Дрожа от холода, я подолгу бродила по Холируду и Канонгейту, предпочитая бродить под дождем, нежели задыхаться от дыма и глотать микробы, которыми была насыщена атмосфера в помещении. Во дворе только и слышен был кашель и чиханье, хотя постоянное присутствие его высочества заставляло несчастных больных плевать в грязные носовые платки и камины, а не на полированный дубовый пол.
В это время года рано зажигались огни, и я повернула домой в надежде засветло добраться до Холируда. Я не боялась ходить одна в темноте, хотя далеко не все здесь знали меня. Преувеличенный страх перед свежим воздухом удерживал население в домах.
Единственное, чего я боялась, — это оступиться в темноте на скользком булыжнике и сломать ногу. Город освещался лишь фонарями караульных, которые бродили от дома к дому, появляясь и исчезая подобно светлячкам. Иногда светлячки исчезали все одновременно на полчаса, а то и больше. Это означало, что караульные отправились выпить глоток спасительного эля.
Я смотрела на тусклое сияние солнца, опустившегося за Канонгейтской церковью, стараясь определить, сколько времени осталось до наступления темноты. Если удастся, я еще смогу заглянуть в аптеку мистера Хо.
В аптеке мистера Хо можно было приобрести конский каштан и кору ильма, а еще он снабжал меня мятой перечной и барбарисом. В это время свой основной доход он получал от продажи камфорных шариков, которые, как считалось, помогали от простуды, гриппа и туберкулеза легких.
Если снадобье Хо и не являлось более эффективным средством борьбы с болезнями по сравнению с современными лекарственными препаратами, то они и не наносили вреда и по крайней мере имели приятный запах.
Несмотря на обилие красных носов и бледных лиц, балы во дворце проводились регулярно, несколько раз в неделю, так как эдинбургская знать с энтузиазмом продолжала изъявлять симпатию своему принцу. Еще через два часа слуги с фонарями отправятся сопровождать своих господ на бал.
Я вздохнула, вспомнив другой бал, с сопливыми кавалерами, говорящими комплименты сиплыми голосами. Наверное, неплохо бы добавить к списку лекарственных средств немного чеснока. Его носят в серебряных медальончиках на шее. Считалось, что он спасает от заражения. Я же была убеждена, что пронзительный чесночный аромат вынуждает людей держаться на почтительном расстоянии от его источника, и таким образом снижается опасность заражения.
Город был занят войсками Карла, и англичане, пока еще не осажденные, сосредоточились в замке, расположенном на вершине холма. И все же слухи, нередко преувеличенные, растекались по всем направлениям.
Если послушать мистера Хо, то герцог Камберлендский собирал свои войска к югу от Перта, намереваясь немедленно отправиться на север. Я не знала, так ли это. На самом деле я в этом весьма сомневалась, припоминая, что в истории о нем не было каких-либо упоминаний до 1746 года, а он еще не наступил.
Страж у ворот, кашляя, кивнул мне. Кашель был подхвачен и другими стражниками, стоявшими в прихожей и на лестничной площадке. Еле удержавшсь от того, чтобы помахать на них связкой чеснока, словно кадилом, я поднялась по лестнице и направилась в вечернюю гостиную, куда была беспрепятственно допущена.
В гостиной находились его высочество, Джейми, Эйнес Макдоналд, О'Салливан, секретарь его высочества и мрачный человек по имени Фрэнсис Таунсенд, в последнее время пользующийся особым расположением его высочества. Почти у всех носы были красными, они постоянно чихали. На красивой облицовке камина виднелись следы мокроты, которую присутствующие сплевывали в огонь. Я бросила выразительный взгляд на Джейми, устало расположившегося в кресле. Его лицо было бледным и осунувшимся.
Привыкнув к моим прогулкам по городу и испытывая большой интерес ко всему, что было связано с англичанами, мужчины слушали меня с большим вниманием.
— Мы чрезвычайно благодарны вам, мадам, за ваши сообщения, — с грациозным поклоном произнес его высочество. — Не могу ли и я в свою очередь быть вам чем-либо полезен?
— Можете, — отвечала я, усмотрев в его словах возможность извлечь пользу для себя и Джейми. — Я хочу забрать своего мужа домой. Прямо сейчас.
Глаза принца сузились, но он тут же взял себя в руки. Не столь сдержанный Эйнес Макдоналд разразился подозрительно странным кашлем. Бледное лицо Джейми вдруг порозовело. Он чихнул и уткнулся в носовой платок, синие глаза метали искры.
— О, вашего мужа, гм… — Розовая краска медленно залила его лицо.
— Он болен, — с некоторым вызовом произнесла я. — Да вы это и сами видите. Я хочу, чтобы он отправился домой и лег в постель. Ему нужен отдых.
— Ах, отдых, — пробормотал Макдоналд себе под нос.
Я лихорадочно искала какие-нибудь приличествующие случаю слова.
— Очень сожалею, что вынуждена на время лишить ваше высочество общества моего мужа, но, если сейчас не дать ему немного отдохнуть и полечиться, он потом Очень долго будет лишен возможности посещать вас.
Карл мгновенно оправился от минутного замешательства и, видимо, нашел забавным смущенное молчание Джейми.
— О, нас вовсе не устраивает такая перспектива, мадам. Пусть будет так, как вы сказали. Наш дорогой Джейми освобождается от посещения моей персоны до тех пор, пока не поправится. Так что вы можете отвести своего мужа в свои комнаты и… делайте с ним то… что сочтете нужным. — Вдруг губы принца неожиданно сморщились, он вытащил из кармана платок и, следуя примеру Джейми, прикрыл им нижнюю часть лица, деликатно покашливая.
— Поберегите себя, ваше высочество, — язвительно посоветовал Макдоналд, — а то вы можете заразиться от мистера Фрэзера.
— Можно только пожелать себе быть хотя бы наполовину таким здоровым, как мистер Фрэзер, — пробормотал Фрэнсис Таунсенд, даже не пытаясь скрыть ехидную усмешку, которая делала его похожим на лису в курятнике.
Теперь Джейми весьма напоминал помидор, слегка тронутый морозцем. Он быстро поднялся, поклонился принцу и, бросив короткое «благодарю вас, ваше высочество», поспешил к двери, увлекая меня за собой.
— Пусти меня, — сердито проворчала я, как только мы миновали стражника и вошли в приемную. — Ты сломаешь мне руку.
— Ладно, — пробормотал он. — Но как только мы выйдем отсюда, я сломаю тебе шею. — Однако по выражению его лица было ясно, что сердитые слова произносятся им только для видимости.
И уже придя домой и крепко притворив дверь, он притянул меня к себе и засмеялся, прижавшись щекой к моей макушке.
— Спасибо тебе, Саксоночка, — чуть присвистнув, сказал он.
— Ты не сердишься? — Мои слова звучали глухо, так как я говорила, уткнувшись головой в ворот его рубашки. — Я не хотела смущать тебя.
— Да нет, все в порядке. Я согласился бы сесть на раскаленные угли, лишь бы иметь возможность покинуть его высочество. Я до смерти устал от этого человека. — Неожиданный приступ кашля сотряс его тело, и он покачнулся, ухватившись за дверь.
— Что с тобой? — Я поднялась на цыпочки, чтобы пощупать его лоб. Я была не столько удивлена, сколько встревожена, почувствовав, какой он горячий. — У тебя есть температура, — с укором произнесла я.
— У всех есть температура, только у одних она выше, у других ниже.
— Не паясничай, — сказала я с невольным чувством облегчения, что, несмотря на сильный жар, он не потерял способности мыслить логически. — Раздевайся и не возражай, пожалуйста, — решительно добавила я, заметив, что он собирается что-то сказать.
Джейми рассмеялся и стал расстегивать рубашку. Его смех вновь перешел в хриплый кашель, от которого он побагровел и чуть не задохнулся. Рубашка упала на пол, и его бросило в дрожь.
Я как могла натянула толстую шерстяную рубашку ему на голову, он барахтался в ней, пытаясь попасть в рукава, а я принялась стягивать с него юбку, чулки и туфли.
— Боже, ноги у тебя холодные как лед!
— Ты могла бы… погреть их… если бы… захотела! — Он с трудом выговаривал слова, стуча зубами, и уже не сопротивлялся, когда я стала укладывать его в постель.
Он так дрожал, что не мог говорить. Щипцами я вытащила из камина горячий кирпич и, завернув в тряпку, положила ему в ноги.
Вскоре Джейми немного согрелся. А я к тому времени согрела кастрюлю воды, бросила туда горсть мяты перечной и черной смородины.
— Что это? — спросил он, подозрительно принюхиваясь, когда я достала и открыла еще одну банку. — Надеюсь, что ты не собираешься поить меня этим? Пахнет дохлой уткой.
— Ты почти угадал. Это утиный жир, смешанный с камфорой. Я хочу натереть тебе грудь.
— Нет, только не это! — Джейми натянул одеяло до подбородка.
— Прекрати! — непреклонным тоном произнесла я и принялась за дело.
Занятая хлопотами, я не сразу заметила, что мы в комнате не одни. Фергюс стоял у другого края кровати и с любопытством наблюдал за происходящим. Из носа у него текло. Я потянулась за носовым платком.
— А ты что здесь делаешь? — спросил Джейми, опуская подол рубашки.
Не особенно огорчившись недружелюбным тоном, Фергюс проигнорировал протянутый ему платок и вытер нос о рукав, не переставая с восхищенным видом рассматривать выпуклые мускулы на груди у Джейми.
— Тощий милорд велел мне принести пакет, который, как он сказал, вы ему обещали. Милорд, скажите, у всех шотландцев так много волос на груди?
— Бог мой! Я совсем забыл! Подожди, я сам отнесу его Камерону. — Джейми забарахтался в постели и вновь вдохнул запах моих целебных снадобий. — Фу! — Он размахивал подолом рубашки, чтобы рассеять едкий аромат, и беспомощно взглянул на меня: — Как удалить с меня эту гадость? Не могу же я появиться в обществе, воняя словно дохлый гусь, Саксоночка?
— Конечно, не можешь. Ты должен спокойно лежать в постели и отдыхать, — произнесла я, свирепо сверкая глазами.
— Я доставлю пакет в целости и сохранности, — уверял Фергюс.
— Ничего подобного, — сказала я, глядя на пылающие щеки и горящие глаза мальчика. Прикоснувшись к его лбу, я убедилась, что он горячий.
— Не говори мне, — ехидно произнес Джейми, — что у него температура.
— Да, температура.
— Ха, — с торжествующим видом сказал Джейми Фергюсу. — Теперь посмотрим, как тебе понравится, когда тебя будут поливать жиром.
После некоторых моих усиленных стараний и Фергюс вскоре тоже лежал на соломенном тюфяке у камина, напившись чаю и так же, как Джейми, благоухая моими целебными мазями.
— А теперь, — сказала я, тщательно моя руки, — я сама отнесу этот злополучный пакет мистеру Камерону. Вы же оба отдыхайте, пейте горячий чай, сморкайтесь и так далее. Поняли, вояки?
Кончик длинного, покрасневшего носа показался среди вороха одеял.
— Поить насильно, — пробормотал Джейми, глядя в потолок, — это так не похоже на женщин.
— Плохо же ты знаешь женщин, любовь моя. — Я поцеловала его в горячий лоб и сняла плащ с крючка.
Эван Камерон возглавлял разведывательную службу в Холируде. Его квартира находилась в конце западного крыла дома, недалеко от кухни. Наблюдая за его аппетитом, я заподозрила, что он расположился там неспроста. А сейчас, глядя на его смертельно бледное лицо, уткнувшееся в бумаги, я подумала, что у него, скорее всего, селитер.
— Все в порядке? — через несколько минут спросила я, сделав над собой усилие, чтобы не добавить привычное «сэр».
Прервав размышления, он оторвал голову от бумаг и уставился на меня.
— А? О! — Придя в себя, он улыбнулся и поспешил рассыпаться в извинениях: — Извините меня, мистрис Фрэзер! Как невежливо с моей стороны так забыться и заставить вас стоять здесь. Да, все в полном порядке и очень интересно, — пробормотал он про себя. Затем снова обратился ко мне: — Не откажите в любезности сказать вашему мужу, что я хочу обсудить с ним кое-какие вопросы, и чем скорее, тем лучше. Я понимаю, что сейчас он нездоров, — деликатно добавил он, старательно избегая моего взгляда. Ясно, что Эйнес Макдоналд не удержался и рассказал всем о моем визите и разговоре с принцем.
— Он действительно болен, — беспомощно произнесла я.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Джейми покинул сейчас постель и всю ночь просидел с Камероном и Ло-чиэлем, обсуждая разведывательные донесения. Это равносильно танцам на балу с дамами всю ночь напролет. А может, вовсе и не равносильно, поправила я себя, вспомнив трех барышень Уильяме.
— Уверена, что он навестит вас, как только сможет, — сказала я, плотнее запахивая полы своего плаща. — Я передам ему. — Я действительно передам — завтра или послезавтра. Где бы сейчас ни находились английские войска, я уверена, что не ближе чем в ста милях от Эдинбурга.
Когда, вернувшись домой, я заглянула в спальню, то увидела на кровати под ворохом одеял две неподвижные фигуры. В комнате слышалось размеренное дыхание. Я успокоилась и, сняв плащ, присела в гостиной с чашкой горячего чая, куда добавила небольшое количество медицинского бренди.
С удовольствием попивая чай, я чувствовала, как медленно и приятно теплеет в груди, как затем тепло распространяется по всему телу, достигает ног, замерзших после прогулки по внутреннему двору и многочисленным лестницам и неотапливаемым переходам.
Я прижала чашку к подбородку, вдыхая приятный, слегка горьковатый аромат, чувствуя, как горячие пары бренди согревают мне грудь. Вдыхая их, я задумалась над тем, каким образом мне удается не заболеть, когда в городе да и в самом дворце свирепствует инфекция.
Действительно, последний раз я болела простудой в детстве и совсем не болела после того, как прошла через каменный круг. И это странно, принимая во внимание далеко не идеальные условия гигиены и санитарии, в которых мне приходилось жить. Я должна была болеть хотя бы насморком, но ничего подобного. Здоровье мое оставалось по-прежнему крепким.
Кое-что было вполне объяснимо. В свое время мне были сделаны прививки от некоторых болезней. Я не могла заболеть, например, оспой, тифом, холерой или желтой лихорадкой. Нынешняя инфекция была мало похожа на желтую лихорадку, но все же… Я отставила чашку и пощупала через одежду мою левую руку. Шрам от вакцинации слегка сгладился, но был еще вполне ощутим — слегка загрубевший круглый участочек кожи диаметром примерно в полдюйма.
Я вздрогнула, вспомнив о Джейлис Дункан, затем отогнала прочь эти мысли и вновь принялась размышлять о собственном здоровье, чтобы не думать о сожженной на костре женщине или о Коламе Макензи, отправившем ее на костер.
Чашка уже была почти пуста, и я встала, чтобы вновь наполнить ее. Возможно, причина тому — приобретенный иммунитет? Меня учили в медицинской школе, что простуда вызывается бесконечным множеством вирусов, и если вы подверглись воздействию какого-либо вируса, вы приобретаете иммунитет к нему. Вы можете снова схватить простуду, но уже под воздействием иных вирусов. Но с годами опасность подхватить вирус становится все меньше и меньше. Поэтому если дети болеют простудой в среднем шесть раз в году, то люди среднего возраста — только два, а пожилые люди могут вообще годами не подвергаться простудным заболеваниям, потому что за долгие годы жизни у них выработался стойкий иммунитет ко многим вирусам.
Вполне возможно, думала я. А что, если некоторые виды иммунитета становятся наследственными? Антитела ко многим болезням могут передаваться от матери к ребенку, я знала это. Через плаценту или грудное молоко ребенок приобретает иммунитет к тем болезням, которые перенесла его мать. Возможно, я никогда не болею простудой потому, что во мне живут антитела к вирусам восемнадцатого столетия, переданные мне моими предками за последние двести лет?
Я углубилась в размышления на эту интересную тему, так что даже забыла присесть и прихлебывала чай, стоя посередине комнаты.
Вдруг послышался осторожный стук в дверь. Почувствовав невольное раздражение, с чашкой в руке я направилась к двери, готовая принять и тут же отправить назад посыльных с вопросами о здоровье Джейми. Они могли быть от Камерона, споткнувшегося на непонятном месте в донесении, или от Карла, скучающего на балу без Джейми. В любом случае они поднимут его с постели в эту ночь только через мой труп.
Я распахнула дверь, и слова приветствия застряли у меня в горле. На пороге стоял Джек Рэндолл.
От неожиданности рука, державшая чашку, дрогнула, и ее содержимое выплеснулось мне на юбки, что сразу привело меня в чувство, а он тем временем уже вошел в комнату. Бесцеремонно оглядев меня с головы до ног, он кивнул в сторону закрытой двери:
— Вы одна?
— Да.
Он переводил взгляд своих светло-карих глаз с меня на дверь и обратно, желая удостовериться в правдивости моих слов. На его лице лежала печать болезненности. Оно было бледным от плохого питания и недостатка свежего воздуха, но следов тревоги на нем не было. В холодных глазах светился ум и непреклонная воля.
Решившись, он одной рукой сграбастал мой плащ, а другой схватил меня за запястье:
— Идемте со мной.
Я скорее дала бы растерзать себя на куски, чем издать какой-либо звук. Я не могла допустить, чтобы дверь из спальни открылась.
Мы уже прошли половину коридора, когда наконец я решилась заговорить. У дверей, где жили придворные, стражников не было, но сам дворец и его переходы тщательно патрулировались. Он не смог бы вывести меня из дворца незамеченным, поэтому причинить мне какое-либо зло в пределах Холируда было невозможно.
Убить меня в отместку Джейми? Сердце заныло от этой мысли. Я испытующе посмотрела на него, когда мы попали в полосу света, падающего от свечей, вставленных в настенные подсвечники. Они были установлены здесь не для красоты, а лишь для того, чтобы слегка осветить коридор и дать возможность проживающим здесь придворным беспрепятственно отыскать путь к своим апартаментам. Свечей было мало, и они были расположены на почтительном расстоянии друг от друга.