Но вот пришла гуманная виртуальная послевоенная эпоха. И может быть, настоящие сверхчеловеки — мирные герои виртуальной вселенной, сделавшие себя сами, звезды Шварценеггер и Майкл Джексон? Может быть, спрашивали представители второй волны ницшеанства, постмодернисты (Барт, Делез, Фуко и др.) — это борцы за политкорректность, модные художники и литераторы?
Вся эта галерея «сверхчеловеков», имея в себе те или иные черты того, о чем говорил Ницше, тем не менее не удовлетворяет краткому определению сверхчеловека: «Цезарь с душой Христа». Что означает это определение? Это совершенная, абсолютная воля (Цезарь) и избавленность от духа мести (Христос). Но разве не есть это вместе с тем лучшее определение традиционного русского человека? Например, А. Суворова, не знающего поражений и благородно прощающего всех своих врагов? Разве не есть это Пушкин, отважно идущий на дуэль и который «не желал бы переменить ни судьбу, ни отечество»? Может, это шизоидный Достоевский, воплощающийся во всех своих персонажах? Может, сверхчеловек — это «диалогичный карнавальный человек» Бахтина? А может, простые русские женщины, дети которых воевали на фронте, но которые (что несказанно потрясло немцев) перевязывали раненых немецких солдат и голосили над убитыми? Может, это русский солдат И. Масалов, памятник которому стоит в Трептов-парке, спасший немецкую девочку? Разве это не «Цезарь с душою Христа»? Впрочем, похоже, настоящий тип нам еще не явлен, да и прошло только 100 лет из тех 200, что Ницше определил как сферу господства своей философии. Вероятно, потенции ницшеанства еще не раскрыты.
Пункт 22. Об отношении к Марксу надо сказать отдельно, не только потому, что в этом пункте выяснялось его отношение к Гегелю, но и потому, что марксизм сыграл не последнюю роль в судьбе нашей Родины.
Ницше не читал Маркса, потому как с предубеждением относился ко всякому социализму и экономизму. Сама идея, что материальные потребности правят миром, могла бы показаться ему чудовищной глупостью. Материальное интересует только глупого раба, который, естественно, ничем не правит. Все решения принимает элита, а элиту материальное, которого у нее в избытке, волнует меньше всего. Указание на то, что мелкие людишки, желающие материального, объединяются в классы и массы, а это уже сила, вызвало бы у Ницше возражение: это и есть тот самый нигилизм и упадок, о котором он все время говорит.
Вульгарный марксизм, таким образом, — религия рабов, симптом и выражение мирового заката, декаданса, самая низкая и опустившаяся форма христианства, которая уже даже обходится без Христа. В идеалах коммунизма господствует рабочий, рабский принцип реальности, отсрочка, откладывание на потом ради идеала, сказки, фикции. Забывается истина этого мира о том, что все идеалы и ценности полагаются волей и служат ей. Мир идеалов, которым надо служить, придумывают жрецы, всякие Платоны, ап. Павлы и Лютеры, эти полугоспода, живущие за счет «продажи» своих ценностей и идеалов рабам, питающие их сладким ядом, дающим забвенье от реальности.
Честная политика состоит в том, чтобы толкнуть падающего, а не помогать ему социальными программами и сказками о будущем рае. Ницше пророчил, что в XX веке человечество содрогнется от мировых войн, которые будут вестись не за материальные блага, а за жизненное пространство и новые ценности. Миллионы будущих жертв его не пугают, все великое рождается из крови и судорог старого мира. «Любовь к ближнему» Ницше предлагает заменить на «любовь к дальнему», к тому сверхчеловеку, что придет после окончания эпохи нигилизма и декаданса. После окончания европейских демократий и социализмов с коммунизмами.
Сравнив две позиции, Гегеля и Ницше, по разным вопросам, касающимся власти, современности, истории, мы не можем не обнаружить некую неувязку. Она касается России и марксизма.
С точки зрения и Гегеля, и Ницше, а в первых пунктах они согласны друг с другом, Россия — страна, состоящая из господ. В самом деле государственность ее идет от викингов, которые по профессии были воинами. Как ни одна другая страна мира, Россия чаще всего отстаивала свой суверенитет в смертельных поединках. Даже период монгольского ига (хотя многие ученые склонны называть это скорее геополитическим союзом, так как Орда развивала коммуникации, защищала границы, в то же время не уничтожала Церковь, государственную княжескую власть: в пересчете на нынешние деньги и дань-то была смешной — два доллара с человека в год) можно трактовать как период юношества России, когда учение и подчинение (без слома) полезно будущему господину.
Тяжелые условия северной жизни, частый голод и холод воспитывали тех, кто постепенно, через работу овладевал предметом и становился господином. Отсюда постоянные пассионарные толчки, колонизация земель, вольнолюбивое казачество и проч. Одним словом, если прав Гегель, и путь к господству лежит через рабство, то Россия была бы идеальной страной, в которой первой должен был произойти переход к «современному государству» с точки зрения Гегеля. Однако этого не произошло. Она так и осталась страной социальной, то есть страной, где господа завязаны друг на друга и являются рабами друг друга.
С другой стороны, если прав Ницше, и именно русские сохранили в себе феодализм и свойственные ему аристократичность и первозданную дикость, то гниющая Европа должна была стать добычей славян. А Россия впала в коммунизм, что наверняка бы разочаровало Ницше, доживи он до этого дня.
Поразительно вот еще что: Россия не только обманула ожидания и теории двух великих философов, но и выиграла две войны. Одну у Наполеона, которого Гегель считал воплощением и идеалом своей философии, другую у Гитлера, который, как ни крути, был довольно ярким воплощением ницшеанской воли-к-власти и таким же, как Ницше, ненавистником коммунизма.
Впрочем, можно ли считать наш русский коммунизм вульгарным материализмом? Не было ли это маской, прикрытием чего-то совершенно другого? Древнегреческий оратор Исократ посвятил большую речь («Панегирик») восхвалению Афин, победивших персов. Он задался вопросом: а почему греки победили, хотя должны были проиграть по всем раскладам? Длинная речь резюмируется тезисом: побеждает всегда более свободный народ. Но Россия-то победила Гитлера, на которого работала вся Европа. И это при том, что всевозможные Дании, Бельгии, Чехии и Польши, эти «цивилизованные, свободные страны» сдались Гитлеру за несколько недель! Брестская крепость сопротивлялась Гитлеру дольше, чем вся могущественная Франция! Точно так же было и в других войнах в нашей истории (с Наполеоном, Карлом и проч.). Можно ли вообще после этого всерьез слушать речи про «Россию страну рабов»? Не являются ли записными рабами как раз всевозможные прибалты и мелкие европейские государства, с удовольствием ложащиеся под первого попавшегося завоевателя или «сверхдержаву»?
Можно ли всерьез представить, что это «рабы», одержимые «материальными потребностями», которые, дескать, являются «базисом общества», бросались под танки, шли на пулеметы и воздушные тараны? А может быть, А. Стаханов совершал свои трудовые подвиги для повышения зарплаты? А выход в космос, выдающиеся достижения в математике, физике послевоенных лет? Это что, тоже делали ученые, инженеры, одержимые деньгами и карьерой?
Нет, рабская психология и вульгарный коммунизм тут ни при чем. СССР в лучшие годы был не страной рабов, а «страной героев, страной мечтателей, страной ученых» (как пелось в знаменитом «Марше энтузиастов»).
Если уж СССР и превратился в социалистическую страну рабов и потребителей материальных благ, то уже в 1970-е и 1980-е, под влиянием западной доктрины «общества потребления». Чем все кончилось в 1990-е, известно. Но даже в это смутное время были и остаются феномены, которые показывают «господскую сущность» народа. И дело даже не в брутальных парнях в малиновых пиджаках, которые правили бал в 1990-х. Все гораздо неприметнее и шире.
Один известный сценарист как-то поделился своим наблюдением. Дескать, его потрясло в Японии, как точно и быстро японская девушка кассирша продавала билеты на поезд. Нет у нее очередей, все предельно вежливо, и она целиком сосредоточёна на своих функциях. А у нас? Точно такая же девушка создала в кассе очередь, а у самой в ящичке под столом лежит какая-то книжка, куда она время от времени заглядывает. Безобразие! «Может быть, хватит? — витийствует сценарист, — хватит читать книжки, займемся своими прямыми обязанностями? Тогда и жить будет комфортнее и легче и страна наша наконец-то станет «нормальной»»?
Еще пример. Две автомастерские стоят в 100 километрах друг от друга. Одна эстонская, другая русская, в Псковской области. В эстонской ремонт дешевле, и если болт не закручивается, то эстонец выкрутит его, смажет и будет аккуратно закручивать обратно. Наша фирма дороже, и аналогичный капризный болт просто забьют молотком… Вот какие эстонцы молодцы, какие цивилизованные! Не повезло нам с народом! Были бы мы как эстонцы, у нас бы сразу настала демократия и повысилось благосостояние!
Еще пример. Две автомастерские стоят в 100 километрах друг от друга. Одна эстонская, другая русская, в Псковской области. В эстонской ремонт дешевле, и если болт не закручивается, то эстонец выкрутит его, смажет и будет аккуратно закручивать обратно. Наша фирма дороже, и аналогичный капризный болт просто забьют молотком… Вот какие эстонцы молодцы, какие цивилизованные! Не повезло нам с народом! Были бы мы как эстонцы, у нас бы сразу настала демократия и повысилось благосостояние!
Или вот еще одна узнаваемая сценка: я купил сборный мангал для шашлыка. Начинаю собирать его на даче и обнаруживаю, что в мешочке вместо четырех гаек и четырех болтов лежат восемь болтов и две гайки. Как это по-русски! Но я представил себе рабочего, который укомплектовывал мангал. Он просто взял горсть каких-то болтов и гаек, запихнул в мешочек, и в голове его пронеслась мыслишка: «Что я их считать что ли буду?».
Вот именно: не царское это дело! Вот если блоху аглицкую подковать, этот рабочий ночами бы не спал, вот если бы звездолет невиданный построить, он бы все винтики собственными руками выточил!
В самом ли деле мы хотим, чтобы эти люди, с их полным отсутствием именно рабской психологии, превратились в «нормальных и цивилизованных» эстонцев и японцев? Проект превращения России в страну лавочников и машиноподобных менеджеров и исполнителей изначально был обречен на неудачу. Тут никто не будет с охотой делать то, что уже делалось, делается и что возможно делать. Тут надо ставить целью сотворить невозможное! Только такая цель соответствует требующей постоянного самовозрастания воле.
А «русский сервис»? Ненавязчивый насколько возможно. Сервис прекрасно удается японцам, китайцам, арабам, всем азиатам. С ним неплохо справляются и дрессированные европейцы. Есть только один народ в мире, органически неспособный к сервису — русские. Потому что «серв» означает «слуга», а мы не способны быть слугами.
(Александр Блок)Вот уж поистине Россию «аршином общим не измерить» (Тютчев). Нет, какие-то феномены, безусловно, и Гегель, и Ницше объясняют. Истины (а их теории — это истины) всегда, так. Можно сказать, что человек — «двуногое и бесперое существо», и это будет истина. Можно сказать, что человек «единственный примат, имеющий мочку уха». Это тоже истина, и она верна. Но ни то ни другое не схватывает сути. Что-то очень важное пропускается этими теориями. В таких случаях феноменология предписывает взять сам исключительный феномен за основу и развивать соответствующую теорию из него. Возможно, тогда через российский опыт ученые объяснят не только отечественную историю, но и историю других стран.
Гуманитарное лидерство Запада в истории
«Россия отличается от Запада тем, что она более субъективна, человечна, душевна, эмоциональна, идеалистична, романтична… Вот Запад, тот да, рационален, механистичен, научен, прагматичен, насквозь материален. Если надо разум, расчет, науку, технику, машину, то это на Запад, а если песню, душу, человечность, то это в Россию». Это убеждение, которое разделяют и элита и широкие слои общественности в России, вредное по своей сути и по воздействию на умы. Оно было оформлено в конце XIX — начале XX века плеядой русских философов и историков, а именно Хомякова, Аксакова, Соловьева, Ключевского, Бердяева, Франка, Булгакова и других.
Тютчев писал эти строки в противовес Западу и четко фиксировал, что на нашей стороне любовь, а на их стороне — насилие. Однако это опус из серии «поучи жену щи варить», потому что Запад всегда был силен именно в гуманитарной сфере, а насилие («жандарм Европы») воплощала тогда Россия. Сам Тютчев предпочитал жить на Западе. Да и красивые слова о любви, которая везде и во всем, он почерпнул у своего любимого философа Шеллинга — философа опять же западного. Шеллингом восхищались и Соловьев, и Бердяев и все творцы «русской идеи».
Эти мыслители, начиная с П. Чаадаева (его «Философические письма») задались вопросом: «А для чего вообще Россия существует в мире? Зачем Бог ее создал? В чем ее призвание, миссия?». Естественно, «самобытность» стали искать с помощью сравнения с другими (прежде всего с Европой). А поскольку все названные товарищи были европейски образованны, знали по нескольку языков, учились у немецких профессоров и проч., то и сравнивали они Россию с Западом с помощью терминологии, которую в этих университетах усвоили, и в том отношении, в каком сама Европа себя с кем-либо сравнивала.
Например, есть в европейской философии противоположности субъективного и объективного, разума и эмоций, знания и веры. Сама Европа предписывает себе ориентацию на объективное познание с помощью разума. Русские «искатели самобытности» тут же объявляют, что оставшиеся бесхозными вера, субъективность и эмоции принадлежат России. Причем, принадлежат давно, и они лучше, чем знание, разум и объективность. Вот и весь фокус.
Никто из них даже и не задумался над тем, что прилагают к России «европейский метр» вместо того, чтобы, наоборот, попытаться Европу измерить «российским аршином». А для этого нужно породить сам «аршин», то есть собственную систему категорий, и сформировать ее на основе осмысления Бытия. А это и есть работа настоящих философов, которой наши «философы» как раз и пренебрегли.
Гораздо легче взять уже готовое западное учение и по принципу «баба Яга против» объявить своим все, что сам Запад оставил «на столе» недоеденным. Только теперь уже объедки объявляются настоящим блюдом, а все западная пища, напротив, — помоями. Короче, все с противоположным знаком! Вы, дескать, на Западе, говорите, что эмоции — пена на поверхности океана познания, а мы, русские, говорим, что эмоции — это океан, на котором ваши знания — пена! Кто прав — неизвестно, но у нас «своя точка зрения». И нам льстит, если появляется кто-то и говорит, что, скорее всего, «истина посередине», скорее всего, «правы и те, и те» и «надо друг друга дополнять». Более того, у нас и появляются эти «объединители» (см. например, «Философию всеединства» Соловьева). Постановка нас на одну доску с ними выглядит внушительно. Дескать, вот западная философия — у нее одна точка зрения, а вот русская — у нее другая. Они минимум «равновелики», «дополняют друг друга», «видят две стороны одной истины». Ай, Моська, знать она сильна!..
Несколько лет назад в одном гуманитарном журнале была опубликована статья «величайшего современного африканского философа»: кажется, Сенгора (имя не потрудился запомнить по той же причине, по какой никто в мире не «нагружает» себя запоминанием имен русских философов, в отличие от имен Платона, Канта, Гегеля и проч.). В предисловии говорилось, что философ этот представляет «голос Африки», которая раньше была «угнетаема колониализмом». А теперь, дескать, благодаря таким людям как этот «все стали понимать, что Африка — целый континент со своей культурой». Что она самобытна, а «самобытность надо беречь», что это «иной мир», «альтернативный Западу», «со своей точкой зрения»… За эти вот взгляды африканцы безумно любят своего первого великого философа.
Что же такого интересного было в статье? Естественно, пассажи типа «в отличие от белых, негры не рациональны, а эмоциональны»… «Они не такие объективные, как белые, но зато очень субъективны, что тоже очень важно». В нефах, в отличие от белых, «развита интуиция»… Если «белые материальны, прагматичны, то африканец очень духовен, он ставит веру выше разума…», что «белые и негры друг друга дополняют». И прочее. Такое ощущение, будто читаешь книгу Бердяева «Русская идея». Только заменили «негров» на «русских» и все. Абыдно, да?!
Так что же, негр от русского не отличается? Отличается. Мы все знаем это абсолютно точно. Но дело как раз в том, что самобытность, как России, так и Африки, исчезает именно потому, что эти сенгоры и бердяевы, все эти «славянофилы» и «негрофилы» вместо того, чтобы действительно выражать самобытность самобытно, используют чуждую этим самобытностям европейскую категориальную сетку, в которой для всех не-европейцев заготовлено общее прокрустово ложе.