Глубокий минус - Михайлов Владимир Дмитриевич 4 стр.


Можно встретить человека и пытаться определить эпоху по его одежде. Однако, даже если помнить все точно, запутаться тут еще легче. Грань между короткими и длинными штанами или между штанами и отсутствием их примерно (в масштабе столетий) провести еще можно. Но ориентироваться в десятилетиях на основании широких или узких штанов кажется уже совершенно невозможным. Тем более что они менялись не один раз. А ведь сейчас важны именно десятилетия. Сейчас ночь. Ждать рассвета нельзя, потому что существует второе правило, гласящее: буде остановка в обитаемом минусе все же произойдет...

Колин вторично отогнал мысль об этом правиле. Успеется об этом. Пока ясно лишь, что способ ориентации по конкретным образчикам материальной культуры в данном случае не годится.

Последние столетия характеризуются развитой связью. Правда, принципы ее менялись. Но и это само по себе может служить для ориентации. Если же удастся включиться в эту связь, то можно будет, если повезет, установить время с точностью даже и до года. Если же связи не будет, это тоже послужит признаком...

Просто, как все гениальное. Колин протянул руку к вмонтированному в пульт мим-приемнику. Сейчас он включит. И вдруг из динамика донесется голос. Нормальный человеческий голос!

Колин включил приемник осторожным движением. Шкала осветилась. Колин включил автонастройку. Бегунок медленно поехал по шкале. Он беспрепятственно добрался до ограничителя, переключился и поехал обратно. Опять до самого конца - и ни звука, только едва слышный собственный шум, фоновый шорох приемника. Плохо. Колин ждал. Приемник переключился на соседний диапазон. Проскользил до конца. Щелчок - переключение диапазона. Бегунок поплыл. Ничего...

И вдруг он остановился. Замер. Приемник заворчал. Бегунок закачался туда-сюда, туда-сюда, с каждым разом уменьшая амплитуду колебания. Наконец он застыл. Приемник гудел. Передача? Передача в мим-поле?

Колин закрыл лицо ладонями. Попытался не думать ни о чем, только слушать. Высокое гудение. Никакой модуляции. Равномерное, непрерывное. Это не передача. В какой-то лаборатории уже генерируется мим-поле, но люди еще не знают об этом.

Он вновь тронул кнопку автонастройки. Приемник в том же неторопливом ритме прощелкал остальными диапазонами. Ничего! Тогда Колин вернулся к гудящей частоте. Под гудение было приятней думать.

Итак, ориентиры уже есть. Человечество еще не знает мим-поля. Значит, до современности еще самое малое семьдесят пять лет. Полный простор для второго правила! Хотя... в конце концов, какие-то ориентиры все-таки найдены: хронокар вынырнул из субвремени не ниже чем... ну, скажем, чем за триста, и не выше чем за семьдесят пять лет до современности. Особой разницы между этими числами нет. Во всяком случае, в одном отношении - в отношении ремонта хронокара и возвращения в современность. Потому что ни триста, ни даже семьдесят пять лет назад человечество еще ничего не знало о возможности хроногации. Правда, семьдесят пять лет назад уже подбирались к принципиальным положениям. Но от этого до конкретных деталей, до готового реста еще очень далеко.

И вывод: рассчитывать можно лишь на самого себя.

Вот так порой оборачивается минус.

Какая была бы благодать, если бы он возвращался не из минуса, а из плюса. Из будущего, а не из прошлого. Триста или семьдесят пять лет не "до", а "после" современности - пустяк! Вам нужен запасной рест? Что вы, к чему вам эта старая машина? Оставьте ее нам для музея, возьмите нашу, не стоит благодарности, счастливого кути... Вот так, наверное, выглядело бы это, потерпи Колин аварию при возвращении из плюса. Наверное, именно так.

Наверное, потому что в плюс-времени никто еще не бывал. Не получается. По-видимому, там действуют какие-то иные физические закономерности. Нужна другая техника. Не все равно - нырять в воду или подниматься в воздух. И овладевают этими направлениями неодновременно и по-разному.

Плюс-время, будущее - пока мечта. Мы идем туда потихоньку. День за день, час за час. Потому что этот день и этот час уходят на создание этого самого будущего.

Жаль, конечно, но потомки из плюс-времени сидят там, у себя, и о тебе не думают. А вот если бы подумали, то сразу, в два счета, выдернули бы отсюда, спасли из беды.

А пока, если только ты не хочешь вспомнить до конца второе правило, если только ты еще думаешь о спасении товарищей - а ты не можешь не думать, - постарайся помочь самому себе.

Для этого еще раз изменим направление мыслей. Забудем о плюс-времени, забудем об ориентации. Сейчас настала пора взвесить и продумать все шансы. "За" и "против". В первую очередь - "за".

Итак, сначала собственные возможности. Колин продумал их тщательно: во-первых, потому, что думать вообще следует без спешки и тщательно; во-вторых, потому, что их было мало.

Исправить ретаймер? Без нового реста невозможно.

Выбросить маяк? Можно, если бы был маяк. Но все они работают в экспедиции, там они куда нужнее.

Вот и все собственные ресурсы. Связи, как известно, в хроногации нет. Не найден способ. Может быть, со временем найдут, после нас. Хроноланг вот он, лежит. Но использовать его нельзя. Это компактный аппарат для хронирования одного человека. Но ради этой самой компактности пришлось, увы, пожертвовать универсальностью. Хроноланг действует при плотности времени не ниже пятнадцати тэ аш. Иными словами, за зоной последней станции он уже не годится. Для того и устроена станция, чтобы на ней хронолангисты могли дождаться машин.

А какие есть возможности несобственные? Попросту говоря, на какую помощь и на чью ты можешь рассчитывать?

Да ни на чью и ни на какую. Из твоих современников никто не знает, где ты, и не станет искать тебя здесь. Потомки о тебе не знают. А от людей, живущих в этом времени, помощи тебе не дождаться: они и не поймут, и не сумеют.

Так что на чудеса рассчитывать не приходится. Что же остается? Остается второе правило.

Второе правило гласит: если остановка, вот эта самая, все же произойдет, то... Как это там было? "Минус-хронист обязан принять все меры, включая самые крайние, для того чтобы его появление осталось не замеченным или не разгаданным обитателями этого времени".

Коротко и ясно.

Колин откинулся в кресле и начал тихонько насвистывать. Не реквием, конечно, но веселой эту мелодию тоже никто не назвал бы.

Крайние меры - это значит исчезнуть. Дехронизироваться вместе с машиной и со всем, что в ней находится. Отвести предохранитель, закрыть глаза и выключить экраны.

Чего мы боимся? Что, появившись в их времени, как-то нарушим ход истории, цепь причин и следствий? Но история носит, кроме всего прочего, вероятностный характер. А мое появление здесь - крохотная случайность, таким не под силу поколебать развитие исторического процесса. История ничего и не почувствует. А если даже чуть выйдет из берегов, то очень быстро войдет в свое русло.

Колин взглянул на шкалу барохрона. На счетчик исторического времени. На мим-приемник. Не возразит ли кто? Но приборы безразлично отблескивали. Они не боялись смерти.

Нет, конечно, дело не в том, что ты поломаешь или нечаянно убьешь что-то или кого-то и от этого история пойдет по другому пути. Мы опасаемся не этого. Но вот если ты встретишься здесь с человеком и он догадается, кто ты и откуда, - это не исключено, - то начнет расспрашивать. И ты будешь ему отвечать - потому что предоставлять неверную информацию о чем бы то ни было в твое время уже не умеют. Считают недостойным. Раньше был даже такой специальный глагол для названия этого. Он давно забыт.

Ты начнешь рассказывать, а человек - понимать, что не каждый путь, каким идут сегодня, приведет куда-то, все равно - в науке ли, в технике, в искусстве... А ведь каждому хочется делать то, что понадобится завтра, и никому неохота заниматься тем, что потомки забудут навсегда.

Но иначе не бывает. Даже то, что завтра покажется ненужным, с точки зрения сегодняшнего дня правильно и необходимо. Ты прилетишь в мезолит и покажешь прекрасное стальное лезвие. И может быть, умельцу, обивающему кремень, станет обидно: он-то старается, а потом это выбросят, забудут... Но если он бросит свою работу, человеку никогда не дойти до стальных лезвий. Поэтому не надо волновать его зря. Не надо, чтобы он чувствовал свою вынужденную ограниченность. И поэтому встречаться с ним тебе не следует. И если будущее человечества - вечный мир, это не значит, что можно бросить оружие раньше времени. Но если ты выскажешь свое отношение...

Одним словом, второе правило справедливо.

5

Надо умирать; ничего не поделаешь.

Когда?

Сейчас, пока темно, пока тебя не заметили.

Хорошо.

Хорошо, пусть будет так. Я сделаю это. Но мне нужно хоть немного времени, чтобы приготовиться. Успокоиться. Как-никак умирать приходится не каждый день. Это не может войти в привычку.

Человеку, готовящемуся к смерти, не остается ничего другого, как думать о жизни. Вроде бы все в ней было так, как надо. Люди ни в чем не смогут упрекнуть тебя. Жил, как того требовала жизнь. Честно служил своему делу, ставя его превыше всего. И умер, потому что так нужно было сделать в этих условиях.

Одним словом, второе правило справедливо.

5

Надо умирать; ничего не поделаешь.

Когда?

Сейчас, пока темно, пока тебя не заметили.

Хорошо.

Хорошо, пусть будет так. Я сделаю это. Но мне нужно хоть немного времени, чтобы приготовиться. Успокоиться. Как-никак умирать приходится не каждый день. Это не может войти в привычку.

Человеку, готовящемуся к смерти, не остается ничего другого, как думать о жизни. Вроде бы все в ней было так, как надо. Люди ни в чем не смогут упрекнуть тебя. Жил, как того требовала жизнь. Честно служил своему делу, ставя его превыше всего. И умер, потому что так нужно было сделать в этих условиях.

Можно быть спокойным...

Обстановка располагала к спокойствию. Была тишина, только гудели едва слышно энергетические экраны, пока еще охранявшие машину и самого Колина от дехронизации.

Ладно.

Он протянул руку и отвел предохранитель главного выключателя. Ну вот и все приготовления. Теперь только нажать от себя...

А как же те, кто остался в глубоком минусе? Как же мальчишка, который сбежал и ждет помощи на последней станции?

И мало того. То, что оправдало бы, может быть, гибель всех нас результаты экспедиции - покоится у тебя в кармане и исчезнет вместе с тобой.

Сейчас поступить по инструкции - будет означать просто, что ты убежишь первым.

Слишком легкий выход.

"К черту инструкцию! - с облегчением подумал Колин. - Еще не вечер! Еще есть время. Хотя бы для того, чтобы сидеть здесь и сдаться последним, а не первым.

Надо дождаться рассвета. Дождаться. И посмотреть: а может быть, есть еще надежда? Может быть, уцелеют хотя бы пленки Арвэ?

Решено: ждем. Может быть, никто здесь меня и не..."

Колин оглянулся. За прозрачным куполом было темно в тихо.

Но тебе не кажется, что в одном месте - вот тут - эта темнота еще темнее?

Он вгляделся. И увидел, как из черноты протянулась рука. Он ясно различил все пять пальцев, странно согнутых. Вот костяшки пальцев коснулись купола. Белые пальцы на черном фоне. И раздался стук.

Сердце билось бешено. Колин сидел, пригнувшись, подобрав ноги.

Он все-таки оказался здесь, человек. Набрел. Дехронизация отменяется, пока он не отойдет на достаточное расстояние. Лучше всего будет, если человек уйдет совсем.

Но это от Колина не зависит. Что предпринять? Сидеть, не подавая никаких признаков жизни? Снаружи тот ничего не разглядит: в машине темно, выключена даже подсветка приборов.

Итак, переждать, пока ему не надоест стучать. Он уйдет своей дорогой, и можно будет делать свое дело.

Стук повторился.

Но если он уйдет и приведет других? Если эти другие далеко - беда невелика: когда они подоспеют, Колина уже не будет. А если они рядом и их пока просто не разглядеть?

Когда-то такая ситуация уже была. Только снаружи вместо человека топтался ящер. Тогда Колин вышел. Но с ящером разговор был краток. Впоследствии палеозоологи с удовольствием занимались его анатомией. То был ящер, не человек.

Да, переделка ничего себе: час от часу хуже. Но вроде бы так дожидаться не совсем в твоих привычках.

Колин решительно встал. Медленно прошел по кабине. Помедлил секунду - и нажал на ручку двери.

Он вышел. Вокруг был лес. Послышался хруст шагов. Стучавший, видимо, обходил машину. Предрассветная мгла начала проясняться. Колин пошел навстречу человеку.

Обходя машину спереди, он окинул взглядом уже проступивший из тьмы корпус хронокара. Это был профессиональный интерес: как удалось вынырнуть из субвремени в таком густом лесу? Н-да, этим особо не похвалишься. Левый хронатор - вдребезги. Деформирован большой виток темп-антенны. Вмятина в корпусе почти рядом с выходом энергетического экрана. Проклятые деревья!

Разглядывать повреждения дальше стало уже некогда. Предок вышел из-за левого борта. Он подходил медленно, остановился, вглядываясь, и Колин тоже стал вглядываться в него.

Человек казался неуклюжим. Он стоял, широко расставив ноги, и молчал. Наверное, ему показалась необычной тонкая фигура в отблескивающем защитном костюме, с широким, охватывающим голову обручем индивидуального энергетического экрана. Впрочем, если человек и удивился, то, во всяком случае, не испугался. Он не отступил, не сделал ни одного движения, которое можно было бы принять за признак страха или хотя бы за ритуальный жест, какой, помнится, в прошлом полагалось делать при встрече с чем-то необычным: не поднял рук к небу, не дотронулся до лба и плеч, не принял даже оборонительной позы. Он просто сделал шаг вперед, и теперь Колин, в свою очередь, смог рассмотреть его как следует.

Тяжелая одежда; очевидно, без подогрева. Интересно все-таки, смогу я определить эпоху? Нет, безнадежно. Ясно, например, что штаны есть. Но короткие они или длинные - не разобрать, потому что на ногах у человека, к сожалению, сапоги до бедер. А такие носили с незапамятных времен и чуть ли не до вчерашнего дня. Да и в минус-экспедиции было что-то подобное, только, конечно, из другого материала. За спиной висит оружие. Кажется, еще огнестрельное, поражавшее пулями. Так... Сейчас он заговорит. Как важно...

- Извините, я вас разбудил, - сказал человек и улыбнулся. Зубы его блеснули в полумраке.

Колин наморщил лоб. Слова можно было понять: хотя они показались очень длинными, корни их были общими с языком современности. Это, пожалуй, удача...

И нападать предок как будто не собирается. Тем лучше. Он ничего не подозревает. Теперь надо только вести себя так, чтобы наткнувшийся на хронокар человек и в дальнейшем не узнал истины, чтобы у него вообще не возникло никаких подозрений. А для этого - не позволять ему опомниться. Сразу занять чем-нибудь. И самому осмотреть ретаймер.

- Значит, спали, - снова сказал человек. - Я вас не стану больше тревожить. Расположился здесь, по соседству, но оказалось, что огня нет то ли потерял спички, то ли дома забыл...

- Нет, - проговорил Колин, - я не спал. Вздремнул немного. Так и думал, что кто-нибудь подойдет. Мне нужна помощь. А огонь я вам дам.

Он достал из кармана батарейку, нажал контакт. Неяркий венчик плазмы возник над электродом.

- Зажигалка интересная, - сказал человек, прикуривая. С удовольствием затянулся. - Иностранец?

- Как?

- Ну, турист? Путешественник?

- Пожалуй, так, - согласился Колин.

- Понятно, - проговорил человек и взглянул почему-то вверх. - Машина любопытная, мне такие не встречались. Издалека?

- А... да, довольно издалека. (Так правильно?) Так вы сможете мне помочь?

- Почему же нет? Пожалуйста... А в чем дело?

Он снял с плеча оружие, прислонил к дереву.

- Вот, - сказал Колин, указывая на виток. - Видите эту дугу? Помялась. Надо выпрямить.

- Инструмент у вас есть? - спросил предок. Он разложил свое верхнее одеяние возле хронокара. - Давайте...

"Хорошо, - подумал Колин. - Пока работает, он ни о чем не спросит. Хотя бы о том, как я попал сюда, в чащу леса, без дороги, на такой неуклюжей машине... Или откуда попал... Значит, можно браться за ретаймер".

Он начал осмотр с внешних выходов. Так, здесь все в порядке. Ну, перейдем к главному...

В ретаймерном отделении было тепло. Колин протянул руку и сразу нащупал рест. Он уже не обжигал, хотя был еще сильно нагрет. Колин стал слегка прикасаться пальцами к ячейкам. Они осыпались под самым легким нажимом слышно было, как крупинки вещества падали на пол. Да, сгорел. Мир праху его, сказал бы Сизов.

Странно: это было ясно заранее, и все же только сейчас Колина охватил ужас. Такой сильный, что Колин замер в оцепенении. Но опомнился, услышав легкое покашливание. Он поднялся и вышел из машины, стараясь выглядеть как можно безмятежнее.

- Ну, это я сделал, - сказал предок. - Подручными средствами, как говорят. Готово... - Речь его странно замедлилась, он смотрел в одну точку, смотрел не отрываясь.

Колин проследил за направлением его взгляда и почувствовал, как холодеет спина: сквозь блестящий титановый щиток хронокара проросла былинка. Она уже была здесь, когда хронокар выходил из субвремени, и что-то в нужный момент не сработало в уравнителе пространства-времени; щиток не примял былинку, а заключил ее в себя - слабый стебелек пронзил металл, словно сверхтвердое острие... Колин почувствовал, что краснеет, но предок все смотрел на былинку. Сейчас спросит. Опередить его...

- Кстати, кто вы? - спросил Колин. - Работаете здесь?

- Нет. Иногда приезжаю отдыхать.

- А чем вы занимаетесь, когда не отдыхаете?

Кажется, предок взглянул на Колина с некоторым подозрением. Ответил он не сразу.

- Работаю... в одном учреждении.

- В какой области науки?

- В ящике.

Колин не понял, но решил не переспрашивать. Очевидно, у них не принято говорить на эту тему. У всякой эпохи свои обычаи. Надо быть внимательнее.

- Да, - сказал Колин. - Здесь вы отдыхаете... ("Если бы он тут не болтался, как знать - может, я и проскочил бы, не было бы этого уплотнения времени, на котором сгорел рест. И сидеть бы мне сейчас в стартовом зале Института Хроногации и Физики Времени...) Наши, возвращаясь из звездных экспедиций, тоже любят пожить в лесу. Кстати, что слышно о последней звездной?

Назад Дальше