласково гладил меня по спине. Когда я подняла глаза, вытирая слезы с лица, я увидела, что он по-прежнему смотрит на лежащее на траве тело сухими глазами. Он почувствовал на себе мой взгляд и сказал:
— Я оплакал его, когда он был еще жив, Саксоночка. — И, помолчав немного, спросил: — Ну как там, в доме?
Я высморкалась, вытерла нос, и, взявшись за руки, мы пошли вниз.
— Ты должен помочь мне с одним раненым, — попросила я.
— Кого ты имеешь в виду?
— Хемиша Макбета.
Скованное скорбью лицо Джейми, сплошь в грязных пятнах, наконец смягчилось.
— Он появился наконец? Я рад. Рана не очень тяжелая, надеюсь?
Я невольно отвела глаза:
— Увидишь.
Макбет был одним из любимцев Джейми. Молчаливый великан с кудрявой каштановой бородой, он являлся по первому зову Джейми и охотно сопровождал его в разных поездках. Он мало говорил, зато обладал чудесной улыбкой, которая вдруг появлялась из недр его густой бороды, подобно волшебному цветку «Ночная красавица», который цветет редко, но славится своей неповторимой красотой.