Еще одним важным центром, уже не административным, а исключительно торговым, был Малый Сарай, или Сарайчик, расположенный в северо-западном Казахстане, на тогдашней дороге в Хорезм. Несмотря на несолидное название, это был огромный город-рынок, надолго переживший оба «больших» Сарая.
При этом нельзя сказать, чтобы ханы, князья и вельможи полностью превратились в городских жителей. Половину года они перемещались вместе с пасущимися стадами, живя в юртах; в города же переезжали зимой. Этот полукочевой-полуоседлый образ жизни сохранялся у ордынских владык до самого конца.
Первый хан
«Иго», то есть период жесткого угнетения завоеванных русских земель, продолжалось до тех пор, пока Кипчакская Степь оставалась на положении автономного «вице-королевства», которое должно было переправлять в метрополию значительную часть собранной дани и насильно изъятых людей (рекрутов, ремесленников, просто рабов).
С превращением улуса в независимое царство поведение ханов меняется. Из надсмотрщиков они становятся хозяевами и начинают вести себя более рачительно. Именно в этом – если совсем упрощенно и коротко – состоит главная причина того, что иго сменилось более мягким режимом.
Исследователь Золотой Орды В. Похлебкин предпринял попытку разобраться в весьма запутанном вопросе о преемственности ханской власти и составил хронологическую таблицу царствований. Он перечисляет 48 государей (не считая всякого рода мятежников и сепаратистов смутных времен), но в этой длинной череде не так много имен, оставивших важный след в отечественной истории. В эпоху автономии бывали длинные периоды, когда ханы почти не вмешивались в русские дела.
Однако на начальном этапе русско-монгольских отношений, во время оккупации и перехода от оккупации к автономии, личность правителя Орды имела для Руси огромное и даже определяющее значение, поэтому с тремя первыми ханами нам придется познакомиться поближе.
И прежде всего, конечно, с основателем Кипчакского царства.
Хан Бату является одной из ключевых фигур всей русской истории. Вероятно, этот Чингизид может считаться таким же отцом-основателем российской государственности, как князь Олег, создатель Киевского княжества. (Впрочем, это вопрос дискуссионный; мы рассмотрим его в заключительной главе.)
Во время нашествия Бату был еще молод, что-то под тридцать лет, и подлинным главнокомандующим, как мы помним, являлся великий полководец Субэдей. Сам Бату-хан, по-видимому, особенной воинственностью не отличался. По окончании Западного похода он уже не пытался захватить новые территории и в основном занимался внутренними монгольскими проблемами – участвовал в борьбе за престолонаследие.
Спокойная жизнь для Бату наступила лишь после 1250 года, когда на Каракорумском троне утвердился дружественный хан Мункэ.
Политика Бату-хана в отношении Руси была примитивно хищнической. Заинтересованный в хороших отношениях с Каракорумом, хан старался послать туда побольше ценностей и людей, выжимая из колонии все соки: постоянно присылал баскаков, сборщиков дани, взымал экстраординарные выплаты.
В наших источниках, знающих Бату-хана как кровавого завоевателя и сурового притеснителя, он зовется «безбожным» (что с христианской точки зрения правда), а также «лживым и немилосердным» (что справедливо лишь отчасти). Лживым он точно не был, ибо всегда действовал по правилам Великой Ясы. С «немилосердием» тоже не всё так просто. В тюркских легендах и восточных хрониках за Бату утвердилось прозвище Саин-хан, что означает нечто прямо противоположное: милосердный, великодушный государь.
Противоречия здесь нет. Бату был жесток с чужими и добродушен со своими. Когда русские перестали быть врагами и сделались подданными, он и к ним начал относиться, в общем, по-доброму. В те времена это, разумеется, означало доброе отношение не к народу, а к князьям.
После того как хан собрал у себя в Сарае восточнорусских Рюриковичей, привел их к присяге и выдал ярлыки на княжение, он рассматривал их как своих вассалов и никакой дискриминации не подвергал. Ярослава Всеволодовича, назначенного великим князем владимирским, держал в особой милости и – знак высокого доверия – в 1246 году даже отправил на великий курултай.
Великодушно обошелся он и с Даниилом Галицким, который пытался оставить свои обширные владения вне зоны оккупации и даже позволил себе биться с монгольскими отрядами. Бату удовольствовался тем, что принял от Даниила личные изъявления покорности, после чего оставил Волынь и Галицию в покое.
Очевидцы про хана Бату
В зрелые годы Бату жил мирно. Плано Карпини, посетивший его двор, пишет: «Шатры у него большие и очень красивые, из льняной ткани, раньше принадлежали они королю венгерскому… На средине, вблизи входа в ставку, ставят стол, на котором ставится питье в золотых и серебряных сосудах, и ни Бату, ни один татарский князь не пьют никогда, если пред ними не поют или не играют на гитаре. И когда он едет, то над головой его несут всегда щит от солнца или шатерчик на копье».
Побывавший в Орде семь лет спустя де Рубрук находит хана уже живущим в очень большом городе (Сарае-Бату), правда, пока еще состоящем из юрт. Однако пышность «шатерчиком на копье» уже не ограничивалась.
«Сам же он [хан] сидел на длинном троне, широком, как ложе, и целиком позолоченном; на трон этот поднимались по трем ступеням; рядом с Бату сидела одна госпожа. Мужчины же сидели там и сям направо и налево от госпожи; то, чего женщины не могли заполнить на своей стороне, так как там были только жены Бату [всего их у хана было двадцать шесть], заполняли мужчины. Скамья же с кумысом и большими золотыми и серебряными чашами, украшенными драгоценными камнями, стояла при входе в палатку. Итак Бату внимательно осмотрел нас, а мы его; и по росту, показалось мне, он похож на господина Жана де Бомона (в оригинале: «et il me parut qu’il etait de la taille de Jean de Beaumont»), да почиет в мире его душа. Лицо Бату было покрыто красноватыми пятнами».
Предпоследняя фраза была бы очень интересна как единственное сохранившееся описание внешности завоевателя – если б мы, подобно адресату Рубрука, знали, как выглядел покойный маршал французского короля Жан-Гийом де Бомон. Очевидно, его рост был необычен – или очень мал, или очень велик.
Коротышка или верзила с красными пятнами на лице – к сожалению, это всё, что мы знаем о внешности человека, сыгравшего роковую роль в судьбе Руси.
Умер Бату не дожив до пятидесяти, в 1255 или 1256 году. Ему наследовал сын Сартак, чье царствование сулило Руси много хорошего. Царевич был христианином и дружил с Александром Ярославичем (Невским). Но Сартак не поладил со своим дядей Берке, человеком бывалым и хитроумным. Скоропостижная смерть нового хана безусловно выглядит подозрительно. К этому времени Чингизиды отлично научились использовать яд для решения политических споров.
Маленький Улагчи, сын Сартака, и его бабка-регентша тоже продержались недолго. Мальчик внезапно умер, а с хатун Берке уже не церемонился – велел схватить и убить.
Берке
Погодок Бату-хана, Берке, кажется, сильно отличался от старшего брата характером – был властен, честолюбив, коварен, жесток не только с чужими, но и со своими.
Важные перемены во внешней политике Орды произошли и вследствие того, что Берке отошел от религии предков и принял ислам, не сделав его, однако, официальной религией государства (это произошло позднее, в правление хана Узбека).
Отряды Кипчакского ханства участвовали в походе Хулагу на Ближний Восток, но при этом Берке выказывал явную симпатию к последователям Пророка. Считается, что причиной ссоры с Хулагу стало убийство калифа багдадского, возмутившее Берке как правоверного мусульманина. В дальнейшем Берке поддерживал уже не Хулагу, а противостоящий ему мамелюкский Египет.
Впрочем, более вероятным объяснением межмонгольского конфликта является территориальный спор из-за Азербайджана, на который зарился Берке, Хулагу же не желал расставаться с этими богатыми землями.
Эпизод с умерщвлением ханши Боракчин, регентши при малолетнем Улагчи, тоже связан с противостоянием двух властителей. После смерти внука она бросилась за помощью к Хулагу, однако люди Берке догнали ее и предали казни.
Когда разгорелась борьба за трон между Хубилаем и Ариг-Бугой, Хулагу и Берке, естественно, оказались в разных лагерях, что довело их вражду уже до вооруженного столкновения.
Боевые действия развернулись в Закавказье и шли с переменным успехом. Смерть Хулагу в 1265 году не привела к миру, Берке продолжал воевать и со следующим ильханом. Но в 1266 году в Тифлисе старый хан заболел и умер, после чего ордынское войско вернулось домой.
Помимо войн (Берке еще ссорился с Византией и с сельджуками) этот хан много строил. В Новом Сарае, затмившем своим великолепием столицу Бату, он возвел множество дворцов и в особенности мечетей, при этом, однако, не нарушая принципов веротерпимости. За всё это хану Берке симпатизирует Карамзин, которого всегда приятно процитировать: «Сей Батыев преемник любил Искусства и Науки; ласкал ученых, художников; украсил новыми зданиями свою Кипчакскую столицу и позволил Россиянам, в ней обитавшим, свободно отправлять Христианское богослужение».
Для нас же существенней всего то, что, активно занятый войнами и дипломатией, Берке почти не занимался Русью, где в годы его правления мало что изменилось.
Иго продолжалось.
Менгу-Тимур
Ослабело оно при следующем правителе Менгу-Тимуре (1266–1282?). Этот хан был внуком Бату (Берке сыновей не оставил).
Новый правитель придерживался традиционных монгольских верований, союз с мусульманским Египтом он разорвал и заключил мир с ильханом.
Менгу-Тимур больше интересовался торговлей, чем войной. При нем важным рыночным центром стал Крым, где хан покровительствовал генуэзским купцам, которые создали в Каффе (Феодосии) главный пункт всей черноморской коммерции, соперничавший с Константинополем.
Особое внимание Менгу-Тимур проявлял к Новгороду, северному пункту волжско-балтийского транзитного пути. Хан, с одной стороны, следил за тем, чтобы новгородцы не выходили из-под контроля владимирского великого князя, ближнего вассала Орды, с другой стороны, не давал Владимиру слишком притеснять купеческую республику.
Русская летопись говорит, что в 6774 году (1266) умер царь татарский «Беркаи» и «бысть ослаба Руси от насилия бесермен» – очень важное сообщение, означающее, что с этого времени Иго заканчивается.
В царствование Менгу-Тимура отношение Орды к русским землям действительно изменилось. Они перестают восприниматься как зона грабежа.
В положении самостоятельных монархов, фактически независимых от великого хана, ордынские правители становятся бережливее ко всем областям своей державы, не только к русским. Ханской казне требовался регулярный и стабильный доход; для этого было нужно, чтобы подвластные территории не истощались, а богатели. Если прежде взимание податей на Руси поручалось откупщикам (например, купцам-мусульманам, являвшимся в сопровождении монгольских отрядов), то теперь казенными сборами стали ведать чиновники. В середине семидесятых годов Менгу-Тимур провел в русских провинциях новую перепись, чтобы упорядочить налогообложение и рекрутский набор.
Может быть, самым главным симптомом изменения ордынской политики на Руси явился ханский ярлык, предоставивший православной церкви ряд льгот.
Духовное сословие освобождалось от воинской повинности; переставало платить дань; оскорбление священника или святыни каралось смертной казнью. Привилегированное положение духовенства побудило его лояльнее относиться к ханам (тем более что, согласно христианскому догмату, всякая власть от Бога), а кроме того постепенно превратило русскую церковь в чрезвычайно богатую и политически влиятельную организацию, каковой в до- монгольские времена она не являлась.
Военные предприятия Менгу-Тимура носили сугубо прагматический характер.
Он заставил Византию, где после полувека западноевропейской оккупации восстановилась власть греческих императоров, обеспечить хорошие условия для крымской торговли; приструнил активизировавшуюся Литву; вернул к покорности аланов, которые, пользуясь ссорой хана Берке с ханом Хулагу, отложились от Орды и препятствовали движению караванов через Кавказ.
Изменение статуса Руси обозначилось и в этих походах. Если прежде монголы просто забирали мужчин в рекруты, превращая их в ордынских воинов, то теперь русские князья со своими дружинами присоединялись к татарскому войску в качестве вассалов.
Однако переход от режима оккупации к режиму автономного существования свершился не только благодаря переменам в монгольском мире. Большую роль сыграло поведение великих князей: Ярослава Всеволодовича и в особенности Александра Ярославича, которому, вероятно, принадлежит главная заслуга избавления Руси от Ига.
На Руси
После катастрофы
В сохранившемся фрагменте сочинения, которое было написано сразу после завоевания, «Слове о погибели Русской земли», уничтоженная страна описывается поэтически: «О, светло светлая и украсно украшена, земля Руськая! И многыми красотами удивлена еси: озеры многыми удивлена еси, реками и кладязьми месточестьными, горами, крутыми холми, высокыми дубравоми, чистыми польми, дивными зверьми, различными птицами, бещислеными городы великыми, селы дивными, винограды обителными [монастырскими садами], домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами. Всего еси испольнена земля Руская, о прававорьная вера хрестияньская!»
Конечно, жанр панегирика предполагает идеализацию и украшательство – домонгольская Русь была не землей «светло светлой», а государством, мучительно переживавшим раздробленность со всеми присущими такому периоду проблемами. И всё же это был регион довольно высокой культуры, со множеством населенных городов, с развитыми ремеслами, удивительным для Средневековья уровнем грамотности и к тому же безусловно принадлежавший к европейскому миру.
В результате Батыева нашествия, прошедшего двумя волнами, древнерусская цивилизация была разрушена – «всё изъобнажено и поругано», как говорится в Новгородской первой летописи.
Правда, могло быть и хуже.
Напомню, что к этому времени монголы уже не уничтожали и не угоняли в рабство поголовно всё население, и Русь избежала горестной судьбы цветущего Хорезма.
Количество людских потерь во время войны 1237–1240 годов тем не менее было огромно. Достоверно оно неизвестно, но историки предполагают, что монголы убили около полумиллиона русославян. Население домонгольской Руси, опять-таки по реконструкциям, оценивается от 8 до 10 миллионов человек (первую цифру называет историк демографии Джосайя Рассел, вторую убедительно обосновывает Георгий Вернадский – я приведу его расчеты чуть ниже). Если прибавить к погибшим десятки тысяч угнанных в неволю, получается, что Русь лишилась 5–6 процентов обитателей. Это очень болезненный урон, но, например, Венгрии вторжение обошлось намного тяжелее: предположительно всего за год она потеряла около четверти населения.
Зато Венгрия осталась независимой и потому быстро возродилась. На Руси же произошло много необратимых перемен – на первых порах исключительно к худшему.
Убитые были убиты, вместо них рождались новые люди, но во времена Ига существовала обязательная рекрутская повинность, согласно которой каждый десятый мужчина забирался в монгольское войско и навсегда исчезал, отправленный воевать куда-нибудь в Китай или на Ближний Восток. Таким образом, пятипроцентная убыль населения становилась константой. При этом нация теряла сильных, молодых, здоровых мужчин. Это приводило хозяйство в упадок, а заодно ослабляло ресурс сопротивления.
Почти все главные города были сожжены и опустели; церкви и монастыри, очаги культуры, разрушены; большинство доблестных князей пали; воинские дружины, поддерживавшие в стране порядок, полегли.
Деревни пострадали меньше, да и восстанавливать их было легче, а вот для городской культуры нашествие стало сокрушительным ударом. Отныне Русь перестает быть «Страной городов», как ее именовали в прежние времена, и становится страной деревень.
Бывший стольный Киев, один из первых городов Европы, после резни 1240 года превратился в село. Плано Карпини, проезжавший мимо шесть лет спустя, пишет: «Мы находили бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавшие на поле; ибо этот город был весьма большой и очень многолюдный, а теперь он сведен почти ни на что: едва существует там двести домов, а людей тех держат они [монголы] в самом тяжелом рабстве».
Ужасающе понизился уровень грамотности. Большинство книг сгорели, школ больше не было. Читающие и пишущие люди скоро станут редкостью и будут почти исключительно из духовного сословия.
Монголы, которым вечно не хватало металла, отбирали у населения железные инструменты, вплоть до топоров – это отразилось на низовом, домашнем производстве.
Страшный урон русскому хозяйству нанесла монгольская тактика изъятия всех искусных мастеров, которых переправляли в далекую Монголию. В результате этой потери на Руси вовсе исчезли или очень нескоро возродились целые ремесла и направления прикладного искусства. Б. Рыбаков и Г. Вернадский включают в этот перечень изготовление скани и перегородчатой эмали, чернения, глазированной цветной керамики, ювелирных изделий – всего, чем славились древнерусские мастерские. Остановилось даже собственное производство тканей – не стало ткачей. Ичезает каменная резьба, благодаря которой так нарядно выглядели храмы. Каменное строительство вообще прекратилось почти повсеместно (за исключением не тронутого Северо-Запада). Те же ремесла, которые уцелели, сильно де- градировали. Без опытных мастеров утратились тонкие технологии, изделия стали примитивнее.